bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 7

– Не думайте, что я вас гоню, – оправдывается смущённо, скосив на меня глаза, – но оставить вас не могу.

– Да я всё понимаю, – ничуть не обижен. Этого стоило ждать.

– Я быстро. Приму душ, оденусь… и буду готова!

– Хорошо. Я пока лекарство приму.

На том и расходимся.


***


Быстро глазами пробегаюсь по гостевой. Пилюли в рот, запиваю водой несколько штук угля… И спешно придумываю, что делать дальше, но от мыслей отвлекает звонок.

Не телефонный.

Прислушиваюсь.

Опять раздаётся громкий и мерзкий «дзынь».

– Арина, – зову девчонку. Слышит она или нет? Ждёт кого.

А может, свои?

Сердце ёкает и тотчас в груди неприятно холодит.

Звонок требует хозяев, да так настойчиво, что плетусь по коридору, попутно заглядывая в комнаты, какие попадаются, на предмет интересного, пока не оказываюсь в торговой лавке. Иду через зал, уже видя через окно – мужчину и женщину. Одеты по-деловому, точнее офисному.

Крупная женщина в сером костюме с юбкой ниже колена под плащ и с сумкой. Чуть выше среднего роста. Грязно-русые волосы по плечи. Макияжа минимум, но он всё равно делу и телу не поможет. Грубовата и массивна.

Мужик – в чёрном брючном костюме, под строгую куртку и с портфелем.

Вровень с напарницей. Тёмные волосы аккуратно подстрижены, зачёс на сторону почти не скрывает залысины. Тонкие черты лица, очки…

Кровь из носа, парочка из органов опеки.


Сбежать что ли?

Не получится…

Они меня уже заметили.

Какие расторопные и глазастые…

Да, работа такая.


Нехотя отворяю дверь, изображая всем видом спокойствие.

Немая сцена. Они с удивлением таращатся на меня. Я ровно на них.

– Утро доброе, – скучающе и слегка удивлённо. Кто-то же должен первым отмереть.

– Здравствуйте, – учтива немолодая женщина.

– Здравствуйте, – формальное от мужика.

Тётка обменивается растерянным взглядом со своим напарником.

– Мы из отдела опеки и попечительства.

Как бы невзначай оборачиваюсь, хотя на деле реагирую на едва слышные шаги. Мимолетно вижу Арину с полотенцем на голове. Она, как испуганный заяц, лишь нос показывает, и тотчас обратно юркает – за стену, разделяющую зал и магазин.

Равнодушно уставляюсь на парочку. Я весь во внимании…

– Меня зовут Светлана Георгиевна Авдеева, – суёт перед глазами удостоверение личности. – А это, – шаблонный кивок на напарника, – Антон Степанович Ратников.

Мужик чуть дольше возится с документами. Видимо до последнего ждёт, что я отмахнусь. Но я непрошибаем – «без бумажки – ты букашка!»

Только в памяти фиксирую морду второго работника отдела и некоторые данные, чтобы потом пробить у Агапыча, вновь с деланным равнодушием смотрю то на тётку, то на мужика.

– Простите, а вы кто? – с чувством такта у работницы опеки явно тяжело, впрочем, как и со взглядом. Холодный, пронизывающий, колючий. Привыкла с людьми других слоев общаться, где такт и учтивость не воспринимают.

– Я, – чуть запинаюсь. Спешно размышляю, как более правильно представить. – Я – дядя Арины.

– Дядя? – вытаращивается Светлана как-то там… Авдеева.

– Угу, – кивок. – Дмитрий Романович Бессов. Временно за ней приглядываю.

– Опекун? – сощуривается Светлана.

– Если вам так будет угодно, – задумываюсь над сложностью подделать документы в ближайшее время. И понимаю, что это тяжко и накладно.

– Нам об этом никто ничего не говорил, – пробормотал Ратников, вновь обмениваясь с напарницей удивлённым взглядом.

