Город хороших господ

Он не выглядел оскорбленным. Кажется, до него не доходило.

Я поставила поднос на пол.

– Что-то случилось?

– Наш гость, видимо, неформал. По крайней мере пользуется он псевдонимом и отказывается называть своё настоящее имя.

– Но я же назвал!

– Да ладно! Ну-ка давай, скажи ещё раз: как тебя зовут? Дима? Миша?

Он вздохнул:

– Двадцать Корсак.

Рия раздраженно процедила:

– Господи…

Она терпеть не могла всякие субкультуры. Возможно потому, что сама побывала в каждой из них по молодости. Дольше всех она задержалась в готах. У нас даже сохранились фотографии на компьютере, но мы их никому не показываем.

Она и сейчас предпочитает чёрный цвет. «Обрывки декаданса», как она сама любит выражаться.

– Она мне не верит, – сказал парень таким тоном, будто я могла заставить Рию пойти на уступки.

– Может, ты индеец? – пошутила я.

Двадцать Корсак (так странно…) покачал головой. Воцарилось молчание. Спасти положение не удалось. Рия пожала плечами и пробормотала:

– Да пофиг.

Пришлось сделать ещё одну попытку:

– Должно быть, ваши родители были очень творческими личностями…

Собеседники уставились на меня так, что я решила больше никогда не открывать рта и не позволять всяким глупостям звучать оттуда.

Рия спустилась с подоконника на пол, взяла чашку.

– Ну а как тебя сокращённо?

– Двадцать.

– А ещё короче?

– …Два?.. Наверное. Никто ещё не пытался сокращать так.

Он отхлебнул чаю.

– Очень вкусно, спасибо.

Из пакетика, ага. Надо бы попросить Рию принести с работы немного нормального, прошлая контрабанда уже кончилась.

Подруга прислонилась к стене и закрыла глаза. Солнечный свет выделил квадрат вокруг, и она грелась в его лучах. Двадцать наблюдал за пылинками в воздухе.

– Ну а почему ты укрываешься плащом вместо одеяла? – спросила Рия.

– Потому что у меня нет одеяла.

Я почти слышала, как скрипят её зубы, видела, как глаза буравят в несчастном парне дырку, а пальцы её раздражённо мусолили окурок. Но мне он нравился, милый.

Разговор дальше не пошёл. У Рии всегда так: если ей кто-то нравится, то он в ту же минуту будет её другом, а если нет… Ну, не врагом точно, но отношения будут прохладными.

Но Двадцать обратился ко мне.:

– Я вижу, вам уже лучше. Вчера вы совсем грустили.

Действительно, по сравнению со вчерашним днём мне намного легче, хотя, по факту, мало что изменилось.

– Да, вы знаете, мне действительно лучше.

– Ну и славно.

«Славно!». Так мало кто говорит «славно» в наше время… Звучит крайне архаично.

– Ох, а я же совсем не предложила вам еды! Подождите, секунду, пожалуйста!

Инспектирование кухни не утешило: чёрный хлеб и полбанки фасоли – вот всё, что оставалось у нас.

Быстро сполоснув тарелку, я положила еду так красиво, как это вообще возможно с куском теста и бобовыми. Яичницы очень не хватало для идеальной композиции в подборку «Английские завтраки» или что-то в этом роде.

Рия и Двадцать всё так же сидели на полу, но не разговаривали. Оба смотрели в окно.

Оно всё ещё было грязным, но сквозь пятна я разглядела быстрые трепыхающаяся фигурки птиц.

Ласточки! К нам прилетели ласточки и вьют гнездо над нашим окном!

Я залюбовалась их движениями: стремительной, свободной красотой и изяществом. На фоне ярко-голубого неба их чёрные тельца напоминали театр теней.

– Это хороший знак, – сказал Двадцать.

– Ещё бы, – подтвердила Рия.

Вручив обед Двадцать и получив за это больше благодарностей, чем оно того стоило, я уселась на пол.

Он ел аккуратно, старался насадить на вилку каждую фасолинку, отчего по комнате раздавался неритмичный стук.

– Вы тут недавно? – спросил он, гоняясь за очередным бобом.

Я прислонилась спиной к прогретой стене и обняла подушку. Ответила:

– Ну да, можно сказать, мы только въехали.

– Нравится?

– Ну так.

Во дворе залаяла собака, сигнализация машины взвизгнула и тут же стихла.

– А мне тут занятно! – заявил гость.

