Защищая горизонт. Том 2

– Вот и всё, можешь выдохнуть, – сказал Плотников и отошёл в сторону. – Т-ты как, живой?

В глазах у меня всё плыло, голова обиженно гудела, а ноги налились свинцовым грузом, но при этом я старался выглядеть непоколебимым.

– Всё нормально, – прохрипел я от пересохшего горла.

– Вот и отлично, – с небольшой неловкостью сказал Вергилий со своего места и ободряюще хлопнул ладонями по столу. – Тогда не тяни, Стил, и расскажи старшему Технику про свои видения и новых призраков.

Плотников резко изменился в лице, округлил глаза от испуга и в изумлении поднял брови.

– Что, опять?! – воскликнул он.

Но я в это время мало понимал, что от меня хотят. Я плавал в киселе из собственных мыслей, охваченных настоящим бунтом против своего хозяина, пытался совладать с нагрянувшим тягучим и липким ощущением безудержного страха и беспомощности, я боролся с желанием сделать какую-нибудь невероятную глупость. Я поднял правую руку, посмотрел сквозь мутную пелену перед глазами на своё запястье, откуда исчезли три полоски, что были единственной отличительной чертой Палача, моим пропуском в будущее, и меня повело назад под грузом собственного отчаяния, я пошатнулся и чуть не повалился на спину.

– Стил! – Хранитель вскочил с кресла и затем рявкнул Плотникову: – Что с ним?

– Я сейчас, всё нормально… голова кружится, – в пустоту ответил я, пытаясь прийти в себя.

– Это, н-нормально, – заикаясь, подтвердил Плотников. – Так бывает после нейрораспределительного вмешательства. Мозгу нужно время, чтобы смириться с утратой части связей, свыкнуться со своим новым положением.

Старший Техник виновато отошёл в сторону и одёрнул воротник своего халата, чтобы скрыть замешательство и стеснение.

– Да всё нормально, говорю же, – прохрипел я, после чего попытался взять себя в руки, встрепенулся, размял ладони и встал обратно рядом с Плотниковым.

– Ну, коли так… – Вергилий несколько успокоился и сел обратно в своё кресло.

– Так что там с этими… с привидениями? – нетерпеливо спросил меня Плотников, сверкая глазами.

Я безучастно посмотрел на сгорающего от любопытства Плотникова, потом поймал на себе взгляд Вергилия, вновь ставший холодным и отрешённым, и тяжело вздохнул, перебарывая в душе стойкое желание выбежать из кабинета и уйти туда, где я буду один, где мне дадут время поразмыслить, осознать пережитое и смириться со своей участью. С другой стороны, мне рьяно хотелось покончить со всем этим, сбросить с себя тяжкий груз предательства, это тяжкое бремя человека, которого все ненавидят и порицают. Поэтому с маленькой искоркой энтузиазма в общем пожарище пренебрежения я решил рассказать всё, что знал сам.

– Когда я зашёл на склад, – тихо начал я, моё горло всё ещё хрипело от сухости, – то сначала застал там только Кукольника и был точно уверен, что на складе больше никого нет.

– Прости, а почему ты был так уверен? – поинтересовался Плотников, но потом осёкся, увидев мой ненавидящий взгляд в ответ. – Всё-всё, понял, п-продолжай. Что дальше?

– Дальше он сообщил, что со мной хочет поговорить кто-то, кого он представил как своего начальника или главного, не помню точно. Он сказал, что этот человек стоит за всем происходящим в Системе. После этого из темноты внезапно появился юноша, молодой такой, почти, как ты, Костя.

Плотников недовольно скривился.

– А почему он решил с тобой встретиться? Почему именно тебя решили представить своему главарю?

– Да не знаю я! – воскликнул я, потом повернулся к Вергилию и повторил снова: – Не знаю! Это же Кукольник, я сам не понимаю его игр и тайных замыслов. Возможно, он решил меня подставить, воспользовался моментом слабости.

– Так зачем ты один туда попёрся? – не выдержал Костя и выпалил главный вопрос, который его волновал всю дорогу до кабинета. – Почему не сообщил, не позвал на помощь?

– Этого я тоже не знаю, – ответил я и поник головой. – Может, хотел стать героем, доказать свою нужность, а может, эгоистично желал добиться чего-то сам, ощутить вкус собственного величия и самолично узнать все секреты.

– Ладно, ладно… так что это был за юноша, опиши его?

