Лисий хвост

Дом уже полыхал. Пламя объяло его до самой крыши, уничтожая все те прекрасные вещицы, которые наполняли его. Тушить пожар было уже слишком поздно.

Теперь я вспомнил и о своём противнике. Мне даже стало его чуточку жаль: лишиться хвоста и крова за одну ночь – это серьёзный удар даже для оборотня. Интересно, где он и что с ним? Сгорел он, или же прячется где-то поблизости? На всякий случай я приготовил свой меч и обошёл дом, куда, по моим расчётам, он должен был попасть. Там я его и нашёл, жалкого и скулящего. Кровь ещё сочилась из его раны, но жизни его, видно, это не угрожало. Увидев меня, он начал браниться пуще прежнего, хотя и не пытался нападать. Тогда я вытащил из-за пазухи его роскошный лисий хвост и помахал им в воздухе.

– Я отрубил тебе хвост сзади, давай для красоты отрублю тебе твой отросток и спереди, а? – начал я издеваться над ним. Я всё ещё оставался зол на него и его пьяную ругань.

Увидев хвост в моих руках, он жалобно заскулил, поник и сжался. Более того, он начал ползать на коленях передо мной и молить вернуть ему хвост обратно. Я же решил наказать и проучить его, и потому сказал:

– Я не верну тебе твой хвост, демон. По крайней мере, сейчас. Я не сделал тебе ничего плохого, и лишь твоя злоба и глупое пьянство привели тебя к потере. Я был усталым путником, готовым даже заплатить за кров, но ты полностью пренебрёг законом гостеприимства. Или у оборотней совсем нет воспитания?

– Да-да, я виноват перед тобой, прости меня, – завыл он.

– Как зовут тебя, оборотень?

– Кикка́ва.

– Хорошо, Киккава, – ожесточился я, – я стал твоим гостем, хоть ты и не ждал меня. Я поел и попил у тебя в доме, умылся и поспал, накормил лошадь. Скажи, я получил что-либо сверх того, что может получить обычный гость при обычных обстоятельствах? Забрал ли я у тебя последний кусок еды или глоток чая? Нет?

– Нет, господин, всего этого у меня в достатке и даже в избытке.

– Так я и думал. Значит, ты напал на меня исключительно по своей злобе, Киккава. И, значит, ты заслуживаешь того, чтобы тебе преподали урок. Твой хвост останется у меня до тех пор, пока ты не дашь мне того, на что гость рассчитывать уже не может и не должен. Это будет цена выкупа. Не знаю, что это будет такое. Придумай сам, что может быть вершиной гостеприимства. Придумаешь и исполнишь, – что ж, хвост будет твой!

После этих слов Киккава взвыл уже совсем по-звериному, крутнулся на месте, будто гоняясь за несуществующим хвостом, и… исчез!

Я остался один. На востоке уже разгорался ранний летний восход. Жар от горящего дома не давал замёрзнуть в утреннем холодке. Настроение моё было отличное. Я почитал себя героем, одолевшим какого-то демона, и намеревался всем поведать о своём приключении и вдоволь нахвастаться. В тот миг я, конечно же, не представлял себе, какую лавину событий повлечёт за собой эта ночь.

VI

Когда стало достаточно светло, я оседлал лошадь и продолжил свой путь вдоль берега речушки. Кусты и деревья подходили к кромке воды вплотную, и я был вынужден двигаться по колено в воде, держа лошадь в поводу. Ехать верхом я тоже не мог: ветви нависали так низко над водой, что даже пешком я был вынужден то и дело пригибаться и придерживать ветви, чтобы моя лошадь могла спокойно пройти. Всё это превращалось в тяжёлое испытание. Ноги то и дело скользили на мелкой гальке, вязли в ней, или, напротив, я ударялся ногой о крупный камень на дне. Да и вода была довольно холодной, так что очень скоро я основательно замёрз.

Вскоре стало припекать, однако растительность была такой густой, что ветви деревьев одного берега во многих местах почти переплетались с ветвями деревьев другого. Из-за этого вдоль речки почти везде сохранялись тень и сырость. Сначала я обрадовался, что это поможет укрыться от дневного зноя, однако вскоре тучи комаров стали допекать меня и мою лошадь. В общем, путь был совсем не в радость: бредёшь то по грязи, то в воде, ветки хлещут по лицу, комары кусают.

Настроение моё быстро испортилось. Вчерашние геройства и приключения начали меркнуть и отодвигаться на второй план на фоне сегодняшних мучений.

