Клеща

– Нас никто не посвящал в цель, которую преследовали ученые. Сказали только, что все делается ради науки, прогресса и во благо жизни. Вообще-то, ученые хотели провести эксперимент тихо, мирно. Но в какой-то момент все вышло из-под контроля. А сейчас вам лучше всего обратиться в больницу, из которой вы ушли… Я могу вывести вас сразу на нужных людей.

– Нет, спасибо, мы как-нибудь сами разберемся, – сказал господин Брыкин. Помолчал и все же спросил: – А мое меняющееся состояние можно остановить?

– Не знаю. Но в больнице вы…

– Ясно, – перебил он, – не подходит вариант.

– Я вот только не понимаю, – вмешалась в разговор Люсьена. – Почему ты так испугалась мою Клещщу? – женщина не заметила, как дала маленькому животному некое подобие имени.

– Это уже не то существо, – пристально смотря на баночку в руках Люсьены, произнесла соседка. – До момента заключения договора их представителей с нашими, клещ был другим. Сейчас с ним что-то происходит – какая-то мутация. В свой адрес я чувствую волну агрессии. Но на вас, особенно на Люсьену, она не распространяется. Не могу объяснить, с чем это связано. Думаю, что таким способом проявляется икс-фактор – то есть то, что не было учтено при планировании эксперимента или возникло в процессе его реализации.

«А я могу объяснить, с чем это связано, – подумала Люсьена. Но промолчала. Ей не хотелось казаться сумасшедшей, кормящей клещей собственной кровью. Все вдруг замолчали. Каждый прислушивался к себе. Каждый пытался разобраться, что с ним происходит сейчас и что может произойти дальше.

– Я итак вам слишком много рассказала лишнего, – произнесла, наконец, Лимиговна решительно. – Но раз вы отказываетесь от помощи, лучшее, что вы можете сделать, это уйти. Я знаю одно место, которое надежно спрячет вас. Лес. Вы наверняка подумаете: «не ловушка ли это, с какой стати мне вам помогать». Решайте сами. Но при этом знайте – вам удалось меня переубедить. Не во всем, конечно. Лишь в главном. Свобода и воля зазвучали для меня. Вы стали их голосами, я уловила суть. Раньше эти понятия были для меня, что называется, пустым звуком. Да что там говорить – их вообще не было. Это как осознавать, что где-то очень далеко есть Африка. Ты в ней не был и ее не видел, но все говорят, что она есть. Вроде как веришь. Но она сама по себе, а ты сам по себе. Зато теперь, с вашей помощью, я в этой Африке побывала.

– Но мы ведь ничего особенного не говорили! – возразил господин Брыкин.

– Вы не уделяете должного внимания словам, – прозвучал ответ. – К тому же, мы способны при общении проникать в саму суть вещей.

– Но ведь мы с тобой дружили! – невпопад произнесла Люсьена. Ее вдруг охватило возмущение: «ведь получается, ее столько лет водила за нос та, которой она многое доверяла» – Или для тебя это тоже из области неизведанного?

Лимиговна ответила не сразу. Она пристально глядела на Люсьену. Каким-то необычным взглядом:

– Вот это, как раз, еще одна причина, по которой я говорю, что вам надо уходить, – произнесла она и помолчав добавила: – Я буду скучать без тебя, соседка. Я бы даже ушла с вами. Но – нельзя мне. Да и быть третьим лишним тоже не хочу.

Снова повисло молчание. На этот раз его нарушил господин Брыкин:

– Расскажи, как попасть в лес.

Лимиговна подробно описала маршрут. До леса нужно было добираться на электричке, до станции «Перепутье». Затем, через лесопосадку, обогнуть озеро, перейти еще одну полосу искусственных насаждений, после чего уже очутиться перед настоящим, «тем самым» лесом.

– Что это именно он, вы поймете. Этот лес – живой. Он будет проверять вас. Он будет ощущать вас. Он будет испытывать вас, – говорила Лимиговна, похожая в этот момент на вещунью. – Если вы как-то сумеете договориться с ним, расположить к себе, он покажет дорогу в место безопасности. И вот еще что вам нужно знать про него. Этот лес мы тоже изучали, подбирая новое жилище. У нас его назвали «Коаца». «Коа» – будь спокойным, верь. «Ца» – никогда не верь, будь начеку. Это очень противоречивый лес. Даже нечто большее. Это не лес, а создание. У него могут возникнуть симпатии к существам: людям, зверям, птицам – ко всему тому, что попадает к нему. Но чувство может изгнать ветер. И на их месте, без какого-либо на то основания, могут возникнуть злоба и ненависть. Причем, они проявятся с той же силой, с которой до этого момента проявляли себя положительные эмоции. Безумен ли он? Наверное, да. Но он также и очень мудр. Он – нечто особое. И он сам способен создавать. Существ, которые проявляют его «коаца»: они либо добрые, либо злые, – так говорила Лимиговна.