– Проходите, – благосклонно распахиваю дверь шире и киваю в зал. Я должен показать себя хорошим и воспитанным хозяином. Пусть и временным… – Не разговаривать же нам на пороге, – выдавливаю благодушие.

Пара проходит в лавку, а я руку к боку прикладываю, пережидая боль. Закрыв дверь, торопливо шагаю за прилавок на тот случай, если рана начнёт кровоточить и чтобы глазастые работники отдела… этого не заметили.

– Исмаил Иосифович загремел в больницу, – начинаю непринуждённо, но без лишней угодливости и желания показаться милым. – Думаю, вы уже в курсе.

– Да-да, – задумчиво кивает Светлана. – Поэтому мы пришли к Арине.

– Зачем? – изображаю искреннее недоумение. – Исмаил позвонил, попросил меня пару недель присмотреть за племяшкой. Пока сам лечится.

Недоумение на лицах Авдеевой и Ратникова смягчается, но полностью не спадает:

– К сожалению, – без вины, но с завидным упрямством и явным намерением осадить, – нас никто не предупредил о вас.

– А я тут причём? – хмурюсь.

– В такой щекотливой и спорной ситуации было бы уместно, – колюче поясняет Светлана, уже не скрывая недружелюбия. Полагаю, в парочке, яйца именно у этой особы. – Не могли бы вы показать документы? – Авдеева пристально на меня смотрит, словно знает, что документов нет, и я их не покажу. – На опекунство или попечительство. Или нотариально заверенную копию, – выдавливает ядовитую улыбку.

Твою мать! Вот же приставучая стерва!

– Мы не официально договаривались, – поясняю спокойно.

– Тогда прошу нас извинить, – леденеет тон Светланы, – но вы Арине Родионовне Коган всего лишь дядя, хотя документов, это подтверждающих, как понимаю, у вас тоже нет? – а взгляд такой, что до кишок пробирает.

– Оставил в номере гостиницы, – тоже не пальцем сделан. А Авдеева не самый жуткий человек с кем мне приходилось иметь дело и негласно сражаться за альфа-принадлежность. – Как прилетел, сразу в гостиницу, а потом сюда… Сами понимаете… Забыл…

– Нет, – даже не пытается изображать симпатию. – Не понимаю, – продолжает меня сканировать Светлана и тут же строго: – Дмитрий Романович, вы же хорошо понимаете, что оставить девочку под вашим присмотром, без каких-либо на то документов, мы не в праве?

– Свои документы предоставлю, а Арина… Мы собираем документы на признание её дееспособной, но ей через месяц восемнадцать… проще дождаться…

– Арина работает?

– Это не ваше дело.

– Боюсь, – упрямей овцы Авдеева, – моё больше, чем ваше.

Меня начинает бесить эта баба. Тем, что хорошо знает права. Тем, что тычет мне этим.

– Зачем лезть в семью, где в неудобной ситуации осталась достаточно взрослая, разумная и воспитанная девушка? Так необходимо нагадить ей в душу?

– Вы сами сказали, всего месяц…

– За это время можно растоптать не одно хрупкое создание.

– Арина уже бывала в приюте. В этот раз мы подыщем ей временную семью. Патронаж набирает силу…

– Я же сказал, документы предоставлю.

– Ваши документы мне не так интересны, как те, что касаются Арины и её опекунов и попечителей.

– Тогда вам лучше обратиться непосредственно к Исмаилу Иосифовичу…

– Мы у него были, – пристреливает холодно Светлана. – Он даже о вас ничего не сказал.

– Шутите? – изображаю недоумение. – Были у человека, только что перенесшего сердечный приступ? – хаотично соображаю, как выкрутиться.

– Да, – непонимающе кивает Светлана, явно уставшая от нашей пустологии. – К чему вы клоните?

– Были у человека, который сейчас под препаратами, и едва языком ворочает? – цепляюсь за первое, пришедшее в голову.

