Полная версия
Лисий хвост
Сложно сказать, сколько людей видели то, что происходило на крыше этой повозки. Дело в том, что чуть ли не на каждую из других волкам также удалось запрыгнуть. Повсюду кипел бой. Люди скидывали животных обратно вниз, кололи их копьями, рубили мечами и топорами. Многим хищникам, тем не менее, удалось прорваться в стан, где их пытались выловить и прикончить женщины и молодёжь. Пастушьи собаки отважно кидались на хищников. Раздавались крики боли и ярости, предсмертный визг и вой животных. Напуганный до смерти скот жалобно блеял и мычал, лошади тревожно ржали и сходили с ума от близости своих извечных врагов.
Пожалуй, лишь Хару, который ещё раньше обратил внимание на соседнюю повозку и вмешался в бой, рассмотрел это чудовище. Дэв – это легендарное создание, получеловек, полузверь, дикое и заросшее плотной шерстью существо. Говорят, это потомки проклятых за какое-то ужасное преступление людей. Но что это за преступление, и кто подверг несчастных такому проклятию, не рассказывали даже старые сказки. Многие в цивилизованных странах не верят в их существование, но те, кто бывал в степи и забирался на север до Великих Лесов, знают, что дэвы вовсе не сказки. Хару некогда видел одного, хотя и при совершенно иных обстоятельствах. В любом случае, гадать, дэв это или нет, времени не было.
Хару послал в монстра стрелу, однако тот двигался стремительно, и стрела лишь вонзилась ему в лапу, но не свалила его. Чудище взвыло и ринулось на Хару прыжками, обломав стрелу и лязгая зубами. Хару отбросил лук и выхватил меч. Кинжал он вытащить не успел, зато успел лучше ухватиться за рукоять меча двумя руками.
Чудище прыгнуло на него, Хару увернулся и успел полоснуть зверя. Тот развернулся и встал на задние лапы во весь рост, пытаясь передними достать человека и придавить его подобно тому, как действует медведь. Длинные, острые когти с лёгкостью уложили бы кого угодно, однако Хару был опытным воином с прекрасным оружием. Он рубанул по одной лапе, ловко увернулся от другой и вонзил меч в живот зверя.
Дэв взревел в слепой ярости и вновь бросился на человека. Ничего не разбирая, не реагируя на удары меча, он рвался вперёд, пытаясь достать Хару когтями и зубами. Длинный меч становился бесполезен и неудобен, так как теперь противники слишком сблизились. Хару мог бы отступить, чтобы получить необходимую свободу движения, однако он уже находился на самой кромке крыши и балансировал на краю. К счастью, это оказался край над лагерем, а не над волчьей стаей.
Изо всех сил Хару прыгнул назад, переворачиваясь при этом в воздухе. Через секунду он стоял на земле, выхватывая кинжал одной рукой и держа меч в другой. Ещё через секунду чудище, израненное, всё в крови, с обломком стрелы в лапе, приземлилось рядом и нанесло сокрушительный удар когтями. Хару увернулся, но недостаточно быстро, и удар всё же настиг его и повалил наземь.
Тут же он оказался придавленным тушей дэва и почувствовал его мерзкое, гнилостное дыхание. Однако, зверь умирал. Во время своей последней атаки он нападал, преисполнившись такой яростью, что даже не ощутил, как кинжал Хару вошёл в его сердце.
Так они и лежали какое-то время: умирающий монстр, в последних силах ищущий горло человека, и Хару, задохнувшийся, придавленный, силящийся стряхнуть с себя тяжёлое тело врага и отодвинуться от его всё ещё опасной пасти. Наконец, жизнь ушла из дэва. Он начал замирать, а тело его расслабляться.
Хару тщетно пытался освободиться, чувствуя, что ещё чуть-чуть, и он задохнётся под тяжестью отвратительного мёртвого тела. Силы оставляли человека, однако постепенно он всё же смог выпростаться из-под чудища и отползти прочь.