– Но почему тебе нельзя туда? – спросила Люсена.

– Наше сообщество недостаточно изучило этот лес. Слишком мало было времени. Туда отправилось несколько добровольцев. Обратно их лес не отпустил. Когда заканчивался срок исследований, с ними связались. В ответ последовала просьба о продлении времени изучения, якобы оно необходимо для завершения какого-то эксперимента. В дополнительном времени им отказали. Но приказ возвращаться никто из ушедших не выполнил. Они так и не вернулись домой. В лес отправился второй отряд добровольцев. Их постигла та же участь. По какой-то причине они все стали частью леса. Никого туда уже больше не отправляли.

У каждого из нас потом появилась своя версия происходящего. Одни говорили, что лес – зло, другие считали, что вся армия добровольцев жива, просто никто из них не хочет возвращаться на остров.

Я сделал свой вывод. Думаю, что лес отражает сущность каждого индивида. Если попадается хорошее существо, он создает плохое – и наоборот, к злому он созидает добрую пару. Он балансирует все вокруг себя. Создает противовес. Но что он делает с теми, кто к нему попадает, неизвестно. Когда еще была связь с добровольцами и с ними общались, никто из них не почувствовал ничего неладного. Голоса у людей, который тоже входили в отряд исследователей, были радостными. Они восторженно делились впечатлениями, утверждая, что лес – сокровищница для научной деятельности. Шкатулка с драгоценными открытиями. Видимо, с двойным дном та шкатулка была. Говорили, что те, кто тогда с нами держал связь, были и они, и в то же время не они.

Лес также может создать и мой двойник со знаком «минус», а может сотворить со мной все, что захочет – но я этого не хочу. В общем, я туда не пойду. У вас же нет другого выбора. Иначе такие, как я, все же доберутся до вас. Да и сейчас вас наверняка ищут. Не мешало бы поторопиться.

– Ну, тогда пока, – сказала Люсьена и остановилась, вглядываясь в бывшую приятельницу. – Извини, ежели что не так.

– Это ты извини, – услышала в ответ. – А это что, так и оставите? – Лимиговна подняла связанные руки.

– Да, точно – забыли, – господин Брыкин подошел к ней. Стал перерезать веревку.

Все произошло мгновенно. Никто и опомниться не успел. Как только веревка очутилась на полу, руки Лимиговны быстро скрылись в фартуке и также быстро оттуда вынырнули. Левая явно не пустая. Еще одно, – молниеносное, – движение и в плечо Брыкина вонзилась игла. Инъекция была впрыснута. Почувствовав укол, мужчина с силой оттолкнул Лимиговну. Та повалилась на кровать.

– Зачем же ты так! – закричал Брыкин. – Вот уж действительно, мягко стелила…

Люсьена поняла, что Лимиговна что-то

сделала Брыкину. Подскочила к ней, схватила за волосы и со всей силы рванула на себя.

– Я должна была это сделать! – кричала та в ответ. – Вы не поймете, но это мой долг.

– Что ты мне вколола? – встряхнул Брыкин пленницу, оттеснив от нее Люсьену.

– Я не знаю толком, – пытаясь уклониться от ударов разъяренной Люсьены, говорила Лимиговна. – Тот, кто дал мне шприц, сказал, что это вам поможет. Но как именно – я не в курсе.

– И ты поверила?

– У меня не было оснований не верить. К тому же, я чувствовала, что вам действительно будет лучше. Ведь вы бы не согласились вколоть лекарство добровольно, предложи я вам.

– И для этого нужно было втереться в доверие, – кричала Люсьена. Но она уже простила Лимиговну. И отпустила ее.

Мужчина и женщина оставили дом загадочной соседки. Они не видели, как она сначала долго-долго стояла у двери. Не видели как та, которую они знали под именем Лимиговна, стала совершать странные движения. Не видели, как она кружилась на одном месте. Не видели, что с ней случилось потом…

15.

Лес стоял надежной крепостью. Густой. Сосновый. Многочисленные коричневые стволы походили на вбитые копья. Лишь с трех метров от земли начинали распушаться в стороны их ветки.