– Сложно сказать, Костя. С виду он как мальчик с обложки дешёвых девчачьих журналов. Ну этих, ты знаешь… Где обычно показывают улыбающихся мужчин в престижных костюмах, что манят заблудшие женские души. Вот этот парень был таким же, с постоянной улыбкой, вечно всем довольный, эти розовые щёчки, накрахмаленная рубашка, брюки, ботинки, вся эта снисходительная стать офисного короля. Такие бывают разве что в этих самых журналах о красивой жизни в офисной неволе или в фильмах про бытие планктона. Он был словно искусственный, неживой, как красивая картонная реклама у входа в бизнес-центр. Какой из него предводитель Кукловодов? Он скорее сам был похож на…

Я замолчал, обрывая свой монолог на полуслове, и задумался.

– На куклу? – осторожно предложил свою догадку Плотников.

– На куклу, да-а, точно… – в сомнениях протянул я, поднимая глаза на старшего Техника. – Но самое странное – это когда он заговорил. Это даже сложно назвать разговором, он скорее вещал, понимаешь, Костя?

– Вещал? Что ты имеешь в виду? – Плотников поднял от удивления брови.

– Будто радио. Когда он заговорил, то из его уст донеслись не его слова, а словно чьи-то чужие, частички чужих диалогов, жизней, вырванных из контекста. Он изрекал отдельные и малосвязанные фразы, менял тональность своего голоса, а то и вовсе пол. Он обращался ко мне то от лица взрослой женщины, то от какого-то респектабельного мужчины. Это было очень странно и жутко.

– Хм, этот твой… призрак, он пытался спародировать этих людей? – Костя внезапно побледнел и облизнул высохшие губы.

– Нет же, – возмутился я. – Говорю тебе, он шевелил губами, но при этом изрекал не свои слова, он звучал совсем иными голосами, а лицо его при этом оставалось безучастным, неживым. Он продолжал источать всё тот же глупый наивный вид. Тьфу!

– И что же он тебе сказал чужими голосами?

– Эх, если бы я знал. Какую-то бессвязную кучу слов, какофонию чужих жизней. Что-то про сбежавших детей и горюющую мать. Разве я мог запомнить? В тот момент я был настолько потрясён увиденным, что мало осознавал, что лепечет этот сумасшедший.

Плотников снова загадочно хмыкнул, затем уставился в одну точку и о чём-то задумался.

– А потом я в него выстрелил, – зачем-то добавил я, разбавляя тягучие размышления Кости.

Плотников моментально вышел из ступора и даже подпрыгнул на месте.

– Ты что сделал? – старший Техник резко повысил голос и сделал шаг в мою сторону. – Ты убил его?

– Как сказать «убил»? Пытался, да. Я выстрелил ему прямо в голову, но это непонятное существо даже не дрогнуло, не сменилось в лице, только его цифровая оболочка слегка замерцала. Потом он как ни в чём не бывало вытащил пулю руками из своей черепушки и растёр её в пыль. Он просто посмеялся надо мной и всеми Стражами. Это было очень жутко. Вот как это можно объяснить?

Чем больше я рассказывал, тем ярче Плотников источал тревогу и беспокойство, он окончательно побелел, занервничал, начал переминаться с ноги на ногу и чаще уходить в себя. Он будто отрешался от мира, общался с кем-то внутри себя, советовался, размышлял, а потом вновь возвращался в привычный мир. После слов о попытке отключения этого непонятного существа старший Техник задёргался и стал ходить кругами по комнате, что-то вереща себе под нос:

– Частичное нейронное проникновение… ментальный синтез… переходящий механизм… да, да, прямая проекция, но как же оно…

До меня долетали только обрывки его отдельных фраз.

Вергилий всё это время не вмешивался в наш диалог, с любопытством наблюдая за происходящим со своего рабочего места, но сейчас обеспокоенный реакцией Плотникова он привстал с кресла и обратился к увлечённому своими мыслями старшему Технику.

– Плотников, что случилось? Ты что-то понял? – с тревогой спросил Хранитель.

– Да-да, прямая проекция, точно! – громко воскликнул Костя, поворачиваясь то к Вергилию, то ко мне. – Если Стил не врёт, то это очень похоже на прямую проекцию, но… это невозможно.

– Что за прямая проекция? Говори чётче! – требовательно попросил Вергилий.

Плотников прекратил бегать по комнате и на секунду завис, глядя в сторону Хранителя.

