Хорья фабрика

Илья вернулся на лестничную площадку и прикрыл за собой дверь. Он чувствовал, как в груди у него медленно образуется дыра размером со вселенную, и, кажется, уже даже начинал слышать, что внутри нее завывает ветер.

Все кончено. Теперь уже точно.

Глава 12

Местоположение: 2

Дата: понедельник, 4 июня 2012 г.

Очень хочется пить.

Когда я проснулась от нестерпимой жажды, на самом краешке подсознания теплилась надежда на чудо, но при виде молчаливых кафельных стен, она рухнула в пропасть. Да, я снова находилась в своей «камере». Взгляд стал бессмысленно метаться по помещению, и нашарил он нечто совершенно непривычное.

Как они могли допустить такую оплошность? Кому пришло в голову оставить дверь открытой? Или это братья Мараса сварили слишком крепкое колдовское зелье, а потом залились им по самое «не балуй»? Тем не менее, что бы это не означало, нужно немедленно воспользоваться моментом и бежать отсюда без оглядки. Главное – выйти из камеры, а дальше уже буду импровизировать на ходу.

Стараясь ступать как можно более бесшумно, я выскользнула в коридор и стала неспеша продвигаться вдоль него, вжимаясь спиной в стену. Чтобы достичь ближайшего изгиба коридора, необходимо было преодолеть просто немыслимое расстояние, и это пугало больше всего. Тот, кто вышел бы из любой расположенной вдоль него двери, мгновенно увидел бы меня, ведь мне совершенно некуда было деться. Единственный выход из такой ситуации – попробовать юркнуть за первую попавшуюся дверь. Но кто мог знать, что ожидало за ней?

Множество ударов сердца спустя я наконец-таки достигла желанного поворота. Там коридор разветвлялся в правую и левую стороны. Помнится, перед рандеву с Доктором мы с близнецами свернули направо. Поскольку возвращаться в «комнату для допросов» совершенно не хотелось, я решила попытать удачу и свернуть налево.

Там ждала двойная дверь со стеклом, а за ней – комната, поразительным образом объединяющая в себе черты, и лаборатории, и склада. Одну из стен почти полностью занимал экран, по которому бежали несколько непрерывных линий, то вытягиваясь в струну, то складываясь в волны, то скача наподобие кардиограммы. С потолка свешивались многочисленные предметы отталкивающего вида: сушеные растения, лапки различных животных, чьи-то кости, перья, зубы и еще много чего. При этом потолок был основным местом хранения.

Низ комнаты контрастировал с верхом: блестящие белые столы, расставленные здесь, были девственно чисты, а в их идеально гладкой поверхности отражался экран со своими бесконечными полосами.

Лишь единственный предмет нарушал пустоту одного из столов. Под прозрачным куполом из стекла лежал крошечный розовый шарик, и он был до боли похож на тот, что так отчаянно я пыталась найти в снегу, зарываясь в него онемевшими пальцами. Я осторожно приподняла крышку и отложила ее в сторону. Теперь не оставалось никаких сомнений в том, что это шар желаний. Его отвратительная склизкая поверхность празднично поблескивала в свете экрана, вызывая ликование в душе.

«Вот мы и встретились, − мысленно обратилась я к шару. – Осталось только попросить тебя об одной вещи, и все мои проблемы…» Но тут пришлось осечься.

О чем его просить? Вернуть меня домой и оставить там жить безбедно? Боюсь, этот номер уже не прокатит. Мой дом, а с ним и мириады подобных ему во всех параллельных вселенных скоро канут в небытие. Поэтому придется переформулировать запрос к судьбе, чтобы обеспечить себе место для возвращения.

Внезапно раздавшийся шорох, которого, скорее всего, и не было, заставил прервать размышления и убраться из этой комнаты, прихватив шарик с собой.