В пылу боя Хару не заметил, что и сам успел получить несколько серьезных ударов. Кое-где его спасла толстая зимняя одежда, но всё же длинные и острые когти рассекли её и достали до тела. Он начинал чувствовать сильную боль и слабость. В особенности давал знать о себе последний удар дэва, которым он свалил Хару. Удар пришёлся по виску, и хотя значительной раны не осталось, всё же он был столь силён, что теперь у Хару ужасно кружилась и болела голова.
Он поднялся, сделал несколько шагов и упал на колени. В полном бессилии откинулся на спину, на мгновение перед ним мелькнуло ночное небо, на котором между туч пробивались звёзды, и закрыл глаза. Сквозь опущенные веки он увидел сильнейшую вспышку света, после чего провалился в кромешную темноту.
III
Сначала была темнота, потом проносились какие-то, не лишённые приятности, образы. Хару, наверное, даже не смог бы точно определить, что именно он видел. Это были какие-то девушки, слышался смех, ветерок раздувал их длинные волосы. Потом он видел ласковое море и слышал шорох волн. Затем опять красотки, и особенно одна из них. Она не смеялась, как другие, лишь застенчиво улыбалась. Он погладил её по волосам, провёл рукой по спине и коснулся… хвоста. Хвост?
Хару не показалось это странным, тем более что хвост был рыжим и пушистым, очень приятным на ощупь. Он походил на лисий хвост и прямо-таки излучал уют и тепло. Хотелось запустить пальцы в нежный мех, закутаться в него и уснуть. Так Хару и сделал, и… проснулся.
Сон был ярок и осязаем. Хару открыл глаза в полумраке. Он не понимал, где находится. Тёмный морщинистый свод над ним медленно превращался в крышу юрты. Путы на руках и ногах, не дававшие шевельнуться, превращались в одеяла и шкуры, заботливо укрывавшие его по самое горло.
Долго-долго Хару лежал с открытыми глазами, не шевелясь, приходя в себя, собираясь с мыслями. Волшебные сны таяли и забывались. Хару вспомнил, что произошло с ним, битву с волками, схватку с чудищем. Видимо, всё закончилось благополучно, раз он лежит в постели, а не на голой земле в окружении хищников.
«Шима! Что с ним?!» – пронзила его стремительная мысль, и он резко откинул с себя одеяла и рванулся, чтобы встать. Тотчас голова его закружилась, и он рухнул со стоном обратно. Ему всё ещё было нехорошо, хотя и не настолько, как в злопамятную ночь.
– Эй, кто-нибудь! – позвал Хару.
Никто не откликнулся. Однако только теперь он по-настоящему прислушался к звукам, доносящимся снаружи. И услышал вполне мирный и дружелюбный шум: блеяние овец, мычание коров, лай собак, голоса взрослых и детей. Это значительно успокоило Хару, но всё же судьба сына продолжала волновать его, и он позвал вновь. На сей раз откликнулась какая-то женщина, проходившая мимо. Она заглянула в юрту, не переступая порога. Хару не помнил её имени, но хорошо помнил лицо. Она принадлежала к клану Мэргэна, и он нередко видел её во время путешествия, хотя почти и не разговаривал с нею.
– Что? Пришёл в себя? Очнулся? – то ли спросила, то ли удостоверилась она, и сию минуту пропала.
– Постой! – но силуэт уже исчез из прямоугольника входа.
Впрочем, теперь Хару недолго пробыл в одиночестве. Вскоре, старательно переступая порог юрты, вошло несколько человек. Хару, несмотря на слабость и головокружение, попытался приподняться на локте, чтобы рассмотреть вошедших.
– Лежи, лежи, – услышал он голос Мэргэна.
– Где Шима? Чем всё закончилось?
– Отец, я здесь!
Шима выскочил вперёд и обнял ручонками отца.