– Т-тут вот какая штука. Все эти симптомы, так сказать, или скорее проявления очень похожи на так называемую прямую проекцию человеческого сознания в виртуальную систему. Если объяснить проще, то данную технологию связи человеческого мозга с центральным ядром пытались применять на ранних этапах проектирования нашей Системы. Я об этом читал как-то давным-давно, когда изучал теорию нейронных сетей и историю возникновения Системы. Так вот, изначально предпринимались попытки внедрить человека, а точнее его сознание, без глубокого проникновения в его мозг и без полного переподчинения всех его нейронных связей.

После этих слов Костя снова ушёл в себя и отключился от мира.

– Плотников, давай ещё точнее, – просил Вергилий.

– Иначе говоря, изначально тестировали подключение к Системе на простой основе, поверхностной, чтобы человек мог легко и просто входить и выходить из неё в любой момент. Это была как игра, виртуальная реальность, в которую можно ходить, как на работу, совершать простые вещи, играть в хорошую жизнь, а вечером возвращаться назад.

– Но Творцам-основателям эта идея не понравилась, так? – спросил я, перебивая Костю.

– Дело даже не в этом, Стил. Изначально это была лишь идея, первая намётка, технология подключения к миру грёз. Ей не дали хода, к тому же эта технология несла много издержек и сложностей, в ней оставалось очень много недоработок. Я уж молчу про общее желание построить новый мир, изменить людей, переселить их полностью, избавить от кошмара настоящего. Поэтому от идеи простой прямой проекции части сознания было решено отказаться в пользу полного и глубокого подключения тела к Системе и поставить его на полное самообеспечение, чтобы больше не было нужды выходить наружу. При этом было использовано ядро Системы в качестве посредника, которое полностью поглощало все сигналы мозга, заменяло их уже обработанными и возвращало назад. Тем самым полностью заменяя существующую для нашего тела реальность.

– Плотников, мы все учились в школе Стражей и отлично это знаем. Объясни, как это связано с рассказом Стила? – настороженно спросил Вергилий.

– А в-вот тут самое интересное. Из того, что я почерпнул о самых ранних попытках прямой проекции, я особенно запомнил о недостатках и побочных действиях, которые описывались особенно подробно. Человеческие образы, спроецированные только частью нашего мышления, были не больше, чем наши куклы, в этой реальности, мёртвые образы нас самих, одна только тень, осколок души, проникнувший за завесу реальности. Люди не жили в Системе, они лишь играли свои роли, и у них это получалось слишком отрешённо, неестественно, будто дитя играет в куклы, где всё натянуто и лицемерно. Но главная проблема оказалась в способности передать человеческую речь. Казалось бы, что проще? Но передать свои осмысленные действия, свою речь посредством мозговой активности оказалось невыполнимой задачей без полного проникновения в наше сознание. То, что мы говорим, – это сложная работа, разветвлённый механизм связных действий всего мозга. Вся обработка информации, составление осмысленных и связных ответов, по сути, результат этой всеобщей работы. При таком поверхностном подходе в прямой проекции, это оказалось невыполнимой задачей. Применялись даже попытки создать синтезатор речи, представлявший собой архив заранее записанных готовых фраз, которые соответствовали активности того или иного участка нейронной сети. При сканировании этих активных участков синтезатор подставлял готовые шаблоны. Но вы сами понимаете, общаться шаблонами у людей не очень получалось, да и выходила всё больше, как выразился Стил, какофония из разных фраз и кусков готовых предложений.

– Постой, – догадался Вергилий. – Ты хочешь сказать, что это привидение, которое видел Стил, похоже на эту самую прямую проекцию? Но как…

– Н-не знаю, господин Хранитель, – пожал плечами Плотников. – Симптомы очень похожи, но это, как я сказал ранее, невозможно. Для этого им понадобилось бы подключиться к Системе извне.

Плотников осёкся, испугавшись своей догадки, а Вергилий вытаращил глаза, чередуя на своём лице все эмоции от удивления до тревоги и страха, после чего рухнул обратно в кресло.

– Извне? – внезапно охрипшим голосом спросил Хранитель.

Но старший Техник не успел ответить, как дверь в бывший кабинет Икарова с грохотом и бесцеремонно распахнулась, и в помещение ввалился злой и взъерошенный Харви. Он мельком бросил на меня ненавидящий взгляд и потом повернулся к Вергилию.