Сама не знаю, как в поисках убежища я набрела на лестницу, спустившись по которой оказалась в этом огромном зале. Если память мне не изменяла, это был тот самый зал, который был виден сверху, через окошко «комнаты для допросов». Вот только тогда он не казался настолько обширным, поскольку можно было увидеть его границы. Сейчас же было похоже, что раскрашенные парни применили какую-то из своих колдовских штучек, чтобы расширить пространство. Возможно, из-за того, что на дворе стояла ночь, и рабочий день колдунов в белых халатах давно уже был закончен, зал освещался очень слабо, а единственный свет исходил из каких-то стеклянных параллелепипедов, каждый под два метра высотой. Их невероятно длинные ряды убегали во все стороны с перспективу зала и терялись где-то вдали, становясь маленькими точками света. При ближайшем рассмотрении штуки эти оказались аквариумами, наполненными прозрачной жидкостью. Только вот держали в них, к сожалению, совсем не золотых рыбок. В них были помещены люди.

«“Матрица”, − подумала я, − именно в том фильме я видела что-то подобное». Бескрайние поля инкубаторов для выращивания человеческих особей. Еще все это напоминало какую-то кунсткамеру, с тем лишь отличием, что люди, помещенные за стекло, в большинстве своем не имели патологий. Здесь были женщины, мужчины, взрослые, старики и дети, тучные и поджарые, темнокожие и блондины. Такое людское разнообразие невозможно увидеть даже в самом густонаселенном районе самого крупного города в час пик. Кроме того, все они были обнажены, рты их отчего-то были раскрыты, а глаза зажмурены, словно каждый из них испытывал сильнейшую боль, сидя в кресле стоматолога.

Я неспеша шагала вдоль стеклянных витрин, разглядывая выставленные за ними экспонаты. В этой оранжерее тел была образована небольшая прогалина, посреди которой располагался квадратный загон, а в глубине загона мирно копошился и похрюкивал от безмятежного удовольствия мой заочный знакомый – мрюшек. Сейчас на нем не было никакой аппаратуры, из-за чего зверь казался каким-то уж очень маленьким. Да и вообще, что он здесь делает? Мне хорошо запомнились слова Самеди: «…возвращение мы планируем не раньше, чем завтра утром». То есть, если сейчас ночь, то в данный момент мрюк должен быть не здесь, а в какой-то параллельной вселенной. Или нет?

Силясь разгадать в уме эту загадку, я побрела дальше, продолжая между тем рассматривать застывшие незнакомые лица. Но какое-то странное чувство заставило затормозить и вернуться на несколько шагов назад. Среди всех этих лиц наконец-то попалось единственное знакомое.

Принадлежало оно мне.

Без всяких сомнений.

Мне удалось себя узнать даже с этой жуткой гримасой. Раздираемая странной жалостью к самой себе, я подошла поближе, прижалась лбом к холодному стеклу, стараясь получше разглядеть своего близнеца сквозь мутноватую жидкость.

Теперь стало понятно, почему у них у всех были раскрыты рты. Как оказалось, и у моей копии, и у всех остальных изо рта торчала блестящая леска, натянутая внутри аквариума вертикально. Спускаясь с потолка, она заходила в рот, пересекала все тело, выходила через задний проход и заканчивалась в полу стеклянного резервуара. Леска эта была необычной формы: плоская и широкая. Проще говоря, она походила на елочный «дождик», который некогда был популярным новогодним украшением.

«Какая жестокая ирония, − подумала я, − здравствуй, жопа, новый год».

Вдруг пришлось отпрянуть – моя копия резко вздрогнула. Встревоженная вода в аквариуме наполнилась пузырями, а лицо моего близнеца еще больше исказило страдание. Из-за протянутой через тело лески каждое движение доставляло ей боль, но не двигаться она не могла, потому, что было больно.

− Ну, тихо, тихо. Перестань, − прошептала я, хотя было ясно, что толстое стекло не пропускает звук.

