Царское дело – быль или небыль

Но зачем ему вся эта канитель – взламывать свою же печать и вскрывать кладовую – содержимое которой он наверняка знал – только затем, чтобы вытащить оттуда кусок сукна, которым выстелят дно грузовика? Не проще ли было дать команду тем же, кого он послал за простынями прихватить еще и 3—4 одеяла с тех же кроватей и постелить их в кузов. Опять не подумал? Опять не сообразил? И в который уже раз усложнил задачу и себе и своим подельникам?

Идем дальше. Медведев/Кудрин говорит, что в кузове грузовика были насыпаны опилки. Тогда зачем вообще стелить еще и сукно? Только добро переводить, ведь все равно протечет. Сотрудники гаража позднее свидетельствовали, что когда шофер Люханов вернул грузовик в гараж с пробитым колесом и поврежденным бортом, дно кузова все было запачкано кровью. Значит, сукно не помогло, да и изначально не могло помочь, ведь оно быстро набирает влагу и так же быстро начинает промокать. Маловероятно, что Юровский не знал таких простых житейских истин. Значит, мы опять подходим к той же самой истории, когда одни взрослые, серьезные люди поручают другому взрослому человеку ну очень ответственное дело, а он вдруг, ни с того ни с сего, начинает совершать какие-то детские глупости и совершает их так много, что мы невольно задаемся вопросом, а все ли у него хорошо с головой? Ведь те, другие люди, могут его за это и наказать. Но нет, не наказывают, а даже наоборот – хвалят. И тогда мы потихоньку начинаем понимать, что у того человека была совсем другая задача и совсем другая мотивировка, а все те глупости он совершал специально для нас, чтобы мы поверили, будто он такой недалекий. Но на самом деле он просто оказался «меж двух огней», когда на него со всех сторон наседают серьезные дяди с совершенно разными требованиями и интересами, а он-то один и надо как-то выкручиваться. Вот он и выкручивается. Да, отпирает кладовую, да, достает этот рулон сукна, но на самом деле задача у него совсем другая.

После расстрела. Сокрытие тел

Далее. Нормальный план: выносить трупы через прихожую и главный вход нижнего этажа, затем вдоль южной стены дома к тому месту, где секция внутреннего деревянного забора перпендикулярно соединяется с внешней секцией возле самых южных ворот (опять же за пару часов до расстрела дать команду снять 3—4 доски в этом месте забора) и там грузить в кузов грузовика – значительно быстрее и удобнее, поскольку, по свидетельству охранников, все автомобили выезжали с территории дома Ипатьева только через южные ворота, выходившие на Вознесенский переулок (из-за того, что и сам дом и прилегающая территория находились на довольно крутом склоне, автомобилям, а в особенности грузовикам, было тяжело преодолевать подъем, выезжая через восточные ворота на Вознесенский проспект). Но Юровский со товарищи не ищут легких путей. Вместо этого носилки с трупами носят через весь нижний этаж, т.е. через 4 комнаты, пачкая по пути все кровью, потом – через весь внутренний двор, далее – выносят за внутренний забор и только после этого – в грузовик, естественно, окропляя весь этот кружной и ненужный путь кровью жертв и проходя в виду часовых внешних постов, т.е. создавая, казалось бы, самим себе дополнительные трудности по дальнейшей уборке и очистке двора, пола и стен, а на самом деле оставляя, а лучше сказать, создавая новых, независимых свидетелей в лице бойцов наружной охраны, которые ровным счетом ничего не видели, но всю жизнь совершенно искренне будут верить, а при необходимости и говорить, что были свидетелями убийства всей царской семьи, поскольку, стоя на своих постах, слышали яростную стрельбу, а через несколько минут после этого видели, как мимо них несут на носилках «окровавленные трупы», завернутые в простыни.