– Господин Хранитель, – взревел Харви. – Там этот… эта сволочь не желает с нами разговаривать, ни в какую, он требует вот этого предателя! – прокричал он и указал пальцем в нашу с Костей сторону.

– М-меня? – пискнул Костя.

– Да не тебя, придурок, – зло гаркнул Харви. – А подельничка своего. Говорит, что общаться будет только с ним.

– Что, так и сказал: «Подельничка»? – укорительно и с интересом спросил Вергилий.

– Ну, это… нет, вроде. Просто сказал, что требует того Стража со склада, – промямлил Харви.

– Хм, ладно, – ответил Хранитель, потирая свой подбородок, а потом встал и вышел из-за стола. – Стил, пойдёшь с нами!

– А как же… – растерялся Костя.

– А ты, Плотников, срочно напиши мне отчёт со всеми своими мыслями и идеями. Про проекции эти поподробнее и как можно скорее. Спать не отпущу, пока не закончишь, – отрезал Вергилий, направляясь к выходу из кабинета.

В последний раз заглянув в белёсое и испуганное лицо Кости, я ободряюще покивал ему и вышел из кабинета вслед за Харви и Хранителем. Мы в два счёта достигли дверей лифта и уже через минуту втроём поднимались на двадцать четвёртый этаж, где находилась комната для допросов. Всё это время я молча стоял позади Вергилия и за широкой спиной Харви, который всю дорогу до лифта оборачивался и как-то не по-доброму бросал мимолётные взгляды.

– Почему предатель всё ещё жив? – глубоким басом спросил Харви у Хранителя, каждый раз делая явный акцент на слово «предатель», прекрасно понимая, что я это слышу.

– Верховный Страж предпочитает не делать необдуманных и поспешных выводов в наше нелёгкое время, когда каждый, пусть даже плохой, Страж на счету. Стилу будет гарантировано место в Системе до вынесения вердикта самим Верховным Стражем.

Харви недовольно фыркнул на эти слова, снова на секунду обернулся, чтобы посмотреть на меня, и, встретив мой ненавидящий взгляд, злобно скривился в ухмылке.

– О-ох уж эта политика… – протянул Харви.

Кабина лифта чуть заметно дёрнулась, и двери перед нами распахнулись.

– За мной! – скомандовал Вергилий, пулей вылетая наружу.

В несколько быстрых шагов мы оказались у боковой двери коридора, которая вела в уже знакомую мне комнату для проведения допросов. Вергилий остановился у входа и повернулся ко мне.

– Хочешь что-то доказать, Стил? Это твой шанс, – довольно сухо произнёс Хранитель. – Узнай, кто он такой, чего хочет и кто был этот непонятный призрак рядом с ним. Узнай как можно больше, воспользуйся его странной заинтересованностью тобой. Никаких лишних вопросов и разговоров, делай всё по инструкции и помни: мы будем наблюдать за вашим диалогом из смотровой комнаты. Тебе всё понятно, Стил?

Забавно было наблюдать, как Хранитель на бегу меняет маски, как умело скрывает ото всех, кто он есть на самом деле, что чувствует и желает. Совсем недавно он раскрыл передо мной свою слабую сторону, показал свои пороки, эмоции, иначе говоря, всё то, что теперь вменяют мне как предательство наших идеалов. Но сейчас, рядом с Харви, он вновь включил свою старую роль холодного прямолинейного прагматичного лидера и руководителя. Будто и не было того эмоционального срыва и душераздирающего монолога у него в кабинете, словно две грани одного человека, как доктор Джекилл и мистер Хайд, они не знают друг о друге и предпочитают не замечать. Лишь изредка мы выпускаем на волю наших внутренних монстров, кого потом стыдливо пытаемся упрятать обратно. Но не мне судить Вергилия, когда сам давно запутался в своих бесчисленных Я, и уже забыл, что значит быть Стражем, но пока ещё не вспомнил, как быть человеком. Я метущийся дух между миром живых и мёртвых, я тянусь к свету, источая тьму, и сам же сгораю в этих стремлениях.

– Я понял, – тихо ответил я.

– Вот и отлично! Пошли!