Но она сама довольно быстро затихла, мышцы расслабились, лицо приобрело более спокойное выражение. Возможно, тому поспособствовало мое присутствие, по крайней мере, хотелось в это верить. Я сидела рядом с аквариумом, поглаживала пальцами холодное стекло, и думала о том, как это все-таки странно и страшно – видеть себя со стороны.

Тут меня словно обухом по голове ударило. Мне неспроста показалось, что Мрюха, гораздо меньшего размера, чем тогда, когда он был весь оплетен оборудованием. Зверь, и вправду, сильно меньше! Не исключено, что у них имеется несколько подопытных животных, но что, если… Это тот же самый мрюк, но в пору своей молодости?

Я потрогала свою голову – и как сразу не заметила? – волосы были еще на месте.

А это значит, что сейчас – прошлое!

Теперь я знаю, кто все эти люди, плавающие здесь в аквариумах. Это человеческие ростки, которые, когда они дозреют, будут высажены в почву искусственно созданной вселенной – моей вселенной. А вместе с ними там появлюсь и я – та, что корчится сейчас от боли за стеклом, и та, что стоит напротив нее и гладит стекло рукой. Только, ступив на землю, я все забуду, и аквариум, и ученых, и проживу в счастливом неведении целых полгода.

Если бы та, что плавает сейчас в аквариуме, могла слышать меня, что бы я ей сказала? Теперь-то, после всего пережитого, довольно легко вообразить этот монолог:

− Ты – глупая маленькая девочка, в голове которой содержится куча информации, но нет никакого библиотекаря, чтобы всем этим грамотно распоряжаться. Думаешь, что хорошо разбираешься в людях, но по факту не можешь сделать правильный выбор, с кем иметь дело. Заслоняешься от света, что исходит от одних, и с головой погружаешься во тьму других. Всегда думаешь, что можешь перехитрить всех вокруг, но на самом деле, перехитрила только саму себя и села при этом в лужу. Создала зачем-то эту мерзкую цепочку: использовала Илью только потому, что он был не против, а Сергею позволяла пользоваться собой. Зачем тебе понадобился этот противный женатый мужик? Да чтобы казаться круче сверстниц, только и всего. Хорошо, что они не видели, как «круто» ты выглядела, лежа на полу гостиничного номера, зареванная и побитая. И какой же надо быть по-детски наивной, чтобы после того не пойти в полицию, а решить использовать метод адептов вуду. Подумать только, бредятина какая: пыль с кладбища вуду! И она, действительно, сработала, вот только, по закону подлости, не так, как хотелось.

Да, наворотила дел! Но все, что сделала ты, не так страшно, по сравнению с тем, что устроили эти «дубы-колдуны». Теперь одного желания не хватит, чтобы все это расхлебать.

Что же мне попросить у склизкого шара желаний?

Спасти себя и вернуться домой, в то же место и время, откуда все началось? Хорошо, но сколько мне удастся там прожить? Еще недельку? Чуть больше? Даже если я не стану вдыхать пыль, схлопывание Мультивселенной и без моего участия, рано или поздно, произойдет. А дальше – смерть, уход в небытие. Или вернуться в какую-то другую, более раннюю точку времени, скажем, в детство, чтобы получить возможность хотя бы еще раз пережить прошедшие годы?

Или поступить как супергерой и спасти Мультвселенную от сжатия? Но единственный путь к этому – предотвращение создания моей, искусственной вселенной.

− Что же делать? – спросила я себя, плавающую в аквариуме, как будто могла получить ответ. Конечно же, из ее рта только выплыл ленивый воздушный пузырек, поэтому пришлось додумать ответ самостоятельно:

− Не лучше ли проявить благородство и пойти по третьему пути? Пожертвуешь собой и своей вселенной, которой, все равно, быть не должно, зато какое количество людей спасешь!

