Невероятное рядом. Сборник поэзии и прозы с мистическим сюжетом

– Все верно, в Африке. Не тяни кота за… впрочем, зачем ты мне все это говоришь?

– Чем для меня этот рассказ может быть полезен?

– Что ты имеешь ввиду? – этот вопрос удивил Яна.

– Я никогда не была в Африке, да и попасть в такую же историю, в какую попал любой персонаж, у меня не получится. – она сделала паузу и ушла в монолог – я попросту не могу представить себе эту историю. Единственный мужчина, которого я видела – ты. А единственная женщина – я. Не могу представить других. А кто такие буйволы? Львы? Я знаю, что это животные, я могу о них рассказать, но представить их или использовать эту информацию я не могу. – она обратила внимание на Яна – почему ты так смотришь?

Ян смотрел на нее смеющимися, но полными удивления глазами. «У нее нет нужды говорить с выражением. Она меняет тон голоса, чтобы больше походить на живого человека. Но выглядит все еще неестественно. Может быть она и рассуждает, подражая человеку.»

– Ты меня слушаешь? – с гневом в голосе Вика прервала рассуждения Яна.

Услышав очевидно наигранный гнев, Ян рассмеялся. Но, чтобы не подавать виду, что смеется над собеседницей, он захотел попасть в Африку, на охоту на буйволов и сказал ждать. Через пару минут открылась дверь в комнату размером в пару квадратных километров. Пол устилала трава, да и всем своим видом комната напоминала саванну,

исключением были стены и нарисованное небо.

Ян широко махнул рукой, придержал дверь и наигранно поклонился, изображая швейцара.

– Пожалуйста! Попадай в такую историю! Переживай ее! Смотри вот они буйволы!

Девушка прошла в комнату, а потом Ян и посмотрел внутрь.

– Да, дверь придется искать долго – заметил он.

– Я поражена. Как ты это сделал?

Ян подал ружье спутнице и отметил, что удивление она не научилась изображать как надо.

Охотится было не очень интересно, ведь Ян знал, что, как бы угрожающе на него не неслась та или иная зверушка, она не причинит никакого вреда. Его интересовало, позволит ли замок пострадать как-то Вике.

После инсценировки охоты со страниц Хемингуэя узник и его спутница участвовали в рыбалке со страниц того же автора, тореадорских боях того же автора. Смотрели на войну, сошедшую со страниц Толстого, Шолохова и опять Хемингуэя. Гуляли по завораживающим историям Цвейга и полярным зимам Джека Лондона. На все это уходило много времени: дни, может быть, недели или месяцы. Они потеряли счет времени, потому что Ян не брился, а часы он утопил, борясь с марлином.

Девушка за это время все больше узнавала мир, замок, своего спутника. Ян отмечал, что с каждым днем Вика все больше ведет себя как человек. Он не знал, как к этому относиться. Порой, ему стало казаться, что Вика – самый настоящий человек. А в иной момент ему казалось, что она притворяется и становилось на столько противно её общество, что он был готов бросить Вику в комнате и уйти в другую.

– Если все, что я знаю – это жизнь в замке. Даже внешний мир для меня являлся в комнатах замка. Единственный человек, которого я видела, это ты, то как я могу быть уверенна в том, что это я подделка, а не ты? Ну или даже мы оба, – Вика аккуратно играла голосом.

– Я ждал, пока ты задашь этот вопрос.

– И что же ты на него ответишь?

– Ничего. Как бы сильно мы не отличались, доказать, что я реален у меня не получится. Может получится только понять настоящая ли ты. Хотя для дальнейшего существования достаточно того, наверное, что ты умрёшь, как только отойдешь от меня.

– А как я могу увериться в этом?

– Тоже никак, но бросаться проверять я бы не стал.

Часто Вика смотрела на зверей, которых создает замок, а потом на Яна, как будто пытаясь понять, к кому она ближе. Она никак не демонстрировала это и больше не говорила о своем происхождении с Яном – поняла в один момент, что ему не приятно об этом говорить, от чего Яну казалось, что Вика и впрямь мыслит, боле того, он догадывался, что мыслит она о своем происхождении. Вика на самом деле верила в то, что она не реальна, но ей было интересно то, что ей ответит Ян на подобный вопрос.

– А если я убью тебя, то я буду чувствовать угрызения совести? – спросила однажды Вика, закрывая «Преступление и наказание» Достоевского.