– Давно?

Двадцать наклонил голову вбок.

– С ночи с тридцатого апреля на первое мая.

– То бишь тоже новенький.

– Да, чудесный город.

– А что тебя сюда привело? – вставила Рия.

С его стороны раздалось лишь неловкое молчание. Двадцать подпер подбородок ладонью и хмуро посмотрел в стену, будто раздумывая над причиной.

– Хм… хм… Нет, не могу сказать точно. А вас?

Теперь неудобно замолчали уже мы.

Картина маслом: три шпиона.

Двадцать молча доел свою порцию, поднялся и вышел из комнаты. Я не рискнула идти следом. Через пару секунд из крана полилась вода.

Самый лучший гость тот, кто помоет за собой посуду.

Рия сколупнула штукатурку с батареи.

– Мне надело это, – прошептала она мне.

– Ты сама настояла на том, чтобы придумать легенду!

– Да, вот только мы забыли это сделать.

Я пожала плечами. Прислушалась к звону тарелок. Он что, решил там всё перемыть? Рия нервно барабанила пальцами по паркету.

– Как думаешь, он уйдёт?

– Когда-нибудь обязательно. Но чего ты так торопишься? Он, вроде, милый. И ты хотела завести друзей.

– Он странный.

– Это мы странные.

– Я обычная, – фыркнула Рия.

Полный сомнения взгляд я адресовала лучшей подруге. Она закатила глаза.

– Не начинай.

– Не буду.

Двадцать стукнулся о лампу в коридоре, прежде чем вернуться назад. Удивлённо воскликнул:

– А знаете, что! Я придумал: вообще-то, я могу сказать точно, просто сформулировать было сложно! Мне нужен один человек. Возможно, вы его встречали.

Изящно уронив стакан (но не разбив) и сказав «ой», Двадцать сел обратно.

– Это пожилой мужчина, у него серые волосы, широкий нос, серые глаза… Я показал бы фотографию, но её нет. Он чуть ниже меня, и лицо у него довольно доброе. Носит свитер и костюмные штаны. Имя… не думаю, что он вам представлялся, на самом деле.

Я закусила губу. Под такое описание попадает каждый второй преподаватель родной речи в универе, но, как говорится, случайностей не бывает.

Рия не имела такой богатый опыт общения с тем человеком, про которого я усиленно думала:.

– Тоже самое, что искать девочку среднего роста с русыми волосами… Куда ни плюнь – везде такая.

Я окинула взглядом типичного представителя таких «девочек» и согласилась. Хотя, конечно, Рия выгодно отличалась от прочих красотой и прекрасным оттенком волос, полученным не столько природой, сколько случайным смешиванием красок.

Двадцать почесал переносицу.

– Хм…

Наверняка я опять сморожу глупость, но…

– Мне пару раз попадался похожий человек… Но Рия права, таких сотни.

– А что за человек?

– Эм… Собственно седой мужчина, ну, похожий по описанию… Я натыкалась на него пару раз. Каждый раз он словно бы был воплощением поговорки: «хотел как лучше – получилось как всегда».

Глаза Двадцать хищно блеснули золотом. Он резко подался вперёд:

– Расскажи мне!

Я хотела было сходить за новой порцией чая, но передумала. На секунду Двадцать стал другим, из неуклюжего парня превратился в лиса перед прыжком.

Рассказала ему про все случаи, когда встречалась или слышала про Хорошего Господина: и про случай с бездомным, и про случай с окном, и про цитрусовые карамельки. Пока говорила, удивилась – как же часто этот человек мелькал на периферии!

По завершению рассказа, Двадцать сжал кулаки и победно улыбнулся.

– Это он! Точно!

Рия, доселе молчавшая, щёлкнула зажигалкой.

– Погоди, ты есть ты хочешь сказать, что в поисках того человека, ты совершенно случайно нашёл человека, который общался с нужным?

Я бессильно уронила голову на руки. Ну, конечно, всё сходится – это розыгрыш! Почему я такая наивная? За что? В прошлой жизни я что, была воробушком, чтоб заслужить такой мозг?

Двадцать всплеснул руками.

– Конечно, не случайно! Я долго и упорно следил за ним и видел ваши пересечения, но издалека. Видите ли, я должен поймать его до вечера, иначе меня застрелят.

Чувствуя себя наиглупейшей барышней из приключенческих романов девятнадцатого века, я всё же спросила:

– Вы из мафии?