К вечеру ручей вывел меня к берегу довольно обширного озера. Невдалеке показалась лодка с одиноким рыбаком. Я окликнул его и спросил, что это за место. Поначалу он испугался меня, появившегося прямо из леса, но затем, увидев мою приличную одежду и хорошего скакуна, проявил уважение и ответил. Название местности и озера ничего мне не говорило, я понял лишь, что нахожусь от замка Шика довольно далеко.

Я назвал себя рыбаку, и он не поверил мне, однако я пообещал заплатить ему за ночлег. Ту ночь я провёл в деревеньке на берегу озера. Утром меня и лошадь переправили на другой берег, откуда можно было добраться до проезжей дороги. Рыбаки не знали, в какой стороне находится замок, но сказали, что на тракте я обязательно найду провожатых. Они снабдили меня едой и водой. Я щедро расплатился с ними, хотя они так и не поверили, что я княжеский родственник.

Действительно, к полудню я выехал на тракт и там быстро сориентировался, куда мне направиться дальше. По всей видимости, мне предстояло несколько дней добираться до замка, настолько далеко меня занесло. Впрочем, на тракте, где оживлённо двигались купеческие повозки, я приободрился. Теперь всё окружающее становилось мне знакомым, хотя в голову пришли и некоторые неоднозначные мысли. Тогда я впервые подумал вот что: «Уже прошло много времени, как от меня никто не получал никаких вестей. Я пропал на охоте и никто, кажется, не ищет меня. Встреченные подводы торговцев и крестьян не проявляют ни малейшего интереса ко мне, только лишь должное почтение. Выходит, никаких поисков не ведётся? Меня, члена княжеской семьи, никто не ищет!». Но я успокаивал сам себя: «Быть может, эти простолюдины из другой части страны, и они не слышали о поисках. Может, они ничего об этом не знают, тем более, что искать-то меня надо в лесу, а не на тракте».

Всё же какое-то сомнение начало терзать меня. На ночь я остановился на постоялом дворе. Я вновь назвал себя, не скрываясь. Хозяин после поклона смерил меня оценивающим взглядом. Наверное, он испытывал большие сомнения в моих словах. Он видел мои грязные ноги и помятое платье, но при этом одежда явно стоила дорого, лошадь отличная, и у меня при себе имелись деньги. Как бы то ни было, он отвёл мне лучшую комнату забрал одежду, чтобы привести её в порядок.

Уставший, я залез в горячую воду, которую налили в деревянную бадью под навесом на улице, и велел хозяину, собиравшему мою одежду, немного задержаться. Я хотел расспросить его.

– Скажи мне, охота князя ещё идёт или уже закончилась?

– Я не знаю, мой господин. Все прошлые дни леса вокруг были полны всадников и загонщиков, но вот уже третий день никого не видать. Всё это время мы только и слышали, что лай собак да крики охотников, а сейчас тишина. Только ветер шумит в горах.

– А не слыхал ли ты, не было ли каких случаев на охоте?

– Говорят, князь самолично убил огромного вепря, и ещё говорят, что добычи столько, что в замке Шика её раздают всем желающим.

– А не знаешь ли, пропадал ли кто на охоте?

– Говорят, какой-то княжич до сих пор не вернулся в замок. Но он как будто бы отъявленный повеса, и это никого не удивляет.

Хозяин сказал последнюю фразу, но тут же осёкся и через пару секунд рухнул на колени и уткнулся лбом в пол. Он заревел и запричитал жалобно:

– Мой господин, простите меня, дурака. Это всего лишь чужие досужие россказни, а я, глупец, их повторяю. Простите, что я сразу не признал вас и не понял, кто вы есть! Я видел вас в ближайшей свите князя, когда он проезжал по тракту. Вы уже как-то раз останавливались в моей гостинице. Простите меня и пощадите!