– Слава небесам! – облегчённо выдохнул Хару. – Ты цел!
– Да цел он, невредим, наш геройчик, – улыбаясь, сказал Мэргэн.
– Что волки? Как наш лагерь? Где мы? – спрашивал Хару.
– Всё своим чередом узнаешь. А пока, глянь-ка, кто здесь ещё!
Хару вновь приподнялся. Шима так и продолжал висеть на его шее, но отец даже не замечал этого. Кроме его сына и Мэргэна, в юрте находилась незнакомая женщина. Хару не сразу смог разглядеть ее в приглушённом свете. Невысокая, коренастая, с длинными волосами, заплетёнными в косы по обычаю степных женщин. Чёрные с красивой сединой волосы напоминали мех чёрно-бурой лисицы. У неё было простое лицо, довольно миловидное, однако в глазах читались мудрость и знание, каких не достигнешь за всю жизнь, лишь разъезжая по степи на лошади. Также и руки её не походили на мозолистые руки трудяги-степняка. Тонкие и чистые – они говорили, что хозяйка нечасто занимает их тяжёлым трудом.
Хару понял, кто перед ним.
– Госпожа Билигма, – прошептал он.
– Она самая! – вставил Мэргэн.
Женщина промолчала, наклонилась к Хару, приложила руку к его лбу, потом посчитала пульс, заглянула в глаза. Только после этого она сказала:
– Здравствуй, Хару.
Её голос звучал приятно, успокаивал и как будто отгонял морок:
– Вижу, тебе уже немного лучше. Полежи ещё денёк, а завтра сможешь встать. Не беспокойся пока ни о чём. Всё в порядке.
После этих слов Билигма отстегнула от пояса небольшую фляжку и протянула её Хару.
– Сделай несколько глотков.
Он послушно принял флягу и отпил. Жидкость была тягучая, но приятная на вкус. Казалось, что сначала рот, а затем всё существо наполняются запахами свежих степных трав и цветов, напоённых нежарким весенним солнцем.
Хару откинулся назад и вернул флягу. Его вновь неудержимо влекло ко сну.
– Пока, отец, поспи ещё, завтра увидимся, – говорит Шима.
– Ну, давай, до завтра, – говорит Мэргэн.
Госпожа Билигма молчит, но Хару понимает, что пора уже закрыть глаза и ещё раз погрузиться в целебный сон.
* * *На сей раз он спал совершенно без сновидений. Ему вообще показалось, что он лишь пару минут назад прикрыл глаза, а когда открыл их, уже начался новый день. Он понял это по звукам снаружи юрты, какие бывают лишь при начале нового дня, когда начинается ежедневная суета. Звуки в морозном воздухе разносились далеко и слышались очень чётко.
Хару сел на своём ложе, опасаясь, что сейчас его вновь одолеет приступ слабости, и голова пойдёт кругом. Но ничего подобного не произошло. Он осмотрелся, увидел рядом свою одежду. Оделся, хотя и медленно. Слабость ощущалась, но то была не болезненная противная слабость, а та, которая бывает после долгой или тяжёлой болезни, когда не покидаешь свою постель, и вот теперь входишь обратно в нормальную жизнь, и всё кажется обновлённым, и хочется быстрее накопить сил, чтобы переделать много разных дел.
Пока Хару одевался, он понял, что хочет есть и пить. Как будто кто-то уже предугадал его желания, тут же в юрте на столике он нашёл свежие лепёшки и сыр. Над очагом висел горячий чайник.
Он быстро управился с едой, повеселел и ощутил, что силы начинают возвращаться к нему. Хару закончил с одеванием и вышел из юрты. Оглядевшись, он увидел, что находится в лагере, однако в другом месте, не там где они остановились в ночь сражения. Становище расположилось в уютном распадке между холмами так, что солнце освещало его с утра и до вечера. Прекрасное место, чтобы поставить юрты и отдохнуть какое-то время и людям, и животным.
