bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

«Снова осень за окнами плачет…»

Снова осень за окнами плачет.Мокнут липы, скамейка и стол.Ничего это больше не значит,Жизнь твою этот дождик иначитИ смывает в холодный подзол.На дорожке овальные лужи,Человеческой жизни года —Мельче, глубже, пошире, поуже.Да, конечно, бывало и хуже,Но бессмысленнее – никогда.В сером небе гудят самолеты.Льется с крыши на землю вода.Капли, паузы, брызги, длинноты —Русской музыки вечные ноты —Ниоткуда летят никуда.

«Не оглядывайся. За спиною…»

Пароход, пароход, пароходик…

Не оглядывайся. За спиноюДавно не на что больше смотреть.На ковчег благонравному НоюДогружают последнюю клеть.Уходи, помаши им рукою —Всякой твари в попарном строю.Собирается дождь над рекою.Все одно к одному. Все – в струю.А хотелось – всего-то – «немного»:Света, счастья, простора, любви.Благосклонности мира и Бога,Музыкального звона в крови.И казалось – вот-вот – и начнется —Соберись, напрягись, продержись, —И в сияющий воздух взовьетсяЧерно-белая ласточка – жизнь.Человек, человек, человечек.Жил и жил бы – да горя не знал.Пас бы козочек или овечек,Да хороших детишек строгал.Спал и спал бы. Зачем разбудили?Музы девичий голосок!О могиле поет, о могиле.О могиле и пуле в висок.

«А все могло бы быть иначе…»

А все могло бы быть иначе,И – «через годы и века» —Цветы на подмосковной даче,Трава, деревья, облака.Невдалеке резвятся дети.И Вы читаете мне вслух.Не важно что – хотя бы этиЧетыре строчки. Хватит двух:«Невдалеке резвятся дети.И Вы читаете мне вслух».

«И далась тебе эта Россия…»

И далась тебе эта Россия.И березки ее, и поля,И дожди, и заборы косые,Аллергические тополя.Все здесь продали, все осквернили —И не раз, и не два, и не три.А не продали что – то пропили.А не пропили что – то сожгли.Плюнь на все. Уезжай за границу,Прочь, подальше от этой земли.В Бонн, в Париж или к Герцену в Ниццу.Vielen Dank, je m’apelle, Tuileries[1]…Все сказал? Помолчи, полудурок.Мать родную нельзя оскорблять.Покурил? Заслюни окурок.И иди забор поправлять.

«Теряешь вкус и чувство меры…»

Теряешь вкус и чувство меры,Остатки праздного ума…Всё ради призрачной химеры,Всё – за билетик до Цитеры…А если там, дружок, зима?…Постройки в виртуальном миреПохлипче замков на песке…Бряцаешь на послушной лире.И кувыркаешься в эфире,А все висит на волоске:Возьмет и выключит процессор —С улыбкой: «Я вас не люблю…»И все. Finita la… И – Yes, Sir[2] —Как говорил один профессор, —Привет семье, аля-улю.

«Да плевал я на ваши законы —…»

Да плевал я на ваши законы —Не смирюсь, не пойму, не прощу.Дед пускал под откос эшелоны,Я – всю вашу эпоху пущу.Не за то, что вы жрали и пилиИ в шампанском купали блядей,А за то, что вы души растлилиУ ни в чем не повинных людей.На пустой «исторический прочерк» —На бессмысленный ваш балаган —Хватит пары проверенных строчек,Музыкальных моих партизан.И на очередном перегоне,Просыпаясь по малой нужде,Вы проснетесь не в мягком вагоне —Вы вообще не проснетесь нигде.Горний звук – он пощады не знает.Потому что любовью горит.«Это музыка путь освещает»?Это музыка рельсы взрывает,По которым эпоха гремит.

