Напрасный труд

Однако, была уже пятница. Третий день Егоров ходил безрезультатно из кабинета в кабинет и, теряя терпение, начинал кое- где даже возмущаться. На него не сердились, а, наоборот, мягко успокаивали и, усаживая пить со всеми чай, говорили: "Ну, что вы волнуетесь, Георгий Валентинович, замминистра, которому поручено рассмотреть и утвердить ваши "мероприятия" в командировке и будет только на будущей неделе. Вы зря нервничаете, попейте-ка лучше чаю, чай у нас замечательный, и езжайте в город. Вам что, ничего купит не нужно?"

Егоров не стал спорить и решил до понедельника отдохнуть.

Глава 5

В понедельник, с утра пораньше, Егоров поехал в свое Министерство, с неприязнью думая о своих золоченых и, оказывается, никому не нужных "мероприятиях". В отделе, едва успев поздороваться с оживленно обменивающимися воскресными впечатлениями сотрудниками, он сразу получил от начальника отдела совет, не теряя времени, съездить в Министерство заказчика.

– С ним все равно "мероприятия" нужно согласовывать. Только созвонитесь предварительно – сказал он и, пролистав несколько записных книжек, дал телефон начальника Главка Министерства заказчика, который занимался строительством Биохимического.

Ответили Егорову сразу. Приятный энергичный голос сказал:

– Да, слушаю вас. -

Егоров представился и пустился было в объяснения, справедливо полагая, что там его ждут еще меньше. Однако, он ошибся. Энергичный собеседник, едва начав слушать, прервал его:

– Что вы там делаете?! Мы вас давно все ищем! Приезжайте немедленно, и сразу ко мне!-

– Чего это вдруг меня ждут в чужом министерстве больше, чем в своём, – подумал Егоров, – раз я и в своем не нужен? -

Однако, быстро собрался и поехал, с трудом отобрав в одном из отделов своего Министерства книгу "мероприятий", не мог же он ехать с пустыми руками. Книгу теперь никак не хотели отдавать, говоря: "Мы как раз собрались ее рассматривать." Однако, потом, уступая силе, отдали, предупредив: "Ну смотрите, вам видней. Только не жалуйтесь потом, что мы не рассмотрели."

В вестибюле Министерства заказчика молодые сильные ребята из каких-то "органов" долго изучали его документы, выписывали пропуск и, наконец, пустили наверх.

Егоров долго блуждал по сложному переплетению коридоров и лестниц в поисках нужного ему кабинета, потом часа два после представления секретарю ждал приема в тесной и какой-то неправильной формы приемной, похожей на каморку под лестницей. Пока искал да ждал, отметил про себя, что и здесь у людей такие же спокойные, ничем не озабоченные лица, такие же неторопливые движения, такие же свободные позы и манеры, такие же универсальные темы для разговоров, по которым никак нельзя понять, какого же профиля это учреждение.

Наконец, его пригласили в оказавшийся неожиданно крохотным кабинет. Навстречу из-за стола с трудом вылез и сделал два шага вперед крепкий темноволосый и очень серьезный человек.

– Здравствуйте, -сказал он, крепко пожимая руку, – присаживайтесь, пожалуйста -, и сел на место, протиснувшись между столом и креслом.

Потом взял из рук Егорова книгу "мероприятий", положил перед собой и, укоризненно глядя не Егорова, сказал:

– Что ж вы так? Вам что, неизвестно, что это объект народно-хозяйственного значения? – Он постепенно повышал голос. – Или для вас постановления Правительства не имеют обязательной силы?! А?! -

Тон начальника главка, не соответствующий размерам приемной и кабинета, слегка удивил Егорова. Во-первых, Егоров был из другого ведомства и ему не подчинялся, а во-вторых, начальник главка по московским неписаным законам не та фигура, которой можно повышать голос.

Потом Егоров узнал, что он недавно был переведен в министерство с директорского поста из глубинки. Это, конечно, очень большое повышение, но на прежней должности он имел огромный кабинет и такую же огромную приемную, был самым большим начальником в маленьком, но, всё же, городе, и мог позволить себе, и позволял, кричать на кого угодно.

