Огненная мансуба

Амарель оглянулся через плечо – Кариман всё так же стоял на месте, упирая посох в пол. Ни оживлённой болтовни, ни даже приветствия. Но Кариман слегка поклонился.

– Ты свободен, – сказал ему Эрекей. – Будь почётным гостем.

– Сожалею, но не могу, – Кариман ответил предсказуемо, но Амарель всё равно испытал нечто, похожее на сожаление. – Попутешествую, а может, и домой полечу.

– Домой – это хорошая мысль. Говорят, чем отказаться от родины, лучше жизни лишиться, – заметил Эрекей. – Прощай, джинн.

Амарель услышал тяжёлые шаги уходящего Каримана. Вот и всё.

– Встань, – как будто спохватился Эрекей, обернувшись к Амарелю. – Джинн не пожелал пировать, но ты, я знаю, не откажешься.

Лёгкая улыбка вновь скользнула по его лицу, и Амарель поспешно поднялся на ноги.

– Не откажусь, мой хан.

Только сейчас он заметил, что в углу комнаты неподвижно сидел раб Эрекея…

Амарелю наконец-то удалось помыться, как следует – в Башне Смерти в его распоряжении было лишь корыто с водой. Куртку и штаны из драконьей кожи Амарель отложил на будущее, когда понадобится идти в какой-нибудь поход, а старая рубаха и вовсе уже никуда не годилась. Взамен ему принесли новую рубаху, халат и штаны, как в тот день, когда он оказался в доме Мархыса. Амарель отогнал воспоминание, тут же испортившее ему настроение, и потребовал гребень. После того, как ему удалось привести свою шевелюру в порядок и потуже завязать лентой, Амарель счёл, что он готов пировать с ханом.

Его ждал не один Эрекей, а ещё и Теркай – который уже приступил к разложенным на подносах блюдам, и потому губы его лоснились от жира.

– Добрая встреча, покоритель елмауза, – утирая рот, приподнялся со своих подушек Теркай. Лучше бы он молчал.

– Елмауз, – задумчиво произнёс Эрекей, жестом показав Амарелю, чтобы сел рядом с ним. – Расскажи, что с ним случилось?

Взгляд Эрекея остановился на кольце, которое будто вросло в палец Амареля.

– Да, мой хан, – Амарель впервые пожалел о том, что музыканты, которых позвал Эрекей, никак не начнут играть на сурне – они ждали его знака.

Пришлось, усевшись на подушки рядом с ханом, рассказать о гибели Сверна. Даже сейчас Амарель с трудом верил, что дракона больше нет. Он скосил глаза в сторону окна – неужели там, в далёком сером небе, не мелькнёт крылатая тень?

– Значит, елмауз мёртв, – Эрекей ронял слова, как камни.

Амарель только и сумел, что кивнуть. А затем он почувствовал на своём плече руку и услышал:

– Был у меня любимый конь. Я звал его Ветер – как многие зовут своих быстрых коней, – Эрекей усмехнулся. Голос его звучал непривычно мягко. – Ветер был мне лучшим другом. А потом он заболел и умер. Помню, я не мог в это поверить. Думал, он поправится и встанет… я вскочу на него… и мы полетим вперёд, как обычно.

Эрекей чуть сжал плечо Амареля, и тот пробормотал:

– Я… понимаю.

– Конечно, понимаешь. Так и я понимаю тебя, Амрел. Ты потерял своего дракона.

Сначала Амарель, поглощённый мыслями о Сверне, не мог взять в толк, зачем хан сравнил того с давно сдохшим конём. Ведь дракон – это не животное; дракон был разумнее многих людей, да и самого Амареля… И тут его осенило – Эрекей хотел показать своё сочувствие. И это был не просто грустный рассказ, а попытка поддержать того, кто… неужели стал, как родной человек?! Мог ли Кариман оказаться прав? Глаза Амареля неудержимо защипало от слёз, хотя до сих пор он старался сдержаться.

