Автоэротизм

– Скорее, – крикнула Стрэй Энтони, увидев, что Энжи не объехать полицейскую машину, – садимся в Люция.

Энтони покачал головой. Энжи он точно тут не оставит.

Стрэй коротко выругалась. Значит, нужно, чтобы Энтони сел за руль этого гребаного автомобиля и развернул его. Но это будет стоить им еще пару очень драгоценных минут. Сама она спрыгнула с капота и, подойдя к приходящему в себя полицейскому, сбитому Люцием, отняла у него пистолет и засунула себе за пояс.

Ключ зажигания опрометчиво торчал из замка. Энтони завел авто и освободил проезд для Энжи. Теряя еще минуту, они снова развернули машину поперек дороги и рукоятью пистолета Энтони разбил замок зажигания. Для большей надежности Стрэй пару раз выстрелила по шинам полицейской машины, и спустя еще полминуты кортеж из Люция и следовавшей за ним Энжи, поднимая тучи брызг, уже несся вдоль ущелья.

– Спасибо, – сказал Энтони по их со Стрэй каналу. – Честно, не думал, что еще увижу тебя.

– К черту, – раздался ее голос из динамика, – потом поблагодаришь. Если оторвемся… Сколько их? У нас на хвосте?

Пара машин, которые она тоже видит у себя на радаре. Где-то за ними еще пара машин корпоративных копов.

Плохо. Наверное, навигация… он сможет?

Не знаю, отозвался Энтони. У них окольцованный навигатор, он гасит его навигацию.

И… как она нашла его?

Ха, он что, забыл, кто она? Она гребаный охотник на навигаторов. Но ведь как далеко! Она что, чует всех навигаторов на планете? Нет, не всех. Теперь очень избирательно. Она заметила, что ее чутье охотника как-то притупилось, если дело касалось других навигаторов, но вот странным образом обострилось в отношении него. Там, где оно подводило ее, ей помогал Люций: похоже, он научился чувствовать Энжи на расстоянии.

Впереди, наконец, показался выход из ущелья, и вот они уже оставили позади горы, вокруг, то здесь, то там вскученная невысокими холмами, влажными от нежданного дождя, распростерлась долина. Они обогнали облака, и ясное небо снова расправило над ними свое выцветшее полотно.

Погоня на какое-то время отстала, замешкавшись в ущелье, но вскоре два оранжевых огонька снова появились на радаре.

На этот раз полицейский навигатор принялся уже не только подавлять навигацию Энтони, но и перешел в контратаку, пытаясь возвести перед Люцием и Энжи искусственные преграды, которые должны были бы замедлить или даже остановить их. Вероятно, он получил от своего начальства разрешение на полноценную навигацию или же просто потерял над собой контроль, упиваясь столь долго сдерживаемой в себе силой.

Створки раковины-жемчужницы, и мутная вода стремительно всасываемая внутрь.

Фигура гиганта расчерчивающая огромным металлическим циркулем расширяющееся пространство.

Человекообразное существо, чья голова венчается закрученными в спираль рогами. Его огромные перепончатые крылья вспарывают воздух.

Гепард, обгоняющий пятна на своей собственной шкуре, почти уже настигший свою жертву и готовящийся к единственному прыжку, отделяющего его от долгожданной добычи. Или от фатального промаха.

Тщательно отшлифованный камень, брошенный пращой в огромную волосатую голову чудовищного великана.

Створки высоченных озаренных светом врат, гостеприимно распахивающиеся впереди по курсу.

Музыкальная шарманка в корпусе из красного дерева, инкрустированного слоновой костью, вал с зубчиками вращается все быстрее, и волшебные молоточки играют чудесную мелодию со все ускоряющимся ритмом.

Двухметровая человекоптица, заталкивающая в свой зловонный клюв голое трепыхающееся тело.

Мысли Энтони все более распаляются, шепот преследующего навигатора становится все более назойливым, его беззвучные слова, кажется, уже лезут со всех сторон, проникают под кожу, затекают в костную ткань, разбегаются по нейронной сети.