«Мы перешли на ты. Как водится – в постели…»

Мы перешли на ты. Как водится – в постели.Такой вот брудершафт. Не хуже всех других.У мира есть слова – как родинки на теле.Не много их таких.Но даже и они в своем беззвучном танце,Увы, слегка не те и не о том слегка.Вначале падал дождь.Потом светило солнце.Потом шиповник цвел.И плыли облака.1 июля 2008 г.

«Они приходят и уходят…»

Лизе

Они приходят и уходят,И в небе серо-голубомБеззвучно песнь свою заводятО дорогом и о былом.О том, что всё на белом светеНадеждой призрачной живетНа то, что никому «не светит»,На то, что не произойдет.Всё не сбывается. И рукиНапрасно тянутся к рукам,Невоплотившиеся звуки —К несуществующим строкам.И те, которые оттудаТебе сочувственно молчат,Ждут не прозрения, не чуда, —«Немного нежности» – отсюда,От подрастающих волчат.

«Играй нам, Сима. Ты не знаешь…»

…И небо синее, как пятна

Чернил на пальчиках твоих.

Игорь ЧинновИграй нам, Сима. Ты не знаешьсама, о чем играешь нам.Неверным пальчиком по краеш —ку-ку, ку-ку холодных клавиш —перебираешь жизни хлам.Ку-ку, ку-ку, играй нам, Сима,пускай фальшивишь ты, пускайпорою попадаешь мимопривычных нот, не умолкай,не прекращай. Играй нам, Сима,в свои неполных восемь лето том, что всё непоправимо,о том, что жизнь проходит мимо,и как она невыносимокрасива. И спасенья нет.

«Часовые имперских традиций…»

Часовые имперских традиций,Простоявшие жизнь на посту,Вам бы лучше совсем не родиться —Обойти этот мир за версту,В эмпиреях, других ли эонахПровитать, проблистать.Нам ведь мало – в вагонах зеленыхПеть и плакать. И плакать опять.Нам ведь хочется в желтых и синих,Непременно в отдельных купе,Непременно в отдельных Россиях,И т. д., и т. п.2010 г.

«Желтые листья лежат на земле…»

Желтые листья лежат на земле.Пеплом подернулись угли в золе.Ветер не дует. Костер не дымит.Грубыми досками дом наш забит.Где эта улица, где этот дом…Речка течет под железным мостом.Черные елки стоят вдоль реки.В лодках сидят на реке рыбаки.Серая, бурая в речке вода,Едут над ней по мосту поезда.Едут-поедут, но – никогда,Чтобы оттуда, только – туда.

«В порыве самообольщенья…»

В порыве самообольщеньяПорой мне кажется, что вот:Я напишу стихотворенье —Оно меня переживет.Пройдут года, десятилетья,И над могилою моейМладой и незнакомый ПетяС подругой милою своейПоявится и тихо скажет:«Хороший, Маша, был поэт».И как-то грустно станет Маше.Впервые за шестнадцать лет.

«Пруд пожарный деревенский…»

Пруд пожарный деревенскийОтражает облака,Сосны, ветер и шиповник,Человека у сосны.Вот стою над этим прудом,Мой притоплен «телевизор»[3],Выцвела его бечевка,Износилось полотно.Много продрано в нем дырок,Но еще остались частиЦелые, и в эти частиПопадают караси.Иногда бывает восемь,Иногда бывает десять,Чаще – три или четыре,А бывает – ничего.Серая от тины леска,Длинный узкий лист болотный(В нескольких местах надломан),Палка мокрая и мусор,Что по пруду проплывал.Облака плывут по небу.Человек стоит у пруда.Деревенский пруд пожарныйОтражает облака.21.08.15

«Кто-то скажет, что это гордыня —…»

Кто-то скажет, что это гордыня —Чтобы времени наперекор…На клеенке подгнившая дыня.За окошком – подгнивший забор.Кто-то скажет, что это приснилось,Или просто придумал ты —Ничего и не доносилосьДо тебя из пустой высоты.Ничего и не происходило,Ничего и не произошло.Даже если что-то и было,То давно безнадежно прошло.Ветер дует. И солнце светит.Ветка времени обнажена.Кто-то скажет. Никто не ответит.Тишина.04.04.16