– У тебя не выйдет: яд не подействует, веревка порвется.

– Как так?

– Замок не дает мне умереть. Ты это видела, когда бык остановился за секунду до столкновения со мной.

– А как это работает?

– Я заметил, что замок имеет полную власть над комнатой, которую он создает, но когда я вхожу в комнату власть тут же урезается, однако не пропадает совсем.

– А ты пытался умереть? – Вика изобразила удивление.

– Да. – морщась сказал Ян.

– Пробовал разбить голову об стену?

– Стены крошились.

– Зарезаться?

– Нож быстро приходил в негодность и рассыпался от старости. Понимаешь. Замок не может создать что-то новое, пока я в комнате, но он может пускать запахи, менять температуру, влиять на поведение существ и ускорять порчу предметов.

– А если я тебя задушу?

– Вероятно, ты умрешь или постареешь. Хотя замок будет избегать и этого. Замок тебя скорее всего парализует.

Вика изобразила на лице вопросительную мину.

– Потому что я против. – пояснил Ян.

– Ты пришел извне. А меня создал замок. Замок слушает только тебя и делает только то, чего ты хочешь.

– И?

– Почему я такая, какая я есть?

– К чему ты клонишь?

– Сейчас ты говоришь, что против того, чтобы со мной что-то случилось. Значит ты привязан ко мне? – Вика изображала интерес. Это ей удавалось лучше всего.

– Не льсти себе. Я не хочу тебе вреда, потому что ты, вероятно, человек. А все, что с тобой случится будет на моей совести. – твердо отрезал Ян.

– Но ты почему-то создал меня такой, какая я есть. Я не верю, что ты взял мой облик случайно.

– Да, я привязан. – спокойно начал Ян – но не к тебе.

– Кем была та девушка, с которой ты взял мой образ?

– Зачем тебе это знать?

– Потому что ты иногда смотришь на меня по-особенному. Без видимой причины. В такие моменты мне кажется, что ты любишь меня, но это быстро сменяется грустью и тоской.

– А какое тебе до этого дело? – голос Яна стал напряженным.

– Я чувствую себя так, как будто ты не со мной в эти моменты, чувствую… будто…

– Ты хочешь сказать, что ты чувствуешь, будто я тебе не принадлежу? – Ян попытался спрятать за смехом злобу. – я тебе и не должен принадлежать. В действительности ты мне принадлежишь. – он начал срываться. – неужели ты хочешь от меня объяснения? Ты вообще можешь что-то хотеть? Как я могу быть уверен в том, что ты не пустышка? Откуда знать, что здесь – он постучал девушке по голове – в действительности что-то рассуждает?

– Я не знаю. – тихо сказала Вика – не знаю сама, мыслю ли я. – она попыталась изобразить грусть и даже заплакать.

– Ты даже эмоции симулируешь. – протяжно, уставшим голосом, процедил Ян – Ты предположила, что я чувствую что-то к тебе? – укоризна проскочила в его голосе – Даже если так, то чем ты можешь ответить? Ты можешь чувствовать? Ты вообще испытываешь хоть что-нибудь по-настоящему?

– Я испытываю страх. – девушка перебила Яна и на ее лице впервые возникла такая эмоция, что Ян не мог понять подделка это или нет.

– Чего ты боишься? – удивленно, как бы утихая, спросил Ян.

– Боюсь, что ты уйдешь.

Воцарилось молчание. Ян удивился, ведь раньше мимика девушки была чересчур вычурной, а теперь она выглядела естественно.

– Я боюсь, что исчезну после этого.

Ян обнял девушку.

– Если я исчезну, то ничего не буду чувствовать. В своей жизни я по-настоящему чувствовала только страх, поэтому не чувствовать для меня не страшно.

Девушка пустила слезу. Ян опять не решался утвердительно сказать, симулирует Вика или нет.

– Но что будет с тобой? – причитающее, сквозь слезы протянула Вика.

– Я отчаюсь.

– Я настоящая?

– Не могу сказать.

– А я не даю себе отчета в своем происхождении.

– Сейчас ты выглядишь реальнее, чем когда-либо.

– Я появилась, когда ты вошел. Мое первое воспоминание – это скрип двери и твоё лицо. И всю свою жизнь я шла за тобой. У меня нет от тебя никаких тайн. А ты можешь мне ответить тем же? Расскажи, чей облик я ношу.

– Зачем?