Ускорься, говорит Энтони себе. Вспоминаются слова его деда. Нужно разогнаться так, чтобы никто тебя не догнал.

Бильярдный кий, разлетающийся в щепки, но отправляющий шар по причудливой ломаной траектории – и сладкий, гневный стук дерева о дерево, продолжающийся до тех пор, пока зеленое сукно стола не остается совершенно пустым.

Женская фигура, нанизанная на струны золоченой арфы. Каждое ее движение, каждая судорога, каждая вспышка агонии рождают божественные звуки.

Розовое покрытое панцирем туловище ракообразного с хрустом пробивающего себе дорогу в белом сухом льде Великого океана.

Стрелки часов, словно длинные острые ножи, нарезающие пространство на тонкие длинные полоски, вращающиеся ненормально быстро, отсчитывая дни, словно минуты, и года, словно часы.

Вереница бесчисленных теней в остроконечных шляпах, плетущихся в гору на звук колокола. Колокол бьет все громче, и путники начинают взмывать в небеса, подобно ракетам.

Нож гильотины, со свистом срывающийся вниз и разбивающийся на мельчайшие осколки от удара о шею приговоренного.

Образы множатся, накладываются один на другой, и Энтони уже не может различить в их какофоническом калейдоскопе, где заканчивается его собственное воображение, а где начинается поток мысли другого навигатора. В какой-то момент ему кажется, что к их голосам присоединяется какой-то еще, не похожий ни на один из тех, что ему когда-либо доводилось слышать, вообще не похожий на голос человеческого сознания.

Фаланга закованных в доспехи воинов, марширующая вдоль долины. Безумная конница, в самоубийственном угаре врезающаяся в ощетинившееся копьями войско. Тучи кровавой пыли, затмевающие небо.

Двуликое существо с раззявленной пастью, шарящее своими ручищами в поисках ускользающей добычи.

Огромная корова с бесконечно глубокими глазами, стоящая над миром на одной ноге. Три другие ее ноги подрублены чьей-то безжалостной глефой, из их обрубков на земли и моря сочится красная боль.

Паяц-скоморох в пестром раздвоенном колпаке с бубенцами, исполняющий на потеху безглазым зрителям свой танец святого Вита.

Серп луны, раскачивающийся в небесах и пожинающий звезды, которые опадают сверкающим дождем на дно древней реки.

Табун во сто тысяч лошадей, мчащийся прямиком к обрыву, и жалкая человеческая фигурка, встающая у них на пути и пытающаяся отвратить неизбежное. Но лошади не слушают человека и несутся вперед, их копыта отрываются от края скалы… и продолжают свой бег по вдруг возникшей в воздухе радуге.

Мир вокруг них дрожит, складывается в конверт, сворачивается в рулоны, исходит трещинами, затем снова срастается воедино, распрямляется, вновь дышит полной грудью, на его довольном лице прочерчены другие дороги и новые маршруты.

И тут на сцену выходит тот, о ком ни Энтони, ни тем более Стрэй даже и подумать не могли.

Небо начинает темнеть. Но на нем ни облачка, и это не умиротворяющая мгла опускающейся ночи. Мрак, сгущающийся над дорогой, не имеет с ночью ничего общего – от него разит едким черно-красным запахом гари и приторно-сладким ароматом разлагающейся органики. Слева и справа из земли тянутся длинные дымчатые языки, они поднимаются на несколько метров и судорожно колышутся под нарастающим напором ветра, выкрашенного в цвет скорби.

– Что ты делаешь? – закричала Стрэй.

– Я ничего не делаю, – прокричал в ответ Энтони, вынужденный оборвать свою навигацию.

Краем сознания он почувствовал, что и настойчивый шепот преследующего их навигатора тоже прекратился, вытесненный чем-то совершенно немыслимым и вместе с тем – чудовищным.

– Тогда что это такое? – спросила Стрэй, в ее голосе звенел испуг.