Дальше – больше. Нам рассказывают, как грузовик долго и нудно едет по лесу, то и дело срываясь колесами в ямы и канавы, в конце концов застревает между двух деревьев (как это?), как трупы перекладывают на пролетки, а, доставив на место и раздев, бросают в шахту – временное место сокрытия (по Юровскому), хотя тут же зачем-то бросают туда гранаты чтобы обрушить стены шахты. А кто мешал подобрать и подготовить не временное, а постоянное место захоронения? Времени что ли не было? Или возможностей? То есть, опять, уже в который раз, товарищи чекисты с завидным постоянством идут по пути создания для самих себя каких-то нелепых, никому не нужных трудностей и их последующего преодоления, причем и преодолевают они эти трудности как-то странно, так что отовсюду торчат то «хвосты», то «уши».

«Секретная» операция продолжается – в течение двух дней на руднике стоит оцепление, отгоняя местных – коптяковских – крестьян и тем самым явно усиливая их интерес ко всему происходящему; от шахты в город и обратно снуют конные, едут грузовики, нагруженные бочками с кислотой и бензином, которым сопровождающие груз красноармейцы почему-то охотно делятся со всеми желающими, например с путевым сторожем – по его просьбе наливают ему бутылку бензина. Такая картина: спешащие на заброшенную шахту с секретным заданием особо доверенные товарищи останавливают свой грузовик и отливают ему прямо из бочки бензинчику в бутылку. (Попробуйте налить бензину в бутылку из горловины стовосьмидесятилитровой бочки. Ни за что не сможете – просто не попадете, а бензина прольете много). Или у них и воронка на этот случай припасена – специально чтобы всем желающим отливать. Кстати, а зачем путевому сторожу вообще мог понадобиться бензин? Зачем он его просил, что собирался с ним делать? В керосиновую лампу для освещения жилища он не подходит, можно пожар устроить, дом спалить. Печь растапливать – тот же результат.

Далее: на местных складах оставляются накладные на выдачу в эти дни бензина и серной кислоты; на местном телеграфе забываются секретные шифрованные телеграммы московским вождям о ликвидации царской семьи за подписью председателя местного Совета – видимо для того, чтобы белым удобнее было восстановить всю картину происшедшего (это притом, что белые вступили в город только через неделю, т.е. никакой особой спешкой даже не пахнет, однако секретные шифрованные документы, подлежащие строжайшему учету, все это время просто валяются без всякого присмотра и в конце концов, естественно, попадают к белым); «независимые» свидетели своими показаниями с точностью до минуты подтверждают картину событий, изображенную «участниками» расстрела и подтвержденную другими «участниками» и «свидетелями» происшедшего, чтобы уж точно и красные вожди и белогвардейское следствие были уверены, что вся царская семья и их слуги были убиты именно здесь и именно в это время и отвезли их тела и уничтожили именно там-то и там-то. С этой же целью в доме Ипатьева устраивают совершенно, казалось бы, ненужное сжигание в печах мелких вещей, принадлежавших членам царской семьи. При осмотре дома колчаковские офицеры обнаружили, что все печи плотно забиты пеплом и не сгоревшими до конца остатками всевозможных рамочек, шкатулок, щеток и прочего. А в самом конце, вернее, на самом верху – вроде бы случайно несгоревший список всех караульных, охранявших дом Ипатьева. Документ, не сказать, чтоб уж очень секретный, но и не для вражьих глаз. А тут, пожалуйста, бери и пользуйся – вот они все, голубчики, сторожившие августейшую семью. Уж они-то много чего смогут рассказать белому следствию, только не ленись – лови мерзавцев, а вот вам и списочек прилагается – чтоб сподручнее ловить было.

И, надо сказать, эти, казалось бы, нехитрые трюки, сработали. По крайней мере, следователь Соколов в своих изысканиях послушно шел по этому следу, как Мальчик-с-Пальчик, добросовестно подбирая и систематизируя все эти ложные «улики» и «свидетельства» и отбрасывая в сторону как ненужное и нестоящее внимания все, что им противоречило.