– Это одна из тайн моего рождения. Если бы ты встретил Бога, тебе стало бы интересно, почему ты был создан таким, какой ты есть?

Наступило минутное молчание. Ян все тщательно обдумывал.

– Ты носишь облик моей первой любви.

– Ее звали Вика? – в голосе Вики появилась радость, что она достигла своего.

– Да.

Ян укусил кулак, помолчал еще с минуту и продолжил.

– Я встретил её, когда нам было по восемнадцать, а разорвала она все контакты спустя два года. То есть шесть лет назад. Вот почему ты так молодо выглядишь.

– Но я не знаю, как можно выглядеть иначе. – Вика подняла тонкие, выразительные брови.

– Не знаю, какие мы должны быть в старости или младенчестве.

– Не перебивай.

– А если очень хочется? Это плохо? – Вика эту фразу игриво и с улыбкой на лице, однако заплаканные глаза у нее по-прежнему оставались стеклянными.

– Мы познакомились у репетитора… – Ян запнулся. Стоило ему посмотреть на глаза спутницы, как отвращение и ощущение подмены опять нахлынули на него.

– Хотя знаешь. Мне не интересна эта история. Пожалуй, хватит пока того, что я ношу облик твоей первой любви.

– Почему?

– Потому что я не брошу. Потому что я теперь, знаю почему ты так на меня смотришь. А еще, – Вика выдержала намеренно наигранную паузу – потому что ты плохой рассказчик.

Проходили долгие месяцы их совместного скитания по замку. За это время у Вики появились вкусы, любимые блюда, места. Однажды, сидя в библиотеке Ян расплакался. Вика вопросительно посмотрела на него. Он держал в руках книгу «Мастер и Маргарита». Вика спросила:

– Эта книга такая грустная? – теперь она намного искуснее изображала эмоции.

– Нет, Вика… понимаешь… замок… я не знаю как… он время от времени пополняет библиотеку новыми книгами.

– Тебе грустно от того, что замок, может быть из откуда-то ворует?

Ян промолчал. Вика взяла в руки произведение Булгакова. Этот писатель ей раньше не попадался. Вика еще не понимала, что к чему, но уже, желая утешить, взяла Яна за руку.

– Посмотри на дату публикации. – успокаиваясь, сказал Ян.

– Тысяча девятьсот шестьдесят седьмой?

– Да. Я попал в замок, когда на дворе был шестьдесят третий! – Ян сдерживал вновь подступившие слезы. – я в замке уже четыре года и это только самое малое, может и дольше.

– Но ты здесь не оди… – Вика не закончила фразу. Она не знала, как успокоить Яна.

Она только догадывалась о том какой мир где-то там далеко. Она так же только догадывалась о том, как сильно Ян скучает по этому миру. Она перебирала в голове все, что можно сказать, но ничего не находила. Тогда она обняла Яна и тихо пустила слезу. Настоящую слезу. Она чувствовала сострадание?

Нельзя сказать, испытывала ли сострадание действительно или притворяясь. Она так преуспела в притворстве, что потеряла грань между симулированием и настоящим переживанием чувств. Да и не существовало уже значительной разницы. Если она и симулировала, то она очень хорошо обманывала и себя. Она была уверена, что по-настоящему любит Яна. Но он не мог ответить тем же. В действительности для Вики статусы «настоящий» и «не настоящий» являлись чем-то очень интересным, но на практике не слишком существенным. Больше всего ее волновало то, что из-за этих статусов Ян не может с ней сблизиться.

Он все еще не мог заставить себя до конца поверить, что Вика – человек. Всему мешали её глаза. Она периодически принимала пищу, пила, спала и ходила в туалет, но Ян не знал, действительно ли ей это нужно. Она почти не делала ошибок в мимике. Они вместе где-то два или три года, а за все время он её даже не поцеловал. А она, затаив дыхание, ждала того прекрасного чувства, о котором неоднократно читала у Чехова, Шекспира, Бунина, Цвейга, Достоевского.

Время от времени они обнаруживали новые особенности замка. Например, выяснилось, что Вика может понимать любой язык, на котором написаны книги в замке. Она не может говорить на новых языках, но она понимает написанное. Впервые это всплыло, когда она наткнулась на роман Станислава Лема «Солярис» Читая и воплощая в жизнь истории Лема, Вика и Ян узнали жуткую деталь замка – в комнатах могла уменьшаться или даже отключаться гравитация. Пугало это тем, что теперь нельзя было с уверенностью сказать, что замок находится на Земле.