Двое медленно пробирались между деревьями. Все глубже в чащу. Тихий шелест шагов нарушал тишину. Они прислушивались к лесу. Как он к ним отнесется? Пока – никакого проявления враждебности. Мирно пахнет травой и хвоей.

Неожиданно все вдруг замерло. Застыло. Остекленело. А потом их оглушил треск. Это гнулись деревья. Словно их пригибала на одну сторону невидимая рука колоссальных размеров и силы.

– По-моему, нам показывают путь, – прошептала заворожено смотревшая на проявление лесной воли Люсьена. Она медленно двинулась вперед, дав знак Брыкину, чтобы тот остановился.

Брыкин и без того застыл на месте. Он зачаровано смотрел на нее – на девушку в длинном соломенного цвета платье с венком из алых маков на голове. Его Люсьена. Такой ему показывал ее лес.

Ее волосы – длинные, мягкие, с вьющимися прядями притягивали взгляд. Он не удивлялся, что Люсьена вдруг стала иной. Ему знаком был этот образ, как будто все это время он только его и видел. Лес просто вывернул все наизнанку. Обнажил истинное. Поменял местами внешнее и содержимое.

Люсьена позвала его. Он пошел за ней следом. Они шли друг за другом по странной тропинке. Слева угрожающе трещали стволы. Но нагнувшиеся деревья, как только пара проходила мимо, тут же выпрямлялись, принимая обычный вид.

Воздух насыщался ароматами. Соревнуясь сам с собой, являл все новые и новые грани. То пахло горячей травой, то обдавало холодом смолы и хвои. Ветер, как хотел, смешивал запахи. Получался очередной шедевр от парфюмера по имени лес. Одурманенные ароматами, они, наконец, вышли к большой бревенчатой избе.

– Ей бы очень пошли курьи ножки, – усмехнулся Брыкин, дергая за ручку двери.

Дверь, – в очередной раз, – оказалась закрыта. Монолитная деревянная оболочка надежно защищала внутренности дома. Чтобы ее открыть, господину Брыкину пришлось поднапрячься.

– Кто же этот коттедж здесь построил? – особо не надеясь на ответ, более сам у себя спрашивал и одновременно упирался уже со всей силы в дверь господин Брыкин.

– Думаю, он сам, – задумчиво ответила ему Люсьена.

– Кто «он»? – не понял Брыкин.

– Лес, – ответила она таким тоном, каким произносят что-то очевидное.

– Но зачем? И – как?

– Не знаю. Еще вопросы…

– Да какие тут еще вопросы. Все ж ясно. Лес так лес. Я не против, – начал дурачиться он, не зная, что еще сказать.

– Ты бы уважительнее к нему, – посоветовала Люсьена. Ей показалось, что окружающий мир при последних словах Брыкина, на миг колыхнулся.

Она начала озираться. Уловив ее настороженность и Брыкин, оставив дверь, тоже начал смотреть по сторонам. Оба затихли, вглядываясь в лес. Да, он привел их сюда. Но зачем? А вдруг это ловушка?.. Часть эксперимента. И теперь за ними следят те, кто вывел обезличенных людей?.. Стремясь противостоять начавшей шевелиться в нем панике, Брыкин всю силу вложил в удар по двери.

– Наконец-то! – довольно произнес он.

Дверь медленно поползла в сторону, открывая перед парой все больше неизвестной пустоты.

Они перешагнули порог. И оказались в темноте. Никто даже не понял, где было более неуютно – в неподвижно застывшем, в упор разглядывающем их лесу; или здесь, в избе без единого окошка с притаившемся зверем – неизвестностью.

Когда глаза привыкли к темноте, они смогли различить довольно просторное помещение. Интерьер состоял из стола, длинной скамьи у стены, а на полу широкая деревянная доска в углу явно выполняла функцию кровати. Сверху на ней лежало некое подобие настила, состоящего из сухой травы.

– Такое впечатление, что кто-то здесь до нас уже жил, – сказал, осматриваясь, Брыкин, – может быть, это те, о ком твоя соседка говорила.

– Очень может быть, – согласилась Люсьена.

– Но точно одно – сейчас здесь этого «кого-то» нет, – пришел он к заключению.

– Да, здесь сейчас никого нет, – снова кивнула она.

Брыкин облегченно вздохнул. Он почему-то безоговорочно верил Люсьене. Скажи она сейчас, что перед ним стоит кто-то невидимый, Брыкин бы в этом не усомнился. Скорее, стал бы вглядываться в пустоту и усиленно соображать, как быть, что делать с невидимкой.