Чего стоит хотя бы свидетельство крестьянина Буйвида, «проживавшего на первом этаже дома Попова» через Вознесенский переулок от дома Ипатьева. Вроде бы лицо незаинтересованное. Но вот Буйвид рассказывает, как он, встав около полуночи и выйдя под навес дома Попова – так как ему было худо – целых два часа стоял там, а потом (в 2 часа ночи) услышал подъезжающий автомобиль, затем выстрелы (залпы), после чего автомобиль уехал (около 3 часов). После этого Буйвид вдруг испугался, что его могут увидеть из дома Ипатьева (а до этого три часа стоял во дворе и не пугался) и ушел внутрь. Что за хворь приключилась с крестьянином, заставив его столько времени торчать на улице под навесом? Ну ладно, всякое бывает. Но что интересно, когда началась стрельба, Буйвид утверждает, будто он услышал не просто выстрелы, а залпы и определил, что звучали они приглушенно, «словно из подвала», причем крестьянин также определил на слух, что выстрелы были не винтовочные, а именно револьверные. И все это Буйвид расслышал и определил под треск работающего мотора грузовика. Не крестьянин, а вундеркинд какой-то! С таким слухом прямая дорога в консерваторию!

На самом деле, конечно, на слух такие детали определить невозможно. Как и в случае с путевым сторожем, непонятно зачем просившим совершенно ненужный ему бензин, все это очень сильно смахивает на подтасованные и «наведенные» свидетельские показания, цель которых заключается в том, чтобы описанные выше свидетельства добавили веса и значимости версии Соколова.

Коротко о «латышах»

«Латышами» тогда часто называли как собственно латышей, так и любых иностранцев, не говоривших или плохо говоривших по-русски, включая австро-венгерских военнопленных, многие из которых становились бойцами-интернационалистами и принимали активное участие в Гражданской войне на стороне красных.

А. Якимов: «Остальные же пятеро и по виду были не русские и по-русски, хотя говорили, но плохо. (о сотрудниках внутренней охраны)».

«Вместе с трупами уехал сам Юровский и человека три «латышей».

«Я вам говорю сущую правду. Ничего ни я, ни другие наши Злоказовские рабочие, которые слушали рассказ Клещева, Дерябина, Брусьянина и Лесникова с вечера не знали о предстоящем убийстве. К нам в казарму Медведев с вечера не приходил и ничего про это нам не объяснял. И никто из нас не ходил убирать комнаты после убийства».

«Медведев говорил, что латыши, все 10 человек, совсем не идут больше жить вниз дома, и, как я тогда понял его, они тогда же ушли опять в чрезвычайку».

(Т.е. «латыши» – по официальной версии – в доме Ипатьева после «расстрела» больше не появлялись и, якобы, вернулись в здание, где располагалась ЧК, другими словами, их больше никто и никогда не видел).

«Когда я его (П. Медведева) стал спрашивать, куда же дели трупы, он мне подтвердил, что трупы на автомобиле увез Юровский с латышами и Люхановым за Верх-Исетский завод и там, в лесистой местности около болота трупы были зарыты все в одну „яму“, как он говорил, заранее приготовленную».

Версии происшедшего

Местные вожди – с одобрения и по прямому поручению Москвы – ставят ясную и четкую задачу местным же чекистам по ликвидации царской семьи и их слуг. Чекисты выполняют поставленную перед ними задачу, но как-то странно: вместо скрытности, четкости и быстроты выполнения наблюдаем крайнюю степень неорганизованности буквально во всем и, главное, намеренное привлечение внимания к тем фактам и событиям, которые, казалось бы, они должны были тщательно скрывать. Поверить в тот бред, который несут в своих «воспоминаниях» и показаниях «участники» и «свидетели» событий просто невозможно – слишком много нестыковок, нелепых «ошибок» и откровенного вранья.

Наиболее вероятными представляются два варианта реально происшедшего:

1. Если убийство царской семьи и их слуг действительно произошло, то случилось это не в доме Ипатьева, при других обстоятельствах и осуществлено было не теми людьми, которых официально принято считать его исполнителями и свидетелями.