Ольга Татаринова

Игорь Болычев

(Статья публикуется в сокращении)

…По крайней мере, при взгляде на нашу современную поэзию заметно одно – школа русской силлабо-тоники иссякает, Игорь Болычев как носитель этой культуры выглядит как бы одним из последних умельцев этой техники, впитав множество влияний – от Серебряного века до Парижской ноты (недаром Игорь Чиннов, «последний парижский поэт», обратил внимание на его стихи и опубликовал его на Западе). Сейчас если и работают, то как-то небрежно, без знания ремесла, о «драйве» или «диктовке» речи не идет – вялая невнятица, за которой не стоит ничего дальше собственного носа, каждодневных бытовых впечатлений под покровом извилистых, изощренных (такое веяние) словес.

Мне представляется, в этом явлении выражается кризис сознания, человеческого сознания как такового, в частности нашего, русского сознания. И он нашел явственное выражение и в стихах Болычева, именно в силу их семантической внятности – именно у него-то он и нашел свое смысловое выражение.

Этот кризис сознания (кризисного во всех отношениях человечества) выражает себя в искусстве как экзистенциальное отчаяние: утрата веры и надежды в глобальном, космическом смысле – на осмысленный вселенский план и цели человеческого существования; больная любовь, потерявшая всякие ориентиры между чувственной и духовной составляющими. Благополучие возможно – но лишь в вещном, карьерном, властном выражении в течение короткой телесной жизни, впрочем, мало прельщающее духовную элиту, какой является поэт. На Западе эти мотивы нашли свое выражение в творчестве поэтов-экспрессионистов, прозе Камю, Сартра, драматургии экзистенциализма и абсурдизма, ярчайшим его выразителем в поэзии ХХ в. стал Готфрид Бенн (в поэзии русского зарубежья – Георгий Иванов). У нас о подобных мотивах и речи не могло идти под бдительным оком издательской цензуры (не допускались не только малейшие негативные оттенки переживаний, но и сам взгляд куда-нибудь повыше прилавка или грибка детского садика, в лучшем случае – на портрет очередного вождя или – в небе – на самолет с красной звездой). В духе этого плоского казенного оптимизма воспитывалось не одно поколение советских людей, и вот запоздалое прозрение, почти что крик этого самого экзистенциального отчаяния в поэзии Игоря Болычева. Причем последовательно в двух измерениях – времени («Четыре на часах») и пространства («Разговоры с собою» и «Эпилог – 1991»). (NB. Чего не могло бы, конечно, появиться у тех молодых, которые спокойно восприняли всей душой традиционное православие, как некогда другие поколения – катехизис коммунизма, и ничто кощунственное не сорвется с их языка – тут дело осмысления бытия закончено и осталась некая благодарственная молитва в виде красивой образной лирики с действительным звуком.)

Тупик экзистенциализма преодолеть человеческому духу еще только предстоит – в самом широком плане духовной эволюции. Но признаки такого преодоления улавливаются во множестве явлений духовной жизни внутри этой, может быть, даже и обреченной, цивилизации (цивилизации потребления).

И это прежде всего то, что западные писатели называют сейчас космическим, или универсальным сознанием. Обладание им приписывается Уолту Уитмену, автору «Листьев травы», написанных к тому же совершенно новым для европейского уха стихом – верлибром. Не может не прийти мысль о том, что новое сознание, новое духовное пространство открывается как бы на других частотах, в иных гармониях «музыки небесных сфер».

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Читается как: «филен данк, жё мапель, Тюильри».

2

Читается: «финита ля и – йес, сэр». Finita la (commedia).

3

Небольшая рыболовная сетка, «экран».

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2