Его жёлтый взгляд вонзился прямо в меня. Он слегка наклонился, кивнул.

– Ага.

Молчание.

– Заливает, – констатировала Рия.

– Нет, это правда.

– Какая мафия, мы в Краснокаменном, это даже не административный центр. Тут максимум, что бандиты, а ты меньше всего похож на одного из них.

Он оскорбленно ахнул.

– Конечно, я не бандит, как вы могли такое подумать!

Ну точно роман девятнадцатого века.

Рия закатила глаза:

– А ты хоть знаешь, что такое мафия?

– Конечно! Это игра такая. «Город засыпает…»

– Ох ты ж.

Рия встала, стянула плащ со стула, кинула гостю.

– Короче, он сухой. Спасибо за визит, надеюсь, тебя не застрелят. Пока.

Двадцать хлопал глазами. Кажется, он не понимал, что его выгоняют.

Я подползла к подруге:

– Рия, но он же наш гость, зачем ты так грубо?

– Он был нашим гостем, а теперь он уходит. И он явно не в себе. Ты что, и правда думаешь, что такое поведение нормально?

– Нет, но…

– Слушай, нам хватило и фриков, и безумцев в этой жизни. Мы приехали в этот город чтобы более-менее отойти от этих… Давай больше их не подпускать к себе, хорошо?

Я не могла не согласиться. Каждое её слово было правдой, и, тем не менее, мне было страшно и горько.

Двадцать, прослушавший всё это с пугающей покорностью, поднялся и улыбнулся нам.

– Ничего, понимаю, что я для вас чудак. Просто имейте в виду: не говорите с этим человеком. Не приближайтесь к нему. Если вы найдёте его, свяжитесь со мной.

Он начал обуваться. Мне страшно хотелось дать ему что-то в качестве компенсации, но ничего не находилось.

– А какой твой номер телефона? – спросила я.

– У меня нет телефона.

– Эм… Хорошо, давай напишу тебе в социальную сеть.

– Этого тоже нет.

Рия тихонько пнула меня.

– Ой… Или… Отправлю письмо? Нет, я не успею, наверное…

Двадцать снова посмотрел на потолок.

– Что ж, вы можете прийти ко мне.

– Ага, щас, – прокомментировала это предложение Рия.

Но нельзя же было дать ему уйти вообще без надежды.

– Хорошо, – выпалила я, – а где вы живёте?

– О, тут недалеко. Сразу за торговым центром «Звёздочка» есть заброшенный рынок. Там можно пролезть в дыру в заборе. Так вот, там ещё не всё ларьки вывезли, я во втором ряду, десятый ларёк. А скоро «Джомба» откроется, вы туда обязательно приходите, вам понравится.

Он открыл дверь.

– Что ж, будет здорово, если скоро увидимся. Пока!

Двадцать промчался по лестнице рысцой как цирковая лошадка, и через пару секунд послышался хлопок двери.

Мы с Рией переглянулись.

– И после этого не говори мне, что он не сумасшедший, – сказала Рия.

Не то, чтобы я изначально спорила.

Топ-топ, цок-цок. Вечерние голуби важно прохаживались по железному карнизу.

Я смотрела на них, Рия смотрела сериал.

В душе моей что-то тревожно копошилось: крошечный нож, недоступный человеческому глазу и разуму, один за другим перерезал нервы.

Слишком много беспокойства. Слишком много самокопания. Слишком много ненужных тревожных мыслей.

Сайт с работой уныло прокручивался на дисплее телефона. У меня никогда не хватит опыта или совести, чтобы откликнуться на вакансии, которые мне по-настоящему интересны.

Да ну её. Буду действовать, как Скарлетт: подумаю об этом завтра.

Рия поставила сериал на паузу.

– Только не говори, что выслушиваешь выстрел.

Именно этим я и занималась.

– Кать, успокойся. Сделай одолжение: не зацикливайся. Этот парень наверняка сектант какой-нибудь.

– Даже если он сектант – это не повод, чтоб его застрелили!

– Ну…

– Рия!

– Да боже, нашёл он этого человека, привел в свой храм, его там поняли, простили, освятили благословением какого-нибудь Ктулху, всё хорошо! Успокойся уже, будто нам своих проблем не хватает!

– Я это осознаю, но от осознания мне не становится легче.

Рия отложила ноутбук, взяла расчёску и морской звездой распласталась на кровати. Шуршание её волос причудливо сочеталось со звуком голубиного марша.