Вергилий услужливо открыл нам дверь, и я вошёл внутрь, проследовал прямо по небольшому коридору и заглянул в допросную, пока в это время Хранитель с Харви прошмыгнули в соседнее помещение смотровой комнаты. Когда я вошёл в небольшую и хорошо освещённую комнату и вновь увидел этот стол с двумя стульями, то сразу вспомнил ту женщину Призрака, что сидела здесь, на том же самом месте, где сейчас находился Кукольник. Я вспомнил её заплаканное лицо и звук выстрела, который повис тяжким бременем средь стен этой комнаты, они будто снова источали его и давили на меня со всех сторон. Я почувствовал, как моё сердце бешено колотится при виде фигуры Кукольника, склонившегося над столом. Я боялся его? Но почему? Его руки прикованы к столу наручниками, а в соседней комнате сидит Хранитель. Возможно, именно сейчас я меньше всего хотел знать ответы, я боялся их. Мне казалось, что стоит ему только открыть рот, как из него полезут ядовитые змеи, жалящие меня в самые уязвлённые места. Он играл со мной, я знал это, но что бы я ни делал, всегда оставался в проигрыше. И вот сейчас мы снова идём на его поводу, его кукольный театр ещё не окончил свою мрачную пьесу.

Когда Кукольник услышал, как открылась дверь в комнату для допросов, он повернулся на звук и, увидев меня, довольно улыбнулся. Затем жестом указал на стул напротив, приглашая меня присоединиться к его увеселительным посиделкам. И, как я успел заметить, он не терял тут времени даром. Его левая бровь и подбородок были рассечены и продолжали кровоточить, а на поверхности стола перед ним образовались кроваво-багровые следы его упрямства, которые явно намекали, каким образом он получил эти ранения. Харви никогда не умел элегантно вести допрос. Он, похоже, и слова такого не знал и был даже не человеком, а скорее карикатурой на него.

– Прошу, Стил, присаживайся, – словами повторил своё приглашение Кукольник. – Я рад, что ты ещё жив.

– Твоими-то стараниями это действительно чудо, – пробубнил я, подходя к стулу напротив пленника и с размаху усаживаясь на него.

Я осторожно посмотрел на зеркальную стену, откуда за нами пристально наблюдали, сглотнул ком, внезапно застрявший в горле, и попытался вспомнить список вопросов, которые мне велел задать Вергилий. Кукольник проследил за направлением моего взгляда и грустно улыбнулся.

– Твои друзья были не о-очень любезны, – протянул Кукольник. – Хотя ты тоже, помню, пытался меня убить…

– Почему я? – перебил я собеседника единственным вопросом, который меня волновал сейчас больше всего.

– Что? – растерянно перепросил Кукольник.

– Почему из всех Стражей ты решил подставить только меня? Чем я лучше других?

– Потому что ты уже мёртв, Стил, как и я, – спокойно ответил Кукольник, пытаясь всё так же оставаться дружелюбным, насколько это возможно в данной ситуации.

– Но я ещё жив!

– Это ненадолго. Для них… – Кукольник качнул головой в сторону зеркальной стены. – Для них и для Системы ты уже мёртв.

– Хватит! – я вспылил от всей той чуши, что он нёс, пытаясь запутать мне мозги. – Кто ты, и как тебя зовут?

– Разве Стражи не должны быть эмоционально нейтральными? Предыдущий меня хотя бы лупил с маниакальным хладнокровием.

– Кто был тот человек на складе? Почему я не смог его отключить? Отвечай! – не унимался я.

Кукольник лишь печально улыбнулся в ответ.

– Ты требовал меня? Ну? Чего же тогда молчишь? Я здесь, пришёл как верная собачонка… снова. Отвечай, кто ты?

Внезапно с лица Кукольника слетела улыбка, он помрачнел, напрягся и со зловещим прищуром посмотрел в мои глаза, потом пугающе медленно повернул голову к зеркальной стене.

– Вы хотите узнать, как меня зовут?! – почти по слогам прокричал Кукольник, чтобы все его хорошо услышали.

Затем он прикрыл глаза, напрягся, сжал сильнее кулаки, поднимая их над столом, насколько позволяли прикованные к столу наручники, и на миг замолчал.

– Меня зовут Сол!

Кукольник прокричал своё имя и одновременно с этими словами сильно ударил кулаками в стол. Раздался взрыв, будто в его руках разорвалась граната. Яркая вспышка, громкий хлопок – и ударной волной меня опрокинуло назад вместе со стулом. Зеркальная стена треснула, захрустела, и по её ровной поверхности заструилась хрупкая паутинка расколовшейся глади, всем своим видом грозившая осыпаться и окатить меня волной осколков. От непонятного взрыва стол перед нами превратился в щепки, а наручники на запястьях Кукольника разрушились, превратились в металлическую пыль и осыпались с его рук. Всё это случилось настолько быстро и неожиданно, что мне оставалось только смиренно наблюдать за его быстрыми движениями и как мир летит перед глазами, а мой затылок с радостью спешит на встречу с бетонным полом.

