Изнанка капли

Роды

Мой левый глаз начали сотрясать первые схватки. Роды начались. Хватаюсь за глаз, чувствую, что боль больше, все больше и больше охватывает меня.

Я еще дома, нужно скорее добраться до места, пока все не закончилось. Выбегаю из дома и со всей доступной мне скоростью несусь в сторону набережной. Должен, должен успеть.

Веко над левым глазом начинает трескаться. Боль становится просто невыносимой. У меня осталось совсем немного времени. Сумерки начинают затуманивать все вокруг. Левый глаз закрыт, а правым я вижу все очень размыто и мечусь из стороны в сторону, пробегаю одни и те же дворы по нескольку раз – словно бегаю кругами.

К боли от растрескивающегося века прибавилась пульсация внутри самого глаза. Это означает, что осталось совсем немного, считанные минуты. Рискнув, бросаюсь в один из проходов, надеясь на то, что это выведет меня напрямую к набережной.

Я вижу, вижу едва заметную вдалеке кромку воды, сдерживаемую бетонными сооружениями.

Бегу что есть мочи, каждое касание моих ног поверхности отдается во мне болью. Пульсирующая боль в глазу и боль во всем теле при беге сливаются воедино. Через эту боль я выбежал прямиком к воде. Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом.

Пальцами трясущейся руки оттягиваю с силой распухшее веко. Последние солнечные лучи ударяют в мой невидящий глаз и пробуждают то, что нарождалось в нем все это время.

Оранжевый шарик, испускающий все цвета радуги, вышел из меня и плавно покатился в воду. В момент, когда он скрылся под водой, последний луч солнца упал на измученного человека на берегу, плачущего и задыхающегося от горя.

Вода еще долго после этого светилась изнутри, отбрасывая слабые отсветы на человека, понуро свесившего голову и сидящего на берегу.

Ребенка уже не вернуть.

Открытая форточка

Открывается форточка, скрип, хрысь.

Ногам становится прохладно от сквозняка. Мне очень душно, совсем не хватает кислорода. Буквально погружаюсь лицом в небольшой воздушный поток, идущий от нее. На раме трепыхаются маленькие ворсинки, машут мне и кричат на своем наречии. Мне непонятно, но настроения они не портят.

Форточка закрылась. Сразу навалилась головная боль и духота. Ворсинки, придавленные рамой, уже не говорят, а только шепчут мне свои послания.

Открыл обратно. Сквозняк отделил по частицам мою голову от тела и понес ее осматривать дом, пока остальное тело прохлаждалось у окна.

Но ничего не понятно, все слишком быстро мелькает, как в калейдоскопе, и перемешивается вместе с теперь обнаруженными мной слоями пыли в моих глазах, обваленных в ней.

Так полетала моя голова, вернувшись уже изрядно испачканной и пыльной. Не хватает все же свежести воздуху, дующему мне в лицо.

Чуть сухим языком облизываю потрескавшиеся губы. Боюсь выйти на улицу, но в то же время нуждаюсь в этом, в мире – иначе бы я здесь сейчас не стоял в неудобной позе и не всматривался в эту щелочку.

Закрою ее сейчас и немедленно выйду. Нет, нет, нет…

Оставлю открытой, лучше так, так не страшно.

Закрою, нужно обязательно это сделать, не трусь.

Открою, это безопаснее, есть к тому же…

Закрою, все, собираюсь, выхожу.

Выходи, выходи – отчетливо кричат на понятном мне языке ворсинки.

Выйду, закрыв окно…

Стоит сначала привыкнуть с открытым, а только после этого можно попробовать.

Замолчите… Хватит.

Выйди – открой и выйди, закрой – закрой, выйди и закрой.

Захлопни и на улицу, выйди и закрой за собой…

Открой…

Рука тянется к ручке, но решение еще не принято мной.

Захлебываюсь в кровати

1

В превращении моей уютной кровати в опасное для меня же самого место виноват только я. Она была суха, и я мирно отдыхал в ней каждую ночь.

Но сны влекли меня, и я слишком сильно погрузился в них. Спал с открытым ртом, спал сладко, затапливая постель своими слюнями. Когда же их стало так много, что они подступили ко мне, почти скрыв под собой, я проснулся.