Нынешний кабинетик и приёмная при гораздо большей должности смущали его и он как раз находился в поисках совершенно необходимой для новой для него аппаратной жизни гармонии.

– Вы что, не знаете, что заводом интересуются в Совете Министров и ЦК Партии? – продолжал он, с особым удовольствием и значением произнося последние слова.

– Конечно, знаем, – ответил не настроенный быть виноватым Егоров, – только первым документом в этих "мероприятиях", да вы посмотрите, лежит "пусковой комплекс", составленный и утвержденный вами, вернее, заместителем вашего Министра.   Вы это и без меня понимаете, на нем все свои расчеты строим. А потом, – продолжал Егоров, – что-то вы, едва поздоровавшись, стали разговаривать со мной, как будто я у вас … на партийном учете состою. -

Серьезный начальник главка и недавний директор завода молча выслушал Егорова, несколько секунд смотрел на него, моргая, и неожиданно рассмеялся. Чем Егорову сразу понравился.

– Действительно, что это я, – сказал он и стал читать золотые буквы на обложке. – Послушайте! А вы откуда? -

Егорову очень хотелось сказать, что он от верблюда, но удержался:

– Я вообще-то из Хабаровска. А перед вами "мероприятия" на строительство Биохимического завода, который в Дальнереченске. Это недалеко. Не отсюда, конечно, а от Хабаровска. -

Он уже понял, что с ним говорили, и по телефону и сейчас, принимая за кого-то другого, кого действительно ждали.

– А-а, вот оно что, – задумался начальник главка, барабаня по столу пальцами и поглядывая на Егорова, повернулся с трудом в тесноте к тумбочке с телефонами и сказал, – тогда подождите. -

Через минуту в кабинет вошли двое сотрудников Министерства, имеющих, как понял Егоров, непосредственное отношение к строительству его завода. Начался никчемный разговор, состоящий из упреков во многолетнем непонимании важности строительства, в систематическом невыполнении планов, договоров, обязательств, в обмане заказчика и даже самого государства.

Егоров был опытный строитель и на все подобные случаи жизни у него в запасе было множество совершенно неотразимых приемов сделать виноватыми за провал стройки кого угодно, кроме самого себя. К тому же конкретную обстановку он знал несравненно лучше. Поэтому несколько его реплик относительно срыва сроков выдачи проектной документации, плохого ее качества, недопоставках оборудования и "да вы же пусковой комплекс родили неделю назад, что -ж тут о пуске завода говорить" сделали свое дело, и стороны взаимные упреки исчерпали.

После этого говорить стали более определенно, и Егоров понял, что его "мероприятия" не могут быть подписаны заказчиком, так как в них не предусмотрено строительство многих, совершенно необходимых объектов, которые "буквально аннулированы строителями". Егоров же, к которому неизменно обращались "ваше министерство", и речи не мог вести о дополнительных объектах на многие миллионы рублей, так как даже те, что уже были заложены в "мероприятия", превышали возможности его треста втрое.

Начальник главка молча слушал, формулируя, должно быть, свое мнение, потом, хлопнув по столу ладонью, заключил:

– Да, наша точка зрения может быть только такой! Вы доложите об этом своему руководству.

И маленькая просьба, вы оставьте нам эту книжку "мероприятий", вопрос с Биохимическим становится очень серьезным, и я сегодня должен доложить обо всем этом своему заместителю Министра. Сегодня. А вечером вы нам позвоните, мы скажем результат. У вас все? – и поднял трубку зазвонившего телефона, – Что? … Да, у меня… – не очень уверенно сказал начальник главка, и потом опять Егорову: – Простите, я не запомнил вашей фамилии, – и опять в трубку: – Да, у меня он. Хорошо, передам. -

– Вот что, – продолжал он, повернувшись к Егорову, – приехал ваш заместитель Министра. Вас там все ищут, с ног сбились. Срочно езжайте к себе. Все понятно? -

Егоров немедленно поехал в своё Министерство. Там был как раз такой момент, когда работа вдруг вскипает. Нет, не то, чтобы во всем министерстве. Это не в возможностях заместителя министра, да и ни в чьих вообще, так попросту не бывает. Что бы не происходило в бюрократическом аппарате, всегда есть люди, которых ЭТО не касается.