Окинув стан беглым взглядом, Хару отправился на поиски Мэргэна – слишком много вопросов ему хотелось задать. Хорошо было бы найти и госпожу Билигму, но какое-то чутьё подсказывало Хару, что с ней он и так увидится позже. Он нашёл вождя около одной из юрт: тот сидел у порога и подновлял ремень от лошадиной сбруи.
– А, уже встал? Ну, садись рядом.
Хару сел на седло, лежащее на земле. Солнце светило ярко, предвещая погожий день. Быстро теплело, словно зима немного отступала. Снег лежал уже везде, и никакая временная оттепель уже не одолеет его до самой весны. Хотя кое-где под солнечными лучами он и стал более пористым и каким-то загустевшим.
– Расскажи мне, что произошло той ночью после того, как я потерял сознание. И вообще, долго я пролежал больной?
– Ты пролежал две ночи и два дня. Госпожа Билигма сказала, что у тебя голова слишком сильно ударилась, да и кровь из ран вытекла. Говорит, очень ты усталый и ослабший, хотя я бы так и не сказал. Знаешь, есть в лагере люди, которые куда больше тебя пострадали. Жуткие раны, рваные, воспалённые. Двое скорее всего помрут, даже Билигма ничего сделать не может.
– Она ещё здесь? В лагере?
– Да, ходит за больными, сказала, чтобы ей не мешал никто. С тобой, говорит, всё хорошо уже, а вот другим помощь сильно нужна.
– Ясно, потом – значит потом.
– Ага, говорит, тебе теперь только сил набраться, да и всё.
– Ну, а что же было дальше? Я помню какую-то вспышку, или мне это привиделось, всё-таки голову я здорово стряхнул.
– Нет, не привиделось. Когда дэв на тебя напал, мы уже подумали – конец тебе. Хотя, знаешь, и не думали особо, каждый со своими волками бился.
– Дэв, ты сказал?
– Это не я сказал, а госпожа Билигма.
– Хорошо, давай дальше.
– Ну и вот, бились мы каждый со своими волками. Они ведь на нас стеной какой-то прямо попёрли. На спины друг другу стали запрыгивать и потом уже на нас. Мы их и копьями кололи, и мечами секли. Да какое там! Никогда не видел такого, чтобы волки вот так вели нападение, как будто направляет их кто-то. Против такого числа волков разве ж могли мы устоять? Много уже волков и внутрь лагеря попасть сумели, овец начали резать, на людей кидаться. Я уже подумал: всё, Мэргэн, плакал твой клан, прощайся с ним. Сожрут вас волки и будете посреди степи лежать, одни косточки. И тут вдруг – трах, бах! Как молния с громом ударили. Я думаю, это что за напасть, какая ещё гроза может быть зимой. И опять – трах, бах! Молния и гром! Сверху, но вроде как не с неба. Тут я посмотрел, откуда это, и увидел, что молнии бьют с вершины холма, под которым мы укрепились. Там ведь склон очень крутой и каменистый был, по сути дела, скала. И вот на самой её верхушке стоит кто-то и руки поднимает. Как поднимет, помашет ими, соединит неким манером, тогда-то с рук молнии с грохотом вылетают.
– Это госпожа Билигма была, так ведь?
– Так. Тогда она нас спасла. Молнии эти много волков поубивали, гром остальных всех распугал, те и разбежались. На этом наша битва и кончилась.
Мэргэн замолчал на минуту, потом хитро глянул на Хару.
– Что? – спросил тот.
– А мне ещё есть чего рассказать про сына твоего.
– Про Шиму? – изумился Хару.
– Ага, про него. Помнишь, я его вчера геройчиком назвал? Не зря ведь я это сказал.
– То есть? Говори уже!
– А то, что многих людей сын твой спас.
– Он? Он же дитя!