Эрекей убрал ладонь с его плеча и крикнул музыкантам:

– Играйте! Да что-нибудь покрасивее!

И по комнате поплыл знакомый звук, похожий на жужжание сразу нескольких огромных комаров, но теперь он казался Амарелю приятным. Украдкой он вытер кулаком глаза, и как раз вовремя, потому что Теркай протянул ему полную чашу:

– Будем пить за твоё возвращение, Амрел?

«И за твоё», – вертелось на языке у Амареля, как и вопрос, каким образом Теркай умудрился дотащить свою тушу до Сархэйна. Но лучше было промолчать и с благодарностью принять чашу, что Амарель и сделал.

«Наверное, на телеге привезли», – решил он про себя и стал пить куумс под мелодии сурне.

– Учитель! – Турсей поспешил к Амарелю и, склонившись, благоговейно поцеловал ему руку. Оглядывая храм, Амарель увидел сразу пятерых младших учеников, и на его вопросительный взгляд Турсей ответил с гордостью:

– Великая Кальфандра привела их сюда, учитель! Один сказал, что видел её во сне, богиню окружало Алое Сияние, и он вскочил с постели, не мог заснуть, а на рассвете примчался сюда! Я его сразу в ученики и посвятил… А вы что стоите, чтоб вас двурогие духи зла забрали?! Приветствуйте Великого жреца!

Младшие ученики пали ниц перед Амарелем, как перед ханом. И если пару месяцев назад ему это понравилось бы, то теперь стало всё равно. Сейчас Амареля ничто не волновало, кроме расположения хана Эрекея.

– Встаньте, – Амарель отвернулся от учеников. – Ты постиг не букву, но дух нашего учения, – обратился он к Турсею, говоря то, что некогда слышал от собственного наставника, и протянул свиток, принесённый из Башни Смерти. – Пока я был в плену, написал по памяти всё это, – Амарель чувствовал, что надо было выразиться пышнее, но слов не нашлось. Раньше у него и глаза горели бы, и дар красноречия проснулся… но сейчас Амареля охватило странное замешательство. Словно и без него тут всё было в порядке, и, вручив свиток, он должен был развернуться и уйти.

Храм, между тем, перестроили, и от следов пожара ничего не осталось. Как если бы никакой Инфар с её жаждой мести не было. Амарель вспомнил птицу из леса и пожал плечами, велев себе выбросить всё это из головы.

Турсей вчитывался в свиток, сияя, словно к нему привели сразу десять учеников. И порывался ещё раз поцеловать Амарелю руку, так что тот был вынужден отдёрнуть её и спрятать за спину.

– Будет весна, – сказал Турсей, сворачивая пергамент обратно, – и мы на заднем дворе храма цветы выращивать начнём! Что скажешь, учитель? Чтобы украшать алтарь!

Амареля горячность Турсея приводила в ещё большее замешательство вместо того, чтобы радовать.

– Цветы? Неплохая мысль, – Амарель попытался улыбнуться. Турсей ответил радостной ухмылкой во все тридцать два крепких жёлтых зуба.

– И я так решил, Великий жрец! Цветы будут алыми, как сияние Кальфандры и кровь, которую мы прольём в её честь… Ведь мы будем жертвы приносить? – спросил он, как что-то само собой разумеющееся.

– Жертвы?

– Именно! Я ведь уже старший ученик, – Турсей приосанился. – Я давно жду этого часа! Ведь так велит Несравненная, и жертвоприношение – это благо! Наверняка многие прихожане захотят посмотреть, а есть те, кто согласится и на алтарь лечь! Пусть пока без цветов, но мы можем принести кого-нибудь в жертву. Стать ближе к богине… а чем ближе мы к ней, тем больше силы она нам подарит!

Амарель не заметил, когда Турсей успел взять в руки нож – огромный разбойничий нож с чёрной рукоятью, – и любовно повертел его. А затем коснулся наточенным лезвием своей лопатообразной ладони. На смуглой коже вмиг набухла капля крови.