Напряжение постепенно уходило. Они поняли, что находятся именно в том укромное место, где можно перевести дух. Люсьена вдруг присела и начала шарить руками по полу.

– Есть! – через некоторое время довольно произнесла она. – Помоги, пожалуйста, открыть.

Господин Брыкин присел рядом с ней. Начал тоже возить рукой по полу. Через пару секунд нащупал углубление в полу и запрятанное в нем металлическое кольцо. Поняв, что это ручка погреба, он обхватил ее и потянул вверх.

Открыв погреб, мужчина и женщина стали заглядывать внутрь. Они пытались рассмотреть, что же находится там, внизу. Но недостаток освещения скрывал не только глубину, но и содержимое погреба. Они смогли лишь, снова на ощупь, определить, что внутрь ведут ступеньки, выдолбленные в глинистой стене.

– Будем спускаться? – спросил на всякий случай он.

– Надо же осмотреть владения, – кивнула она.

Он и не думал пускать ее первой. Спускаться было неудобно. По обе стороны от ступенек Брыкин нащупал еще и веревки, выполняющие функцию перил. Он практически висел на канатах. Ступеньки не особо-то и помогали. Но потом, все же, приноровившись, начал использовать канат и ступеньки одновременно.

Мужчина медленно опускался все ниже и ниже. Чем дальше уходил вниз, тем больше чувствовал запах земли. Наконец, спуск закончился.

В самом погребе пахло неприятным и гнилостным. Здесь, внизу, в кромешной тьме в тело спустившегося человека сразу вонзил зубы холод. И страх. Брыкин даже сам не знал – ему сейчас больше холодно или страшно. Он медленно двигался вперед, выставив руки перед собой. Наступил на что-то. Послышался хруст.

– Да что же там такое, – пробормотал он, стараясь не думать, что бы это могло быть. Но сделав еще шаг, снова услышал тот же звук.

Мужчина вспомнил о телефоне. Фонарика в нем не было. Но экран – тоже источник света. Он нажал на кнопку и направил телефон вниз. Вспыхнувший ярко-синим экран моментально выхватил из темноты кусок пространства. Брыкин чуть не закричал. На полу лежали кости. Большие вперемешку с маленькими. В несколько слоев. Друг на друге. Он различил черепа, пластины тазобедренных, длинных позвоночных костей.

– Так вот что за хруст я слышал, – произнес он.

Пытаясь понять, где заканчивается страшная дорога, он вытянул руку, выставив телефон перед собой. Но тугая тьма не пропускала свет дальше двух шагов.

– Чего там? – послышалось сверху, и этот голос очень отдаленно напоминал Люсьену. – Я спускаюсь к тебе!

– Не надо! – истошным голосом закричал он в ответ. – Я уже поднимаюсь!

Отказавшись от дальнейшего исследования погреба, Брыкин полез вверх.

– Что там такое? Почему так быстро вернулся? – сразу начала пытать молчащего Брыкина Люсьена. Но заметив даже при плохой освещенности, как трясутся его руки, прекратила расспросы.

– Пошли отсюда, – произнес он, схватил ее и буквально выволок из избы. – Хватит. Нашли, кого слушать. Еще неизвестно, что она мне вколола, – сбивчиво говорил он, перескакивая с одного на другое.

Мужчина шел, не разбирая дороги. Ему хотелось быть как можно дальше от избы. Женщина шла рядом. Люсьена молчаливо ждала, когда Брыкин ей все расскажет.

– Я видел там внизу кости, – произнес он, наконец. – Не знаю, чьи они, сколько их там – нужен фонарь, чтобы понять весь объем.

Люсьена чувствовала себя виноватой, ведь это она обнаружила погреб.

– Я рассчитывала на другое. Думала, что там будет припасена какая-нибудь еда.

– Нет, эта изба-читальня с секретом, – Люсьена выдохнула: раз Брыкин начал шутить, значит, вернулся в норму. – Хотя я бы сейчас тоже не отказался бы от… от ка-ба-на! – последнее слово он протянул, указывая на небольшую поляну, открывшуюся перед ними. Там, на зеленой травке, мирно паслись кабаны с маленькими кабанчиками.