– Чтоб я знал, – пробормотал Энтони.

В голове все сильнее звучала какая-то странная всхлипывающая и то и дело переходящая то на рык, то на вой вибрация. И вместе с ней впереди прямо из дороги взметнулись бледно-желтые, иссеченные черными трещинами ребра какого-то неведомого существа.

Энтони поборол поднимавшийся в нем ужас и стал своей навигацией расчищать им путь. Вместе с тем он начал осознавать, с чем, похоже, им довелось столкнуться. Звук в голове тоже был речью, только речью, где мысли оказались как бы вывернуты наизнанку, болезненно исковерканы тем же самым, что их и порождало.

Они со Стрэй продрались сквозь возникший перед ним частокол гниющих костей, но дымчатые языки вокруг дороги протянулись к самому небу и стали превращаться в огромные смерчи, только крутили они не дорожную грязь, а серый пепел и бесчисленные черные кусочки отчаяния.

– Эй там, друг Фомальгаут, привет тебе! – раздался насмешливый голос на общей волне.

– Кто говорит? – отозвался Энтони, маневрируя между какими-то острыми, но на счастье, хрупкими белыми пиками, проткнувшими землю изнутри.

– Зови меня Саранча, – послышался ответ. – Так меня когда-то называли.

– А теперь ты носишь кольцо вокруг шеи и имеешь порядковый номер? – предположил Энтони.

Он заметил, что, пока его собеседник что-то говорит, безумие вокруг немного затихает. Что ж, поговорим. По крайней мере, это немного отсрочит следующую атаку.

– Прямо в точку, Фомальгаут, – радостно согласился голос. – Но сегодня я опять Саранча. И добро пожаловать в мой ад.

Пафосный ублюдок, подумал Энтони и поежился.

– А тебе, смотрю, все это в радость, да? – спросил он.

– Ответ утвердительный, – согласился Саранча, – Ну ты посуди сам, часто ли я могу так развлекаться?

– Нет, не часто, – признал Энтони и припомнил, как сжимал пистолет и целился в того полицейского в ущелье. Что уберегло его от подобной судьбы, ведь он уже был готов спустить курок?

– Энтони, что?.. – спросила Стрэй по отдельному каналу.

– Угрюмый навигатор, – прокомментировал Энтони. – Поправка: окольцованный угрюмый навигатор, – добавил он, услышав, как вскрикнула Стрэй.

– Ты ведь не один тут, правильно? – сказал он на общей волне.

– Конечно, друг Фомальгаут, – донесся ответ. – Познакомься с моим другом. Меконг, скажи «привет», не будь грубияном. Хотя, что я говорю, вы же уже знакомы.

– Привет, – раздался новый голос, он был вовсе не такой радостный, как у Саранчи, судя по всему, работа в команде с угрюмым навигатором стоила ему немалых душевных сил.

И еще Энтони как бы «узнал» этот голос. Нет, не сам голос, конечно, он слышал его впервые, но какой-то мысленный слепок, мелькнувший вместе с ним. Отпечаток сознания навигатора, с которым он вел дуэль уже несколько часов.

– Привет, Меконг, – усмехнулся Энтони. – Чертовски рад знакомству.

– Я больше не Меконг, – отозвался навигатор.

– Меконг, Меконг, – заверил Саранча. – Сегодня ты Меконг, ты тот, кем был прежде, Меконг, Меконг!

– Я никогда больше не буду тем, кем был прежде. Как, впрочем, и ты сам. Но зови меня, как хочешь, мне все равно.

Снова заговорила Стрэй. Почему угрюмый навигатор не боится совершать навигацию? Ведь он никогда не сможет найти дорогу назад из того ужаса, который создаст…

Поэтому-то их и двое, объяснил Энтони. Угрюмый и обычный навигатор, который едет следом за ним. И если у обычного навигатора, наверняка, в машине еще сидит простой коп для подстраховки, им даже не нужно никого подсаживать в машину Саранче: тому и в голову не придет убежать от своих хозяев, потому что догнать его особого труда не составит, а примени он навигацию – и без другого навигатора он никогда не сможет вырваться из своего же собственного кошмара.