– Как запрыгнули волки внутрь нашей загородки и начали бесчинствовать, так три-четыре из них бросились к юрте, где женщины, дети да старики укрывались. Здоровые такие волки, наглые. Не захотели, видать, баранины, человечины им захотелось. Это ещё до Билигмы было, когда я сам с жизнью прощался. Вот, значит, кинулись они к юрте. Думаю, прощайте, не сумел я вас охранить. И вот чудо-то! не хуже того, что Билигма показала: сунулись волки в юрту, морды внутри, хвосты – снаружи. Сунулись, да и замерли. Вдруг, вижу, попятились они назад, хвосты поджали, морды опустили, уши прижали, как собаки нашкодившие, которые знают, что им сейчас прилетит за дела. Пятятся, значит, они назад, от юрты, а следом за ними на порог выходит твой Шима. Вроде и маленький, а как встал на пороге, одну руку в бок упёр, другой волкам грозит и что-то говорит при этом. Говорит как-то чудно, я не понял ничего, видать по-детски что-то лепетал. Но волки-то его то ли слушались, то ли испугались, а только заскулили, да и убежали от юрты прочь. И ни один потом не приблизился. А там уже и госпожа Билигма подоспела.
Хару потрясённо слушал историю о ночной битве, особенно о своём сыне.
– Ну, скажешь чего? – подмигнул ему Мэргэн. – Я был бы горд, если бы мой Бато́ так же волков в пять лет гонял.
Хару покачал головой:
– Нет, Мэргэн, здесь не всё так просто. Ты многого не знаешь о нас, да и я не всё знаю. Как вижу теперь, многого не знаю.
Мэргэн пожал плечами:
– А что тут знать? Есть мальчонка, смелый и бесстрашный, волков не боится, людей спасает. Хорошо ведь это.
– Хорошо, Мэргэн, вот только ненормально, ведь мальчишке всего-то пять лет, шестой пошел.
– Ну и что, вот ещё мой дед говорил, что дети теперь быстрее растут.
Хару продолжал качать головой.
– И где мы сейчас? – спросил он чуть погодя.
– Тогда же ночью, как опасность миновала, мы собрали раненых, похоронили убитых и двинулись дальше. Билигма тоже не одна прибыла. На белых верблюдах она и её спутник – огромный детина! Сильный, как медведь! Они нам этот распадок показали, когда мы наутро дальше двинулись. Здесь мы и встали. Ветер сюда не задувает, солнце светит. Побудем тут, пока раненые в себя не придут, а дальше – видно будет.
– А что, Мэргэн, много ли раненых и убитых? Прости, что не сразу спросил об этом.
– Таких всегда много. Один – уже много было бы. Погибло четверо, ещё столько же, наверное, не выкарабкаются. А ранены – почти все, кто на кибитках стоял да с волками дрался. Поэтому-то я благодарю Небеса, что Билигма вовремя явилась. Ещё бы чуть-чуть, и нас бы всех разорвали. Для моего клана это была тяжёлая ночь. Вдовы появились, дети без отцов. Придётся их опять замуж выдавать, пристраивать как-то. Может, ты одну возьмёшь?
– Шутишь, что ли?
– Нет, я серьёзно, – лицо Мэргэна и впрямь оставалось невозмутимым, – Будешь полноправным членом моего клана. Кстати, раньше не было у нас имени, теперь назовёмся клан Волчьей ночи. Звучит неплохо, а?
– Мэргэн, я не совсем понимаю, серьёзно ты говоришь или нет.
– Э, да что тут понимать, – вздохнул кочевник, махнул Хару рукой, как будто отпуская его, и принялся чинить упряжь дальше.
IV
После разговора с Мэргэном Хару отыскал сына. Ему сразу же бросился в глаза странный рисунок на лбу ребенка: полумесяц с ромбом посередине. Никогда прежде Хару не видал ничего подобного.
– Что это? – спросил он.