Один, посреди бушующего океана, промокший до нитки, я не мог уснуть, нет, даже сомкнуть глаз, чтобы прогнать это наваждение.

Волны накатывают, накрывая с головой. Но под водой можно дышать, хоть и с трудом. Ворочая меня таким образом из стороны в сторону, волны лишают остатков сил.

Я уже теряю способность здраво мыслить.

2

Большая волна с головой накрыла меня и закружила с такой силой, что я был отброшен куда-то с огромной скоростью.

Оказался в кипящей среде, когда сориентировался, где нахожусь. Вокруг только пузыри пены, лопаются и возникают так быстро, что пены становится только больше.

Я слышу ее голос.

– Останься со мной, валяйся сколько хочешь, мы проведем целую вечность вместе. Это самое настоящее блаженство, о котором только и можно мечтать. Бульк, бульк…

Протягиваю в нее руки и обнимаю. Пена шипит у меня на губах, слепит глаза, разъедает и раздражает кожу…

Это вовсе не блаженство…

Уйди от меня.

Каждый мой удар схлопывает бесчисленное множество пузырьков, превращая их в небольшое количество жидкости, что остается на моих руках и далее обволакивает меня.

Этой жидкости становится так много, что она смывает все оставшиеся пузыри рядом со мной. Я снова под водой.

3

Глазам больше не больно. Вода необыкновенно прозрачна, и я вижу то, что находится на глубине. Но теперь я чувствую, что не могу дышать под водой.

Сотни рыб-лезвий замерло подо мной. Их головы направлены в мою сторону, а черные точки вместо глаз следят за мной. Воздух заканчивается, и я всплываю на поверхность.

Теперь понятно, почему так все хорошо видно,– над водой стоит луна. Яркая громадина так близко расположена ко мне, что можно протянуть руку и дотронуться до нее.

Свет, исходящий от этого ночного светила, возможно, и не дает этим рыбам на меня напасть. Ночное небо над океаном ясно. Пока еще светло, нужно скорее плыть из этого места.

Плыву изо всех сил, размашисто загребая руками и ногами. Временами, делая небольшие перерывы, я ложусь на спину и отдыхаю. Вниз, в толщу воды, не смотрю. Мне не нужно знать, есть подо мной что-то или нет. Только бы плыть дальше, как можно реже останавливаясь.

Погода становится хуже, поднимаются волны, и плыть становится все труднее, а на небе появились облака. Пока они не достигли луны и не закрыли ее. Отдаю всего себя движению вперед, прорываясь сквозь захлестывающие меня волны.

Облака почти достигли луны. Я уже точно не знаю, плыву ли я в прежнем направлении или сбился и случайно повернул обратно.

На поверхности воды появляется пена. Облака полностью закрыли луну.

Стало так темно, что я различал только белую пену, с шипением окружавшую меня.

Острая боль, меня разрезают…

Мелкие, мельчайшие порезы, и я меняю свое состояние с живого на мертвое, твердого тела на жидкость, смешивающуюся с увеличившимся, в связи с этой бурной реакцией, объемом белой пены, шепчущей мне обещания.

Остаюсь с ней навсегда.

А утром проснусь в своей влажной постели.

Последний бой моих солдатиков

К этому сражению нас вела долгая, затянувшаяся на годы война. Перед этим решающим моментом необходимо вспомнить все то, через что мы прошли.

1

Этап битв на открытых равнинах. На этих, всегда практически одинаковых по ландшафту полях мы выстраиваем свое войско прямо напротив вражеского. С задних рядов наши лучники залпами обстреливали противника, а мы, в первых рядах, смыкали щиты и, выставив вперед копья, сдерживали атаки противника. Потери и с той, и с другой стороны были огромны, ведь наш враг всегда использовал такую же, как и у нас, тактику. Стороны по нескольку раз сходились в центре долины и отступали на прежние позиции, оставляя после себя несчетное количество погибших, окрашивая белый лист равнины в багровые и черные цвета.

Вооружение было самое простое – копье или лук, а из защитной экипировки только щиты.

Битвы заканчивались с переменным успехом, не принося ни одной из сторон решающего преимущества в войне.