2. Убийства не было вовсе, а имела место его инсценировка, авторами и исполнителями которой были – добровольно или вынужденно – некоторые из вышеозначенных лиц. Этот вариант представляется наиболее реальным и также может быть разделен на два под-варианта:

Вариант А: царскую семью и их слуг вывозят сами большевики для дальнейшей передачи немцам или кому-то еще в обмен, скажем, на доступ к золотым активам Российской Империи, хранящимся в иностранных банках. В этом случае ключевую роль здесь должен был сыграть командующий Уральским фронтом Р. Берзинь, получивший в свое время указания лично от Ленина оберегать Романовых как зеницу ока и отвечавший за них своей головой. В этом случае все решается просто: на станции готовится поезд со спецвагоном и усиленной охраной, куда пленников тихо доставляют ночной порой в крытом грузовике, предварительно сняв (временно) в ДОНе с постов тех охранников, которые могут увидеть лишнее и заменив их своими проверенными «латышами». А перед Юровским со товарищи ставится задача изобразить «расстрел» чтобы успокоить местную, очень нервную большевистскую и эсеровскую общественность, с последующей «перевозкой» и «захоронением/сжиганием тел». Что они и делают – зачитывают шпаргалку для части караульных – как и что говорить, «ежели кто спросит», разумеется, под страшную клятву о неразглашении, ибо речь идет о «судьбе мировой революции» и вообще «так надо», ну а потом в течение двух дней все ездят, бегают, перевозят, охраняют, сжигают, в общем «комедь ломают».

Вариант Б: Юровский хочет, но не может. Хочет расстрелять Романовых, но не может этого сделать. В смысле, не может этого сделать по-настоящему. Потому что на его личном горизонте неожиданно возникает сила, которая сминает все его планы, цели, амбиции и которой он не может противостоять, а вынужден только подчиниться. Безоговорочно. Зримые формы этой силы и способ контакта с Юровским могут быть какими угодно. Суть не в этом. Главное, что он поставлен перед таким выбором, где выбора на самом деле нет. Можно либо подчиниться, либо погибнуть, причем не просто погибнуть самому – на это у него могло бы хватить духу, и это тоже было принято в расчет – но и поставить под тяжкий удар партию и то дело, которому он посвятил многие годы своей жизни – дело революции. В сущности это обыкновенный шантаж, но только с очень высокими ставками. А ставки такие: либо он – Юровский – работает с двойниками Романовых, только что внедренными в Дом Особого Назначения и, в соответствии с их планом, их же «расстреливает», «вывозит» и «хоронит» ко всеобщему удовольствию и радости либо… вся Россия, а затем и весь мир узнает о том, что Романовых в Екатеринбурге уже нет, что они были тайно освобождены, вывезены в неизвестном направлении и в настоящий момент приближаются в поезде под эгидой, скажем, Международного Красного Креста или некой иностранной державы – к границе, какой – не важно. Подана сия информация будет под соответствующим соусом: официально красные вожди кричат на всю страну, что хотят устроить всенародный суд над Николаем Кровавым и предать злодея публичной казни, а сами втихую отдают его вместе с семьей и слугами их же – Романовых – заграничным родственникам за очень неплохие деньги в твердой валюте и такие же твердые гарантии безопасного въезда в Европу и Америку в случае падения уже и так сильно накренившегося большевистского режима, а падение это не за горами: вся Сибирь, а теперь и Урал в руках у Колчака, на юге действует армия Деникина, на севере – Юденич, на Украине и Кавказе – немцы и т. д. и т. п. Сколько продержится Совдепия, и центральная и местная, после обнародования такой нехорошей информации? Наверное, не очень долго, два-три дня, неделю от силы. Если же тихо уничтожить двойников и выдать их трупы за трупы Романовых, результат будет еще хуже, уж не лучше, во всяком случае: настоящие Романовы за границей устроят шумиху с серией пресс-конференций: мы, дескать, здесь, живы-здоровы, а изуверы-большевики убили невинных людей, хотя сами же получили за наше освобождение кучу денег и устроили инсценировку нашей гибели. Последствия для Кремля будут и в этом случае также предсказуемы. А кого и как за все это «поблагодарят» товарищи из Москвы? А «поблагодарят» они Якова Михайловича Юровского за его политическую близорукость, неумение ориентироваться на месте по обстановке, за крушение по его вине всего большевистского режима. В какой форме будет выражена эта самая «благодарность», об этом и думать не хочется. И Юровский, как человек по-житейски неглупый и практичный, принимает условия игры, потому что деваться ему просто некуда. Дальше все делается быстро и четко, чтобы, с одной стороны, исключить, насколько возможно, контакты двойников Романовых с теми, кто с ними – настоящими Романовыми – лично и хорошо знаком, с другой стороны необходимо заручиться независимыми и незаинтересованными свидетелями, которые в будущем смогут клятвенно подтвердить нахождение царя и его семьи в доме Ипатьева до 16 июля, т.е. до уже запланированного дня казни, тогда как в означенное время, их, на самом деле, уже не будет не только в ДОНе, но и в городе.