– Согласен, – Амарель, наконец, пришёл в себя, – жертвоприношение нам не помешает! Но вот что я тебе скажу, – тон Амареля сделался строгим, и Турсей невольно принял сконфуженный вид, – буква учения так же важна, как и дух! Что это за нож мясника?

Амарель брезгливо ткнул пальцем в рукоять, и Турсей крикнул кому-то из учеников, чтобы немедленно забрали этот нож – не годится.

– То лезвие, которое мы используем для жертвоприношений, – Амарель старался подчёркивать каждое слово, – должно быть тонким, изящным… прекрасным! Как сама Кальфандра. Ты меня понял?

Турсей мелко закивал. Он весь поник и сгорбился, огорчённый тем, что не сумел угодить наставнику.

– И ещё, – Амарель окончательно поборол замешательство, – жертвоприношение – это не главное для нас! Твоя цель – привести как можно больше людей к Несравненной, а не принести как можно больше прихожан в жертву! Мой учитель…

– Но как… Ведь объятия богини…

– Не перебивай! – Амарель охотно сопроводил бы этот приказ огоньками на кончиках пальцев, но увы, кольцо с его руки ещё не сняли. – Мой учитель говорил, что в лучшие времена, когда Кальфандре поклонялись все гафарсийцы, и то было не больше трёх жертвоприношений в год! Ты понял, к чему я клоню? Не стоит отпугивать народ!

Младшие ученики благоговейно слушали. Турсей угрюмо склонил круглую голову с ёжиком коротких чёрных волос:

– Понял… наставник.

– То-то и оно. Учи, – Амарель кивнул на свиток, который теперь лежал на скамье, – всё, что необходимо знать! Тогда преуспеешь. И Кальфандра примет тебя в свою колесницу, а может, ты станешь возницей – великая честь!

Турсей поднял голову, глаза его блестели.

– Возницей! Учитель, я буду стараться.

Амарель вдруг усомнился, что этому человеку больше тридцати – такой восторг мог исходить лишь от юнца, у которого едва выросли первые усы. Кстати об усах… Где бы добыть то, что прекращало рост усов и бороды учеников раз и навсегда? Амарель задумался, но тут же махнул рукой – о таких мелочах мог беспокоиться только Фаресар. В конце концов, неужели Кальфандре есть дело до чужой растительности на лице? Оставив эти мысли, Амарель спросил:

– Вы ночуете в храме?

– Да. И я, и они, – Турсей кивнул на младших учеников.

Понятно, почему Эрекей настоял, чтобы Амарель жил во дворце. И так не хотелось ему отказывать, а сейчас – тем более.

– Тесновато. Но скоро построят второй храм, – поделился Амарель тем, что услышал сегодня от хана. Несмотря на провал Амареля, Эрекей решил, что его приближённый колдун всё-таки заслужил второй храм.

Турсей закричал от радости: «Айе! Айе!» Остальные ученики вторили ему.

– Велик хан, – улыбнулся Амарель и вышел из храма. Солнце стремилось к закату – а значит, скоро придёт тот дэйя, о котором Эрекей упомянул во время пира, и… снимет кольцо.

«Скорее бы!» – Амарель потёр друг о друга вспотевшие ладони. Ему так не терпелось зажечь огонь, увидеть сдержанное одобрение Эрекея, почувствовать себя сильным… снова!

IX

Со стороны это, наверное, смотрелось забавно: трактир, полный всяких подозрительных людей, а среди них – девочка в коричневой накидке, со шрамами на лице, и большеглазый мужчина с костылями. Но Тарджинье забавно не было – она, может, в последний раз виделась с Ирзой, и почему бы не выпить крепкого гафарсийского эля и не поговорить о прошлом? За пазухой у Тарджиньи сидел ларм Анриэ, да так смирно, что было ясно – слушал он с не меньшим интересом, чем двое бродяг за соседним столом.