Это сильно изматывало и нас, и нашего полководца, который в таких схватках не имел существенного влияния на исход.

Нужно было менять что-то, что он и сделал.

2

Вооружение и броня – это ключевое теперь.

Изменив это, мы получим преимущество перед другой стороной. Все части тела воинов должны быть защищены, чтобы сократить число потерь ранеными и погибшими.

Щиты, кольчуги и панцири сверху, щитки на голени и предплечья – все это значительно утяжелило воинов, но теперь их очень трудно ранить или убить.

Щиты стали прочнее и удобнее, строй солдат, закрывшихся ими, уже больше напоминает неприступную стену, о которую даже волны кавалерии разобьются вдребезги.

Из вооружения наш командующий предложил более компактные и прочные мечи, удобные в ближнем бою. Было образовано специальное подразделение метателей дротиков. Эти небольшие копья способны при правильном попадании насквозь пробить даже щит.

Лучники также получили улучшенные стрелы и луки, благодаря которым дальность стрельбы значительно увеличилась.

Пускай это кажется вполне очевидными улучшениями, но тогда это было невообразимо. Мы так воодушевились нашей увеличившейся боевой мощью и рассчитывали сломить сопротивление противника и завершить войну.

3

Вот мы снова выходим на равнину, где наши позиции располагаются на виду у противника. Но и позиции противника нам видны отчетливо. Все решит вооружение.

Их черно-зеленые отряды так далеко от нас, что отдельные подразделения и воины смешиваются в огромное пятно. В нем тысячи воинов, что приближаются к нам. Сейчас мы сразим их.

Поле содрогается от поступи тысячи ног. Каждый из воинов внутренне сжался, готовый через минуту обрушиться на врага, резать, рубить и кромсать на пределе своих сил.

На расстоянии, когда стали различимы отдельные группы противников, я увидел, что у них такое же вооружение. Вместе с этим открытием на нас посыпался град из стрел и дротиков. Мы ответили им тем же.

В голове у меня пронеслась мысль, что легкой победы сегодня не будет. А затем пустота.

Видимо, я делал все правильно, раз остался в живых к моменту, когда обе армии отступили к краям равнины. У меня дрожали руки, и я совсем не чувствовал усталости. Усталость пришла позже.

Но мы не победили. Силы вновь оказались равны.

4

Рисунок этой битвы обрывается и сминается. Вновь ничья. Вооружение, которое должно было вывести одно из войск к победе, только сделало битвы еще упорнее и кровавей.

Весь лист в красных чернилах, под которыми покоятся когда-то еще живые солдатики. Но раз так, то нужен новый план.

Мы изменим место, на котором будем давать бой, на более выгодных позициях обрушимся на противника. В таком случае, при неожиданном ударе, равенство вооружений не сыграет значимой роли, и мы победим.

Командующий и все войско за ним берется за синюю линию горизонта, одиноко изображающую на листе бумаги равнину, и начинаем ее менять и изгибать.

Создается возвышенность, на которой нам очень удобно будет обороняться и с вершиной, с которой можно наблюдать за всеми передвижениями противника. А за холмом можно спрятать от глаз противника подкрепление и неожиданно его использовать в решающий момент битвы.

Здесь также можно будет построить крепость, и тогда нас никто не остановит.

Но, манипулируя линией горизонта и ландшафтом, замечаем, что эти простые линии меняются не только на контролируемой нами стороне. Противник также решил изменить окружающее пространство себе под стать.

5

Теперь мы практически не сражаемся с врагом, а только ведем лихорадочные приготовления к решающему этапу конфликта.

На воинах уже было столько доспехов, что в их силуэтах не угадывались прежние простенькие черты. Каждый из них отточил свое мастерство до безупречного состояния. Лучники были уже готовы разить противника прямо в узкие глазницы шлемов, а также в небольшие незащищенные стыки между доспехами.

Кавалерия, больше походящая на металлические валуны, была готова снести строй противника и убить всех одной своей массой и силой столкновения.

Командующий казался отстранённым и незаинтересованным, несмотря на то что он все это активно подготавливал. Он знал, что это ни к чему не приведет.

6

Вот и настал этот момент.

Войска, увеличившиеся в разы не только за счет вооружения и брони, но также и численно, выстроились на вершинах своих холмов.