Воскресенье 14 июля. Церковная служба

На 14 июля – воскресенье – заказывается домашняя церковная служба – пятая по счету за время пребывания Романовых в Екатеринбурге. Причем в последний момент (уже после внедрения двойников) заказывается обедница – более короткая треба по сравнению с обедней, чтобы максимально сократить контакт «Романовых» со священником и дьяконом. Уже оповестив накануне о службе о. Меледина, вдруг отменяют его визит и вместо него вызывают священника о. Сторожева. Визит о. Меледина отменяется потому что он уже трижды отправлял службу для царской семьи в доме Ипатьева, тогда как о. Сторожев служил только один раз и, значит, опасность того, что он может заподозрить подмену, гораздо меньше, чем в случае с о. Мелединым, который видел всю семью чаще, значит и опасность больше.

Однако уже перед началом службы о. Сторожев – как оказалось человек наблюдательный – обращает внимание на многое. Например, на то, что и царь и дочери находятся «не скажу: в угнетении духа, но все же производили впечатление как бы утомленных». Еще священник замечает, что волосы княжон, которые чуть больше месяца назад – 2 июня – «у всех у них были острижены сзади довольно коротко», теперь же «волосы у них на голове (помнится, у всех одинаково) подросли и теперь доходили сзади до уровня плеч». Сторожев говорит, что когда он выходил из комнаты по окончании службы и шел очень близко от бывших Великих княжон, «мне послышалось едва уловимое слово „Благодарю“, не думаю, чтобы мне это только показалось».

На пути из дома Ипатьева дьякон вдруг останавливается и взволнованно говорит: «Знаете, о. протоиерей, у них там что-то случилось». Так как в этих словах о. дьякона было некоторое подтверждение вынесенного мною впечатления, то я даже остановился и спросил, почему он так думает. «Да так», – говорит дьякон. «Они все какие-то другие точно, даже и не поет никто». А надо сказать, что за богослужением 1 (14) июля впервые никто из семьи Романовых не пел вместе с нами».

Во время службы 2 июня картина была совсем другая: «Мне подпевали два женских голоса (думается, Татьяна Николаевна и еще кто-то из них), порой подпевал низким басом и Николай Александрович (так, он пел, например „Отче Наш“ и друг.».

Обращает на себя внимание и еще один момент службы 14 июля.

о. Сторожев: «По чину обедницы положено в определенном месте прочесть молитву „Со Святыми упокой“. Почему-то на этот раз дьякон вместо прочтения запел эту молитву, стал петь и я, несколько смущенный таким отступлением от устава, но едва мы запели, как я услышал, что стоявшие позади меня члены семьи Романовых опустились на колени».

Попробуем проанализировать этот эпизод. Сторонники «мистической» версии считают, что и царь и царица знали свою трагическую судьбу, неоднократно предсказанную им как русскими святыми, такими как старец Авель и Серафим Саровский, так и заграничными прорицателями. Отсюда состояние «утомленности» и молчание во время всей службы 14 июля. Сюда же относят и тот факт, что при пении «Со святыми упокой» все опустились на колени; дескать, знали свою судьбу и поэтому как бы сами себя отпели. Что ж, сильно. Трагично.