Всё лучше, чем во дворце. Лицемерные сожаления короля Аранжи по поводу смерти советника Тарджинья уже выслушала. На переполох из-за таинственного исчезновения его тела посмотрела. От сопровождения на корабль отказалась, с Маргретой попрощалась…

– А помнишь, как мы в плен к людоедам попали? Когда вышли из того городка – как он назывался? – Тарджинья пощёлкала пальцами. – А, Керм-эль-Ден!

Ирза хмыкнул и наполовину опустошил свою кружку. Конечно, он не забыл.

– Они нас откармливали два месяца, а потом мне надоело всё это, и мы сбежали, – хихикнула Тарджинья, и бродяги недоумевающе переглянулись.

– А ещё мы в каждом трактире ждали драки, – это Тарджинья сказала для Анриэ. – Потому что в книгах так пишут. Нет, мол, ни одного дня, чтобы из трактира кого-нибудь не выкинули лицом в лужу!

«Смотри, чтобы сегодня драк не было, – пискнул Анриэ. – Нам ведь на корабль нужно».

«Отойдёт – на другой сядем», – мысленно отмахнулась Тарджинья. На самом деле, она выпила многовато, и хотя на душе стало веселее, но вставать и идти в порт не хотелось. Не лучше ли остаться… и устроить Королевским Лисам небольшой потоп?

«Помни, тебе надо в Афирилэнд», – назойливо звенел голосок Анриэ. Наверняка Его Мудрейшеству ларм столько советов не давал!

– А монстры? – вдруг вспомнила Тарджинья кое-что ещё. – Эти ихранджанцы смешные – они верят в какой-то параллельный мир, где существуют монстры, созданные грехами человеческими. Да, именно так! Помнишь, Ирза? – с запозданием спросила она.

После трёх кружек эля Тарджинья не удивилась бы, заговори Ирза и скажи ей, что ничего не помнит.

Но он только кивнул, и тогда Тарджинья крикнула, чтобы ей налили четвёртую кружку, и со звоном вывалила на грязный дубовый стол половину своего пухлого кошеля. Теперь бродяги от неё глаз не отрывали, и если раньше Ирза с его ножом за поясом мог кого-то отпугнуть, то сейчас всё, на что он был способен – это размахивать костылями.

…Несколькими часами позже Тарджинья хмуро облокотилась на борт корабля и уставилась в воду. Громкий голос капитана, брань гребцов, сухари – обычное морское путешествие. Немного тошнило, но всё сложилось лучше, чем можно было подумать.

«Еле уплыли», – проворчал Анриэ.

«Так бродяги на мой кошель уставились, их надо было проучить», – Тарджинья вздохнула. В книгах всё расписывали куда веселее: драчуны летели через весь трактир, служанки визжали, хозяин вопил о том, чтобы ему заплатили. В жизни оказалось скучно. Пришлось облить бродяг ледяной водой, вот и всё.

«Хорошо, что ты во дворец хоть не пошла».

Тут Анриэ был прав. Пьяную джиннию Королевские Лисы, вероятно, ещё не видали!

«Главное, Ирза в той драке не пострадал. А даже поучаствовал», – мысленно оживилась Тарджинья, вспомнив, как Ирза треснул своим костылём одного из бродяг по голове.

«А это всё правда? То, что ты рассказывала?»

Тарджинья помолчала, затягивая с ответом – корабль качнуло, и её едва не вырвало прямо в воду.

«Правда. Почти».

«Как это – почти?»

«А вот так. Немного я приукрасила, немного нет! Ты мне лучше вот что скажи, – Тарджинья посерьёзнела. – Советник… он уверял, что Лисы до него никак добраться не смогут. Порчу не наведут, и всё такое. Что случилось-то?»

Анриэ сразу забыл о том, как её отчитывать. Когда он заговорил, голос его звучал так подавленно, что Тарджинья едва не пожалела о своём вопросе.

«Это был один из тех ядов, которые не оставляют следа. И принёс его Кас. Стражник. За ним мы не следили».

«Что?! Он сговорился с Лисами?!» – Тарджинья резко выпрямилась, отчего ей опять подурнело. Хотелось повернуть корабль обратно в Гафарса, чтобы утопить предателя в собственноручно созданном озере!