Бурлили несколько отделов, имеющих прямое или косвенное отношение к строительству Биохимического завода в Дальнереченске.

Егорова встретили с некоторым даже раздражением. Оказывается, всем вдруг захотелось проработать с ним его "мероприятия", всем он стал нужен, но никто не мог сказать, куда он подевался. А начальник отдела, который и посоветовал Егорову поехать в министерство заказчика, не желая попадать никому под горячую руку, отмалчивался.

Заместитель начальника главка Агафонов, тот самый, к которому Егоров обратился по приезду, серьезный и озабоченный, изучал "мероприятия" лично. Хмурясь от раздражения, что Егоров только сейчас нашелся, он пояснил ему, что через два дня оба заместителя министров, нашего и заказчика, должны докладывать в Совете Министров о ходе строительства Биохимического завода, вдруг ставшего кому-то нужным, и о мерах, принимаемых по его пуску. А Совет Министров, будто бы, имеет на этот счет прямое поручение самого ЦК КПСС.

– Замечательно, -обрадовался Егоров, – а то ношусь с этим заводом один я, как дурак с мероприятиями. -

– Садись здесь, – Агафонов указал на место за приставным столиком, – будем работать.

Пока Егоров рассказывал об обстановке на стройке и о позиции Министерства заказчика, от которого он только что приехал, а Агафонов сопровождал его рассказ ироническим хмыканьем, в кабинет входили и выходили работники различных служб Министерства, что-то спрашивали, уточняли, чему-то удивлялись и даже что-то предлагали.

Из этих визитов Егоров совершенно определенно понял, что об этой, теперь вдруг важнейшей стройке Министерства, в его аппарате ровно ничего не знают. Но это бы еще ладно, ничего не знать об отдельной стройке, в конце концов, их много. Некоторые не знали географии.   О городе Хабаровске, краевом центре, все-таки, слышали почти все, но половина из них несказанно и искренне удивлялись что самолет летит туда больше восьми часов, а разница во времени составляет целых семь Узнав такие новости, они даже с некоторым интересом и недоверием поглядывали на Егорова.

– Да, – сказал Агафонов, дослушав, наконец, Егорова, – разногласия серьезные, а с разногласиями никто в Совмин не пойдет, это исключено. Нужно искать компромисс. – И, пододвинув к себе поплотнее телефон, стал звонить в неприятельский лагерь, Министерство заказчика, в его различные главки и службы, ища для этого компромисса почву.

Переговорил он со множеством людей, почти со всеми об одном и том же, говорил мягко, без нажима, собеседнику на том конце провода становилось очевидно, что его искренне хотят понять, но не всегда могут. Егорову было слышно:

– Конечно, технологию не изменишь…Мы понимаем… Продукт по-другому не получишь… Но ресурсы мы же получаем строго под план… Вряд ли Госплан пойдет навстречу… Конечно, конечно, но наш план подряда тоже не резиновый… Кто спорит, рост по сравнению с предыдущим годом должен быть, но не в пять же раз… Нужно, все же на вещи смотреть реально… Мы в этом меньше разбираемся, но… что-то, все же, можно подсократить… Такие объемы на голом месте, ни базы, ничего… Что раньше, что раньше… Раньше задачи другие были… Я и не говорю, что вы виноваты… Нет, давайте, все-таки, в план укладываться… Сверх? А кто ресурсы даст под это "сверх"? -

Высокие договаривающиеся стороны были опытны, все понимали и знали, чем это кончится. И дело, под телефонные звонки катилось куда и всегда, к абсурдному компромиссу.

Наконец, Агафонов, назвонившись и наговорившись до одури, выписал на отдельный листок бумаги все самое важное из разговоров и засобирался доложить ход дела своему шефу, заместителю министра.