Нужно сказать, что мой образ при дворе и вправду был не самым благоприятным. Меня считали легкомысленным гулякой и повесой, который не прочь выпить в компании друзей, человеком, которому нельзя доверять какое-либо ответственное или важное дело. У меня действительно были случаи, когда я по нескольку дней кряду пропадал, перебираясь из одного игорного дома или кабака в другой. В своё оправдание скажу, что сейчас я совершенно другой человек, много повидавший и изменившийся, а тогда я был молод и, вероятно, глуп. Каждый раз после таких похождений я на несколько недель успокаивался, начинал усиленно заниматься, отдавая всё время книгам и упражнениям с оружием. Я пытался как бы возместить своё бестолковое поведение более правильным. Но проходило какое-то время, мне становилось скучно, и я начинал тяготиться такой умиротворённой жизнью. В деньгах у меня не имелось недостатка, так что я легко вставал на скользкую дорожку вновь, до следующего исправления. И как я уже говорил, самыми близкими моими родственниками были дядя-князь и его семья. Они не проявляли ко мне ни малейшего интереса, только дядя иногда читал мне наставления, но никогда не настаивал на чём-либо и не наказывал меня никоим образом. Рядом не находилось ни одного человека, который был бы мне по-настоящему близок, и который мог бы остановить меня в пьянстве и распутстве. Только я сам своими силами смог бы это сделать.

Хозяин гостиницы продолжал причитать, а я сидел в ванне, задумавшись и не замечая его. Так продолжалось, наверное, минут десять. Хозяин даже успел притомиться от своих переживаний, он замолчал и лишь изредка всхлипывал, уткнувшись лицом в мокрый пол. Наконец, я вышел из задумчивости и сказал ему:

– Ладно, я не зол на тебя. Помоги мне помыться, дай поужинать, и я буду спать. И пусть никто не беспокоит меня. Да, и позаботься о моей лошади.

Хозяин вскочил, прославляя меня и мою доброту. И правда, вы скорее всего слышали, что на Островах благородные люди, имеющие право носить меч, нередко пускают его в ход по малейшему поводу, особенно в отношении простолюдинов. Боюсь, когда-нибудь эта несдержанность и жестокость вернётся нам сторицей.

После бани я поужинал и лёг спать. Предварительно я спрятал свой трофей – лисий хвост – под свою постель. Мне хотелось избежать вопросов, которые могли бы возникнуть у хозяина или служащих, ведь не каждый день встретишь человека, который за пазухой носит хвост лисы. Впервые после той ночи в волшебной хижине я спал в чистой и удобной постели, достойной моего звания. Что ни говори, а та гостиница на тракте была высокого разряда. Вероятно, в комнате, которую мне отвели, и останавливался князь Ёшида.

Я долго лежал, глядя в потолок, размышляя о том, почему же меня никто не разыскивает, находя тысячу причин для этого, одна другой лучше. Я чувствовал и свою долю вины за тот образ, который видели во мне окружающие. Поглощённый этими мыслями, я задремал.

Внезапно я почувствовал, что нахожусь в комнате не один. Я открыл глаза и потянулся к мечу, лежащему рядом с ложем, как и всегда. Тут я увидел, что рядом с моей постелью на расстоянии вытянутой руки сидит прекрасная девушка. Она была очень красива, таких глаз и волос я не видел никогда в жизни. Казалось, что в её глазах отражается поток воды, и в них можно было смотреть бесконечно, как и на текущую реку. А в чёрных волосах переливался свет луны, заглянувшей в окно, и это было похоже на игру лунного света на спокойной глади озера.

Черты её лица были тонкими и благородными. Не знаю, покрывали ли её лицо румяна или нет, но мне показалось, что её лицо и её белоснежное кимоно сияют каким-то странным светом. У меня даже в мыслях не возникло приблизиться к ней хоть чуть-чуть, привлечь её к себе, хотя мне стоило лишь протянуть руку. Столько благородства и чистоты было в ней, что я почувствовал смирение и робость.

В руках у неё был цинь искусной работы.

– Кто ты? – прошептал я. – Тебя послал хозяин?

Она печально улыбнулась мне и начала играть. Сначала очень медленно и неторопливо, потом быстрее. Такой прекрасной игры и такого проникновенного пения я не слышал нигде и никогда до этого. В лучших игорных домах можно встретить замечательных исполнителей, можно даже сказать, великолепных, однако им всем было далеко до этой девушки, все они меркли перед ней.

Её песни были грустны и печальны. В другие времена я потребовал бы песен о сражениях и приключениях, по крайности, о любви. Она же пела о разлуке с отчим домом, о чужбине, о родных местах и семье. Такие простые вещи, никакой доблести или приключений. Некоторые строки так и врезались мне в память, хоть прошёл не один год, так и сохранились в сердце.

На морском берегуВолны уйдут и придут,Только ты – всегда от меня…

Или вот:

Весною все сердца полны надежды,Но для меня зима всё не проходит,Ведь я в чужом краю,Далеко от отчего дома.