Люди не стали тревожить это семейство. Повернули в другую сторону. Люсьена посмотрела на Брыкина. Он шел, насупив брови и закусив нижнюю губу. «Явно о чем-то думает. Наверное, все еще не отойдет от увиденного», – решила она. И очень удивилась, когда услышала озвученный ход его мыслей, который двигался совсем в другом направлении:

– Даже если сейчас вон в тех кустах мы найдем ружье, я не смогу выстрелить в кого-то из них. И почему древние стали охотиться и убивать? Ведь можно было примкнуть к лагерю травоядных. Но они не захотели быть жертвами. Поэтому стали палачами.

– Может, и так, – сказала Люсьена. Но ей не хотелось сейчас философствовать на отвлеченные темы. Слишком много успело произойти. В чем-чем, а в вопросах недостатка не было. Поэтому, практически без перехода, она спросила совсем о другом. Задала вопрос, которого избегала, поскольку и самой, рано или поздно, предстояло на него ответить:

– Так что же с тобой случилось?

Он стал рассказывать ей про телефонный звонок, про «выигрыш», про таблетки…

– Зачем, зачем же ты начал их принимать! – не удержалась она от возгласа.

– Хотел стать для тебя кем-то особенным, – сказал он и испугался, что проговорился.

– Но ты итак им был!

Карты раскрылись. Дальше они шли молча. Брели куда-то. Им уже не было ни страшно, ни тревожно. Оба обдумывали новое, согревающее – взаимные признания. В какой-то момент они вдруг стали маленькими детьми, заблудившимися в лесу. Беспечными. Радостными отчего-то. Увидев поляну с земляникой, с возгласами ликования ринулись к ягодам. От них исходил спелый, сочный аромат. Двое срывали их и, улыбаясь друг другу, ели. А потом они повзрослели.

Она бежала по полю. Красные маки – яркими вспышками. Поле – бесконечность. Повсюду – алые головки маков. «Маковки вы мои», – улыбалась он им и ласково проводила по цветам рукой. Ветер дотрагивался до них. Он легонько прикасался и к свободно висящему подолу ее платья: тянул то в одну, то в другую сторону и вдруг стремительно поднимал вверх. И это был уже не ветер. Все желания начинались и уносились временем их единения…

Потом они сидели рядышком на траве. Вокруг них ровным гулом шумел лес. Но не пугающе. Он пел их чувства. Лес был мудрее и возлагал на них свои надежды. Они не понимали его. Только женщина интуитивно чувствовала частичку его сущности. И была благодарна за то, что лес пел вместе с их душами.

Оба знали, что этот день будет для них и первым, и последним. Но никто не заговаривал на эту тему – к чему.

Миг безмятежности. Так много. Так мало. Чувствуя друг друга, они отодвинули все вопросы. Просто жили-были. Она смотрела на него. Разглядывала. Запоминала. Завтра он уже не будет таким. Но она не хотела думать об этом приближающемся часе «икс». Да, он будет. Но лишь через много-много вздохов и выдохов. Потом. Через вечность. Не нужно отравляться этим часом сейчас. Бессмысленно. Глупо.

Люсьена упивалась своим настоящим. Без вопросов. Без оглядки на свой возраст. На возраст того, кто находился рядом. Это было так несущественно.

Возраст – условность. Лес людей заточил жизнь в многочисленные рамки. Возраст был одной из составляющих этой тюрьмы. А они, – уже давно, – вырвались на свободу. И настоящий лес одобрял их.

Солнце превратилось в наглядный и беспощадный диск времени. Его тянуло скрыться за линией горизонта. На какое-то время оно зависло над этой чертой – и утекло. Скрылось, как монета в прорези. Копилка дней, горизонт, алчно заулыбался алым. Прицелился на счастье двоих.

Солнце унесло с собой безмятежность. Вечер принес тяжелые думы. Оба понимали, что надо возвращаться в избу – какое-никакое, но убежище.

Он первым об этом задумался. От мысли, кто будет находиться с ними по соседству, его передернуло. «Хорошо, что она не видела…» Глянул украдкой на Люсьену. Но та уже давно наблюдала за ним. Ей тоже было понятно: «пора». Но они все еще вместе. Светятся друг другом.

– Ну что, пошли домой? – улыбнулась она. Ему вдруг стало легко-легко от этой фразы. «Их дом». Да, пусть ненадолго, пусть с чем-то негативным внутри, но это – их дом. Он кивнул.

Они медленно двинулись вперед. Женщина обернулась. С нежностью посмотрела на то место, откуда только что ушли. А он смотрел на нее – Люсьена снова была в длинном платье, с распущенными завивающимися волосами, к которым тихонько прикасался ветер. Наваждение леса еще не потеряло свою силу.