Град стрел обрушился на противника с обеих сторон. Это лучники начали свою работу. Потерь практически не было, ведь расстояние еще достаточно большое и не позволяло прицеливаться. Залпы носили скорее проверочный характер, и были попыткой просто запугать.

Очевидно, что все решится в низине, куда обе армии уже начали спуск, поневоле набирая скорость.

Столкновение конниц, и сразу же красные чернила затапливают центр листа. Пехота, чуть отставшая от конницы, обрушивается на оставшихся в живых и потерянных конников. Фаланга против фаланги. Копья ломаются о щиты, сверху летят стрелы и дротики в обоих направлениях и уже чаще попадают в цель, а красные чернила уже занимают треть листа. Черные и зеленые солдатики падают замертво, растворяются в красном либо закрашиваются прибывшими подкреплениями.

Лучники с обеих сторон истратили весь запас стрел, взялись за легкие мечи и ринулись в последнюю атаку. Силы обеих армий напряжены до предела.

Нарисованные воины начинают тонуть в пролитых чернилах, что уже заполонили весь лист и закрыли синюю линию горизонта.

Я пал одним из последних.

7

Так завершилась эта безымянная война на сорока восьми листах общей тетради.

Морские сражения, разведки и засады в лесах, битвы самых сильных и искусных воинов один на один – многое события не попали в эту скромную летопись.

Последняя битва, превратившаяся в черную страницу, на которой ничего не разобрать, стала последним эпизодом войны.

Какофония звуков

Улавливаю звуки. Кроме них, больше ничего нет. Совсем не мелодичные, они сплетаются в назойливый гул, забивающий голову и не дающий мне сосредоточиться. Не могу ни пошевелиться, ни издать собственного звука, чтобы заглушить все это. Остается только по возможности успокоиться и слушать.

Зу-зу-зу, равномерно перемещается звук совсем близко, словно автострада проходит в метре от меня. Шоркают ботинки, невидимые мне ботинки, стирая себя до основания.

Кр-бр – кашляет такой же назойливый прохожий, сплевывая мокроту с этим нутряным хрипением.

– Не желаете купить…

Дальше не слышно, сливается в болтовню нескольких человек.

– Конечно, бросим, не знаю, да…

Шелест, шелест упаковки, сминаемого пластика.

Все это раздражает, нельзя собраться, вы ведь не прекратите никогда?

В ответ мне сигналит автомобиль, по-видимому, воображаемый, скрежет колес от резкой его остановки.

Нет, это не то, мне нужна тишина, тишина, только она, я молчу, а эти звуки по-прежнему преследуют меня.

Щелканье шариковой ручки – щелк, щелк, щелк, щелк, но…

Час за часом, а может, днем за днем темнота и эти звуки, я не думал в тот момент ни о чем, все глубже увязая в море звуков.

Слова людей, обрывки разговоров, которые я слышал, не имели смысла, просто отрывки целого, город и природа – это все следовало одно за другим.

– Согласно, брр, что, ха, сон и бронза…

Вот, почти отчаявшись, я ощутил, что звуки стали стихать.

Плавно, по полтона, но это было различимо. Приближалась тишина.

Крак, спроси о разговоре меня, что…

Почти достигнув этой нижней точки, я ожидал наступления тишины, всеобъемлющей и полной. Но один звук остался, едва различимый и слышимый, но четкий. Касание пальца о стол, совсем тихое, оно отбивало ритм. Теперь я жадно ловил каждое из этих прикосновений. Это то, что нужно зафиксировать в себе, изначальный темп. Он становится громче так же неспешно, как стихали остальные звуки. Ритм оставался таким же, но стали появляться новые звуки, присоединяясь к нему и усложняя звучание.

Журчание воды, осыпающиеся породы камней заметно стали перебивать самый первый звук, но я, напрягая все силы, следил за ним. Стало еще больше звуков, крики людей и их плач, механизмы и музыка, уже человеческая музыка, симфонии вместе с трескотней цикад. А в основе всего этого тот звук и ритм.