– А ты, – сказал он Егорову, – пока я хожу, прикинь, сколько и чего потребуется дополнительно, если придется принять восемь-десять миллионов сверх плана. Понял? И с места не двигайся. -

Ходил он долго. Видимо и там, на новом уровне, для торговли тоже требовалось время. Наконец, объявился, веселый, сказал удовлетворенно:

– Ну, все. Остановились на плюс десять миллионов. Хотя они, – он имел в виду министерство заказчика, – требовали тридцать… Давай садимся и срочно корректируем все "мероприятия". -

– А на чем эти десять миллионов? -попытался уточнить Егоров, – какие объекты, объемы? -

– А-а, ерунда, – отмахнулся Агафонов, – сейчас по телефону договоримся. Была бы цифра. А из чего она сложится, нам все равно. -

Егоров с Агафоновым лично, и не очень церемонясь с цифрами, откорректировали множество таблиц, расчетов, графиков, форм, по ходу дела отдавая готовое в печать и на размножение. Наконец, в руках у Агафонова оказалась аккуратная книжка в прежней золоченой обложке, но с другим содержанием. Он повертел ее в руках, полюбовался, сказал:

– Вот теперь они хоть куда, – имея, наверно, в виду, что теперь-то их можно показать в любой инстанции.

На следующий день утром "мероприятия" были подписаны обоими заместителями министров, к обеду без всяких проблем доложены в Совмине, откуда же проблемы, раз стороны договорились, а к вечеру один подписанный и с министерскими печатями экземпляр был в руках у Егорова, и он мог, наконец, с облегчением вздохнуть.

–Ну вот, теперь карты сданы, игра объявлена, – подумал Егоров, находивший в советской, строго научной, системе планирования сильнейшее сходство с карточной игрой, он имел на это полное право, поскольку был преферансистом, – теперь осталось поднять прикуп. Но это будет уже дома. -

Он имел в виду, что ближайшее время должно проявить действительное отношение обоих министерств и партийных органов на месте к заводу.

То, что "мероприятия" были подписаны обоими министерствами и даже доложены в Совмине не значило еще ровным счетом ничего. Действовали еще какие-то таинственные силы, от которых зависело, будет ли завод действительно форсировано строиться, или будет влачит свое прежнее жалкое существование, сопровождаемое только шумовыми эффектами, единственная цель которых убедить кого-то неведомого, что из последних сил делается все возможное, но…

Егоров дружелюбно попрощался с теми, с кем общался при подготовке "мероприятий" и уехал на городской аэровокзал покупать билет на самолет решив потом еще пробежаться по магазинам хотя бы для того, чтобы составить себе перед домашними алиби. Билет он купил на удивление сразу, а в магазины ехать передумал, поскольку не надеялся оказаться где-нибудь первым очереди и не захотел портить себе хорошего от завершенного, хотя и не очень славного, но неизбежного дела, настроения.

Поэтому, купив по дороге и без всякой очереди пару галстуков, он заскочил за вещами в гостиницу и уехал в аэропорт Домодедово. Побродив по аэровокзалу, как всегда переполненному озабоченными пассажирами, взяв на дорогу пачку свежих газет и журналов, он решил, что еще вполне успеет хорошо поужинать, и поднялся в ресторан.

После толкотни зала ожидания здесь было чинно, тихо и пустынно. Егоров выбрал место у окна, устроился поудобнее и стал не торопясь листать журнал. Подошел официант, похожий на пингвина, вежливо выслушал, кивнул согласно на ремарку Егорова "коньяк – вперед" и ушел выполнять.

"Объявляется посадка на рейс двадцать пять Домодедово- Хабаровск"– сказало радио. Егоров залпом допил коньяк, расплатился и пошел на посадку.

Глава 6

Сразу после возвращения из Москвы Егоров докладывал о результатах поездки начальнику главка. Тот не очень внимательно, постоянно отвлекаясь на телефонные звонки, выслушал его и сказал: – Ну, молодец! – Потом велел оставить трест на одного из заместителей, немедленно выехать на Биохимический, в Дальнереченск, поселиться там, без права появления в Хабаровске, возглавить всю работу и ежедневно докладывать. -Помогать тебе, – добавил он, – со всей полнотой ответственности будет мой заместитель, Анатолий Александрович Узлов. -

Когда Егоров попытался убедить его, что одно его, Егорова, личное появление на стройке ничего серьезно изменить не может, что нужны самые решительные и срочные меры по укомплектованию стройки всем необходимым, и уже не на уровне его треста, а на уровне Главка, он, пресекая дальнейшие разговоры, отрезал:

– Вот вы там все это вместе с товарищем Узловым и решите. -

Егорову стало совершенно ясно, что начальник главка уже знает, что в прикупе, и тоже все понял. – Точно как в "Коньке-Горбунке" сказано про Иванушку-дурачка: "Молодцом его назвал и "счастливый путь" сказал. -

Он понял, что угодил в капкан, который рано или поздно захлопнется. Уже одно то, что начальник главка закрепил за стройкой Узлова, последнего в иерархии своих заместителей, открыло истинные намерения его самого относительно Биохимического.