Авдеева и Ратников вновь обмениваются взглядами.

– Если вы будете напирать, то я обращусь в суд с иском, что вы берёте показания у человека, находящегося не при светлой памяти и замутнённым рассудком, – не помню такого в своей практике, но уже ляпнул. Видя лёгкое замешательство, решаю дожать. – Давайте очную ставку сделаем. Встретимся в больнице. И визитку свою оставьте… на тот случай, если всё же мои документы придётся вам предоставить.

– Сами? – сомневается тётка. – Свои документы предоставите?

– Конечно, – ни секунды не медлю, чтобы не дать повода усомниться.

Светлана ковыряется в сумочке. Выуживает небольшую карточку и кладёт на стеклянную поверхность прилавка. Порываюсь взять, но работница отдела опеки и попечительства придерживает визитку пухлым пальчиком:

– Вам ведь известна уголовная ответственность за заведомо ложные сведения?

– Видимо, больше чем вам! – парирую сухо. – Мелкую не отдам. Пока Исмаил Иосифович болен, Арина будет со мной.

Слова вколачиваются в сознание, как большие гвозди в деревянную стену – не лгу. Почему-то именно этот случай. Эта девочка… Меня зацепила.

Видимо потому, что я сам когда-то оказывался в примерной ситуации. Только я был один. Заступников не находилось.

А люди, которые занимаются контролем разных семей не всегда заслуживают уважительного отношения и обращения.

Вот и сейчас – работники пекутся о судьбе уже достаточно взрослой девицы, хотя есть семьи с гораздо более сложной ситуацией, где реально требуется контроль органов надзора, где маленькие дети без должного внимания и ухода… Но именно туда «добрые» работники опеки и попечительства почему-то не любят захаживать.

Да и мысль, что Арину запрут в каком-то учреждении, или передадут в патронажную семью, мягко говоря, корежит.

– У вас время до вечера, – неуверенно подаёт голос Ратников, опираясь о прилавок. – Если не будет полного пакета документов, завтра придём уже с группой изъятия.

– Мы разберёмся и соберёмся, – размазываю ответ. Даже порываюсь шагнуть из-за витрины, чтобы быстрее выпроводить парочку, как тётка огорошивает:

– Я бы хотела удостовериться, что девочка жива и здорова, – выдавливает свою формальную ядовитую улыбочку Авдеева. Не люблю с бабами расправляться, но эта нарывается.

– Мёртвые и больные в школу с друзьями не бегают, деда в больнице не навещают, – парирую со всем сарказмом, на который сейчас способен.

Бл*, курить хочу! Сожрать бы кого…

– То есть, её нет? – вскидывает брови Светлана.

– Вы удивительно проницательны. А теперь прошу меня извинить, лавкой заправлять Исмаилу не обещал. Да и дела у меня… за документами бы нужно смотаться.

Уже готовлюсь к препиранию по поводу законности нахождения друг друга на территории чужой собственности и попытки проникнуть в жилище, как представители отдела опеки и попечительства уходят, но на лицах застывает маска сомнения и недоверия.

ГЛАВА 7


Бес


– И-и-и? – с этим закономерным вопросом захожу на кухню. Арину нахожу сразу, интуитивно – она в уголок между стеной и холодильником забилась. Был бы мелким и тощим, сам бы туда пролез. – Что это значит?

– С-спасибо, – мямлит испуганно девчонка.

– Ну уж нет. Это на хлеб не намажешь, в руках не подержишь, – усмешка застревает поперёк горла, когда понимаю, как двусмысленно прозвучало. Арина затаивается, а мне надоедает играть в доброго соседа и терпеливого дядю.

Киваю «на выход!».

Если вначале мелкая тушуется, то уже через несколько секунд начинает странный змеиный танец. Нет, не соблазняет – пытается из проёма выбраться. Так бывает, втиснуться или забраться получается на раз, а вот обратно… никак.