Было совершенно понятно, что на душе у этой девушки печаль и грусть, но она ни разу не спела ничего о любви, значит, ей грустно по каким-то другим причинам. Почему-то меня это обрадовало. Я слушал её стихи, которым она подыгрывала, её песни, и при этом нисколько не хотел даже попытаться развеселить её. Более того, я лежал на боку, любуясь ею, слушая её музыку, и боялся пошевелиться, чтобы не спугнуть настроение. Мне казалось, что иначе всё волшебство в комнате развеется. Мы были с ней вдвоём во всём мире, и не было ничего больше в целой вселенной.

Долго ли это продолжалось, я не знаю. Я уснул, должно быть, убаюканный мелодиями. Всю ночь я проспал и видел чудесные сны о море, горах и родных местах. Мне казалось, что я вижу лица родителей, но я мог и ошибаться, ведь я не встречался с ними много-много лет.

Утром я пробудился с первыми петухами, чувствуя себя необыкновенно отдохнувшим и бодрым, собрался и вышел из комнаты. Я отыскал хозяина гостиницы на кухне, где он уже командовал прислугой. Увидев меня, все согнулись в глубоком поклоне и стояли так, пока я не заговорил с ними. Я отвёл хозяина в сторонку и спросил его полушутя:

– Ну что, ты так сильно испугался меня, что отправил её ко мне, чтобы я смягчился?

Хозяин похлопал глазами.

– Я не понимаю, мой господин, – промолвил он.

– Ну-ну, не отпирайся. Эта девушка просто какое-то чудо. Ты знаешь, она не должна прозябать здесь. У тебя хорошая гостиница, даже очень хорошая, но она со своим музыкальным дарованием заслуживает гораздо большего.

– Мой господин…

– Я понимаю, что ты много потратился на её обучение. К тому же ты теряешь, если она не будет больше выступать здесь. Сумма выйдет круглая, я полагаю, но мы ведь с тобой договоримся, а, старый плут?

– Мой господин, я, правда, не понимаю, о чём вы говорите. Я никого не посылал к вам, ведь вы же велели вас не беспокоить. Может быть, какая-то из моих девушек и пробралась к вам ночью, но, клянусь, что это она сделала на свой страх и риск. К тому же, среди моих слуг нет особенно одарённых на музыкальном поприще, тем более таких, которые бы понравились вам как человеку придворному и знающему толк.

Мне стал надоедать этот разговор, и я просто описал ему девушку, виденную ночью, и сказал, какие песни он играла и пела мне. Хозяин отрицательно покачал головой.

– У нас нет таких девушек, и никто из тех, кто есть, не умеет так искусно играть и петь, мой господин.

Я потерял терпение, топнул ногой и приказал ему привести ко мне всех его служанок и музыкантов, вообще всех девушек, которые есть в гостинице. Поднялась суматоха, раздались крики и причитания. Я видел неподдельный испуг хозяина и понимал, что он говорит правду, и все мои приказы напрасны. Но и остановиться я уже не мог, и не успокоился, пока не увидел перед собой всех девушек, каких удалось сыскать в гостинице. Это оказались и работницы, и служанки, и даже пара дочек постояльцев, которые со страху также присоединились к всеобщему показу.

Я быстро убедился в том, что никого, хоть чуточку похожей на мою ночную певунью, среди них нет. Мне стало неловко, и я извинился перед постояльцами и их дочерьми, а также перед хозяином гостиницы. Тот, похоже, испугался ещё сильнее и отказался от оплаты за ночлег.

– Выстави счёт, когда придёшь в себя, и перешли его в Олений замок. Можешь даже чуть завысить его за беспокойство, – сказал я.

Хозяин принялся благодарить меня, уверяя, что он лишь рад смиренно служить мне, моему дому. Ещё одна мысль пришла мне в голову:

– Послушай, хозяин, этой девушки здесь нет. Но ведь кто-то же играл в моей комнате и пел. Уверен, что ты ложишься поздно и встаёшь рано, думаю, ты должен был бы слышать это. Она пела в полный голос и играла не таясь. Так ты, по крайней мере, слышал музыку из моей комнаты?

Хозяин опустил глаза и промолвил тихо:

– Мой господин, после того, как вы ушли спать и отослали слуг, из вашей комнаты не донеслось ни звука. Один из слуг спал под дверью, на случай, если вам что-нибудь понадобится. Я уже спросил его, он также подтверждает, что никто не входил и не выходил. Но может быть, он что-то слышал.