Узлов, будучи заместителем по кадрам и быту, не мог помочь Егорову даже советом, тем более, что в этой ситуации он меньше всего в них нуждался. Нуждался же он в рабочих, технике, транспорте, материалах и конструкциях и еще во многом и многом, на чем стоит всякая большая стройка и в чем помощи ему оказывать никто не собирался.  Конечно, Узлов будет регулярно ездить на стройку, будет, недовольно бурча, ходить по заводу, таская за собой и его, Егорова, а на вопросы о хоть какой-нибудь помощи отвечать, как уже однажды в сходной ситуации было: "Работать надо, товарищ Егоров, а не попрошайничать. У меня, сам знаешь, в арсенале ничего, кроме авторучки и матерщины, нет. Понял?"

Сложность положения Егорова заключалась в том, что его обширных служебных обязанностей, связанных с трестом, с него никто не снимал, да и не мог снять, но зато его лишали возможности заниматься ими систематически и по своему усмотрению. Право же спросить с него за любой другой объект треста и вообще за всё, что делается в этом большом хозяйстве, в любой нужный кому-то момент у его начальников, партийных и советских органов сохранялось в полном объеме.

А на Биохимическом он оказывался в роли заложника, его как бы назначали в жертву, которая будет принесена в нужный момент. Конечно, это было не так уж и страшно, по крайней мере, прямо не пахло кровью или тюрьмой, но снятием с работы, исключением из партии, фактическим, хоть и негласным, запретом занимать руководящие должности, пахнуть очень даже могло. А ведь Егоров ничего другого делать не умел.

Егоров понимал, что отправка его самого в Дальнереченск, закрепление за стройкой Узлова, давали начальнику Главка, человеку тоже подневольному, пусть и на более высоком уровне, хоть и маленькую, но отдушину, хоть небольшую, но паузу. Это позволяло ему некоторое время на вопросы о принимаемых мерах по усилению строительства Биохимического отвечать: "Да меры мы принимаем. Отправили туда для руководства непосредственно на месте управляющего трестом. Причем, отправили без права выезда. Закрепили за стройкой ответственного от главка в ранге заместителя начальника. Принимаем и другие меры. Думаем, дело будет поправляться."

Такого рода отговорка могла удовлетворить только очень наивного человека, такие люди еще попадались среди тех, кто имел право что-то спрашивать с такой значительной фигуры, как начальник главка, но уже чрезвычайно редко. Но, и это вовсе не так уж и странно, она удовлетворяла и тех, кто все понимает, знает истинное положение вещей и настоящую цену такого рода отговоркам. Это было одно из правил игры, которому неукоснительно следовали все ее участники. Это был сговор ради общего интереса руководителей разного ранга, объединенных одной целью – выиграть время и не дать формального повода для серьезных к ним претензий в условиях, когда повлиять на ситуацию положительно реально никто не мог.

Эти люди понимали, что дополнительных ресурсов нет и взять их неоткуда. Как понимали они и другое: если задание исходит из партийного органа, Центрального Комитета КПСС или Краевого, то его можно было только без рассуждений принимать к исполнению, ибо ТАМ не ошибаются.

Секретарь Крайкома тоже принимал эту пустую отговорку, но вовсе не потому, что жалел кого-то. Сочувствие к кому-то и секретарь Крайкома никогда не ходят рядом. Просто он понимал, что если каждый раз снимать, то скоро никаких руководителей не хватит, а проблемы все равно останутся. Подчиненный ему руководитель был для секретаря Крайкома своего рода защитным ресурсом перед ЦК, который нельзя было расходовать безрассудно. Так ведь скоро и до него самого добраться могут.