– Хорошо, давай сейчас пойдём в город, найдём среди десятков тысяч людей того человека, Хорошего Господина, поймаем его… Оглушим или, я не знаю, свяжем… Доведем до рынка, сдадим этому чокнутому в руки, убедимся, что он жив и вернемся разбираться с нашей жизнью, окей? Как тебе план?

– Дурацкий.

– Есть другой?

– Нет.

– Ну, тогда всё.

Она резко села на кровати. Из одежды – одна футболка и трусы, но это её не особо волновало. Как и многое другое.

– Давай отвлечемся. Я прочитала рецепт коктейля, там всего-то нужно мороженое и варенье. Ну, и молоко, но у нас оно есть. Если добавим алкоголя – получится ликёр.

Я посмотрела на закат.

– Нет, не хочу идти в магазин. И молоко свернётся.

– А что хочешь?

Я прислушалась к себе и поняла, что не хочу вообще ничего. Такое случается. Рия вздохнула, залезла в компьютер, начала быстро строчить по клавишам. Минута – и из динамиков послышался нежный женский голос с придыханием и гитарным перебором, который начал петь что-то про соловьев.

– Если ты ничего не хочешь – значит, будем танцевать! – ультимативно заявила она.

В два шага добралась до меня, схватила за запястья и закружила в танце. Мы кружились быстрее, чем ритм песни, то и дело наступая друг другу на ноги и смеясь. Рия подняла руку, а я юлой обернулась вокруг своей оси. Последний поворот чуть не обернулся катастрофой, благодаря моей хвалебной ловкости, и я полетела на кровать, где тут же завернулась в одеяло.

Желтоватый потолок. Бодрая фольклорная музыка. Тепло майского вечера.

Рия права: нам и своих проблем хватает.

Глава четвёртая.

Птичья кровь.

История одной ласточки.

Это был её первый полёт, и, возможно, последний. Выбиваясь из сил, бесконечно воюя с штормовым небом, она летела вперёд. Перья вымокли и тянули вниз, каждый новый раскат грома заставлял сердце испуганно замереть, но она продолжала лететь, сама не зная, зачем.

«…учёные до сих пор не знают, зачем животные совершают миграции…» – тянул скучный голос по радио.

«…но, конечно, у них нет компаса в душе…»

У некоторых. У других есть. Они же все разные.

И, если бы учёные приняли, что все животные, которые совершают миграции, тоже разные, как и люди, они бы поняли.

Лиловая молния расколола небо.

Она упала на ветки.

Снова поздний вечер (чему тут удивляться, он наступает каждый день). Играл БГ, Рия решила что-то приготовить, поэтому возилась на кухне, слегка пританцовывая под жёлтым светом лампочки.

Я сидела в своем коконе за стеной. Глина послушно прогибалась под пальцами, воплощалась во что-то осмысленное. В ладонях мялся маленький и неказистый кусок материала, и из него получалась потешная свистулька: из тех, что продают в музеях. Я такую видела в Суздале, на экскурсии, много лет назад.

Здесь совершенно негде её обжечь, так что наверняка свисток так и останется бесполезным комком сухой глины. Немного жаль, но процесс меня затягивает больше, чем результат.

Атмосфера убаюкивала, ночь плавно захватила в свои объятия. Стараясь погрузиться в музыку, я всё больше думала о Двадцать.

Немного нервно опустила пальцы в стакан с водой, разгладила глиняные бока. Под моими ладонями рождалась птица.

Далеко-далеко в ночи я услышала выстрел.

Сердце пропустило удар. Я замерла, вслушиваясь и надеясь, что это просто случайность, внештатная ситуация в участке или хвастовство местных хулиганов, а не то, что я подумала.

Под рёбрами зародилось тревожное ощущение. Встала, ведь сидеть в такой ситуации было бы кощунством, будто бы неуважением к случаю.

К выстрелу.

Будучи почти ни в чём не уверенной, я точно знала, что мы упустили шанс помочь хорошему человеку.

Три круга по комнате, нервное состояние достигает предела.

– Риииияяяяя… – воззвала я.

Она появилась в дверном проёме, руки подняты вверх, дабы не измазать всё вокруг тестом.

– М?

– Ты слышала выстрел?

– Да.

Я замялась.

– Как ты думаешь, это застрелили Двадцать?

– Не придумывай глупости, это может быть что угодно. Да даже пакет с соком, надутый. Ну, если на него наступить, знаешь. Там хлопок покруче пистолета выходит.