Чуть наслаждаюсь диким и смехотворным зрелищем, а когда становится не до смеха, как бы ни хотела девчонка просто выбраться, её телодвижения всё же смахивают на эротическую любовную прелюдию. Тем более, рубашка задралась, а вид плоского голого животика… длинных, крепких, молодых ног, которые даже синяки после вчерашней потасовки не портят, мягко говоря, контузят меня.

Чертыхаюсь, проклиная свою плоть, что решила мне показать насколько, оказывается, я сексуально озабочен. Но лучше реакцию списать на весеннее обострение. Специалисты заверяют, что бывает такое. Весеннее, летнее, осеннее ну и зимнее…


Холодильник сдвигаю.

– Спасибо, – опять выдыхает девчонка, только теперь ещё и протяжно простонав от облегчения.

Курить! Срочно!!! Много курить, чтобы тошнить начало. Потом домой… И Юльке позвонить. Пусть заглянет ко мне.

– Я жду, – припечатываю взглядом, чтобы считать хоть момент, «когда» или «если» Арина вздумает наврать.

– Вы же сами знаете, – поправляет съехавшее полотенце на голове. – Всё поняли…

– Значит, одна? – уже прокручиваю новый план действий. И тем паче план устранения мерзкой тётки и её задрота-напарника. Пусть не посмертно, но заткнуть бы их нужно. На время. Месяц – идеально.

– Да, – прикусывает губу Арина, – пока дедушка в больнице. А эти… так быстро всё узнали… Вот и пришли по мою душу.

– Забрать хотят, – задумчиво за неё заканчиваю. – У тебя правда больше никого нет?

– Нет, – досадливо мотает головой Арина. – И даже знакомых почти не осталось. Многие из города уехали, а некоторые на другой конец. Да и… у всех свои проблемы. Семьи, дела…

– Почему вы с дедом не озаботились признанием тебя дееспособной?

– Озаботились. Там условия… Официальное трудоустройство. Чужие не берут, а деду взять меня на работу… Никак. Даже если возьмёт, то при его утрате работоспособности нет никого, кто бы вместо него встал на шефство, а мне официально быть своим начальником нельзя.

– Дали бы взятку, всё прошло.

– Дали бы, – опускает глаза Арина, – но к нашей семье у отдела попечителей и опеки сильная тяга и тотальный надсмотр.

– Из-за барахла? – только сейчас начинаю понимать тот самый ушлый интерес, который скорее всего и толкает работников особо тщательно присматривать за Коганами.

– Барахла, – вторит с грустной задумчивостью Аря. Кивает своим мыслям. – Последний раз, когда деду было плохо, меня в приют забрали, а когда мы домой вернулись… Тут был такой погром…

Понятно. Значит, всё-таки за ценностями охотятся.

– Много пропало?

Арина перестаёт быть беззащитной, робкой девушкой, и теперь её взгляд начинает отливать взрослостью. Причём глубокой и опасливо-умной.

– А как думаете?

– Думаю, – небольшая пауза, – у такой очаровательно-проницательной внучки – дед умный и прозорливый. А ещё острожный и наученный жизнью. Всё самое ценное хранит в тайном месте. Возможно в хранилище, в Банке…

– Вот, – скромно усмехается Аря, – а кто к нам забрался, решил, что ценности наверху лежат и их ждут.

Что тоже не лишено смысла. Как вор, по себе знаю, что самые лучше места для тайников и заначек – видное место.

– И что теперь делать? – вновь прикусывает губу мелкая, став опять хрупкой и нежной девчонкой.

– Что-что? – бормочу, мысленно варианты перебирая. – Я слов на ветер не кидаю. Есть у меня нотариус знакомый. Мне бы с ним пообщаться…

– И что вы хотите?