Снова ожил общий канал.

– Ну что, друг Фомальгаут, скажи мне, насколько сладки последние минуты свободы? – спросил Саранча.

– Про последние не знаю, – ответил Энтони. – А если ты спрашиваешь про сейчас, то, честно говоря, кое-кто мне немного докучает своим присутствием. Кстати, а откуда ты узнал мой позывной?

– О, – Саранча засмеялся, – Ты сейчас мегапопулярен, просто суперзвезда. Выйди ты сейчас на ваш канал и скажи «Говорит Фомальгаут», так на твой зов мигом слетится тьма тьмущая голодных стервятников.

– Хм, ясно. Учту на будущее, – пообещал Энтони.

– Э-э, нет. Мой тебе совет: не парься так. Нет у тебя никакого будущего. Это я тебе говорю.

В голове снова взорвался поток исковерканных, ускользающих от сознания образов. Долина вокруг на мгновение исчезла, а затем вернулась, но будто бы пройдя через светофильтр: холмы окрасились в какой-то противоестественный грязно-лиловый цвет с черными разводами, медленно блуждающими по земле и свободно переползающими на небо, вопреки всем законам природы.

Энтони прибавил газу, но на карте его машина даже не сдвинулась с места. Радио донесло изумленный возглас Стрэй. Вероятно, она тоже обратила внимание на эту пугающую аномалию. Мышеловка, сказал Энтони. Саранча своей навигацией замкнул окружающее пространство в закрытую капсулу. В этой капсуле можно ехать хоть целую вечность, но без навигации из нее никак не выбраться.

Земля стала медленно растекаться, превращаясь в какую-то желеобразную массу. На ее поверхности появились какие-то сгустки, из которых на глазах Энтони начали лепиться части человеческих тел, растущие, раздувающиеся, беспорядочно шевелящиеся. Картинка перед глазами, то начинала подрагивать, расплывалась, то вновь обретала тошнотворную четкость. Люций метнулся в сторону, объезжая что-то, и Энтони увидел огромный беззубый рот, возникший прямо посредине дороги. По жирным губам сочилась прозрачная слюна с пузырями белесой пены.

Руль вправо, объехать эту мерзость, назад на дорогу. И…

Луч света, пробивающийся меж облаков и падающий на покрывающий землю мрак…

Ядовитые испарения, отрыжка подземного мира, в которых теряется всякий свет, – донеслось от Меконга.

Порыв свежего ветра, развеивающий гнусный туман…

И тут же:

Невидимые стены, опоясывающие долину, скрывая ее от спасительного дыхания ветра…

По всей земле копошатся какие-то бесформенные твари. Каждую секунду у них отрастают длинные уродливые конечности, руки с вывернутыми суставами, ноги с несколькими коленными чашечками, щупальца с дрожащими присосками. Каждую следующую секунду они безвольно опадают, а на их месте появляются новые и новые.

И все это шевелящееся месиво тянется к Люцию и Энжи, заполняет дорогу. Машина Энтони дрожит, подскакивает на каких-то живых, колыхающихся пригорках, с чавканьем и хрустом прорывается вперед, вперед – и вместе с тем не сходит с места.

– Сделай что-нибудь! – кричит Стрэй.

– Я пытаюсь… – говорит Энтони.

Что он может сделать, если каждая его навигация тут же подавляется Меконгом?

Ускорься. Ускорься. Стань быстрее мира, чтобы мир тебя не смог догнать. Чтобы ни одна голодная тварь за тобой не угналась.

И… сложить?.. С тем, другим путем?.. С тем, который не для него?..

Однажды он уже не справился. И осы выжрали в нем свои извилистые бесплодные, зудящие норы. Этот путь не для него, сказал тогда дед. Но есть ли другой путь?.. Третий путь?..

Клещехвост. Тогда у него что-то получилось. Вопреки тому, что говорил дед. Вопреки его детскому страху. Вопреки всему. Остановись.