16.

Двое вошли в избу и закрыли за собой дверь. И только сейчас обратили внимание, что она вся сплошь в засовах. Подобные приспособления, предназначенные преграждать путь, торчали даже с потолка и с пола. Брыкин, принявшийся запирать дверь, насчитал 13 засовов. Это настораживало. «От кого-то кто-то предпочел хорошенько отгородиться…» – думал он, рассматривая защитную конструкцию.

Но даже не это заботило его сейчас. На первом месте была тревога за Люсьену. Он не особо надеялся, что от укола Лимиговны свершится чудо. «Скорее всего, ночью начнется очередное омоложение» – мучительно думал он. А это означает, что он не сможет, в случае чего, помочь Люсьене, защитить ее. Ему предстоит максимально сдерживать самого себя.

Люсьена, даже сейчас, в темноте, практически не различая его лица, угадывала его состояние. Чувствовала его беспокойство каким-то новым чутьем. Она помогала Брыкину закрывать дверь на засовы.

– Сколько их тут, – произнесла ради того только, чтобы хоть как-то нарушить их обоюдное, отягощенное тяжелыми мыслями молчание.

– Да, – неопределенным тоном поддакнул Брыкин. В этот момент он решался на разговор – о той неприятной стороне, о которой он предпочел до поры до времени не рассказывать.

– Знаешь, Люсьена, я по ночам начинаю очень сильно меняться, – начал он. – Зрителей, правда, до сих пор не было, но мне кажется, что это не очень приятное зрелище. Нет, я тебя не пугаю. Предупреждаю. Постарайся не обращать на меня особого внимания. Тем более, тут будет достаточно темно для этого.

– Хорошо. Я постараюсь, – ответила она, ни о чем больше не расспрашивая.

Он сжал ее руку:

– Спасибо. Держись.

Оба еще немного постояли рядышком. Словно прощались друг с другом. Затем также, рядышком, они расположились на «кровати» – доске с травяным настилом. Очень быстро стемнело. До черноты.

– Мы прямо вовремя успели, – произнес Брыкин. – А то бы сейчас топали по лесу, об пеньки спотыкались.

– Да, молодцы, все успели, – двусмысленно, выделив «все», ответила она. Голос звучал звонко и бодро, а по щеке бежала слеза. Она упала на руку Брыкина, и высохла на ней.

– Не бойся. Я с тобой, – банально, но очень тепло произнес он.

Тишина. Двое – в плену у неизвестности. В ожидании неминуемого. И вдруг откуда-то сверху начал доноситься топот. По крыше явно кто-то ходил.

– Да это птицы, наверняка, – пытался успокоить Брыкин.

– Да, с копытами, – добавила Люсьена.

– Да это когти так стучат. Просто у страха глаза велики. Завтра выйдем, посмотрим, наверняка птичьим пометом вся крыша будет уделана.

Люсьена улыбнулась: среди всего этого безумия, которое время от времени накрывало их, он старался развеселить ее и успокоить. Значит, все в порядке.

Стук прекратился. Тишина единения обволакивала их еще какое-то время. Но вскоре – началось. Он отодвинулся. Люсьена сжала его руку. В тот же миг почувствовала как ее руку охватила его рука стальной хваткой напряжения. Через секунду он выпустил ее руку и еще больше отодвинулся – чтобы никак не выдавать своих движений.

Брыкин сдерживался, как мог: закусывая до крови губы, сжимая руки в кулаки. В этот момент ему казалось, что малейший стон способен облегчить боль. Но он слишком ценил ее спокойствие. Оно же давалось ему дорого. Платой было страдание тела. В этот момент Брыкин был благодарен кромешной тьме, их окутывающей. Лишь твердил про себя слова-заклинания: «только бы выдержали засовы».

По крыше снова начал кто-то ходить. Мерное цоканье. В тишине звук многократно усиливался. Потом участился.

– Их стало больше, – произнес Брыкин, стараясь придать голосу привычную интонацию. Он не думал особо, о чем говорит. Просто хотел сказать хоть что-нибудь – дать понять, что все с ним в порядке.

– Да, они ходят теперь по всей крыше, – ответила Люсьена. – Знаешь, как я пытаюсь отвлечься от этих звуков? Закрываю глаза и представляю, что это просто дождь.

– С таким же успехом можно представлять, что это птицы.

Она не смогла удержать улыбки – нежной, грустной и благодарной.