– Документы кое-какие…

– Подделать? – вытаращивается Аря. – Но ведь у них строгий учёт… Реестр, общая база данных, обязательная регистрация в органах опеки… – тараторит девчонка, а я залипаю на ней. Мелкая, а разбирается в тонкостях так, будто сама всем занимается. Она повзрослела раньше времени… Хотя, в наше-то время и при её жизненной ситуации не мудрено. – А мы с дедом и без того на шатком плато. Из-за слабого здоровья ему уже отказывали в попечительстве надо мной. Вы не представляете, сколько нам стоило… решение в нашу пользу. И даже не деньги… Нервы, беготня, а дедуля и без того сердцем хворает. – Блестят глаза слезами. Арина изящно смахивает каплю из-под очков, без малейшего усилия сделать этот жест таковым. Выходит очаровательно, мило и чертовски обаятельно. – Предупреждение висело – ещё раз… и больше ему не позволят… Так что, нет… я не пойду на такой риск! Тем более без ведома деда!

Благоразумно для мелкой. Раньше были пустые эмоции, эмоции, эмоции. Теперь наконец поверх них нечто дельное прёт.

– Тогда есть два варианта, – это навскидку, что успеваю придумать в столь сжатые сроки и при дёрганой и очень затянутой ситуации. Мне всё хреновей, курить хочу так, что уже готов сигарету просто жевать…

– Два? – изумлённо вытаращивается девчонка, забыв про слёзы.

Не знаю, что её больше поразило: наличие аж двух вариантов или то, что они вообще есть.

– Но они оба будут провокационными. Первый мне совершенно не нравится, накладный по затратам и поднятию связей, но лишил бы всех последующих проблем разом, а второй… тоже на айс, по законности – для меня уголовно-наказуем, зато быстро урегулируем и достаточно легко-осуществим.

Аря выглядит ошарашенной, но заинтересованной.

– И каков первый?

– Замужество! – по мере расширения глаз девчонки, поясняю: – Трудность в том, что опять же, придётся задействовать знакомства. Найти «супруга» – менее сложная задача. Но потребуется справка о беременности, потому что это самая весомая причина для заключения брака, и всё это в обход отдела опеки – обратиться в отдел самоуправления, даже, возможно, администрацию, суд. От пару дней до недели – по срокам при хорошем финансировании. Зато потом по прошествии пары месяцев – потеряла ребёнка, развелась и свободна.

Глазищи у Арины очень большие, а ещё причудливо зелёные.

– А второй? – роняет надломленно.

– Я тебя сокрою… – не мигая, смотрю на девчонку. Сканирую на сомнение, испуг, категоричность, но ничего подобного на лице мелкой не читается. Она на меня глядит вдумчиво. Решаю дожать: – До выздоровления твоего деда. А если лечение затянется – на пару месяцев, или хотя бы до твоей днюхи…

– Откуда вы столько знаете о моей семье. Про деда и мой день рождения?

– Ты же сама рассказывала, – напоминаю мрачно.

– И вы… всё запомнили?

– Не знаю насчёт «всё», но ты мне теперь как родная, – пытаюсь на шутку перевести. Когда понимаю, что не прокатывает, прибавляю обаяния: – По крайней мере, как сеструха младшая. Ну или если тебя смущает родственность с таким типом как я, – многозначительно киваю, изображая «я сама кротость», – хорошая знакомая… Дочь близкого друга, – сощуриваюсь, перебирая допустимые варианты, выискивая тот, что может хоть мельком приглянуться Арине, – внучка друга…

– Вы очень хорошо подкованы в таких вопросах, – огорошивает девчонка без капли возмущения. – Уже сталкивались с подобным?

– Нет, – перестаю играть, – но умею находить выход из любой… – заминка. – Любой сложной ситуации. Это моя работа.

– Находитель выходов? – язвит. Хороший признак адекватности. А ещё – что я близок, чтобы опять завоевать доверие мелкой. Только… она лучше всего на правду реагирует.