Как-то Егоров был свидетелем очень характерного диалога. Он находился в кабинете секретаря Крайкома. Был самый конец года, и все готовились подводить его итоги. Позвонил первый секретарь горкома, ему нужно было посоветоваться, кого из руководителей домостроительного комбината, провалившего план ввода жилья, снимать с работы, начальника или главного инженера. Дело было привычное, даже житейское, и секретарь Крайкома не нашел даже нужным нажать на кнопку, чтобы отключить громкую связь.

– Так, кого снимаем, Геннадий Петрович? Вялкова или Аптекова? – спросил секретарь Горкома.

Развалясь в кресле и поигрывая карандашом, секретарь Крайкома отвечал:

– Вялкова! Аптекова! Какая разница. По мне хоть Аменхотепа. Лишь бы до первого успеть. -

Егоров понял, что секретарь не чужд истории древнего Египта.

А в этой, разворачивающейся вокруг Биохимического игре, Егоров был первой фигурой, которой сделали ход, и игроки получили паузу для обдумывания следующего.

В такой ситуации Егорову не оставалось ничего другого как попытаться еще раз переделить свои собственные, уже многократно поделенные и переделенные, ресурсы. Конечно, ничего умного в этой пере-дележке не было, но раз Биохимический теперь на всех уровнях значился как важнейший объект треста, невозможно было не начать с себя.

Четыре строительных управления из пяти, входящих в состав треста, располагались в Хабаровске. Все имели, так самым серьёзным образом называемый, Государственный план и не имели под этот план ни рабочих, ни механизмов, ни материалов. Это тоже было совершенно неукоснительно соблюдавшимся правилом.

Зато все имели сверхплановые задания от райкомов партии по важнейшим объектам районов и от Горкома партии по важнейшим объектам города. Игнорировать эти задания было совершенно невозможно, ибо только от этих органов зависела личная судьба начальников строительных управлений. Но и это было далеко не все.

Помимо заданий по городу, все имели специальное задание Крайкома партии по сельскому строительству, выполнение которого свирепо контролировалось его строительным отделом.

Имели задания по ремонту и подготовке к зиме неведомо чьих жилых домов, поскольку коммунальные службы города с этим не справлялись. Все имели задания на отделку квартир в запланированных к вводу жилых домах организаций других ведомств, поскольку жилье вообще в последние годы сдавалось что называется всем миром.

Все имели закрепленные за ними поля с овощами или картофелем и должны были вести прополку, окучку, уборку урожая. Состояние полей время от времени, и всегда внезапно, проверял лично Первый секретарь Крайкома, и горе тому начальнику строительного управления, а они обязаны были лично встречать Первого в поле, если Первый находил поле заросшим травой или обнаруживал желтые, не вовремя собранные огурцы.

Все должны были посылать людей на выпечку хлеба, на разгрузку железнодорожных вагонов, на очистку проезжей части дорог и трамвайных путей ото льда и снега, на множество других дел, не имеющих к строительству ни малейшего отношения. И все это под страхом немедленного и неотвратимого наказания.

Все знали правила игры, тем более, что первым в очереди ответственным за непринятие мер, был Егоров, остальные же были до поры прикрыты им. Но Егоров не был овцой и тоже знал все это.

Поэтому, собрав начальников строительных управлений, он решил вначале попытаться их убедить, а потом, если потребуется, то и заставить, командировать на заведомо мертвый объект хоть какие-то бригады с прорабами. Но поскольку снимать этих людей нужно было с живых объектов, следовало найти возможность сделать эту рискованную операцию максимально безопасной для начальников строительных управлений, которым уже завтра кто-нибудь из секретарей Горкома или райкомов может сказать: "Да как вы посмели!" Договорились сделать это тихо, не информируя свои райкомы партии.

Однако, на следующий день, прямо с утра, позвонили все четыре начальника управлений и сказали, что секретари райкомов под личную партийную ответственность строжайше запретили снимать с ИХ объектов хотя бы одного человека. "Что делать?"– спрашивали начальники.

Егоров прекрасно знал, что даже самый категорический его приказ в этой ситуации не будет исполнен и попросил вмешаться начальника Главка и Крайком партии. Содействие в таких случаях оказывается очень и очень неохотно, и звонок Егорова и его просьба были неприятны и начальнику Главка, и секретарю Крайкома.