В этой теории я сильно сомневалась.

– Чего дёргаться попусту. Скоро будет пирог.

В три часа ночи я проснулась. Точнее, спала я и так урывками, но тут окончательно покинула царство морфея. Свербящее ощущение распространилось по всему телу (или душе?). Села.

Господи, да как же это так! Ну неужели я не могу оставить в покое какого-то чудика!

– Только не говори, что ты собираешься идти на рынок.

Голос только что проснувшейся Рии хрипел и мямлил.

– Я не собираюсь идти на рынок… сейчас.

– А утром?

– Я ещё не решила, насколько я собираюсь вообще идти куда-либо.

Рия перевернулась на другой бок, уткнувшись в стену.

– Поэтому ты вскочила?

– Мне тревожно.

– Всё равно ты ничего не сможешь с этим поделать.

– Но если я даже не попытаюсь, то может быть только хуже.

Рия резко поднялась на кровати. По-совиному повернула голову в мою сторону, хотя всё равно не могла разглядеть меня в темноте и без линз.

– Катя. Плохо будет только тебе, и то по совершенно надуманной причине. А если тот выстрел был правдой – то ему уже всё равно. Не трать свои силы и ложись спать.

Она отвернулась к стене.

Я откинулась на подушки.

С первыми лучами солнца мне удалось заснуть.

Шум фена разбудил. В идеальном мире утро должно приходить под пение птиц, а не фена, но Рие пора было на работу, голову она додумалась помыть прямо сейчас, а размеры квартиры не позволяли скрыться от монотонного «шшшшшууууууу».

Чайник соизволил присоединиться к симфонии. На потолке сиял привет от солнца.

Подруга вбежала в комнату, размахивая рубашкой, явно стараясь её таким образом разгладить. Попутно она курила и пила кофе. Удивительный, всё-таки, человек.

Я повернулась на бок. На табуретке, служившей нам и прикроватной тумбочкой, и вешалкой, покоился мой свисток. Неказистый, песочно-коричневого цвета, пахнущий речным берегом. Вчера я нашла иголку в банке из-под печенья и скрупулезно вырезала птице перья. Правда глиняная стружка топорщилась, но её довольно легко сбить.

На ощупь свисток был привычно-шершавым. Я легонько подула, и звук свирелью вылетел через отверстие.

– Катя, ну не с утра же!

Рия прыгала на одной ноге, стараясь натянуть колготки. Выглядела она…. воскресшей. И поразительно аккуратно накрашенной для такой-то спешки.

После неравной борьбы человека и гардероба, подруга чинно отряхнулась, взглянула на время (как же странно, что раньше мы говорили «на часы», но теперь очень глупо говорить «на телефон», поэтому выходит «на время»).

– Даже не опаздываю, – она присела на кровать, взяла в руки поделку, – хорошо получилось.

Я кивнула, хотя не была в этом уверена. Мне редко нравилось то, что я делала.

– Очень не хочу никуда идти. Кому, скажи на милость, может потребоваться покупать чай в девять утра?

– Ну, а кофе?

– Разве что кофе. В зёрнах. Грызть, как хомячьё по дороге в их хомячий офис.

Рия презирала офисы, хотя ни разу не работала ни в одном.

Прихватила контейнер со вчерашним пирогом, книгу и зарядку для телефона, попрощалась со мной, пожелав мне забить на всё и приготовить ужин, и исчезла из моей жизни ровно на двенадцать часов.

Кровать-диван оказалась в полностью моём распоряжении. Чтобы это отпраздновать, пару раз прекратилась из стороны в сторону. С последним перекатом чуть не упала на паркет.

Спасибо техническому прогрессу, сайт с вакансиями мне удалось проверить, не вставая с постели. Но, к сожалению, ничего пригодного для жизни там не обнаружилось.

Было бы хорошо осознать, что я просто придираюсь к условиям работы, но нет. Некоторые пункты действительно невозможно соблюсти (кто, скажите на милость, согласиться совмещать работы менеджера, бухгалтера и курьера за зарплату уборщицы?)

И что же делать человеку здесь, на Земле, чтобы выжить и не продавать себя в добровольное рабство? Ответ: не знаю. Грабить банки.