− Пф, благородство! – диалог с самой собой продолжался. – Такое бывает только в мультфильмах. Ну, спасу кучу народу. Но как же я?! Я – тоже человек, ничуть не хуже, чем они все. Мне тоже хочется жить.

− В то время, когда тебе кажется, что шансов выжить нет, их бесконечное множество. Да, если выберешь второй путь, тебя не станет, но ты продолжишь жить в других мирах, в лице таких же девочек. Наших с тобой двойников.

В этот момент я приняла решение, поэтому медлить было нельзя, чтобы вдруг не передумать. Шарику, который все это время был крепко зажат у меня в ладони, я прошептала:

− Пусть колдуны свернут свой проект как можно скорее.

Нужно дать возможность жить другим. Я умру, но, в то же время останусь. И умру я не зря!

Как и в прошлый раз, взгляд мой подернулся магнитофонной рябью, а когда она прошла, то вокруг все осталось неизменным. По-прежнему я стояла в полутемном зале, отражалась в стекле, за которым плавало еще одно отражение.

− Опять все сделал по-своему? – грустно спросила я у шарика. – Что тебе опять не так?

Он, конечно же, ничего не ответил. Только за стеклом затрепетала вторая я, в первый раз за все время распахнув глаза. Повернув голову туда, куда был устремлен ее полный ужаса взгляд, я увидела бегущих в нашу сторону людей. Все те же разукрашенные лица и неизменные белые халаты мелькали в перспективе зала и неумолимо приближались.

«Ночь на дворе, а вы уже при полном параде», − мысленно съязвила я, приготовившись удирать со всех ног.

− Стой! Стрелять будем! – раздался в гулком зале чей-то голос, а вслед за ним, словно эхо, загалдели остальные.

Судя по голосам, было их человек десять, не меньше. Они неслись за мной, петляющей между аквариумов, и выкрикивали всяческие угрозы, которые сливались воедино, образуя какофонию. Но основной угрозой оставалась та, в которой обещали стрелять. «Из чего? – ехидно думала я, задыхаясь от беготни. – Из лука что ль?»

Когда же они выполнили свое обещание и на самом деле начали пальбу, то попали в меня практически с первого раза. Вопреки ожиданиям, они не применили ни лук, ни алебарду, ни даже свою любимую магию. Стоило мне не вовремя выбежать из-за аквариума, на несколько секунд послужившего мне укрытием, как они тут же выпустили несколько самых настоящих пуль из самого настоящего огнестрельного оружия.

Горячая боль железной ладонью схватила меня за голень и пригвоздила к полу, не позволив больше подняться. Это было настолько болезненно, что захотелось оторвать простреленную конечность от тела, лишь бы закончить эти мучения.

Они начали обступать меня, распростертую на полу и зажимающую рукой рану. Наверное, выглядела я как затравленный зверь, который чует неминуемую гибель, но все еще продолжает скалить клыки, покрытые кровавой пеной. И вот уже с десяток крепких мужиков образовали кольцо, а одноглазые дула их автоматов смотрели с укором. Из глубин зала послышались торопливые шаги – человек спешил сюда с той же стороны, откуда примчалась сюда я.

− Мы не знаем, как она сбежала, − виновато обратился к топпющему человеку один из мужчин, державших меня на «мушке».

В ответ раздался низкий женский голос:

− Так, узнайте, черт вас дери, раз не знаете! Чтобы быстро нашли ее кувез и, если он цел, затолкали ее обратно. Иначе я сама запихаю ваши дула, сами знаете куда.

− Да, мама Бриджит, − покорно ответил тот мужчина.

− Ниоткуда я не сбегала, − прошипела я, задыхаясь от боли. Я из другого мира! Из прототипа!

Мама Бриджит, наконец-то, вышла на свет и показала во всей красе свою полногрудую фигуру и лицо, как и у всех, измазанное краской. Она опять прогорланила с негритянскими истеричными нотками в голосе:

− Что за чушь ты несешь, девочка моя? Побойся богов. Что тебе известно обо всем этом?