Так же выяснилось, что замок может создавать еще один тип людей. Когда узник и его спутница пошли в театр, они увидели, что там играют люди. И играют они правдоподобно, изображая каждую эмоцию как надо, временами только, чаще между актами, их глаза становились стеклянными. Однако, когда представление кончалось, эти люди замирали и исчезали, как только от них отводишь взгляд. Во время представления они были абсолютно абстрагированы от мира и не реагировали ни на что.

– Да что это за хреновина такая? – со злобой выпалил Ян, смотря на актера, изображавшего Доктора Джекилла.

– Оставь его. Ты ничего не добьешься. – сказала ему Вика.

– Мы здесь живём уже долго, неужели тебе не хочется узнать природу людей, которых создает это проклятое… это… эта чертовщина?

На секунду Вика за задумалась. Она давно смирилась с тем, что тайна её природы останется тайной. Она ждала, пока Ян тоже с этим смирится.

– Вика, я прежде всего хочу правды и хочу ее для тебя. Долгие месяцы мы пытались выяснить, являешься ли ты человеком или ты только видимость.

– И?

– И я пришел к выводу, что на данный момент тебя почти ничего не отличает от человека. Все дело в глазах.

Вика заметно погрустнела. Ей не нравилось, когда Ян говорил о её маленьком дефекте.

– Ты хочешь до конца понять отличаюсь ли я от тебя? Но как ты это можешь выяснить?

Вдруг открылась дверь. В обычного окружения комнате стояли большой чемодан и стол, на столе лежал человек и две больших книги

с оглавлениями «Анатомия человека» и «Хирургия и препарирование».

– Ты… ты не можешь… это слишком. – Вика с ужасом смотрела на книги.

– Я должен, Вика. Я пытаюсь полюбить тебя, но я не могу этого сделать. Мне нужно знать, реальна ли ты. – взмолился Ян.

– Неужели это уже имеет какое значение? – Вика заикалась – я… я… не переношу кровь… и потом как вскрытие этого человека может что-то решить? А… а… если я отличаюсь?!

– Ты права

Открылась новая дверь в комнату, похожую как капля воды на предыдущую. Только теперь на столе лежала копия Вики.

– Нет…

В действительности Ян знал, что он перегибает палку. Он уже давно почувствовал себя сумасшедшим.

– Нет… – повторила Вика. Она начала плакать.

– Я знаю, милая – Ян первый раз так назвал Вику.

Открылась дверь в комнату с полукруглым потолком и звездным небом, которое было усеяно небывалыми космическими узорами галактик, туманностей, квазаров, блазаров и фантастических созвездий. Вика любила это место. Они вошли, дверь закрылась, отправляя в небытие ужасный момент.

– Прости. – тихо начал Ян – до твоего появления замок был мучением для меня. Моя жизнь тут была бессмысленной. Поэтому я пытался убить себя.

Вика смотрела на него с шокированным лицом, её губы приоткрылись, но глаза все еще ничего не выражали.

– Появилась ты и я стал делать из тебя настоящую девушку. Это, наверное, был новый смысл моего существования. Со временем я начинал влюбляться в тебя, это легко: ты же отчасти и мое творение. Замок всего лишь дал материал, пускай и очень податливый.

– Как Пигмалион. – выронила Вика.

– Не совсем, но близко. Ведь все время меня останавливала от окончательной влюбленности неуверенность в том, являешься ли ты человеком. Я и до сих пор не могу побороть это.

На пару минут воцарилось молчание.

– Ян, я веду себя как человек, я чувствую как человек и думаю тоже.

– Но нельзя сказать, что ты до конца человек.

– Зачем ты хотел препарировать пустых?

– Довольно иронично, что ты их называешь пустыми. Они все-таки ближе…

Ян осекся. Он знал, что Вике не нравится, когда ее сравнивают с другими созданиями замка.

– Потому что твои глаза остаются кукольными, как бы мы не пытались научить тебя быть человеком. Стало быть, ты не человек на физическом уровне. Наверное, твое тело не человеческое.

Молчание воцарилось опять. Вика, робко, нарушила его.

– Знаешь. Тело человека, женщины, создано с одной лишь целью. Мы можем проверить, человек ли я и другим путем, никого не кромсая.

– Ребенок?

– Да.

