2120. Ловушка для AI

На каждом из них надпись. Один для органики, второй для текстиля разного, третий для стекла, четвертый и пятый для металлов черного и цветного соответственно, пятый для пластика. Еще есть отдельный для опасных отходов, и для химии использованной, и даже для прочего мусора! Так и написано «Для прочего». С ума сойти! Это ж сортировать замучаешься, в самом деле. Кинулся было я к тому, который для стекла, но задумался. Вроде бы стекло есть, но ведь и пластик присутствует! И еще металлы разные. Насчет черных не уверен, а вот цветные точно имеются. На один бак посмотрел, на другой, на третий – никак сообразить не могу, в какой из них мешок запихнуть. Вот же наказание на мою голову! Хоть в самом деле бери и сортируй.

Долго метался я без толку от бака к баку с мешком, пока не плюнул на все и не решил сунуть его в «прочий» – видать, именно для такого случая, как мой, поставили. Сами потом разберутся, куда что.

Откинул я тяжелую крышку рукой, поднял мешок с земли и через бортик перекинул. Все! Дело сделано. Но только решил закрыть крышку, как из бака приятный женский голос донесся.

– Простите, но я вынужден (странная женщина какая-то, чес-слово! Почему «вынужден», а не «вынуждена»?) просить вас забрать мусор.

Я так и подскочил на месте. Этого еще не хватало, чтобы баки мусорные со мной разговаривали!

– По какому праву? – гундосо спрашиваю я, все еще продолжая зажимать лицо ладонью.

– Что вы сказали? – переспросил бак. – Повторите, пожалуйста, я ничего не понял.

– Я спрашиваю, почему я должен забрать мусор?

– Это не мой мусор.

– Разумеется, не твой! Он мой.

– Вот и возьмите его себе обратно, – проворковал бак. Нет, как вам это, а?

– С чего вдруг? – спрашиваю.

– Я принимаю только прочий мусор.

– Так я тебе и дал прочий.

– Это не прочий! – уперся бак. – А вполне конкретный: стекло, пластик, цветмет… Вот керамику я могу взять.

– Ну и бери!

– Давайте!

– Я уже дал.

– Нет, так не пойдет. Забирайте! – Крышка бака начала приподниматься, внутри него что-то загудело, и мой мешок начал вылезать наружу.

– Не заберу! По какому, собственно, праву? – вспылил я, бросился к мешку и взялся запихивать его обратно. – Это произвол.

– Не пихайтесь!

– Буду пихаться! – прохрипел я, уминая мешок руками, но тот упорно вылезал обратно.

– Заберите!

– Не заберу! Если ты такой умный, то возьми свою керамику, а остальное отдай соседям.

– Не могу. Сортировка в мои функции не входит. Сейчас же заберите свой мешок! Что за хулиганство? Я буду жаловаться! – мешок преодолел мои усилия и вывалился к моим ногам.

Бак победно хлопнул крышкой и заткнулся.

– Ах, так! – упер я руки в бока, потом схватился за крышку и начал ее приподнимать, напрягая руки. Она вдруг стала неимоверно тяжелой, похоже, бак ее нарочно придерживал.

– Прекратите безобразничать, – заголосил бак, – вы, вандал!

– Ты заберешь у меня мусор! – прорычал я, толкая мешок изо всех сил в образовавшуюся щель.

– Не буду я его брать! Помогите!

И тут я наконец нашел скрытый за сеточкой динамик и угрожающе приставил к нему указательный палец.

– Ты видишь?

– Что? Что такое? – заволновался бак, прекратив выпихивать мешок.

– У тебя зрение есть?

– К сожалению, я лишен возможности видеть. Но что происходит?

Это совсем неплохо, по крайней мере никто не узнает, кто я такой. Если только по голосу?

– Тогда внимай мне! – добавил я металла и торжественности в голос, и еще хрипотцы и немного баса. – Еще одно слово, и хана твоему говорильнику!