Хозяин подозвал паренька, который ночью оберегал мой сон, и задал ему вопрос:

– Ты всю ночь провёл под дверью в комнату господина. Ты отлучался куда-нибудь?

– Нет, хозяин. Я спал под дверью, как вы сказали.

– Ты слышал что-нибудь из-за двери? Музыку или пение?

Паренёк посмотрел недоуменно на хозяина, потом на меня. Предугадывая его ответ, я услышал:

– Нет, хозяин, ни музыки, ни пения из комнаты господина не было слышно. Ночь была тихая и спокойная. Давно таких чудесных ночей не было.

VII

В Олений замок я добрался к вечеру того же дня. Всю дорогу я размышлял о своей ночной гостье, гадая, был ли это сон, или же всё произошло в действительности. Особенно меня волновало то обстоятельство, что никто из постояльцев и служащих гостиницы ничего не слышал. Может быть, я начал сходить с ума? Может быть, я вижу и слышу то, что другие не могут? Это пугало меня. Однако, музыка и пение, слышанные мною прошедшей ночью, наполняли мою душу покоем и радостью. И если таково моё сумасшествие, то я готов был принять его без раздумий.

О том, ищут ли меня, или нет, я как-то уже и не думал. Теперь это казалось мне не особенно важным. Когда я подъехал к воротам замка, привратники тотчас узнали меня и выбежали навстречу. Мою лошадь приняли и увели, меня же любезно проводили в мои покои. Создавалось впечатление, будто бы за последние дни ничего значимого и не произошло, будто бы не было ни охоты, ни моего долгого отсутствия в замке.

Я задал слугам несколько вопросов, но они толком ничего не ответили. У себя в покоях я поговорил с моими людьми. Я не являлся значительной фигурой при дворе, но всё же у меня был небольшой круг воинов и придворных, служащих лично мне и как будто бы преданных. Насколько я знал, после исчезновения моих родителей почти все их вассалы перешли под знамёна моего дяди Ёшиды, и лишь небольшая горстка продолжила традицию и осталась верна мне. Возможно, это была лишь некая милость князя, так как своих доходов я не имел, значительных поместий тоже, а сам был полностью на его содержании. То же касалось и моих людей. Но как бы то ни было, князь был щедр, соблюдал традиции и приличия, так что я всё равно не нуждался и не чувствовал себя ущемлённым.

Мои покои размещались довольно далеко от покоев князя Ёшиды, в отдаленном крыле замка, и отличались небольшим размером и скромностью. Однако в них я был полновластным господином, и охраняли их мои воины, главой которых был Яма́то Хайси́н. Все мои люди были очень молоды, и никто из них не мог помнить моих родителей.

Не успел я войти на свою половину и распорядиться о ванне и ужине, как Ямато уже стоял передо мной.

– Мой господин! Хвала небесам, вы вернулись!

– Ямато, я рад видеть тебя, но я не понимаю, почему ты здесь? Ты начальник моей стражи и командуешь всеми моими людьми. Твой господин пропал, и ты должен был бы искать его повсюду, а не охранять пустые комнаты! Что скажешь?

– О, мой господин, – Ямато опустился на колени, – мы ещё во время охоты пытались искать вас. Однако князь Ёшида приказал в тот вечер возвращаться к замку и поиски прекратить. Во все следующие дни он велел всем вашим людям оставаться в ваших покоях и не покидать их до тех пор, пока он сам лично не распорядится. Так что даже сейчас, когда вы уже здесь, никто из ваших воинов не может выйти из комнат. Мы провели всё это время здесь и ничего не могли поделать, боясь нарушить княжеский приказ.

Моим первым побуждением после слов Ямато было немедленно отправиться к дяде и потребовать, чтобы он разъяснил положение вещей. Однако я сдержался и почёл за лучшее предстать перед ним завтра утром, чистым и отдохнувшим. Уже опускалась ночь, а мой дядя очень не любил, если его беспокоили поздним вечером. Он всегда предпочитал оставлять вечернее время для своих личных нужд, было известно, что он обычно рано ложился спать, либо же просто читал в тишине.

В общем, я принял ванну, поел, поговорил с Ямато, хотя и не рассказал ему ничего о своих приключениях. Сказал лишь, что заблудился и долго плутал в лесу. По поводу того, что я вернулся одетый не в свою одежду, я оправдался тем, что моя пришла в негодность, и эту я приобрёл у проезжего купца на тракте. Напоследок я приказал Ямато устроиться на ночь у дверей моей спальни и строго следить за тем, чтобы никто не входил и не выходил. Ему я мог доверять намного больше, нежели служке в гостинице.