– Не знаю, это мне Билигма нарисовала, говорит, что это мне поможет лучше спать ночью.
Отец осторожно прикоснулся к рисунку. Он был нанесен красно-коричневой краской, видимо, на основе глины, однако от нее шел приятный пряный аромат каких-то трав.
Однако Шима горел желанием носиться вместе с остальными детьми клана и всё его внимание поглощали игры, так что на вопросы отца он отвечал односложно, и было видно, что голова его занята лишь тем, как бы поскорее присоединиться к остальной детворе.
– Бато, я уже иду! – закричал Шима, когда отец, наконец, отпустил его после краткого расспроса.
Бато, сынишка Мэргэна, с которым Шима ехал в повозке, стал его лучшим другом за время поездки. Одного возраста, они чем-то дополняли друг друга, и если бы не внешняя непохожесть Шимы на других детей, то их можно было бы принять за братьев. Как бы то ни было, Хару остался один и решил побродить по становищу. Чувствовал он себя вполне неплохо, и несмотря на некоторую слабость и лёгкое головокружение, возвращаться в постель нисколько не хотелось.
Однако в стане ничего примечательного для Хару не было. Обычная повседневная жизнь, какая происходит в любом лагере степняков на всём протяжении от неизвестного Запада, где берёт истоки Степная Мать, и вплоть до Островного моря, где степь кончается. Ему уже довелось насмотреться на быт кочевников за долгие месяцы пути, да что говорить, за это время он и сам начал превращаться в кочевника и по одежде, и по потребностям. В силу своего несколько особого положения гостя клана, Хару почти не выполнял тех обязанностей, какие выпадали на долю обычного степняка-мужчины, да скорее всего они оказались бы ему не по силам. Он, конечно, умел ухаживать за лошадью и основным снаряжением, но в остальном он мог не больше чем ребёнок.
Хару решил прогуляться и подняться на ближайший холм, чтобы подумать немного в одиночестве о недавних событиях и поискать решения некоторых старых проблем. Подъём по склону Хару вполне одолел, хотя ближе к вершине и ощутил усталость. Всё-таки он действительно ослабел за последние дни, пока лежал в постели. Тем не менее, мужчина не собирался сдаваться, и последние тридцать-сорок шагов пробежал вверх, собирая все силы в кулак.
Наверху он отдышался и огляделся. На востоке, совсем недалеко, через три-четыре холма пониже, простиралась до самого горизонта степь. На западе, севере и юге ложились волны холмов, насколько хватало глаз. Кое-где они были гладкие, покрытые снегом, кое-где наружу выступали скалы, явно вулканического происхождения, чернеющие на снежном фоне, и лишь изредка виднелись рощицы изогнутых ветром сосёнок и островки кустарника.
День был тихий, солнце стояло ещё высоко для этого времени года, и находиться здесь, наверху, в отдалении и одиночестве было для Хару приятно, а унылый вид вполне соответствовал настроению. Хару присел на камень и задумался. Он думал обо всём, что случилось с ним, вспоминая прошедшие дни, думал о будущем, о сыне, и о том, что он оказался в долгу перед Мэргэном и его людьми, хотя те об этом и не знают. Взгляд Хару скользил по вершинам окружающих холмов, покрытых снегом, на котором играли солнечные лучи, кое-где образовывались причудливые формы, видимо, в тех местах, где снег лёг на скалы или скрыл некие особенности рельефа. В таких местах снег становился темнее, если это были углубления или низины, или же наоборот, блистал яркой белизной на возвышениях, устремлённых к свету. Дальние же холмы расплывались в голубовато-серой дымке. В особенности нравилось глядеть ему на небо. Степное небо, бесконечно глубокое и голубое, чистое и зовущее.