Уже не могу различать его, последний удар и… Осталась только какофония звуков, сплетение всей человеческой и природной жизни, звуков ходьбы, ветра и перекатывающихся песчинок…

Но теперь это не мучение, а самая продуманная, невероятная по сложности мелодия, созданная на основе совсем простого звука и ритма, на которые, как на каркас, крепились и продолжают присоединяться новые элементы.

Тревога ушла, наступило наслаждение. Этот мир так прекрасно звучит.

А теперь я попробую открыть глаза.

Шелест реки светлячков

1

Лежу на земле. Она мягкая и покрыта травой, слегка щекочущей меня.

Я закрылся от всего и вся. Сжатое всегда в напряжении тело расслабилось и возвращает свою естественную форму.

Земля подо мной едва заметно шевелится. Травинки растут и колют меня во всех новых местах. Улыбаюсь от этих приятных ощущений. Для меня все это в новинку.

Но вот эти пощипывания стали активнее, а частички земли подо мной стали двигаться, после чего до меня дошли звуки маленьких лапок, бегущих куда-то. Открыв глаза, попытался посмотреть, на чем я лежу на самом деле, но не смог повернуть голову. Синее небо надо мной – вот все, что я видел. Ощущал, как кто-то хватает и оттягивает волосы на голове. Немного погодя это ощущение прошло, и я смог оглянуться по сторонам.

2

Мои волосы удлинились до невероятной длины за это время, и их концы уходили в жесткий, темно-коричневый панцирь маленького жучка, ползущего по своим делам в составе группы таких же, как и он, жуков.

Это открытие несколько обескуражило меня. Попытка спрыгнуть с него ничего не дала – волосы, как поводок, удерживали меня на его разбитой на сегменты спинке. Оставалось только крепче держаться за эту бугристую поверхность и осматриваться.

Мы двигались по полю, среди травы, обходя каждую из травинок. На секунду мне показалось, что мы движемся по непроходимым лесным чащам, но время от времени мой жучок содрогался всем телом и из-под его хитиновых чешуек показывались прозрачные крылья, и после пары взмахов мы возносились над травой. Тогда я мог опять увидеть по-настоящему небо и наблюдать это травяное поле сверху.

Однако дальше мы снова опускались в густую зелень под нами, а потому я понятия не имел, куда мы двигались.

3

Шуршание ножек жуков становится громче. Мне не видно всех, только нескольких из них, что ползут рядом с моим. Но трава вокруг нас вся шевелится из стороны в сторону. Значит, их здесь очень много.

Растительный покров над моей головой тускнеет – судя по всему, солнце скоро уйдет за горизонт. Мы начали замедляться. Когда в гуще травы стало значительно темнее, мой жучок вспорхнул вверх и неловко примостился на большой лист неизвестного мне растения.

Увидел, что солнце было уже близко к заходу. Рядом с небольшим жужжанием выныривали из зелени новые жуки, что также устраивались на стеблях и листьях растений.

Все вокруг замерло, наблюдая за закатом.

Свет еще немного сопротивлялся неизбежному, дав несколько отсветов после захода солнца, но вскоре наступила ночь.

4

Сразу большими скоплениями зажглись первые звезды на небе, а после и вовсе все небо озарилось светом тысяч звезд.

Тихо колыхалась листва под тяжестью жуков.

Запрокинув голову вверх, не обращая внимания на дискомфорт, я смотрел на небесный купол.

Но вот я почувствовал, что подо мной разливается свет. Опустив голову, увидел, что мой жук светится изнутри. Свет был еще недостаточно ярким, словно дребезжал, меняя свою интенсивность, но я вполне различал его.

Нежный зеленый свет исходит от него. Становилось все холоднее, но я не обращал на это внимания, а продолжал смотреть.

Оглядевшись вокруг, поразился тому, что все эти маленькие жучки, что прицепились к стебелькам, стали также излучать свет.

Красные, желтые, фиолетовые, синие – глаза просто разбегались от их количества вокруг и от того, насколько много цветов и их оттенков несли они в себе.

5

Мне не удалось запомнить тот момент, когда они начали взлетать, но не успел я оглянуться, как сотни светящихся жуков были уже в воздухе, объединялись в громадный поток.

Мой жучок ждал чего-то, не торопясь взлетать. Может, это мне только кажется, или он ждет меня.