«Можешь о нём не беспокоиться, – угадал её намерения ларм. – Кас мёртв».

Тарджинья расслабилась и глубоко вдохнула морской воздух.

«Вы его убили?»

«Я», – поправил Анриэ.

Было смешно и в то же время жутковато представлять этого маленького человечка убийцей. Но Тарджинья не собиралась его осуждать – она сама поступила бы так же. Предатель иного не заслужил. Кереске доверял ему, и насколько Тарджинье было известно, доверял много лет. Интересно, чем Лисы подкупили верного в прошлом человека? Что они ему наобещали?

«Я поступил просто. Кас получил в награду за предательство артефакт. И обещание, что Лисы его обучат, – продолжал Анриэ. – Я… этим самым артефактом…»

«…Убил?» – закончила за него Тарджинья.

«Да», – кратко ответил ларм.

«А что за артефакт был?» – заинтересовалась Тарджинья.

«Ничего интересного, – вздохнул Анриэ. – Какой-то жезл. Им один раз взмахнёшь – обездвижишь, два раза – памяти лишишь, три раза – убьёшь. Я его потом сломал, чтобы никто больше им не пользовался!»

Знакомый жезл! Тарджинья сразу вспомнила Иамракаса, но тот не говорил, что этим жезлом можно ещё и убивать. Видимо, нарочно умолчал…

Да, лучше бы и Кас не предавал, и Кереске был бы сейчас жив! Но, как говорили в Ихранджане, если мечи вынуты из ножен, без крови туда не вернутся.

На корабле было совершенно нечего делать, кроме как жевать сухари, делясь крошками с лармом, и смотреть в холодное неприветливое море. Где-то далеко, слышала Тарджинья, всё было покрыто льдом, и среди этого льда ходили ослепительно-белые медведи. Наверное, там и джинн задрожал бы от холода. А здесь ничего, хотя и не Ихранджан.

«А как у вас в горах?» – спросил Анриэ. Ему тоже было скучно – и, пользуясь тем, что Тарджинья отворачивалась от гребцов, а они не смотрели в её сторону, ларм причёсывал ей волосы. Пальцами. Иногда это было щекотно, и Тарджинья не могла удержаться от смеха.

«У нас в горах… хорошо!» – и Тарджинья вдруг обнаружила, что скучает по Долине Фалеала. Поразительно! И мать за чтением вспомнилась так ярко, и сёстры на берегу стремительно бегущей речки… Теперь они все, наверное, если не прокляли Тарджинью, так сильно на неё обижались.

Сонная, размеренная жизнь в Долине никогда не нравилась Тарджинье. А уж выйти замуж означало, что Тарджинья и вовсе из красного дома-пирамиды не выйдет, разве что в окно выглядывать будет. Свой дар она должна была использовать для приготовления еды, купанья, и только. А все приключения, всё интересное было только у людей. Хотя…

«Ты ничего не рассказываешь, – пожаловался ларм, повиснув на волосах Тарджиньи, – у вас кто-то, кроме тебя, сбегал из Долины?»

Тарджинья улыбнулась.

«Мать говорила, что рухай-птица не ко мне прилетела первой, а к дяде. Было время, когда я надеялась, что встречу его где-нибудь. Он ведь такой же, как я – не смог жить в Долине и сбежал. А вернее, улетел».

«У него были крылья?»

«Нет. Он же не рухай-птица и не дракон, а джинн».

Она немедленно подосадовала, что упомянула драконов – мысли Анриэ тут же соскочили на них.

«А о драконах ты что слышала?»

Тарджинье стало не до улыбок.

«Я не просто слышала, я видела одного. И даже убить его пришлось», – она коснулась шрама на щеке.

«Так вот откуда…»

«Да. И на теле есть», – Тарджинье не хотелось пускаться в подробности. Она до сих пор помнила жар, боль, усталость того дня… Но ларм ошеломил её внезапным:

«А ты уверена, что дракон мёртв?»

