Полная версия
В начале – муравей. Поэты Литвы в переводах Георгия Ефремова
Казис Брадунас
1917
Усадьбы
Гляжу с холма вдоль межи —Темна грозовая вода.Среди взволнованной ржиУсадьбы, как в море суда.С небес прольются моря —Нестрашно: прочны корабли.Опущены их якоряВ глубины земли.По пути
Мы трава под косой судьбины,Нас умчало вдаль от корней,От земли, где дремлют руины,Где она, а не память о ней.И ослепнув, отыщем путь,Чтоб у ног её прикорнуть.На праздник
В час, когда история вслепуюЗемлю красит кровью пролитойИ сквозь тьму бездонно-вековуюПробивается росток святой,Опускаюсь молча на колениИ, с моленьем о благих вестях,Убиенных горестные тениПрячу за собой, как чёрный стяг.И душа Литвы, крыла раскинув,Дальней песней осенив меня, —Обретает силу исполинов,Восстаёт из пепла и огня.Был нетерпеливым Одиссей
Был нетерпеливым ОдиссейИ домой, наперекор Гомеру,Он, не завершив дороги всейВозвратился —мстительный не в меру.ОдиссеюДвадцать лет окольныхБыли как проклятие в пути.Ну а мне, как будто я невольник,Выпало их больше тридцати.Одиссей родимую ИтакуРазличил сквозь утренний туман,А мои глаза привычны к мраку —Свет мне только в сновиденьях дан.Одиссей, ты шёл домой для мщеньяДва десятка лет, побед, обид.Я не жду, не жажду утешенья —Ведь хребет всей жизни перебит.Наклонись
Мой Господь, возлюбленный от века,Ты с меня – на жалящем ветру —Благодать живую с человекаНе срывай, как с дерева кору.Как я – на виду вселенной этой —Вынесу беду и наготу?Наклонись за ягодой нагретой —Я растаю у Тебя во рту.Эдуардас Межелайтис
1919–1997
Человещность
Вещь, Вещам, Вещами, Вещью,Для Вещей и о Вещах.Речь забыли человечью!Вещь – и только – на плечах!Даже вящий вещий разум —Тоже вещь и стоит свеч!А преграда всем заразамГроб – удобнейшая вещь!Кротость вечная овечьяНам не слишком помогла.Вещь – подобие увечья:В гроб её – и все дела!Подснежник
подснежник – чернильная синяя точка,последняя в этом прощальном письме,а ласточка в форме резного листочкараскрылась – весна изнутри и извнево всё проникает, как властная плазма,и ветка черёмухи никнет, смирясь,щекочут и ластятся крылья соблазна:втоптать эту точку в весеннюю грязьи фразу продолжить – всё тает во мне,меняется, точно смола на огнеОсколки сердец
Пусть лагуна милей, голубей и белейоптимизма – тут кладбище кораблей,их останки – подобны осколкам сердец:так инфарктом разорван храбрец и гордец;словно в крепком спирту или в глыбине льдадинозавров-суда сохранила воданавсегда, – а отважные кораблитак свободно к невидимой гибели шли:белый парус верлибра трепали ветра,а земля отступала – ясна и тверда,и аорты рвались, – но радист и матросотвергали диагноз под именем SOS;вольным воля, а страх – как докучливый страж.Это блажь, если жизнь превращается в пляж;в море нежится некто, изыскан как торт, —глубь укрыла обрывки снастей и аорт…Пусть лагуна смелей парадокса, светлейренессанса, – тут кладбище кораблей.Бактерии осени
Назначив Музе randez-vouz,я лёг под клёнами в траву.А той порой – там целый ройбактерий осени сырой.Я Музу жду – уже готовбукет бесхитростных цветов.О, Муза, в час, когда придёшь —меня уже прохватит дрожь.Как сизый ворон, как изгойя буду заражён тоской.Везде – под кожей, под корой —бациллы осени сырой…Паулюс Ширвис
1920–1979
«Не смотри…»
Не смотри,не светигрустью влажнойв глаза.Так случилось —не суди,грустно какие сказать.Тыменя обними,и пьяней,и полней,и кувшиннаклони —чашу нашуналей.Пусть не ты,всё равно —что гадать:нечет-чёт?Чашу часаиспей,а не тоутечёт…Утечёт?УтеклаТа минутаСедаКак и ты,Как и я —Навсегда,Навсегда.А у самойВодыГубДрожащая нить:Как и я,Как и ты —Чашу часаИспить.Осколки
Налетают ветра,Задувают звезду…До зари, до утраПляшет свадьба в саду.Ты сидишь у стола.Ночь бела и хмельна.Но полна и целаЧья-то чаша одна.Только всем невдомёк, —Кто, невидим никем,Одинок, одинок,И печален, и нем?..Ночь хмельна и бела…Он пришёл, нелюдим,И любви, и теплаПожелать молодым.– Уж таков мой удел…Что текло – утекло…Кто-то рюмку задел —Захрустело стекло.Реют вишни в цвету.Налетают ветра,Задувают звезду…Расставаться пора.Сдуты ветром однимДни мои и твои.Соберем, сохранимХоть осколки любви.Самый маленький – твой.А мои – нелегки.Ранят болью живойЛедяные клинки…Витаутас Мачернис
1921–1944
«Человек! Так медлительно утро…»
Человек! Так медлительно утро,Кратки сумерки бытия.Нарождение – долго и трудно,И стремительна гибель твоя.«Маленький народ с великим словарём!..»