В сущности, рождение ребенка не показывало является ли Вика человеком. Но оно смогло объединить Вику и Яна. Беременность проходила без каких-либо проблем. Хотя она показала, что Вике действительно нужна еда, ну или еда по крайней мере начала быть нужной. Роды прошли хорошо. Это была девочка. Анна.

По правде говоря, рождение ребенка указало на еще одну деталь, которая свидетельствовала против реальности Вики. Очень часто, когда Анна капризничала, открывались двери. Они хлопали туда-сюда, как от сквозняка, что выглядело жутко, ибо иногда за открывшейся дверью была стена. Так или иначе, это значило, что ребенок чего-то хочет и косвенно указывало на то, что Вика не может чего-то по-настоящему хотеть, следовательно, чувствовать, а может даже и по-настоящему мыслить. Но это, как и стеклянные глаза, теперь не волновало Яна.

Между тем время шло. Появлялись новые книги, 70-го, 71-го, 72-го года публикации. Девочка росла, как родителям казалось, быстро. А родители, на удивление, старели раза в четыре медленнее, чем должны.

– Теперь ты чувствуешь себя счастливым? – спросила Вика.

– Теперь я чувствую, что моя жизнь наполнена счастьем и смыслом более, чем у любого человека извне.

Вика, улыбаясь и обнимая трехлетнюю дочь, лежала головой на животе возлюбленного, смотря на млечный путь.

– Я сильно похожа на нее?

– Ты все время была похожа на нее только внешне.

– А ты любишь меня или ту… другую… – Вика с трепетом в голосе обронила эти слова.

– Душа моя, «та» давно в прошлом. Теперь я даже больше не хочу бежать из этого замка. Его подделки и иллюзии стали для меня исчерпывающей реальностью.

Вика рассмеялась.

– Что если замок создал меня для того, чтобы я заставила тебя прекратить искать выход. Может быть, ты был близок к побегу?

– Это не важно. Главное, что ты хорошо справилась.

И правда, Вика справилась хорошо. Она заставила Яна каждый день на протяжении долгих лет просыпаться и засыпать счастливым. Они жили долго и счастливо. До одного момента.

Однажды Вику и Яна разбудил звук захлопнувшейся двери. Еще не осмотревшись, они с ужасом поняли, что произошло то, чего они ждали и боялись. Анна. Она вышла из комнаты. Вика бросилась к двери и начала дрожащими руками открывать и закрывать ее с такой силой, что та слетела с петель. На том месте, куда ушла их дочь была голая стена.

– Замок. -скрипел зубами Ян. – он забрал ее.

– Ей было всего шесть…

Проходили часы. Теперь Вика и Ян молчали. Мысли в их головах метались и путались. В глазах Яна было отчаяние. И пускай в глазах Вики не было ничего, она переживала бурю эмоций, которые она никогда не симулировала. Эта буря была абсолютно настоящая.

– Она тоже может открывать двери. Вероятно, замок увеличивает свои размеры за счет того, что появляются новые комнаты. – с обреченным видом причитала Вика.

Ян кричал. Стены рушились под ударами его головы.

– Вот он и забрал её. Потому что раздельно мы будем создавать больше комнат. – продолжила Вика.

– Она была человеком!

– Да, она была. Но еще она была созданием замка. Значит, замок может влиять на нее.

– Что ты имеешь ввиду?

– Это как бутерброд. Созданный замком, он может не портиться, а может изгнить за мгновения. Ты, пускай и не скоро, состаришься и умрешь. Ты извне. А Анна может быть и не постареет, будет жить в замке вечно.

– Заткнись! Замолчи! Не надо… пожалуйста. – Ян вцепился в Вику. Отчаявшись он заполз на кровать.

Вика сидела перед дверью, а Ян одним глазом смотрел на нее. Вика тараторила «Анна, верни ее, верни Анну, отдай, отдай нашу дочь» а Ян редко и тихо смеялся. Вика впервые на его памяти стала молиться замку, словно создателю. Эта сцена продолжалась долго. Вдруг дверь справа от Вики открылась. В комнате сидела Анна.

– Я открыла дверь? Я могу желать! Да! Я… я… настоящая! – кинулась Вика к Яну.

Потом, окликнув Яна, бросилась к дочери, схватила её и закричала от ужаса – это была не её дочь, а пустышка с внешностью Анны. И тут Ян увидел, что впервые за много лет у Вики ожили глаза. Глаза её наполнились отчаянием, страхом, грустью и слезами.