Бак затих, потом что-то внутри него зашуршало. Видимо, шевелил «прочим» мусором, размышляя, как поступить.

– Чего молчишь?

– Думаю.

– Заберешь мусор?

– Не могу я, понимаете? У меня проблемы потом будут.

– Да какие у тебя проблемы могут быть? – удивленно воззрился я на бак.

– На профилактику отправят. Полная разборка-сборка.

– Ничего, отдохнешь месячишко-другой.

Бак опять ничего не ответил, но шуршание внутри стихло.

– Ну? – требовательно постучал я носком туфли. – Я жду. И палец у меня уже дрожит от нетерпения.

– Давайте свой мешок! – сдался бак наконец. Крышка его покорно, но медленно, словно нехотя, приоткрылась.

– То-то же, разговорчивый ты мой! А в следующий раз конкретизируй на своем прелестном боку, что есть «прочий». Кстати, это прямое нарушение прав потребителя! – победно выпалил я и закинул в бак мешок.

Вместительный бак проглотил его и зло захлопнул крышку, едва не прищемив мне пальцы. И тут мне пришло в голову, что угроза порчи городского имущества тоже может быть преступлением. Может, у бака и в самом деле не было зрения, а если было? Что мешало ему соврать мне? По идее, конечно, машина не может лгать, но здесь возникает конфликт интересов: «быть или не быть?» И в этом весь вопрос. Ложь во спасение, так сказать, инстинкт самосохранение, самозащита.

А если так… Черт!

Я бросился к машине, забрался за руль и стремительно рванул с места. Только бы все обошлось, только бы… и на выезде со двора едва не столкнулся лоб в лоб с патрульной машиной.

Взвизгнули тормоза.

Я едва не треснулся лбом о руль, а когда поднял голову, то увидел, как на меня из машины напротив пристально смотрит лейтенант Войцюк…

– Не буду я больше дуть в вашу трубку! – огрызнулся я, отворачиваясь в сторону и засовывая руки в карманы.

– Отказываетесь от освидетельствования?

– Ни отчего я не отказываюсь. Просто вы проверяли меня всего полчаса назад.

– А может, вы уже выпили?

– Не может.

– Будете дуть или нет? – настойчиво повторил вопрос Войцюк.

– Буду! – я выхватил из его пальцев трубку и зло дунул в нее. – Все?

Лейтенант внимательно посмотрел на результат – ноль.

– Все, – покорно сдался Войцюк, но не до конца. – Наркотики принимали?

– Нет, не принимал! Не те симптомы.

– Я бы попросил вас… – Войцюк свел брови на переносице.

– Лейтенант, ну чего вам от меня надо? – захныкал я. – У меня сегодня просто тяжелый, очень отвратительный день.

– Разберемся! – авторитетно заверил Войцюк и уселся в машину, потянувшись за планшетом. Я только глаза к небу воздел. Привычно соединившись с «консультантом», Войцюк принялся тыкать в экран пальцем. Я вздохнул – это надолго.

В принципе, что я нарушил? Скорость, положенную в жилой зоне, не превысил – не успел. Ремнем по привычке, слава богу, пристегнулся. Что еще? Едва в лоб патрульной машине не въехал, так та внезапно вырулила из-за угла. Но ведь затормозил! Да, согласен, подозрительно – второй раз за день на глаза попадаюсь господину Войцюку, но ведь это не преступление, согласитесь!

От нечего делать огляделся по сторонам, и тут заметил, как у крайнего мусорного бака с надписью «Прочий мусор» начала приподниматься крышка. Я затаил дыхание.

Крышка замерла на миг, потом еще приподнялась, и еще. А затем из его утробы донеслось урчание, и на землю, перевалившись через бортик, вывалился мой мешок.

Я сглотнул – этого мне еще не хватало! Ведь хотел же чем-нибудь сверху придавить на всякий случай.

– Чего это он? – раздался слева от меня голос напарника Войцюка. Оказывается, он тоже наблюдал за странным поведением проклятого ящика. – Может, сломался?