− Да вашу ж мать, мне так больно, что у меня ни хрена нет сил с вами разговаривать! – похоже, я невольно переняла сварливую манеру общения Мамы. – Много чего известно, потому что ваш супруг через полгода мне расскажет о проекте и о том, что он очень опасен. Как я сюда попала? – спросите вы. А я вам отвечу: вы же сами предусмотрели «кнопки выхода», когда планировали искусственную вселенную. Вот я одну такую и «нажала». Вдохнула кладбищенскую пыль, если быть точной.

− О, боги, − только и смогла проронить Мама Бриджит.

− Послушайте, у меня уже в глазах темнеет. Может быть, вы окажете мне хотя бы минимальную медицинскую помощь? Нужно рассказать вам нечто важное, но, если я продолжу истекать кровью, боюсь, довести речь до конца я не смогу.

Бриджит поморщилась от неприятного чувства, будто ей помыкают, но решив на всякий случай меня выслушать, скомандовала:

− Агве, тащи носилки!

Глава 13

Местоположение: 2

Дата: пятница, 25 января 2013 г.

Вдалеке забрезжил беспокойный рассвет, пока еще неопределенного цвета, когда Вакей, Евсей и Матвей оказались на холме, откуда открывался вид на огромную, разросшуюся до масштабов города Хорью фабрику. Утренний гудок уже разбудил рабочих, и теперь они сонной вереницей выползали из своих бараков, измученные сном при ограниченной дозе кислорода, и, глядя в тощие спины сослуживцев, тянулись на работу, чтобы получить еще одну порцию унижения. Практически все эти люди приехали в город из деревень за лучшей жизнью, и произошло это после того, как вышел новый закон по налогообложению для крестьян. Он был принят не без участия высокоуважаемого Асфикса Асфиксеевича, который, пользуясь своими связями и богатством, купил себе место в областной Думе, и теперь, помимо руководством фабрикой, был занят еще и там. После уплаты налогов по новой схеме, самим крестьянам вообще ничего не оставалось на пропитание, поэтому они вынуждены были, либо скрывать от властей свои реальные доходы, либо умирать голодной смертью, либо перебираться в город и становиться рабочими.

Перспектива работы на фабрике выглядела привлекательно, особенно учитывая, что рабочим и их семьям предоставлялось жилье и питание. На деле же оказывалось, что условия эти совсем не подходили для жизни, а членов семей рабочих не выгоняли на улицу только если они тоже работали на фабрике. Скидка не делалась даже для дряхлых стариков и маленьких детей. Только грудным детям позволялось не работать, но только благодаря тому, что они не питались едой, предоставляемой фабрикой, а в бараках занимали совсем мало места.

В то утро Асфикс Асфиксеевич пребывал в хорошем расположении духа, всю дорогу шутил и балагурил с извозчиком. Извозчику приходилось вежливо смеяться и поддакивать, несмотря на то, что многие шутки его задевали.

Но войдя в кабинет и водрузив свое тучное тело в кресло, он сразу сделался серьезным. Нужно было быстро настроиться на рабочий лад.

«Сейчас уже 8 утра – размышлял он, − а к 10 мне нужно быть в Думе. И как всегда после моего ухода начнется балаган. Рабочие-то от клеток с хорьками никуда не денутся. Если навоз не вывозить вовремя, потом сложно будет, они это понимают. А вот административный персонал, как крысы, попрячутся по норам и ни хрена делать не будут. Это сейчас, пока я здесь, они изображают бурную деятельность, на ковер ко мне бегают и бумажками трясут. А как кошка из дома – мышки в пляс. Ну, ничего, мы еще посмотрим, кто кого. Надо будет выпороть, а то и казнить кого-нибудь свеженького для острастки, а то что-то они совсем расслабились. Хотя, казни на них уже как будто не действуют. Наоборот, отмучился, мол. Ладно, значит пойдем другим путем. Раз уж им не дорога жизнь, то что? У них же больше ничего нет. Кроме… детей. Зажарить что ль парочку и заставить родителей их есть. Нет! Лучше, сырыми».