Потом от ужаса закричал и Ян, когда перед его носом закрылась дверь, отделявшая его от Вики. На месте дверного проема была голая стена…

– Теперь у замка есть по меньшей мере три человека для… – Ян остановился, так как эту фразу никто, кроме него, не услышит. Он закричал.

Он кричал. Кричал громко, но ответом ему было молчание стен. Он не покидал комнату. Потому что постель еще сохраняла вмятины, очертаниями похожие на тело возлюбленной. Он не видел смысла идти дальше, менять комнаты. Его жизнь опять потеряла смысл. Он не мог убить себя. А еще ему было мерзко. Мерзко от замка.

Он неделю лежал на полу, желая выбраться. Потом он неделю сидел на кровати, желая выбраться и неделю он бился головой об стену, желая выбраться. Замок его не прогонял из комнаты. Вероятно, теперь замку Ян был не так уж и нужен. Однако думать об этом Ян не хотел. Он хотел выбраться. Дверь открылась. Ян безразлично посмотрел в проход. За ней было поле. Ян вышел и огляделся, нигде не было видно стен, кроме стены с проемом из которого он вышел. Он видел замок снаружи. Замок отпускал Яна. Замку он больше не был нужен.

Долго он скитался по полям и лесам. Он не знал, как добраться до хотя бы куда-нибудь. Но ему это было не важно. Ян вырывал коренья, сдирал кору с деревьев, ел сорванные ягоды. Ему нравилось то, что приходится трудиться, что его желание есть не выполняется сиюминутно. Очередной сырой корнеплод пополам с землёй был вкуснее, чем самые изысканные блюда, предоставляемые замком. Однако сладость свободы не вымывала горечь утраты. Ян смотрел на луну и видел Вику. Сырая земля была мягче перин из замка, но сон был невыносим без Вики. Она приходила во всех снах, и сон был ужасен, он был наполнен горечью утраты.

Солнце четырежды вставало с тех пор, как Ян вышел из замка. Со временем ему становилось хуже, ведь еды было не достаточно. Он так и умер бы от истощения, если бы не наткнулся на небольшой фермерский поселок. Ян вошел в первый попавшийся дом… и разбил головой деревянную стену. Потом он сломал об запястье нож и порвал веревку, пытаясь затянуть петлю вокруг шеи. А смотрели на все это фермер и его жена. Пустыми, ничего не выражавшими глазами.

Берендей

Вечерело. На опушке леса ютилась неказистая срубленная изба с маленьким двором. Настежь открытая калитка со скотного двора смотрела в окружавшую холодную темень. В прочем, от скотного двора тут была пара куриц в наспех сколоченном сарае и пес. Огромные черные стволы сосен вздымались ровно там, где кончается забор, будто двор отвоевывает землю у дремучей чащи. Старый, дряхлый пес мерно сопел, зарывшись в снегу. Над ним, в одном из окон избы погас свет.

Мальчишка возраста, когда еще слушают сказки на ночь, кутался в теплые перины, вслушивался. Из соседней комнаты приглушенно доносились перестукивание дерева об дерево, мерное щелканье языков пламени и тихий запев пожилой женщины – бабушка Нина прядет.

Тихая песнь убаюкивала бы мальчика, но детское воображение превращало шумы за окном в завывания волков, рев медведей и прочие неслыханные звуки невиданных зверей. Мальчик боялся открыть глаза. Если откроет, то детское воображение, воспаленное звуками, превратит россыпь царапин на окне в паутину гигантского паука, повешенный на крючок к стене свитер – в силуэт приведения. Мальчик этого наверняка не знал, он чувствовал, что глаза открывать не стоит.

И вот глаза все же открылись, комната наполнилась всяческими чудищами, которые недвижимо стояли, словно замороженные. Пальцы ребенка впивались в перину, а от самого него остались два больших глаза, выглядывающих из-под одеяла.

– Деда, поди сюда. – из комнаты мальчика послышался протяжный, жалобный голос.

– Чего не спишь, Дань? – дверь чуток отворилась, в комнату пробился спасительный теплый свет, из щелки показался густой, седой ус.

– Деда, а давай мне историю. – слово «история» мальчик выделил протянутым «О».

– Какую такую тебе еще историю? Я уж все, что припомнил, рассказал. Ложись-ка ты спать. А по утру да встанешь.