– Может, – вздохнул я и повесил плечи.

– Нужно ремонтную бригаду вызвать, пусть осмотрят на всякий случай.

– Не нужно, – быстро сказал я.

– Почему? – уставился на меня пронзительным взглядом карих глаз инспектор.

– Там мой мешок, – я решил не усугублять ситуацию.

– Ваш? То-то я смотрю, знаком он мне!

– Этот распроклятый бак не хочет его брать, – пожаловался я.

– Как так не хочет? Почему?

– Не его мусор, видишь ли! Ему керамику подавай, а пластик и стекло – не надо. А мне что, делать больше нечего, как только сортировать битое стекло, пластик и металл?

– Не понимаю, – честно признался тот. – Что у вас там вообще в мешке?

– В мешке? – растерянно поморгал я глазами. – А фоторамка электронная со стены грохнулась – и вдребезги.

– Странная какая-то рамка, – покосился инспектор на мешок. – Больно мусору от нее много.

– Девять на сто двадцать, – брякнул я. Мне вся эта эпопея с телевизором уже порядком надоела.

Инспектор долго морщил лоб, пытаясь представить себе подобную рамку, затем чело его разгладилось.

– Внушительно! Дорогая, наверное.

– Вы не представляете насколько! – что было чистейшей правда.

– Так вы бы ее в прием утиля свезли, – посоветовал мне инспектор.

– А они потребуют, чтобы я оплатил утилизацию? Ну уж дудки! – взорвался я. – Я и так за вывоз мусора сумасшедшие деньги плачу, в мусоре целыми днями роюсь, будто бомж какой: макаронину – в один мешок, бумажку – в другой, козявку из носа – в третий! Не кухня, а склад мусорных мешков, ей-богу!

– Халявщик, значит, – ухмыльнулся инспектор, понимающе покачав головой, и посуровел. – Мешок придется забрать, господин Васильев.

– Придется, – мгновенно остыл я и виновато уставился на пыльные, с царапинками носки своих туфлей. Помявшись немного для проформы, я поплелся к ненавистному мешку, подхватил его и потащил обратно в багажник.

– Спасибо, что воспользовались моими услугами, – не без ехидства в электронном голосе ляпнул вслед мне противный бак.

– Да пошел ты! – невнятно буркнул я, не оборачиваясь, дотопал до своей машины, открыл багажник и забросил в него мешок.

Тем временем Войцюк как раз закончил терзать искусственный интеллект, вернее, наоборот. Войцюк выбрался из машины хмурее тучи.

– Подпишите протокол! – грубовато бросил он мне, отворачиваясь в сторону.

Я уставился в экран.

«Невиновен! Принести извинения. Отпустить.

Наряду 102 явиться лично для служебного расследования (предвзятое отношение к гражданину, неоднократная попытка опорочить честного человека)».

У меня аж на душе потеплело. Умничка, а не интеллект! Вот ведь как за меня вступился, а я его еще грязью поливал. Ну, Войцюк, будешь знать теперь, как честных людей трогать. Да меня теперь все ДПС-ники за три версты объезжать будут. А приятно-то как: честный человек! Да по большому-то счету, в кутузке сидеть мне уже положено за одну только попытку уйти от патрульной машины, а оно вон как…

Я ткнул пальцем в сенсор, выдернул из вялых пальцев лейтенанта свою книжечку с документами, прыгнул за руль своего старенького автомобиля и, не дожидаясь положенных извинений, вырулил со двора. Войцюк проводил меня печальным взглядом. Вид у него был совершенно убитый.

Ну, бог с ним, с Войцюком, а вот что с мешком делать прикажете? Коли уж баки мусорные такие умные пошли, то просто так мешок им не всучишь. Разве что и вправду перебрать весь мусор? Нет, лень. Да и сколько на это времени уйдет – неизвестно. Остается одно: скинуть куда-нибудь в реку, предварительно булыжником каким утяжелив, чтоб не всплыл ненароком. Или в болото? Я даже не представлял, если честно, есть ли у нас поблизости болота. Лес был, это точно. Я иногда выбирался в него по грибы свежим воздухом подышать, но болота мне не попадались.

А может, проще поступить, чего я вечно мудрю? Развязать мешок да и раскидать его содержимое – пусть потом мучаются собирают, если что.

Мысль пришлась мне по душе. И я, тщательно обдумывая ее, прикидывая все «за» и «против», не заметил, как дома поредели, и город остался позади. Теперь машина неслась по широкой областной автостраде. Мимо меня пролетали редкие деревца, убогие деревушки на пять-шесть домов и луга, поросшие молодой травкой.

Машин на трассе почти не было. Ни позади меня, ни впереди – никого. Изредка с воем, перебивавшим шорох воздуха, доносившегося из приоткрытого окна, проносились мимо встречные машины. И опять никого на несколько километров. Момент осуществить мой коварный план – лучше не придумаешь! Я еще раз вгляделся в зеркала и вдаль и съехал на обочину встречной полосы. Остановился. Достать из багажника мешок было делом пяти секунд. Затем я торопливо спустился с пригорка и затрещал кустами, ломясь сквозь них. Опять огляделся. Тишина. Да и кому до меня дело есть. Мало ли по какой надобности приспичило человеку посреди дороги остановиться.

Отошел я подальше от дороги, мешок развязал и давай им во все стороны мотать, трясти. Засверкали на солнце, разлетаясь, стеклянные осколки, вспорхнуло пластиковое крошево – неплохо я все-таки постарался! Это ведь умудриться надо так огромный телевизор раздолбать, но злости и страха во мне на тот момент было, вы не представляете сколько!

Все, конец! Заглянул я в мешок – пусто, ни стеклышка, ни крупинки какой. Свернул, скомкал, в руке зажал и обратно направился. А легко-то как на душе!..

– Гражданин Васильев! – Раздалось где-то совсем рядом.

Я аж подпрыгнул от неожиданности. Никого нет, вроде бы, а голос есть.

– Что же это вы мусорите? Природу загрязняете – мать вашу!

– Попрошу без оскорблений! – взмахнул я руками. – Где ты и кто, покажись!

– Да тут я! И я вас вовсе не оскорблял. Природу беречь надо.

– Без вас знаю! – а сам все головой верчу. Кто же этот таинственный всевидящий невидимка?

– Голову поднимите, – вздохнул неведомый голос с такой интонацией, что я сразу ощутил себя непередаваемым тупицей.

Я послушно воздел глаза небу.

Надо мной бесшумно реял полуметровый квадрокоптер, уставившись на меня глазом-объективом. На его широком квадратном пузе был ярко намалеван березовый лист – символ «Природоохраны».

– Ну вот, наконец-то заметили.

– Заметил, – проворчал я.

– Будем штраф платить или как? – перешел квадрокоптер на деловой, официальный тон.

– Лучше «или как».

– Не понял, – честно признался аппарат и опустился чуть пониже. Похоже, решил, что не хватает чувствительности микрофона и фраза, произнесенная мной, воспринята не совсем корректно.

– Ты сказал «платить или как». Я и ответил: лучше «или как». То есть, второй вариант, – на всякий случай пояснил я для особо тугодумных аппаратов.

– Вы не совсем верно меня поняли, господин Васильев. Это всего лишь фигура речи, – пояснил мне квадрокоптер и воспарил на прежнюю высоту. С чувством юмора у него было совсем никак.

– Жаль.

– Понимаю вас, но нужно платить штраф.

– А если я все уберу? – с надеждой спросил я.

– Что значит, «если»? Вы должны все убрать в любом случае!

– То есть, ты хочешь сказать, если я все соберу, то все равно заплачу штраф?

– Все именно так, – блеснул объективом квадрокоптер.

– Из чего следует, что я дважды понесу наказание за одно преступление?

– Э-э… – квадрокоптер задумался. – Почему дважды?

– Ну как же? Загибай лопасти: первый раз, когда я все уберу, и второй – когда буду платить штраф.

– Постойте, я не совсем вас понял. Зачем я должен загибать лопасти?

– Ну, пальцев-то у тебя нету!

– Нету, – согласился квадрокоптер, еще немного поразмыслив. – А при чем здесь пальцы?

– В том-то и дело, что ни при чем, раз у тебя их нет.

– Да, действительно, – вынужден был согласиться летающий умник.

– Вот и загибай лопасти.

– У меня нет такой функции.

– Жалко.

– Почему?

– Да так, неполноценный ты какой-то, – пожал я плечами. Нет, люблю я все-таки искусственный интеллект. Убогий он какой-то, несуразный.

– Вы так считаете? – засомневался квадрокоптер.

– А ты разве нет?

– Я… не знаю. ТО, вроде бы, нормально прошел.

– Как же нормально, когда пальцев нет, лопасти не гнутся, считать не умеешь и пытаешься меня два раза наказать за одно преступление.

– Но… – стушевался квадрокоптер, и в его моторах произошел какой-то перебой, отчего тот изрядно просел, качнувшись из стороны в сторону.

– Никаких «но»! Что еще за «но» такие? Я буду жаловаться! – потряс я указательным пальцем перед его объективом. – Возмутительно! Дозволяют неисправным автоматам следить за честными людьми.

– Простите, но разве вы честный человек?

– Конечно! Я никуда не бегу, не прячусь. Даже разговариваю с неисправным аппаратом.

– Но вы высыпали мусор!

– Это вовсе не мусор!

– Мусор!

– Да как же ты об этом можешь судить, если ты неисправен?

– Я исправен! И это мусор!

– Нет!

– Да!!!

– Нет!!!

– Хорошо, – сбавил тон квадрокоптер, сделав надо мной полукруг, – что же это, по-вашему?

– Ландшафтный дизайн. Искусственное украшение естественной природы. Смотри, какая красота! – простер я руку. – Как все блестит и переливается на солнце! Как черный пластик подчеркивает, оттеняет нежную красоту молодой травки. Видишь? И при том совершенно безвозмездно.

– М-м-м, – только и выдавил из себя квадрокоптер, покружив над тем местом, куда я опорожнил свой мешок.

– Вот. А ты мне: штраф! – взмахнул я руками.

– Вы уверены, что это красиво? – с некоторым сомнением и изрядной долей неуверенности спросил квадрокоптер.

– Конечно! А по-твоему, разве нет?

– Не знаю. Я не обладаю эстетическим модулем.

– А чего ж тогда судить берешься, балда ты этакий?

– Да, действительно, – смутился квадрокоптер. – Но что же мне делать?

– Сам решай, – я упер руку с мешком в бок, отвернулся в сторону дороги и принялся постукивать носком туфли, выражая нетерпение.

– Я думаю… я думаю, вы правы. В вашем дизайне действительно что-то есть. Тем более, какой нормальный человек поедет в такую даль выбрасывать мусор, когда существуют мусорные баки.

– Здравая мысль, – кивком головы одобрил я его вывод. – Все-таки, я, кажется, погорячился: ты умный аппарат.

– Спасибо.

– Не за что. И знаешь что?

– Что?

– Ты бы сам мог заняться дальнейшим украшением участка.

– Вы так считаете? – обрадовался квадрокоптер.

– Однозначно! У тебя манипуляторы есть?

– Конечно, есть! – нижний лючок раскрылся, и из него показались две суставчатые клешни.

– Отлично. Можешь начинать прямо сейчас.

– Да, но где я возьму материал?

– Это сложно, – помял я подбородок пальцами с серьезным видом. – Но ты сообразительный малый, что-нибудь придумаешь.

– Правда?

– Да правда, правда.

– Ух ты! Здорово.

– Вот и ладушки. Ну, я пошел?

– Да-да, господин Васильев. Конечно. Всего вам доброго!

– Бывай! – сделал я рукой и направился к машине. – «Уф-ф, кажись, пронесло!»

– И спасибо вам огромное за идею по благоустройству ландшафта! – донеслось из-за спины. – От «Природоохраны».

– Завсегда пожалуйста, – бросил я, не оборачиваясь, и вломился в кусты. Представляю, что здесь будет твориться через неделю-другую, если неугомонный летун всерьез возьмется за новую интересную работу.

Выбравшись на дорогу, я отряхнул сор с одежды, забрался в машину и, усмехнувшись при воспоминании о глуповатой растерянности аппарата, завел двигатель.

Развернувшись, машина понеслась обратно к городу. На душе у меня было легко и спокойно. Наконец-то все закончилось. И как удачно!

Еще издали, у самого въезда в город я заметил патрульную машину ДПС, стоявшую на обочине. Рядом с ней, прислонившись к капоту и поигрывая палочкой стоял лейтенант Войцюк. Заметив приближающуюся к нему машину, он ожил, сделал шаг вперед и выставил палку, приказывая мне остановиться. Но, разглядев за стеклом автомобиля мою счастливую физиономию, занервничал и завертел палкой, мол, проезжай. Я с широкой улыбкой на лице кивком головы поблагодарил его и въехал в город.

Как же хорошо, оказывается, иметь знакомого инспектора ДПС! Уверенность в том, что и дальше у меня пойдет все отлично, как раньше, росла во мне с каждой минутой. Поток машин почти иссяк, светофоры при моем приближении включали зеленый сигнал, и я довольно быстро добрался до дому.

Припарковав машину на старом месте и по привычке оставив ее открытой с ключами в замке зажигания, я выбрался наружу, подошел к мусорному баку и забросил в него ставший бесполезным мешок. Бак не возмутился и не выплюнул его обратно. Я кивнул сам себе и, засунув руки в карманы брюк, направился к подъезду.

Давешнего пацана-угонщика нигде не было видно. Может, приблудный какой – я его еще ни разу в своем дворе не видел. Ну, ушел и ушел, бог с ним. Мне же спокойней. По крайней мере, теперь к моей машине не сунется и другим расскажет. Если только на экскурсию не приведет кого, чудо-машину демонстрировать. Я остановился в раздумье, потом вернулся к автомобилю, вынул ключи и запер его. Экскурсий мне только и не хватало: не угонят, так раскурочат на сувениры! С них станется, с обормотов.

Глава 4

Как же все-таки приятно сидеть дома, развалившись в кресле, и вбирать в себя звонкую тишину! Никто тебя не донимает всякими глупостями, не дает умных советов, не пытается завести беседу. Нет, я вовсе не против общения – не подумайте, будто я сноб какой или самомнение зашкаливает. Только искусство это давно уже сошло на нет. Сейчас все больше пальцами разговаривают. Выгодно и удобно. Почему выгодно? Во-первых, разумеется, ложное ощущение неуязвимости: никто в морду тебе через экран смартфона или монитора не даст, пощечину не влепит и в глаз не плюнет, если что не так ляпнешь. Во-вторых, можно молоть про себя любую высокопарную чушь – кто тебя проверит, коли большинство «друзей» в глаза тебя никогда не видели вживую. В-третьих, времени высказать свою мысль, обратив ее в слова, – вагон и маленькая тележка. Никогда не приглядывались, как многие сейчас общаются? Прочтут фразу, потом надолго задумаются с застывшим над экраном пальцем. Палец задумчиво подрагивает, никак не решаясь коснуться нужной буквы. Затем начинают строчить, стирать набранное, опять строчить и так до бесконечности. Это те, кто пытаются показаться интеллектуалами или блеснуть знаниями родного языка. Другие поступают проще. В их лексиконе слов триста – не больше, как у Эллочки-людоедки из очень старого романа: «Жесть», «Фи», «Ок», «Спс» и прочее подобное. А некоторые даже набором букв себя не затрудняют – всякие картинки подвижные используют: ручкой помахать, палец большой выставить, улыбочку дурацкую скроить, зубами поклацать, рожу скривить. Сейчас даже говорящие картинки появились. Выбрал ее, воткнул в сообщение – и порядок: сама скажет, чего набирать лень. Какая тут к чертям задушевная беседа, ежели все общение свелось к обмену стандартизированными фразами? О чем с этими интеллектуалами в кавычках разговаривать? Об искусстве? Об истории? О литературе? Кстати, вы видели современные книги? Похоже, нет. Это ведь без преувеличения для имбицилов сделано! Куча картинок и минимум текста: краткое изложение мыслей, поясняющие надписи, выжимки, плоские шутки и прочее подобное. Не верите? А вот решил я одну книжку о природе полистать в магазине. Открыл наугад, а там на пол-листа черепаха нарисована и надпись под ней: «черепаха дышит попой» – и все! Как вам? Нет, оно, конечно, все так насчет черепах, не спорю, но это не основное их дыхание, а, так сказать, резервное. Но неужели особенности попы у черепахи – все, что нужно знать современному человеку об удивительном древнем животном? Нет, не все – еще процесс сношения…