Встаю на колени, подползаю ближе к источнику света. Волосы ограничивают меня в движении, но вот я на месте. Протягиваю руку и прикасаюсь к зеленому свету.

Светлячок срывается с места и взмывает вверх. Мы кружимся с другими цветами и встраиваемся в поток.

Мы летим, мы летим, это мы…

«Я лечу домой»,– пронеслось в моей голове.

Песок

1

Попав в песчаную бурю, ты оказываешься лишен частично зрения также, как и части слуха, ведь только свист порывов ветра будет сопровождать тебя. Неважно, открыты твои глаза или закрыты, вокруг сочный желтый цвет, в котором нельзя определить ни направления движения, ни вообще ничего, что находится дальше метра от тебя. А даже если попытаться открыть глаза, песок забьет их через секунду.

Что толку здесь высматривать что-либо, нужно закрыть глаза и двигаться вперед в желтом цвете.

2

Я не знаю, сколько нахожусь здесь.

Спать не хочется, есть или пить тоже. Я законсервирован в этом цвете.

Песчинки бесчисленное число раз сталкиваются со мной, с каждым моим движением чувствую кожей это. Неприятно, но терпимо.

Стараюсь держаться одного направления, но мне неизвестно, так ли это на самом деле и не блуждаю ли я кругами.

Проверить этого нельзя, у меня ничего с собой нет, а под моими ногами твердая, иссушенная поверхность. Надеюсь, что хоть куда-то я приду. Пусть и случайно.

Глаза открываю как можно реже, сложив руки перед ними так, чтобы как можно меньше песка попало в них.

Но каждый раз я не видел ничего, кроме желтого цвета, окружающего меня.

Как направление ветра, так и сила, с которой песчинки сталкиваются со мной, постоянно меняются, отсюда следовал вывод, что тут нет постоянных потоков воздуха, все хаотично и надеяться практически не на что.

3

Когда надежда на спасение почти оставила меня, несмотря на то, что я физически нисколько не устал и не хотел ни пить, ни есть, я в очередной раз ненадолго открыл глаза – увидел темные объекты, сокрытые бурей впереди.

Замер на месте: вдруг это люди, но даже если и так, то какие у них намерения возникнут по отношению ко мне?

Глаза настолько забились песком, так что нужно было подождать, прежде чем я снова смогу их открыть.

Я опустился на землю и сел, в надежде на то, что они не тронут меня.

Услышать их приближение я, конечно же, и не предполагал. Теперь остается только ждать.

4

Когда я снова открыл глаза, то увидел, что эти фигуры, смутно напоминающие человеческие силуэты, были неподвижны.

Закрыл.

Может, мне показалось, и это что-то вроде соляных столбов или каменных глыб. Они прямо передо мной, я подползу к ним. Это рискованно, но нужно действовать именно сейчас. Докричаться до них в такой буре также не представляется возможным.

Я приближался к ним на четвереньках, полу ползком, с самым, как мне казалось, мирным видом, который я мог изобразить в своих плавных и неспешных движениях, чтобы они не приняли меня за угрозу для себя.

Они должны быть уже совсем рядом.

Осторожно протянул руку и тут же нащупал гладкий и обточенный ветром большой камень. Прислонившись к камню, ощупал его ладонями и осмотрел глазами в несколько попыток.

5

Камень имел человеческие очертания, видимо, это священный или ритуальный предмет. На нем не было ничего, никаких следов красок или символов, только черное изваяние, до идеального состояния отшлифованное песчинками.

Рядом с тем, который осмотрел я, стояло еще несколько похожих изваяний.

Ощупал и осмотрел их, как и первое. Ничего интересного не обнаружил.

Раз они здесь, то, возможно, им могли когда-то поклоняться. Нужно двигаться вперед, я уверен, что найду живых людей.

Но до чего же неприятно покалывание песчинок.

6

Несколько раз мне еще попадались по пути эти фигуры. При их осмотре мне показалось, что они уже не такие гладкие, как предыдущие. Возможно, это более новые, относительно недавно созданные изваяния.

Решил, что иду в правильном направлении.

Теперь эти силуэты появлялись с завидной частотой, да так часто, что уже далеко не все из них я осматривал, так что продолжал двигаться вперед вслепую и только ощупывал их руками, и спешил дальше.