Маленький народ с великим словарём!Как тебе соседи ближние помогутНеман одолеть: все видят лишь ярём,А сокровища твои понять не могут?..Альфонсас Малдонис
1929
«Ты все моленья утолил…»
Ты все моленья утолил —И дни бесцветны и пусты.Кого там высоко, вдали,Не слушая, услышал ты?..Чья ласка – невесомей сна —Тебе становится слышна?Затем ли, что давным-давноОт шума – в сердце тишина?К тебе является сюдаВсё то, чего нельзя вернуть?Что началось Бог весть когдаИ кончится когда-нибудь?Луч, разорвавший пелену,Тьма, у которой нету дна, —Неодолимую волнуРождающая глубина?Мгновенье
И пастбища пусты, и пашни голы,Уже доступно взгляду всё кругом.Последний терпкий мёд уносят пчёлыВ свой восковой многоэтажный дом.И тишина.Тепло в пустых просторах.И тишина.В пруду вода мутна.И тишина.Паучьих нитей шорох.Косые волны льна.И тишина.Сияние скупого небосводаДрожит вверху, как запоздалый плод.Осенняя неясная свободаКо всем долинам и откосам льнёт.Уходим от счастливой жизни летней,Нам стало тесно и в себе, и в ней.Благодарю тебя за мёд последний,Мгновенье светлых юношеских дней.В краю больших ночей
Уснёт пурга. МетельОтбросит белый кнут.И звери лягут в тень.И птицы отдохнут.В ночи январский лес,Как вкопанный, замрёт.Лишь затрещит плетеньИли озёрный лёд.А колеи по льдуУходят в темноту,И яблоня в снегуКак будто вся в цвету.Она бела бела,Она едва едваЖива, как имена —И, как они, мертва.Не будешь никогдаНарядней и белей,Чем ночью, среди льдаВ кругу пустых полей,Под северной звездой —Холодной и ничьей,Под яблоней седойВ краю больших ночей.Цельность
Не выживет никто из нас.И, значит, временна ущербность.Минует безмятежный час —Его ребяческая щедрость.Простор – неуловимый дым.Всё новое – сверкнёт и канет.Но всем, до времени живым,Оно горит. Горит и манит.Трава падёт – взойдёт трава.Умолкнет соловей едва —Услышишь иволгу с кукушкой,Увидишь: ястреб над опушкойПарит, недвижен и велик,И страшен ястребиный крик.Всё рядом – немота и пенье,Зачатье, жертва и забвенье,Неповторяемый узор…Трава горит всё горячее —Желание и отреченьеТерзают сердце до сих пор.И труд, рождённый до меня, —Священное творенье хлеба,И мысли – как столбы огня:Опора для пустого неба.И вечный поиск нити той,Что нас роднит верней неволи,И знанье: кровью пролитойНе погасить всемирной боли…О птица серая, в тоскеТы кру́жишь и о чём-то просишь,И в чёрном матовом зрачкеТень и мою несёшь, уносишь.Ты часть всего – огня и тьмы,Спокойной мудрости и страсти,Которую не в силах мы,Как сердце, поделить на части…Трава падёт – взойдёт трава.Умолкнет соловей едва —Услышишь иволгу с кукушкой,Увидишь: ястреб над опушкойПарит, недвижен и велик,И страшен ястребиный крик.Последние вьюги
Возле дома во всём величьеХодит ветер, шурша и кружа.Мысль укромную – перышко птичье —Согревает гнездо: душа.Мускулистому вихрю доверясь,Зёрна снега летят наугад.Ледяную земную поверхностьНевесомые иглы скоблят.И сдаётся земля нагая.С этой силой попробуй сладь!И сливается, изнемогая,С чёрным небом белая гладь.К небесам обнажённые недраПрижимаются всё плотней.Горка снега – в ладони ветра…Кто назавтра вспомнит о ней?Бездомная рожь
Ведёшь к тревогам, ранам и утратам…Закат алей и горячей горнила.Забытая, сестра безвестным травам —Ты нас одна в голодный год кормила.Зачем так много ласки безответнойНам отдаёшь, неблагодарным чадам, —К обычной жизни, к смерти незаметнойГотовая на лоскутке песчаном.Ты подарила нам внимание немоеИ на ветру не растеряла веру,И войны шли, и мор накатывал как море,И сосны слали семена в иную эру…О, как бы уберечь тебя от зноя злогоИ от пурги укрыть, навеки остывая…Ты разве не такая же, как наше слово —Былинка слабая, открытая, сухая?Мелеющий поток смывает и уноситНесобственные наши имена и числа,И у травинки, повстречавшей осень —Одна вселенная, одна отчизна.И слово, неподвластное ни гунну и ни готу, —Его не выпросишь и не отнимешь силой.Земля, вбирающая дождевую воду,Всё сбережёт во тьме, сырой и стылой.И всё с такой же незаметной болью,С такой же волей, но ещё упорней,На том же месте, словно сам собою,Росток пробьётся из того же корня.А ты меня зови бездомным братомИ уводи в огромный алый вечер, —Сестра лесным волнующимся травам,Кормилица негромкой нашей речи.1982Альгимантас Балтакис
1930
Из цикла «Анеле»
5. «Гуляет с каждым…»
6. «Целые сутки…»
Целые суткиКричали утки.И я наблюдалЗа длиннымЗа журавлинымКлином.Эй, молодо-зелено!Вам, травы,Шуметь не велено!Сок с берёзы —Весенние слёзы…Эй, и ты тоже?Плакать не гоже!Мы тихо следимЗа длиннымЗа журавлинымКлином.Тринадцатый месяц
Так сладко и просто, что в это не очень-то верю.Неповторимое утро нам отдано просто – за так.Нынче распахнуты настежь сердца и двери,Но – ненадолго. А после – закат.Что ж вы молчали? Я бы не тратил напропалуюХрупких сокровищ, которых уже не верну.На миг – эти губы, открытые первому поцелую.Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
Примечания
1
Героиня Гётевского «Фауста».