Ускорься. Так быстро, чтобы мир остался в твоем вчера.

Остановись. Так, чтобы исчезнуть из этого бесноватого мира.

Гепард отталкивается от распахнутой пасти скорби. Единственный прыжок. За грань.

Останови движение. Рук, до боли сжимающих руль. Ноги, застывшей на педали газа. Глаз, мечущихся по дороге, радару, карте. Останови движение сердца, останови движение крови, струящейся по сосудам. Останови движение мысли.

Быстрее, вперед, дальше, чем вперед, дальше, чем туда, молниеносно, во все стороны, мгновенно, всюду…

Рук нет, ног нет, нет глаз, нет сердца, кровь давно вытекла из опустевших вен, нет мыслей… пустота… нет даже мыслей о пустоте, нет даже самой пустоты.

Вперед, за грань, его нет, Энтони нет, нет воспоминаний, нет обид, горечи, разочарований, нет света, нет тьмы, еще быстрее, быстрее, чем скорость, быстрее, чем сейчас, быстрее, чем тотчас же, нет ничего, нет страха, нет надежды, нет ненависти, нет любви, нет Летиции, нет Стрэй… нет Стрэй?.. нет Стрэй, нет никого, еще быстрее, так быстро, что нет скорости, нет откуда и нет куда, а что есть?.. нет ничего, нет даже нет… и… вместе с тем… есть… все… Радужное сияние… его тоже нет… и оно есть…

…………………..

……………………..

………………………………

……………………………………..

…………………

………..

…

Четыре машины висели посреди белого ничто.

Моторы выключились сами собой. Радио молчало.

Не происходило абсолютно ничего. Энтони сумел пошевелиться. Огляделся. Ничего. Только белое, белое, белое.

Радар ничего не показывает, карта девственно чиста.

Кровь неторопливо шуршит по своим маршрутам. Сердце негромко отбивает свой ритм. Чуть скрипнуло сидение. И больше ничего.

– Эй, – раздался растерянный голос Саранчи, – куда это ты нас занес?..

Связь работает.

– Стрэй? – позвал Энтони.

– Да? – тихо прозвучало в ответ. И потом чуть более уверенно:

– Я тут. А ты? С тобой все в порядке?

– Не знаю, – признался Энтони, – наверное, да. Я тоже тут. Только вот, где это тут?

– Что случилось?

– Я плохо понимаю… Потом… Ты цела? Люций?

– Цела, вроде. Люций не может никуда ехать.

– Не мудрено, – усмехнулся Энтони. – Было бы, где ехать.

– Эй, Фомальгаут! – почти истерично позвал Саранча. – Ты вообще еще с нами?

– Отвали, достал уже, – негромко сказал Энтони.

– Хм… скажи хоть, где мы?

– Уймись уже, – раздался голос Меконга. – Я попробую вывезти нас отсюда. Куда-нибудь… Если получится…

– Нет, постой! Погоди! – вдруг запротестовал Саранча. – дай мне поговорить с человеком!

– Кретин, – огрызнулся Меконг. – Ну говори.

– Фомальгаут, прием, слышишь меня? Как ты это сделал?

Энтони промолчал. Пережитое потрясение никак не оставляло его. И все же?.. Если он сумел выбраться из закапсулированного угрюмого кошмара, может быть, он сможет проложить дорогу и из этого… места?..

– Нет, ты не понимаешь, сукин ты выродок, это же круто! – не унимался Саранча. – Это же обалдеть, как круто!

– Мы сможем отсюда… куда-нибудь?.. – спросила Стрэй Энтони.

– Надеюсь. Только не выходи из машины.

Стрэй негромко рассмеялась.

– Вот уж точно и ноги не высуну. Забыл, что ли, что я даже под дождь выходить боюсь?..

– Я попробую сосредоточиться. Дай мне пару минут.