– Устранитель причин и помех, – не тушуюсь, пристально всматриваясь, не испугается ли.

Из зелёных глаз удивительным образом пропадает любой намёк на наивность. Они становятся поразительно взрослыми и глубокими.

– Но школу и всё остальное, где тебя могут подловить, придётся оставить.

Хоть она и не сказала «да», но и «нет» не прозвучало, а значит всё «может быть»…

– У меня ЕГЭ на носу, да и пропуски в художественной – будут минусом перед выпускными экзаменами.

– Девочка умная, найдёшь, как узнавать задания и потом скопом сдашь.

– Знакомые…

Мотаю головой:

– Связи тоже… на время нужно будет оборвать.

– И вы готовы… – явно не находя верных слов, чуть ведёт головой Арина, – чтобы помочь совершенно незнакомой девушке?

– Я же сказал, ты мне не чужая…

– Я вас умоляю, – строго одёргивает Арина. – Я вам чужая! Мои проблемы… не ваши. Зато вы с лёгкостью готовы рисковать? Почему? – и так сморит, аж пронизывает желанием понять.

Вот что сказать? Как обмануть, не обманывая? Как убедить, при этом не выдав правды, но сказав правду?

– Не люблю, когда не по-людски, да к тому же… раз уж я взялся тебя спасти раз, тут по накатанной идёт.

– Я могу освободить вас от этой нелепой повинности.

– А я не могу. Я всегда держу слово, а если не сдержал, значит исчерпал все возможности…

– Но вы же устранитель, – безобидная колкость.

Киваю, но, чуть помедлив, роняю:

– Но и они не бессмертны…

Повисает пауза. И впервые молчание меня раздражает. Слишком громко звучит… А я курить хочу. Быстрее вопрос разрулить, проверить рану на боку – с*, такая, болит и тянет. И трахаться хочу. Не обязательно в этой последовательности, но жуткий коктейль разнооперного в данный момент пересекается в одной точке «невозможно желаемого и охрененно-необходимого!!!»

– А теперь шуруй одеваться – школа ждёт, – распоряжаюсь ровно, нарушая депрессивное залипание на том, что не могу заполучить сию секунду.

– А вдруг они туда наведаются?

– Вот именно. Если мегера и чмарь припрутся, а тебя не окажется, это выльется крупными неприятностями и вызовет массу навязчивого внимания. Нам же этого не нужно? – так как девчонка не шевелится, мелькает мысль, что я давлю, а Арина хоть и послушная девушка, но тотального контроля и надзора не приемлет. Ей свобода выбора нужна. И даже если собираюсь полностью подчинить и завладеть её доверием, я обязан максимально отпустить вожжи. По крайней мере, делать вид, что каждое решение и действие мелкой – её личный, сугубо персональный выбор. Ни капли давления, если только лёгкие предложения и подсказки. При этом полностью владеть ситуацией. То есть – управлять, не управляя.

– Даже если Вы не согласитесь с каким-либо из предложенных мной вариантов, никто не отменяет жизни. Ты молодая, у тебя учёба, скоро экзамены, поступление. Если запнёшься сейчас и упустишь шанс – потом будет гораздо сложнее догонять и законопачивать пробелы.

– Вы? – изящные брови прыгают на лоб.

Напрягаю память, из какого контекста выдрала местоимение…

– Вы сказали: «Если Вы не согласитесь…».

– А, – киваю понятливо, – конечно, ты и дед. Ты же сказала, что без его согласия «ни-ни» на авантюры. Значит, поговорим с ним.

– Поедем к нему? – вытаращивается Арина.

– Гора не может, значит мы к горе, – поясняю для особо одарённых.

Арина несколько секунд смотрит на меня с недоверием, а потом вспыхивает такой радостью, что зависаю на искренних чувствах, которые пронизывают, точно солнечный свет, убогую тёмную коморку.