Какое-то время Хару вообще не думал ни о чём, а просто созерцал окружающий его мир, наполняясь покоем и радостью. Тяжкие мысли отползали прочь, разум прояснялся. Хару и не заметил, что по склону холма поднимаются два всадника, ведущие за собой в поводу ещё одного коня. Вскоре они приблизились к нему, и Хару наконец обратил на них внимание. Это были госпожа Билигма и какой-то могучий мужчина внушительных размеров, как раз подходящий под описание, сделанное Мэргэном.
– Госпожа Билигма, приветствую тебя и твоего спутника, – поднимаясь на ноги и слегка кланяясь, сказал Хару.
– Здравствуй, Хару, – ответила она. Её спутник лишь коротко кивнул.
– Не обращай внимания на Тага́ра, Хару, он почти не разговаривает с другими людьми. Только со мной он говорит свободно. Это не от неучтивости, а такой уж он по своему складу, – сказала Билигма. – Кроме того, у него тоже есть свои причины, сделавшие его нелюдимым.
– Хорошо, госпожа, я не стану принимать на свой счёт его молчание.
– Вот и правильно. А ты что же? Гуляешь?
– Да, госпожа. Надоело без толку лежать в постели.
– Я думала, что ты захочешь повидаться не только с Мэргэном и со своим сыном, но и со мной.
– Именно так, госпожа, однако Мэргэн предупредил меня, что ты очень занята с ранеными, так что я решил повременить.
– Да, Хару, очень похвально с твоей стороны. Один день или два дня, один час или больше – это уже не играет никакой роли. Ты был в пути ко мне многие месяцы, так что теперь разницы нет.
– Воистину, госпожа. У меня есть вопрос к тебе. Что это за символ, который ты нанесла на лоб моему сыну? Никогда я не видел такого прежде.
– Это знак чистоты. Он означает потерянное тайное озеро и остров посредине.
– То озеро, о котором поют в песне Начала?
– Оно самое, озеро, путь к которому потерян. Все ведь знают эту легенду.
Билигма кивнула Хару и с минуту изучающе глядела на него. Потом она промолвила:
– Хару, прежде чем мы продолжим говорить с тобой сегодня, да и в последующие дни, я хотела бы кое-что показать тебе.
– Хорошо, госпожа.
– Но придётся немного проехать верхом. Сможешь?
– Думаю, да.
Хару немного побаивался, что ему будет тяжело в седле, однако сил у него оказалось намного больше, чем он ожидал. Оказавшись на лошади, молодой человек даже повеселел и приободрился.
– Я готов ехать, куда ты укажешь.
– Здесь недалеко, Хару.
Они проехали по гребню холма и спустились немного вниз, где склон переходил в следующий холм. Так, следуя то по одному гребню, то по другому, они постепенно спускались вниз и оказались у подножия всей гряды, там, где она соприкасалась со степью. По всей видимости, они повторяли путь, пройденный кочевниками за то время, что Хару находился без сознания.
– Теперь можно и быстрее, – произнесла Билигма и пустила лошадь рысцой. Мужчины не отставали от неё.
Они двигались вдоль границы холмов и степи, и скоро Хару начал понимать, куда именно они направляются. Вот уже показалась и высокая скала, вырывающаяся из довольно пологих по сравнению с ней склонов. То самое место, где несколько дней назад произошло побоище с несметной волчьей стаей. На месте битвы тут и там виднелись бугорки, припорошённые снегом, кое-где чернели остатки больших костров, которые люди жгли всю ночь. Путники спешились.
Хару подошёл к одному из бугорков и кончиком сапога расшевелил снег. Как он и ожидал, это был мёртвый волк, окоченевший и замёрзший в камень.
– Степняки уже собрали стрелы, какие было возможно, – пояснила Билигма, – так что остались только трупы хищников. К весне будут лишь кости да обрывки шкур. Всё зарастёт травой.
Некоторые трупы, которые Хару также кончиком сапога отряхнул от снега, были явно опалены каким-то огнём. Колдунья заметила это и пояснила: