Напрасный труд

Начальник Главка буркнул "я тебе Узлова дал, вот с ним и решай", а секретарь Крайкома сказал, что "этим строителям ничего поручить нельзя" и что они "могут только сопли распускать". Однако, проигнорировать совсем звонок Егорова он не мог, все же объект особой государственной важности, секретари горкома и райкомов получили соответствующее указание и, скрипя зубами, смирились.

Партийные секретари, однако, жалоб на себя секретарям вышестоящим не забывают и не прощают, даже по вопросам чисто рабочим и, в сущности, даже пустяковым.

Это было, правда, уже потом, спустя полгода, но первый секретарь горкома нашел возможность напомнить Егорову кто есть кто и что можно по отношению к секретарю, а чего нельзя, и публично высек Егорова.

Был строгий порядок, что все руководители всего "народного хозяйства", от мала до велика, назначались на должность приказами своих вышестоящих организаций. Но это еще ничего не значило. Каждый приказ о назначении обретал силу только после его как бы освящения, после утверждения работника в должности соответствующим партийным комитетом.

Начальник цеха утверждался заводским парткомом, директор маленького заводика – райкомом, директор большого завода – горкомом, а директор краевого объединения – крайкомом. Директора крупных оборонных заводов и еще кое-кто утверждались в самом ЦК. Каждый партийный комитет имел свою "номенклатуру", так это называлось, и она в совокупности включала в себя всех начальников и начальничков страны и делала их полностью послушными воле партии.

Егоров по должности был "номенклатурой" горкома партии, и секретарь горкома вдруг вспомнил, что Егоров уже пять лет как ходит в управляющих трестом, не будучи утвержденным на его бюро, бывали иногда и такие умышленные и неумышленные недосмотры.

Он собрал заседание бюро, пригласил на него сотню руководителей города и срочно вызвал из Дальнереченска Егорова, который уже давно сидел там безвыездно, выполняя приказ Министерства и начальника Главка.

Секретарь горкома поставил Егорова на трибуну и предложил ему перед всем народом отчитаться, какие меры он собирается предпринять для усиления строительства объектов города Хабаровска.

Егоров проинформировал, хотя все знали это и без его информации, что трест связан Биохимическим заводом, который решением Совмина и ЦК КПСС объявлен стройкой народно-хозяйственного значения, что сам он командирован туда без права выезда, что он должен немедленно добавлять туда людей и другие ресурсы, и что никаких решительно возможностей для усиления работ на городских объектах нет.

– Отрадную картину вы нам тут нарисовали – сказал секретарь горкома – только зря вы пытаетесь оправдать свою бездеятельность и неспособность руководить решением ЦК нашей партии. Решения ЦК для нас святы, и, я думаю, что эту нашу позицию разделяют все члены бюро горкома и приглашенные руководители… А вы, товарищ Егоров еще и демагог, оказывается… Я думаю, это понятно и всем членам бюро. А, кстати – спросил он, готовя заключительную реплику, ради которой он всех и собирал, – где этот…Биохимический завод? -

– В Дальнереченске -ответил Егоров.

– Вот пусть вас тамошний райком и в должности утверждают. Мы этого делать не будем! -поставил победную точку секретарь горкома.

Но это было уже потом, а сейчас Егорову следовало выполнять приказ и ехать на поселение.

На следующий день, взяв с собой портфель со стандартным набором командированного и посадив с собой в машину не успевшего уехать вчера Оганесяна, главного инженера одного из своих управлений, он отбыл в Дальнереченск, успев-таки услышать на прощание от начальника Главка удивленное: -Как? Разве вы еще не там?! -

Они въезжали в пригородный поселок Корфовский.

– Георгий Валентинович, – попросил с заднего сиденья Оганесян – давайте потратим десять минут, заедем на здешний бульдозерный участок, узнаем, сумели ли наши мужики на бульдозерах подняться на сопку. -

В окрестностях поселка, на самой высокой в окрестностях Хабаровска сопке, тресту было поручено Крайкомом построить радиорелейную станцию и, конечно же, поскольку стройка имела идеологическое значение, в кратчайшие сроки. Занималось этим управление Оганесяна.

Крайком раздраженно торопил, время уходило, а строители никак не могли решить вопрос доставки конструкций на самую вершину сопки. Крутизна склона была предельной, к тому же глубокий снег, и машинисты бульдозеров наотрез отказывались туда подниматься.

"Мы не самоубийцы" – говорили они и, по всем инструкциям, были правы. Решить доставку конструкций вертолетами тоже не удавалось, дело было опасное, новое и дорогое. Своих вертолетов у Егорова, понятно, не было, а дать прямую команду вертолетному отряду крайком не решался. Но выход нужно было искать.

Поскольку терпенье в Крайкоме лопалось, вчера под личным руководством главного механика треста механизации на гору должна быть организована пробная бульдозерная экспедиция.

Подъезжая, Егоров и Оганесян увидели не просеке, которая уходила, казалось, вертикально вверх, к вершине, следы гусениц.

– Значит, заехали, – сказал Оганесян, – и, смотрите, с санями, – он указал на гладкий блестящий след полоза тракторных саней. Выйдя из машины и подойдя поближе, они увидели, что следа было два. Значит, бульдозер успел уже и вернуться. Правда, неизвестно, добрался ли он до вершины. Наверно, всё-таки добрались, отсюда, от подножия сопки, просека на вершину не казалась такой уж вертикальной, как издалека, от дороги.

– Это уже хорошо, значит, завезем все. Один раз заехали, заедем и сколько нужно. – сказал Егоров,– поехали на бульдозерный участок, поговорим с машинистами, узнаем подробности. -

Участок был недалеко. Шеренгой стояли несколько вагончиков – бытовок, из трубы одного из них вился уютный дымок. Кругом заповедная тайга. Чистый пушистый снег на земле и на деревьях. Тихо. Пошли к вагончику с дымом. Около него в ряд, нож к ножу, стояли могучие бульдозеры, желтые чистенькие японские и черные, в потеках мазута, наши. Притихшие стоят, смирные, как будто и вправду устали и отдыхают.

– Что за черт, – сказал Егоров и глянул на часы, – рабочий день ведь. Александр Борисович, а сколько времени? Может, у меня часы врут? -

– Не врут, не врут, Георгий Валентинович. Половина четвертого, еще полтора часа до пяти. -

– Ничего себе, – весело сказал Егоров, – рано шабашить даже по нашим меркам. А ведь это карьерные машины, работа у них никогда не кончается, рой себе землю, да рой… А директор карьера ведь подошвы стоптал, выпрашивая в главке дополнительные бульдозеры. -

– Да вы посмотрите, – показал Оганесян на замерзшие уже лужицы воды под бульдозерными радиаторами,-они уже давно воду слили и стоят, раз горячая вода замерзнуть успела. -

– Ладно, пошли знакомиться, – сказал Егоров.

В вагончике было накурено, грязно и очень жарко от пылающей в углу чугунной печки. За длинным столом, сбитым из досок, на дочерна испачканных мазутом скамьях сидели человек восемь мужиков. Разного возраста, но, как на подбор, крупные, толстые, рукастые. Неторопливо курят. Четверо играют в домино, непременно стукая костяшками аж из-за плеча, остальные лениво, без интереса, наблюдают.

Егоров с Оганесяном поздоровались. Те, которые сидели лицом к двери подняли глаза, но ответил только один. Остальные не повернулись.

Егоров, еще захвативший, как сам он говорил, самый конец "золотого века", когда на производстве нельзя было не работать, сам воспитанный в этом духе, терпеть не мог сидящих на работе, как здоровая собака не может равнодушно видеть бегущих. Рабочие были не его, треста механизации, но он не удержался:

– У вас тут, я смотрю, порядок, – похвалил он, кивнув на домино, – сыграете ровно два тайма по сорок пять минут, и будет уже пять часов. И рабочая совесть не будет беспокоить -

– Да нет, Георгий Валентинович, – включился в разговор Оганесян, – они давно бы разошлись, да автобуса ждут в город. А он будет только в пять. Точно, мужики? -

Никто из сидящих на эти обидные для рабочего человека реплики не отозвался. Сказать по существу было нечего, грубить же не следовало на всякий случай, мало ли кто это зашел.

– Ну, ладно, – сказал Егоров, отодвинув рукой одного из играющих и садясь на край черной скамьи,– скажите тогда, кто ездил на гору и как туда дорога? – И обвел глазами сидящих.

– А ты сам-то кто будешь, начальник? – спросил один, не поднимая глаз от костяшек домино в руках. Егоров назвался.

– Ну, я тогда, – сказал тот который спрашивал, положив лопатообразную ладонь с костяшками домино на стол.

– Тогда расскажите, пожалуйста, как дорога, когда выехали, когда вернулись, сколько груза было на санях? -

– Как ехал? – Бульдозерист бросил костяшки на стол. – Да так, что больше не поеду. Пусть враги мои туда едут! Четыре! Четыре раза разувался! – он даже показал четыре растопыренных пальца на правой руке. – Это в снегу – то! На таком морозе! – Он начал нервно повышать голос. – И, если бы не этот мальчик…-Он кивком головы указал на здоровяка напротив, который безучастно лежал на сложенных на столе руках. – Я бы, может и не разговаривал бы с вами сейчас. -

При этих словах тот, кого назвали мальчиком, поднял голову, но ничего не сказал, лицо его не потеряло сонного выражения.

Егоров не очень поверил в "больше не поеду!», он узнал то, что хотел, что дорога туда есть, ехать можно. А дело уже совсем в другом: сейчас начнется привычное вымогательство, тем более, что рабочий класс у нас, когда ему нужно, грамотный и все знает, как знает и то что, что Крайком их начальством сильно недоволен за затяжку строительства радиорелейной станции.

– Хорошо, хорошо, – сказал Оганесян,– мы все поняли. Сколько? -

– Сколько, сколько, – успокаиваясь и уже обдумывая, чтобы не продешевить, начал бульдозерист, – по полста рублей вот сюда, под камень…– Он похлопал тяжелой ладонью по грязной крышке стола и подтвердил,– под камень. За одну ездку. Каждому. Ездить будем парами, иначе нельзя. По очереди, все. – Он показал глазами на всех сидящих за столом. – Если ты, начальник, согласен, мы тебе все, что скажешь, завезем и не такую гору. -

– Ну что, Александр Борисович? – спросил Егоров, – тебе платить -

– Да что тут торговаться, – ответил Оганесян и повернулся к говорившему, – ты бригадир, наверное? -

Тот кивнул.

– Собери ото всех заявления о приеме на временную работу в наше управление? Знаешь? Завтра приедет наш начальник участка, я ему все расскажу. Все дела – с ним. Но завтра и начинать. Договорились? -

–А почему не договориться, – улыбнулся бригадир, – раз люди хорошие. Завтра и начнем. Не боись, начальник. Только… расчет за каждые десять ездок. Договорились? -

–Ладно, куда от вас денешься, раз люди такие хорошие. -

В машине Егоров и Оганесян некоторое время молчали, будто опасались, что бульдозеристы их подслушают, да еще и передумают ездить на гору. Когда отъехали подальше Оганесян на заднем сидении зашевелился, и Егоров услышал:

– Ухватили кота поперёк живота. Это я про себя…Вы на морды их, извиняюсь, лица, посмотрели? Чисто разбойники у большой дороги. Притаились, кистенями поигрывают и ждут пока купец на дороге не покажется. А мы тут как тут. –

Глава 7

Остановились у конторы местного, Дальнереченского, строительного управления, которое тоже входило в состав треста Егорова. Прежде чем войти в здание, Егоров подошел к большому красочному стенду перед входом с названием, исполненным большими красными буквами, "ЭКРАН СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО СОРЕВНОВАНИЯ". Хотя экран был ежемесячный, итоги соревнования были подведены и вынесены на экран в последний раз четыре месяца тому назад.

– Зря это они – про себя отметил Егоров, – скоро здесь от всякого рода гостей и проверяющих отбоя не будет. -

Начальник управления Василий Семенович Яровенко был на месте. Они дружески поздоровались. Яровенко сразу же вызвал секретаря:

– Оля, позови, пожалуйста, Людмилу Иосифовну и приготовь чай. Понятно? – Говорил он с неистребимым украинским акцентом, хотя всю жизнь прожил на Дальнем Востоке.

Как-то, выйдя из зала заседаний бюро своего райкома, где отчитывался за заготовку сена, на вопрос коллег- районных руководителей, ожидающих своей очереди, он ответил скупо:

– Та шо, там же-ж всегда одно, или сымут или сключат. -

Это его "или сымут или сключат" стало народным фольклором, и даже сами партийные работники так посмеивались над собой в очень узеньком доверительном кружочке.

Вошла Людмила Иосифовна, главный инженер строительного управления, единственная женщина в главке, а, может быть, и во всем министерстве, на такой должности. Протягивая руку Егорову и улыбаясь сказала:

– С приездом, Георгий Валентинович. Судя по портфелю, вас нужно устраивать на ночевку, причем, не на одну. Правда? … И Александр Борисович здесь, – подала она руку Оганесяну, – а вчера еще Севидов с Касичем приехали…И Шестаков… Вы что, всерьез, что ли? Глядишь, и строить начнем!

Егоров не говорил пока ничего, слушал и улыбался. Ему было искренне приятно видеть этих людей.

В кабинет Яровенко зашли приехавшие вчера главные инженеры еще трех строительных управлений. Егоров подробно рассказал обстановку.

Первым заговорил Оганесян:

– Это все нам понятно. И что нужно. И что важно. Даже то, что жить здесь придется, и то понятно, хоть и не хочется… Но где людей брать? Не хотят ехать ни в какую. А чуть надавишь, сразу стук, в райком. А как городские райкомы к этой стройке относятся, вы знаете…Люди нужны, Георгий Валентинович. Все, что мне удалось собрать и привезти, это два десятка… Да и что это за народ, сброд один, извините за выражение. Поехали потому, что им все равно, где не работать, но здесь еще командировочные идут. -

– Да, – согласился Егоров, – Техникой и транспортом начальник главка обещал помочь. Конструкциями и материалами тоже. А вот людьми… На сегодня есть два источника. Первый, это расширить здешнюю спецкомендатуру из расчета на пополнение ее, а, стало быть и нас, условниками. А это, вы понимаете, не плотники-бетонщики, а воры и бандиты. Но что делать. Расширять комендатуру будет Яровенко.

И второй …источник. Здесь есть ЛТП, лечебно-трудовой профилакторий. Да, да! Чего вы на меня уставились? Алкоголики это, кто ж еще.... Для тебя, Виктор Александрович, – обратился Егоров к Севидову, это особенно важно. Твое управление будет строить очистные сооружения, это за поселком, на отшибе.

Начинай со строительства зоны вокруг всего объекта. Да, да, натуральной лагерной зоны, как для заключенных. С колючей проволокой, вышками и так далее.... Требования для них у УВД точно такие же… Рассчитывай человек на триста…Правда с большими оговорками на их полноценность. -

– Построю я очистные сооружения алкоголиками, как раз – задумчиво сказал Севидов.

– Построим, построим, – сказал Егоров, другого варианта все равно не дано. Придется работать с теми, кого Бог дает, а не с теми, с кем хочется. Начальство-то себе не тоже выбираешь. Вот и тут приспособимся… Ну, вот, на сегодня все. Завтра в семнадцать первый штаб. Думайте. На штабе доложите свои предложения… Еще раз хочу напомнить, что все происходящее, хотя оно нам не сильно нравится, неизбежно, – и подчеркнул еще раз, строго неизбежно!

Распрощавшись со всеми, Егоров уехал в импровизированную гостиницу, специально для таких случаев зарезервированную квартиру из четырех комнат, где он решил устроить что-то вроде общежития для приезжих руководителей и где, раз такое дело, собирался жить сам.

Глава 8

В половине восьмого утра следующего дня он вместе с Яровенко уже были в спецкомендатуре, где жили около тысячи человек условно- осужденных или, как их чаще называли, "химиков". Работали они в основном у Яровенко.

Минут десять они постояли на проходной, ожидая, когда рабочий класс начнет выходить на работу, но никто не шел и, казалось, не собирался. Дежурный лейтенант в форменном кителе с погонами и значками на груди и в синих, донельзя гражданских трикотажных брюках с шикарными белыми лампасами спокойно читал книгу и на вопрос, почему же еще никто не вышел через проходную, хотя уже скоро восемь, ответил удивленно:

– Так рано же еще! -

Егоров попросил его позвать на проходного начальника спецкомендатуры, но услышав в ответ, что "он будет к девяти", решил, не ожидая его, пройти по комнатам.

Общежитие нехотя, медленно просыпалось. Из комнат слышался тяжелый утренний кашель, скрип железных кроватей. Там еще только-только вставали. По коридорам бродили заспанные, разного возраста, но все одинаково малосимпатичные люди в сапогах и трусах.

Егоров и Яровенко без лишних церемоний отворяли двери в комнаты, входили. Кое где им мрачно и безразлично говорили, "стучаться надо, начальник", они соглашались.

А жильцы включали электрические плитки, ставили на них кто грязный и мятый чайник, а кто и просто консервную банку, готовились варить утренний чифирь. На многих кроватях, заваленных хламом, в самых разнообразных позах еще спали люди. Они были и совершенно голые, с мужским достоинством наружу, и совсем одетые, и даже в сапогах. Воспаленные рты. Смрадное дыхание.   На столах, на тумбочках, на полу и даже на кроватях пустые бутылки, ломаные куски хлеба, обрывки и комки промасленной бумаги, зловонные консервные банки, набитые окурками, селедочные хвосты и головы, густой перегарный запах, мерзость. Столы, табуретки, тумбочки, все ломаное, безногое. Двери разбиты, видно, что их много раз открывали топором или ломом. Обои заляпаны томатным соусом и мазутом, ободраны и висят клочьями.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.