И я бессовестно этим питаюсь. Энергетический вампир. Взгляд с лучистой улыбки переползает на шею, где ритмично жилка пульсирует, неудержимо стекает на грудь, яростно вздымающуюся под рубашкой.

Смаргиваю маниакальное наваждение, понимая, что вот-вот реально покажу своё низменное желание и шокирую бедную мелкую, к которой, по сути, не имею каких-либо сексуальных подвижек. Я же не педофил, мать его за ногу! Или он? Впериваю хмурый взгляд на улыбающееся личико… И чётко осознаю, что пиз* мне. Какой-то странный и неизлечимый.

Ну уж не бывать такому, чтобы Бес от улыбки Ангела о сути своей забыл! Не управлять Невинности Пороком! Я взрослый мужик, чёрт возьми. Не задрот, не умеющий своим хозяйством и чувствами управлять. Как хочу, так перехочу. Найду какой-нибудь нелепый недостаток и зацеплюсь за него. На том и выкачу из озабоченности.

– Всё, пора! Ты в школу. Я по делам, – порываюсь отвернуться, но упрямое:

– Может, лучше сразу к деду?

Перестаю быть милым и покладистым:

– Ты – в школу. Я – по делам! – раскладываю по полочкам. – Если ты собираешься со мной спорить, сразу говорю: «Выкинь нахрен из головы эту пустую затею!» А теперь марш одеваться! Хотя бы ко второму уроку успеешь. А после встретимся в больнице, – опережаю следующий вопрос, – у твоего деда!

Арина прикусывает губу и кивает. Уже было выбегает из кухни, как тормозит.

– И всё же, зачем вы это делаете? – через плечо.

Тот самый вопрос, который обязан терзать разумную голову не обделённого интеллектом человека, всё же не даёт покоя девчонке. И хорошо и плохо. Хорошо – я в ней не ошибся, плохо – мне это грозит большим напрягом и вечным контролем, что говорю и делаю.

– Жениться на тебе хочу, – к сожалению, заготовленную фразу вспомнить не могу. Ответ утекает… А видя недоумение на юном личике, устало выдыхаю: – Мелкая, не во всём нужно искать скрытый подтекст. Бывает… просто помогают. А теперь, Арина Родионовна, я хоть и дядя Дима, но в первую очередь мужчина. И вид твоих голых коленок заставляет меня всё время опускать глаза. – Моя откровенность вызывает откровенный шок, но зато работает. Арина убегает, как заяц от клыков волка.


Только остаюсь один, сразу же проглатываю стон боли, прижав руку к ране. Ладонь касается прохладной влажности.

Твою мать! Кровь!!! Благо футболка тёмная и потому девчонка не заметила расползающегося пятна.


Пока мелкая переодевается, проверяю дом на наличие своих грязных вещей и кровавых отметим. Арина достаточно аккуратна – ничего не обнаруживаю. И в который раз ставлю отметку «удовл» этому семейству.

Плетусь в торговый зал. Закидываю куртку на плечо, нащупываю сигареты, уже предвкушая первую затяжку, как от расстройства едва не вою – пачка смята! Видимо вчера в драке повредили.

Выуживаю одну, обламываю и пока кручу «огрызок», приходит глупая идея. Заглядываю под прилавок. Шарюсь примерно там, где ковырялся Исмаил Иосифович. Мне везёт – портсигар нахожусь сразу.

Доламываю все сигареты и аккуратно раскладываю в серебряной коробочке. Только закрываю, в лавке появляется Арина. С рюкзаком на плечах, в строгой одежде. Школьница…

Натягиваю улыбку, чтобы не выдать, как мне хреново.

А уже на улице даю команду:

– Ступай в школу, а потом встретимся у деда в больнице!

– Угу, – заторможенно кивает девчонка и с неудовольствием идёт прочь. Смотрю ей вслед. Арина делает пару шагов и оборачивается, на лице укор:

На страницу:
4 из 7