Когда я остался один в комнате, я спрятал лисий хвост в тайнике, который сам когда-то сделал в полу под циновкой. Там лежали кое-какие деньги, несколько любовных писем и стихов, которые писал я сам и получал от придворных дам. В тот вечер я сделал нечто, чего не делал очень давно – перечитал все эти записки. Некоторые из них показались мне теперь чересчур откровенными, некоторые – вычурными. Но все они, и мои, и чужие, казались мне совершенно бесталанными в сравнении со стихами и песнями той девушки. Я ещё раз перечёл все письма и, не раздумывая дольше, бросил их в тлеющую жаровню с пахучими смолами.

Бумага тотчас вспыхнула, и через мгновение все эти легковесные стихи начали исчезать. Я прикрыл тайник и лёг спать. Что и говорить, я весь вечер гадал, увижу ли я вновь ту девицу. Я и желал этого, но и опасался. Что-то подсказывало мне, что всё связанное с ней не принадлежит к обычному миру, что происходит нечто сверхъестественное. Но её красота, очарование, музыка и песни были для меня сильнее и желаннее, чем какие-то смутные опасения и подозрения.

Сквозь сон я вновь услышал музыку и песню. Я открыл глаза. И вот, она здесь! Сегодня в другой одежде, но тот же цинь, и столь же ослепительно красива. Точно как и в предыдущую ночь, я был зачарован её видом, сиянием, исходившим от неё, мелодиями и песнями. Как и в предыдущую ночь в гостинице, я не смел коснуться её, хоть она и находилась совсем рядом. И, как и в прошлую ночь, я уснул, убаюканный совершенно бесподобным волшебством.

Наутро я проснулся довольно рано и скорее вышел из комнаты. Ямато лежал под дверью и спал, но не успел я даже достаточно сдвинуть дверь, как он вскочил на ноги и занял боевую позицию. Признав меня, он поклонился и расслабился.

– Ямато, всё было тихо ночью?

– Да, мой господин. Ни в вашу комнату, ни вообще в ваши покои никто не входил.

– Ты не слышал никакой музыки ночью?

Ямато недоуменно посмотрел на меня.

– Вы же знаете, мой господин, что князь Ёшида не разрешает играть на инструментах ночью, если только сам этого не потребует. Так что нет, не было никакой музыки.

Честно говоря, я и не ожидал никакого другого ответа от него.

– Ямато, я иду к князю, а ты меня сопровождаешь, – заявил я и отправился к дяде.

Князь Ёшида уже проснулся и скромно завтракал у себя. Он совсем не удивился, увидев меня, а может, не подал вида. Завтракал он обычно в одиночестве, но по утрам он отличался большей благосклонностью к посетителям, нежели по вечерам. Его сыновья, мои двоюродные братья, имели свои собственные семьи и жили в другой части замка.

– Садись, племянник, выпей чаю со мной, – пригласил меня к трапезе дядя. Я, разумеется, не смел отказываться.

– Ты куда-то пропал в эти дни, – как ни в чём не бывало продолжал он, поднеся чашку ко рту. – Где ты был?

– Дядя, я заблудился на охоте, заплутал в лесу и не мог найти дорогу. Долго скитался и всё время надеялся, что встречу кого-то, кто мне поможет. Надеялся, что меня кто-то ищет, но так никого и не встретил, пока сам не выбрался.

Ёшида сделал ещё несколько глотков, глядя на меня поверх чашки. По его взгляду было невозможно сказать, о чём он думал. Он просто смотрел на меня, почти без всякого выражения, смотрел скорее дружелюбно.

– Видишь ли, я был уверен, что ты отправился в ближайший город. Мне докладывали, что тебе стала в тягость однообразная жизнь в замке, и, вероятно, ты решил, как и в прошлые несколько раз, поразвлечься в игорных домах. А кто-то даже заявил, что видел тебя там. Так что мы и не беспокоились за тебя. И именно поэтому твоим людям я приказал не покидать замок. Зачем метаться по лесу, разыскивая тебя, если тебя там всё равно нет? Кроме того, это не выглядело бы красиво, если бы твои придворные пришли за тобой всей гурьбой в игорный дом, как будто ты совсем пропащий повеса и блудник. Я не хотел привлекать внимание к твоему исчезновению, чтобы сохранить твоё лицо. И, кстати, запрет для твоих людей на свободное перемещение снимается.