Однако, нисколько не умаляя значимости подобных предсказаний в глазах самого Николая Александровича, следует иметь в виду, что реальная подоплека этих событий могла быть вовсе не мистическая, а чисто политическая. Приходится признать, что британская разведка по праву считалась и считается одной из лучших в мире, а Россия и Британия всегда были и остаются непримиримыми противниками на евразийском континенте. Планируют тамошние государственники (и разведчики тоже) на десятки, если не на сотни лет вперед, в отличие от их российских коллег, способных лишь на тактические победы. Так что технически подобные задачи были вполне осуществимы. Такого рода «подметных» писем разного содержания и направленности, как бомб замедленного действия, мог быть заложен не один десяток – на очень отдаленную перспективу. Потом, в зависимости от требований «текущего момента» письмо «нужного» содержания и автора «неожиданно» находят среди архивных документов, в личной библиотеке какого-нибудь давно почившего вельможи, при разборе руин и т. п. Про заграничных же медиумов и предсказателей и вовсе говорить не приходится – они сплошь и рядом сотрудничают со спецслужбами. А психологи и аналитики там работают, надо полагать, очень серьезные. Так что, зная психо-эмоциональный настрой русского царя, зная о его искренней набожности и честности, его вполне могли долго и целенаправленно вести к нужной цели, постепенно ослабляя его собственную волю и внушая мысль о фатальной неизбежности грядущего.

Самыми яркими примерами этой практики являются, безусловно, «предсказанные» и «осуществленные» покушения на жизнь Николая II в Японии в 1891 г. и в Санкт-Петербурге в 1905 г. И одно и другое события, вне всякого сомнения, оказали сильнейшее впечатление на Николая Александровича.

Первое было предсказано ему во время поездки в Англию тамошним знаменитым прорицателем. Что до второго, то к моменту покушения в 1905 году царь уже ознакомился с «письмом старца Авеля», в котором, якобы, были предсказаны год мученической смерти его самого и его семьи. Причем ни самого письма, ни даже фрагментов текста никто никогда не видел и не читал, разумеется, кроме самого императора и императрицы. Что с ним стало, неизвестно. Кто и когда его на самом деле писал – неизвестно (после его прочтения императором и императрицей оно таинственным образом исчезло). Но известен результат. После прочтения этого послания царь определенно стал фаталистом и, стало быть, человеком, которым, при определенных обстоятельствах, легко можно было манипулировать.

На самом же деле подобные приемы с незапамятных времен повсеместно используются жуликами и аферистами всех мастей. То или иное событие сначала «предсказывается», а потом и осуществляется этими же самыми лицами или их сообщниками. В Японии тогдашний цесаревич Николай Александрович отделался испугом и двумя легкими ранами головы, которые нанес ему своим мечом местный полицейский. Бывший с цесаревичем греческий князь Георгий ловко отбил удары своей тростью, тем самым смягчив их.

Зададимся вопросом: а почему японский полицейский, человек, скорее всего, не хилый и наверняка профессионально владевший своим штатным оружием – мечом, почему-то не смог применить его быстро и эффективно, неожиданно напав на ничего не подозревавшего юнца, ведь все факторы были на его стороне?

Да потому, что все было подготовлено заранее: его либо чем-то запугали, либо что-то посулили, и совершенно точно затормозили хорошей дозой опиума. В общем, это уже было делом техники.

Зато на Николая это событие произвело сильнейшее впечатление. Вот оно, сбылось! Предсказание осуществилось! Судьба моя предначертана и предсказана!

Кстати, князь Георгий, так геройски защитивший цесаревича, вскоре отправился в Лондон и получил от англичан право на управление островом Кипр. Такой вот приятный подарочек за хорошо выполненную свою часть работы. Англичанам не нужен был мертвый цесаревич – пока. Они вели долгую и сложную игру на перспективу.

С покушением 6 января 1905 года во время службы Водосвятия на Неве схема действий усложнилась. Провокаторами уже было организовано и подготовлено шествие к Зимнему дворцу, в том числе с петициями и челобитными к «царю батюшке» на «злых бояр». Просчитан и ответ властей; скорее всего, были свои люди среди тех, кто влиял на принятие решения стрелять в толпу. Замысел – всенародно скомпрометировать царя; из царя-батюшки, царя-заступника превратить его в царя-кровавого убийцу и тем самым ускорить и упростить его свержение в обозримом будущем. Но если царь будет в Зимнем дворце, расстрел толпы, скорее всего, не удастся спровоцировать. Значит, царя надо убрать на это время из города. Как убрать? Например, запугать его самого или его семью, или просто создать ситуацию, при которой будет логичным «упросить» его уехать из столицы «пока все не уляжется».