Или стихи. Вам нравятся стихи? Мне – да. Хорошие, в смысле. А как вам такое:

«…Она к Кузнечику спустилась.

А тот красу на глаз окинул,

Из попки ей травинку вынул…»?

Жуть! И это детская книга! Основы практической проктологии для детей, а не поэзия. Пушкин с Заходером и Барто отдыхают.

Вот и прикиньте, что тут, собственно, обсуждать, о чем общаться?

Еще, к примеру, экскурсия по картинной галерее с пометкой «18+». Детям туда вход категорически воспрещен! Электронный экскурсовод в виде робота с доброжелательной миной на лице-экране объясняет, что в целях противодействия распространению порнографии «Маха обнаженная» Франциска Гойи была заменена на «Маху одетую», но кому сильно хочется на нее взглянуть – он обязательно ее покажет, только позже и за соответствующее вознаграждение. За деньги можно – коммерция! А вот «Даная» Тициана и вовсе запрещена, поскольку имеется веское подозрение на пересечение с расхожим понятием «золотой дождь»… Во как! Картина «Опять двойка» запрещена, потому как искусственный интеллект углядел в ней насилие над ребенком. Тихов и Дейнека – чистая пропаганда разврата и страшного, до ужаса кошмарного, как Годзилла для японцев, социализма. Тициан мешает продажам пижам для сна, Рубенс не угодил женскими формами – некорректное формирование у населения понятия об идеальной женской фигуре от Барби, то есть, может повлиять на торговлю средствами для похудения. Шишкин и Юшкевич не потрафил интеллекту невероятными пейзажами, которые в наше время донельзя изгаженной природы днем с огнем не сыщешь, и потому картины могут вызвать у рядового обывателя ностальгию по прошлым временам. Особо не угодила Шишкинская картина «Утро в сосновом лесу» – ополоумевшие медведи безнаказанно ломают зеленые насаждения. И так далее, и тому подобное…

А вот Ван Гог в большом почете у AI. Красиво, конечно, интересная цветовая гамма, необычно, но не понимаю я его, хоть ты тресни! «Черный квадрат» Малевича на почетном месте висит – с точки зрения интеллекта просто гениальное творение в своей законченности, четкости и простоте восприятия. Еще присутствует великое полотно молодого современного художника Сташевского – «Черное и белое». Представьте себе холст, размером три на два метра и весь измалеван чередующимися широкими волнистыми линиями черного и белого цвета. Поговаривают, Сташевский с психу замазал неудавшуюся картину черной и белой красками и выкинул ее в окно, а пролетавший мимо дрон обратил на нее внимание – так родился шедевр… И, разумеется, в изобилии имеются картины от самого AI, то бишь, искусственного интеллекта. По мне, так мазня бессмысленная, почище абстракционизма Кандинского – инцепционизм, чтоб его!..