******

Старый дом культуры ознаменовал собой упадок эпохи, развал страны, кладбище коммунизма и вообще всё то, что может знаменовать собой здание с выбитыми стёклами и опадающим фасадом. Некоторые буквы с вывески уже отвалились, заколоченные окна ощетинились битыми стеклами, стены были покрыты мутно-серым камнем. На контрасте перед домом расположились клумбы с живописными цветочками.

Я не шла конкретно на заброшенный рынок, просто куда-то шла. Узнавала город, знакомилась с окружением, а остановилась здесь, любуясь этим культурным надгробием.

Да, думала пойти, проверить того парня. Даже искренне собиралась это сделать, пока умывалась и одевалась, но как только вышла из дома – испугалась. Гораздо легче было бы сделать это с Рией, одной вообще сделать что-то сложно. Только бесцельно бродить, да надеяться на удачу.

Но перед домом культуры была только я. Улицы в будний день пустовали, лишь изредка проезжали машины. Небольшая аллея дышала спокойствием, отцветшая сирень обнимала здание, словно придерживая стены, упорно крошащиеся на траву.

Мой свисток-птица издал мягкий, нежный звук на неизвестной частоте.

И, словно бы отреагировав на этот сигнал, дверь дома культуры распахнулась, прошуршала по асфальту, ударилась о мусорку и замерла. Нестройной походкой из недр здания вышел тот самый старик.

Я не смогла отступить. Стояла и смотрела, как он своей окровавленной рукой хватается за ручку двери. Даже почти не удивилась.

Повернув голову ко мне, он сказал:

– Не стоило даже пытаться, знаешь.

Живот заболел от страха, пальцы задрожали. Я подумала о Двадцать. Ох, ну почему, почему я не остановила его вчера? Почему не пошла ночью?

– Что?..

Голос прозвучал так тихо, что ни один человек был бы не в состоянии расслышать.

Но он расслышал.

– Я пытался его вылечить, знаешь. А в итоге он страдал ещё больше, у меня не было анестезии и опыта, и времени…

Мне удалось отступить на полшага. Пяткой нащупала скейтборд.

Но мужчина не двигался, просто стоял, смотрел. Рукавом свитера пытался оттереть кровь с руки.

– Ничего. Как всегда.

Вокруг не было ни души, и услышать мой крик было бы некому. Но катаюсь я хорошо, буду быстрее, чем этот старик.

Ладони вспотели. Из-за облаков блеснул луч света.

Я не верила в свою смерть в день, когда светит солнце.

– Вы убили Двадцать? – это предложение далось мне с трудом.

– Кого?

Тут я растерялась. Пустилась в объяснения:

– Двадцать… ох, я не помню его фамилии…. Юноша – высокий, в шляпе, с длинными светлыми волосами, он ещё вас искал…

Мужчина нахмурился. Сделал шаг, но я вздрогнула, и он тут же замер.

– Нет. Никаких юношей я не убивал, – сказал он устало.

– А что тогда…

– Голубь. Голубя переехала машина, я пытался его спасти, но у меня не получилось.

– Что…

– Голубь. Птица такая.

– Я знаю, что такое голубь! Но я думала, что вы убили Двадцать!

Он так на меня посмотрел… Большей идиоткой я себя в жизни не чувствовала. Щёки и уши вспыхнули огнём.

Боже, я ведь только что обвинила человека в убийстве! Хорошего человека. Надумала себе невесть что из-за глупой паранойи и россказней незнакомца, перенервничала, расстроила всех…

Больше не в силах стоять и пытаться посмотреть ему в глаза, села на скейтборд.

– Простите меня… Простите меня, пожалуйста! Я такая дура! Я совершенно не хотела вас обидеть!

Его ботинки прошуршали по земле. Рука, та, что в крови, легла на моё плечо, и я вздрогнула от железного запаха, холода и тяжести. Сил хватило посмотреть только ему на нос, не выше.

– Шарлатан этот твой Двадцать. Не надо считать людей плохими только потому, что так сложились обстоятельства, хорошо?

Я кивнула.

Он сел передо мной на колени. Мне даже некуда было подвинуться, только нелепо отъехать в сторону.

– Я могу тебе как-нибудь помочь? – спросил он, и я поняла, что больше такого не выдержу.

Чуть не ударив его коленом в подбородок, вскочила. Он отшатнулся.

– Нет, не надо, спасибо!

С меня, пожалуй, хватит. Я так надеялась, что когда мы переедем в другой город (неизменное «мы» в моих мыслях), то все проблемы и недопонимания останутся позади. Но они всё множатся и множатся.