– Хорошо, – сказала Стрэй. – Знаешь… Если мы выберемся… Если вообще останемся в живых после всего…

– Что? – рассеянно отозвался Энтони. Он уже начал готовиться к навигации. Получится ли?

– Если мы выберемся… Это будет, как знак, ты не находишь?

Энтони мысленно кивнул. Пожалуй.

– Угрюмый, я прокладываю путь, – сообщил Меконг. – К чертовой матери отсюда… Все как-то очень странно, я никогда не чувствовал такое раньше… Навигация… не могу объяснить… Следуй за мной.

– Не, Меконг. Езжай один, – вдруг сказал Саранча.

– Какого хрена? Мой коп тут верещит, что у нас задание, но пошел он. Будет сидеть смирно, без меня он все равно тут застрянет навсегда. А задание… Этот дикий… Мы, небось, его все равно тут не достанем…

– Да и хер с ним… Но он же крут, а?.. Езжай. Знаешь, мне больше нет до него никакого дела. И до тебя нет. И до твоего копа нет. И до гребанной Корпорации. И Государство… пошло оно…

– Ты что несешь? – удивился Меконг. – Ты же сам отсюда ни в жизнь не выберешься!

– И до этого мне дела нет, Меконг. Езжай уже. Все равно, тебе всегда было на меня насрать. Да ты же только обрадуешься, когда избавишься от меня.

На несколько секунд в эфире повисло молчание. Какое-то белое-белое молчание, почти такое же белое, как белое вокруг.

– Насрать, конечно, – наконец, отозвался Меконг, – но как-то не хочется оставлять тебя тут… тебе ж тут крышка, ты понимаешь?

– Крышка, – повторил Саранча, – но и там мне крышка. Мне давно уже крышка, ты, что, так и не понял? Проваливай же.

– Как скажешь, – помолчав, сказал Меконг, – Я просто… хотел помочь… Прощай тогда… и… удачи.

– Спасибо. И тебе. Прощай.

В белом белом вокруг машины Меконга стали сгущаться тени. Твердые и плотные, они вытянулись в узкую дорогу, уходящую куда-то в белое молоко. Машина тронулась с места, и тени позади нее начали таять.

Энтони все тянул. Белое белое одновременно и пугало его, и как-то странным образом успокаивало.

– Послушай, – сказал он на общей волне, когда Меконг скрылся из виду, – а поехали с нами? Я постараюсь вывести нас куда-нибудь подальше от копов, а дальше живи, как захочешь, и делай, что хочешь. Даст бог – и никто тебя никогда не найдет.

– Энтони… – проговорила Стрэй на их волне. – Или ты рехнулся совсем… Или… я люблю тебя…

– Знаешь, друг Фомальгаут, – заговорил Саранча, – я бы хотел рассказать тебе сказку. Длинную такую сказку. Страшную сказку. Но, я не хочу задерживать вас. Поэтому скажу вкратце. Если ты не против послушать меня еще минутку-другую.

Энтони сказал, что слушает его.

– Жила-была одна крутая Корпорация, – начал Саранча, но вдруг осекся. – Нет, это я тебе так всю сказку стану рассказывать, а обещал же – вкратце. Короче, ты, наверняка, слышал, что вся эта дребедень, которую называют красивым словом «Катаклизм», случилась из-за навигаторов?..

– Спорно, – сказал Энтони.

– Да спорь сколько хочешь, – не стал настаивать Саранча, – просто дослушай меня. Я ж сказал, что это только сказка, а ты сразу – спорно, бесспорно… Так вот эти навигаторы работали на Корпорацию… или на Государство, хер его знает. Скорее всего, одни работали на Корпорацию, а другие на Государство. Ну ты в курсе, о чем мечтали те козлы в Корпорации? Послать Государство, инспекции разные, организации там общественные куда подальше и жить по своим собственным законам, или, точнее без закона вообще. Чтоб никто не указ, ага? А эти выродки, все эти министры, председатели и всякие разные чинуши – они хотели усмирить Корпорацию, чтобы, ни дай бог, не отбилась совсем от рук. Что делили-то? Воздух. Даже не воздух, а собственные зловонные выдохи, ну да это у них всегда так, сам, небось, читал историю… Вот и сошлись они… Как с цепи сорвались. Как кобели бешеные. И стали перекраивать они наш мир, каждый на свой лад. И треснул наш шарик. Ну а как он мог не треснуть? Ну и поделом нам, раз довели, раз допустили все это…