Перед тем как в моих глазах потемнело от удара головой, я успел увидеть, как Кукольник резко вскочил на ноги и поднял правую руку вперёд, будто удерживал перед собой невидимое оружие. Всего за долю секунды до того, как он завершил этот манёвр, воздух вокруг его ладони поплыл, потемнел от густого и смолянистого тумана, как из моих ночных кошмаров, и из этого маленького чёрного облака появился стандартный пистолет Стража. Раздался оглушительный выстрел, потом ещё один и снова. В таком маленьком помещении они больно били по ушам и расходились волнами по стенам. От нескольких мощных попаданий в повреждённую зеркальную стену она не выдержала и со звоном рухнула волной из мелких осколков, которые смертельным прибоем усыпали пол рядом со мной и подкатили к моему лицу. В этот самый момент я вскочил на ноги, подгоняемый вспыхнувшими рефлексами, но не успел сделать и шага, как Кукольник направил на меня ствол пистолета, останавливая от необдуманных действий, а затем снова перевёл его в сторону бывшей зеркальной стены, где теперь открылась тайная смотровая комната. В темноте её скрытых глубин я увидел Харви, Рона и Вергилия. От полной неожиданности поступка нашего пленника они отринули в стороны от сломанной перегородки и застыли в нерешительности. Такого исхода не могли предсказать даже они.

– Всем выйти в коридор! – громко скомандовал Сол, показывая стволом на выход.

Стражи не сдвинулись с места.

– Чего встали? Я сказал, пошли вон, иначе вашему дружку конец!

Показная дружелюбность и нарисованная улыбка исчезли с грустного лица Кукольника, теперь там остались только решительность и злоба, которые пугали намного больше, чем показное лицемерие. Он снова навёл на меня ствол пистолета, всем своим видом показывая серьёзность своих намерений, и Вергилий медленно, с неохотой потянулся к выходу из смотровой комнаты и дальше к главному коридору. Даже отряд «Харон», в сладких грёзах мечтавший о моей смерти и желавший видеть, как прострелят мою горячую голову, угрюмо поплёлся за Хранителем. Необъяснимый поступок Кукольника напугал всех зрителей его яркого представления независимо от ранга и смелости, никто не понимал, как он смог устроить этот взрыв, как освободился от пут и откуда достал оружие. Я ожидал, что Харви с присущей ему упёртостью носорога порвётся в бой в надежде успеть за время, пока Кукольник расстреливает мою несчастную тушку, вцепиться в горло новоявленного стрелка и свернуть ему шею. Но сейчас даже он не проронил ни слова. Этим балом правил новый король.

– Как ты это сделал? – спросил я в изумлении, осматривая куски развороченного стола с примесью осколков зеркала.

– Что сказать, Система любит меня, – Сол неожиданно сменил свой угрожающий тон на обычный и буднично мелодичный перелив из фраз и даже снова позволил себе небольшую улыбку, когда все Стражи покинули помещение. – Хотя скорее это я беру всё, что посчитаю нужным. Иди к выходу, Стил.

Он не прекращал держать меня на мушке и кивком указал на дверь. Я сделал несколько шагов в её направлении, но потом резко остановился и с недоумением уставился на Сола.

– Но зачем? Ответь мне, зачем ты позвал меня? Зачем весь этот спектакль, если ты мог избавиться от оков в любое время? – настоятельно задавал я вопросы.

– Затем, Стил, чтобы ты мог взглянуть в глаза своим мнимым друзьям и соратникам, чтобы узрел в них то, что видят все твои жертвы, когда ты заносишь над ними клинок. Ты помнишь себя в такие моменты? Помнишь, кем ты был на этом своеобразном эшафоте, что вы устроили всем неугодным? Всем, кто, по вашему мнению, отступил от ваших же собственных законов. Вы все холодные, расчётливые машины для убийства с ледяным пламенем в глазах и со святой верой в свою непогрешимую миссию. Я хочу, чтобы ты сам ощутил на себе этот маниакальный взгляд одержимого своей идеей человека, который не остановится ни перед чем.