Тарджинья заморгала и нахмурилась. Конечно, уверена!

«Я пронзила его огромной сосулькой, и он улетел в пропасть. Что ещё надо?»

«Надо было посмотреть, там ли его труп», – отрезал Анриэ.

Тарджинья обескураженно почесала макушку.

«Может, драконы после смерти в пыль рассыпаются!»

«Не читал такого».

«А откуда ты вообще о драконах знаешь? Они давно вымерли, да и жили в Афирилэнд, а не в Гафарса», – недоверчиво заметила Тарджинья.

«Мой народ древнее драконов, – ларм задрал голову, преисполнившись величия, – и в наших летописях многое можно узнать не только о них, но и о том, чего люди и джинны не ведают!»

Забывшись, Анриэ чуть не свалился за борт. Тарджинья, посмеиваясь, придержала его рукой, отчего ларм, кажется, обиделся:

«Ты бы лучше прислушалась к моим словам! Драконы так просто не умирают. Нам с тобой придётся хорошенько присматривать за королевой Эсферетой и Её Светлостью…»

Тарджинья не ответила – ей изрядно надоели поучения ларма, и она диву давалась, как Кереске его терпел. Впрочем, может быть, советника ларм и вправду не поучал, думая, что тот и так умный.

Умный, а не помогло.

– …Не помогли им злые духи, даже сама Ранейра не пособила! – ворвался в мысли Тарджиньи голос капитана. Он с утра уже выпил и о чём-то говорил со своим помощником. – И ведьму, и рыжую подружку её выкинул в Ничейных землях!

«Интересно, о чём это он», – Тарджинья подобралась ближе. Анриэ вздохнул – мол, и надо тебе слушать? Но Тарджинье казалось, будет что-то важное, а своему чутью она доверяла.

– А как они хотели? – откликнулся капитан – слов помощника Тарджинья не разобрала. – Девчонка чуть мой корабль вверх дном не перевернула! Дар у неё, видите ли. Ведьм на дух не переношу! А, что говоришь? Эмегены? Если эмегены… – тут капитан выругался, но Тарджинья и бровью не повела. Она напряжённо прислушивалась.

– …те их встретили как подобает, будь уверен! Небось сгинули там. И поделом – моих людей ведьма чуть не покалечила! А я только на рыжую начал посматривать… думал, не скрасит ли она нам плавание…

Тарджинья вспомнила рассказ Эсфи и Мэриэн об их приключениях. Кровь ударила в голову, а кулаки Тарджиньи сжались сами собой, и с пальцев полились струйки воды.

«Эй, ты что творишь?!» – воззвал к ней Анриэ, но Тарджинья отмахнулась. Она направилась по скрипящей палубе к капитану корабля и его помощнику, и с рук её поднимались фонтанчики, брызгая на доски. Команда даже грести перестала, все уставились на Тарджинью.

– Я слышала, вы тут ведьм не любите? Ну так я, – Тарджинья улыбнулась во весь рот, не слушая воплей ларма, – она самая и есть!

X

Гроб королевы Агрей был сделан из дерева эрмера – оно прочнее, чем дуб, а растёт на востоке страны. Эрмера, как помнила Эсфи со слов учителя, были низкими и очень толстыми. А летом сиреневые листья на фоне тёмной коры, наверное, создавали ощущение сказки.

Сейчас Эсфи, разумеется, было не до сказок. Она стояла в королевском склепе, где хоронили потомков Райланда Неистового на протяжении столетий, и водила пальцем по гладкой древесине гроба.

После дворцового переворота лорд Дайвель был вынужден похоронить, как подобает, королеву, которую сам же отравил через преданных ему людей. Если бы Дайвель не провёл по Эльдихаре скорбную процессию, в народе обязательно пустили бы слух, что королева жива. Нет, хоронить надо было со всей пышностью.

Глаза Эсфи затуманились от слёз. Ей хотелось бы думать, что, открыв гроб, она увидела бы мать такой же, как при жизни, но это бывает только в сказках. Намажут волшебной мазью тело героя – и оно остаётся нетронутым. Не оглядываясь, Эсфи махнула рукой – и все, кто сопровождал её, молча отошли. Эсфи собиралась поговорить с матерью, как обычно.

– А слышит ли она меня? – ещё пару месяцев тому назад спросила Эсфи у нового Верховного жреца Четырёх Богов. Прежний сидел в темнице, и на днях его судьбу должен решить королевский совет. И, конечно, Эсфи. При мысли о том, что ей придётся сидеть в тяжёлой мантии на троне, высоко подняв голову, и твёрдо отстаивать своё будущее решение под взглядами советников, у Эсфи заранее холодели кончики пальцев.

– Слышит, – ответил жрец тогда. У него был приятный, хоть и немного грустный голос. – Души тех, кто похоронен в склепе, слышат, когда к ним обращаются в этом священном месте.

Склеп располагался под Благословенным храмом – построенным из белого камня, в отличие от остальных эльдихарских храмов. Возможно, это и уберегло его, когда город пылал, подожжённый бей-ялинцами. А деревянные храмы, как мрачно заметил Верховный жрец, горели, подобно сухому мху при лесном пожаре.

Королевский гроб украшали нарисованные символы четырёх стихий: рыба, символизирующая воду, жар-птица – огонь, сокол – воздух и медведь – землю. Всё вместе сплеталось в одну причудливую картину, и Эсфи обвела её пальцем.

– Мама, – прошептала она, чувствуя, как слёзы стекают по щекам. Во время путешествий в Ничейных Землях и Гафарса Эсфи как можно реже старалась вспоминать о своём горе. Иначе она бы плакала без остановки, не находя в себе сил идти вместе с Мэриэн. Но теперь…

– Я хочу, чтобы ты мне подсказывала, – глотая слёзы, тихо говорила Эсфи. – Одна… я не могу. Мэриэн помогает, но… Ты же меня слышишь?

Её опьянение ролью королевы сменилось растерянностью и желанием убежать. Как тогда, в гафарсийском дворце, когда король Аранжи принимал её в тронной зале. Да, взрослая Эсфи почти задавила маленькую. Но когда речь заходила о таких решениях, как казнь или пожизненное заключение в тюрьме, Эсфи снова возвращалась к мысли, что лучше бы она бежала, чем выносить приговоры.

– А ещё лучше, если бы Мэриэн правила вместо меня, – Эсфи закрыла глаза и попробовала представить Мэриэн на троне. Та была бы сурова, но справедлива… Эсфи тут же встрепенулась – как бы тяжело ей не пришлось, на троне должна сидеть истинная наследница. А значит, нет у неё права жаловаться. И Эсфи вытерла щёки обеими ладонями.

– Мама, подскажи, что мне делать с предателями. Лишить их всего и бросить в подземелье? Или казнить? Я и так тяну… не знаю, как лучше.

Тишина. Конечно, Эсфи не ждала серебристого звона и ощущения уверенности, что нужно поступить так-то и так-то. Но если души и вправду слышат, то мама даст знак. Не сейчас, так потом.

– И как мне найти того предателя, который отправлял послания хану?

Здесь всё было гораздо сложнее, и Эсфи сомневалась, что получит подсказку. Не поручить ли это дело Мэриэн? У той, правда, свои заботы – её земли, земли Тарджиньи. Но Эсфи думала, что с её стороны будет неразумно довериться кому-то другому, кроме Мэриэн.

Кагард? Ди Гунья? Эсфи покачала головой, словно говорила с кем-то невидимым. К счастью, её свита держалась поодаль и не мешала, только доносились шепотки.

– Да… именно Мэриэн и поручу. Ты бы одобрила, мама.

Было и то, с чем Мэриэн не справится – дела, касающиеся дэйя. Теперь у них был свой совет отдельно от королевского, и там состояли не только особы благородного происхождения. Эсфи хотелось слышать всех.