Я тебе сказку рассказываю, ты помнишь же, да? Может так оно было, а может и нет… Только вот в этой сказке есть один намек… Нехороший намек. Очень-очень нехороший намек. Мало им было менять русла рек и делить недра: не за нефть, не за уран, не за газ же они боролись. Потому что есть ресурс поважнее нефти, газа и урана, и это не золото и не алмазы, и даже не чистая вода – это люди. И если это просто люди, то это плохой, нестабильный, неочищенный, так сказать, ресурс. Нужно его стабилизировать, очистить, нужно сделать так, чтобы это стали твои люди, чтобы шли они за тобой и всегда говорили тебе «да», и никогда «нет»… Помнишь про главный запрет навигатора? Нет, я не про убийство, убийство еще с самих моисеевых заповедей возбраняется – и не только навигаторам, но и любому обычному человеку, и я очень хорошо знаю, что не зря… Не про убийство я, а про запрет на преобразование вещей, которые создали другие люди. Помнишь, что рассказывают, почему нельзя этого делать?.. Ну вот, а теперь что ты скажешь, если в нашей сказочке добрые да честные люди, которые так рьяно пекутся о всеобщем благе, сказали своим навигаторам: хорош уже баловаться со всякими там речушками и зверушками, пора за дело, за настоящее дело – разгонитесь, как следует, и проведите вашу навигацию, нет, не по рукотворным вещичкам всяким, а по людям, которые эти вещицы своими ручками творят. Люди хорошие, так давайте поднапряжемся и сделаем их еще лучше, для их же блага – всего делов-то? Десяток городов тут, пара десятков там. Зато разом все, как надо, земля обетованная.

Саранча замолчал.

– Эй, друг Фомальгаут, ты еще на линии?

– Да, – хрипло выдавил Энтони. Затейливая вышла сказочка, ничего не скажешь.

– Это может быть правдой? – спросила Стрэй в замешательстве.

– Не знаю… – отозвался Энтони.

– Те навигаторы либо сошли с ума, либо погибли вместе со старым миром, так и не закончив свою навигацию, – продолжал Саранча, – Один из таких, которые, так сказать, «выжили», потом бежал из лечебницы и подался в вольные странники. И вот случилось так, что встретил он однажды молодого пацана, который только-только начинал осваивать азы навигации. Меня, то есть. И мы, вот, подружились, наверное, можно и так сказать. Я ему как бы за младшего брата стал. Чокнутый он был, но сколько всего он рассказывал! Но бывало, как накатит на него, так лучше связать его побыстрее, чтоб не вышло чего, а если не успел, – то бежать куда подальше. Когда он был в себе, он был обычным навигатором. Если же он брался за навигацию во время своего помутнения, то творил совершенно безумные вещи, и как бы даже не он творил, а они сами прорывались лавиной откуда-то изнутри него. И в конце концов он не выдержал и попросил меня поучаствовать разок в одной навигации вместе с ним. Это как контрнавигация, только другой навигатор не подавляет образы первого, а, наоборот, дополняет своим воображением. Он хотел показать мне, чем он живет. Я согласился. И потом его понесло… И я вдруг увидел это… то, что жило в нем… точнее тех… Тысячи человеческих сознаний, вырванных с корнем из их тел, из их жизней по чьей-то своевольной прихоти, кричащих и воющих все разом, тысячи людей, потерявших рассудок и продолживших жить в голове того, чья навигация лишила их всего… Он сказал, что много раз хотел с этим покончить, но не хватало духу. И попросил меня помочь ему. Я знал, чего мне это будет стоить, но не смог ему отказать.