− Асфикс Асфиксеевич, батюшка − в дверь несмело поскреблась секретарша Лизонька.

Директор поднял на нее недовольный взгляд. Он был не рад, что нить его рассуждений прервали.

− Хотите чай или кофе? А может, бренди?

− Нет. Пошла вон, − спокойно проговорил он.

Этот спокойный тон каждый раз доводил Лизоньку до дрожи. «Уж лучше бы кричал и стекла бил, − с ужасом в круглых глазах рассказывала она подругам, − а то говорит полушепотом, как будто тупым ножом режет».

Через несколько секунд после того, как Лизонька покинула директорский кабинет, телефон на ее столе ожил.

− Я передумал, − сообщил на том конце провода все тот же ледяной голос, − чаю мне, быстро. Со сливками.

− Сию секунду! – воскликнула Лизонька.

Когда чай был готов и поставлен на директорский стол, тот придвинул к себе чашку и с недовольной миной поболтал в ней ложкой.

− Лизонька, − едва слышно обратился он к девушке.

− Да, Асфикс Асфиксеевич, − ответила та, боясь поднять взгляд.

− Что это такое?

− О чем вы, Асфикс Асфиксеевич.

− ЭТО что такое?

− Я вас не понимаю, Асфикс Асфиксеевич.

Голос секретарши начал заметно подрагивать.

− Я спрашиваю про твою кислую рожу.

Лизонька от удивления вскинула голову и уставилась прямо на него.

− Тебя разве не учили с улыбкой работать? – продолжал ее руководитель. – Все, надоела ты, отправляйся за свой стол. Еще раз такое лицо сделаешь, придется тебе собирать кулек и ехать обратно в свою деревню, или откуда ты там выбралась.

«Я бы с радостью вернулась в свою деревню, − с тоской думала Лизонька, закрывая дверь кабинета и утирая подступившие слезы, − если бы вы ее не разрушили и не приспособили землю под полигон для хорьего навоза».

Еще через несколько минут ее телефон ожил опять.

− Лизонька, позовите ко мне писаря, − непонятно с чего, но Асфикс решил перейти с ней на «вы».

− Его парализовало еще вчера, − гнусаво ответила Лиза, еще не успевшая высушить слезы и поправить макияж, − вы забыли?

«Боже мой, как я посмела предположить, что он что-то забыл?» − новая волна ужаса прошла по ее телу, когда она об этом подумала.

Но Асфикс Асфиксеевич предпочел в этот раз не сильно заострять внимание на ее оплошности, а просто заметил:

− Я, в отличие от вас, никогда ничего не забываю. Я помню все, слышите меня, дорогая моя? Так вот немедленно позвоните в административный отдел, и пусть они найдут кого-нибудь ему на замену.

После звонка Лизоньки административный отдел встал на уши. Никто не хотел так рисковать собственным здоровьем и жизнью, чтобы отправиться в кабинет Асфикса в должности писаря. Однако время поджимало, что могло стать проблемой, теперь уже всеобщей, и главный бухгалтер Игнат смело поднялся со своего места.

− Я пойду, − заявил он, унимая дрожь в коленях и зачесывая русые волосы на раннюю лысину. Для этого он всегда держал в нагрудном кармане небольшой гребешок.

Постучав в дверь, он резво шагнул на ковер к директору.

− Вызывали, Асфикс Асфикесеевич? Я за писаря.

− Нет, − удивленно ответил тот, − не вызывал. Какого черта ты ко мне явился? Штрафую тебя на половину зарплаты в этом месяце.

Смущенный Игнат вернулся к посту секретарши.

− Я что-то ничего не пойму, − скала он.

Лизонька в ответ удивленно пожала плечами. Попробуйте минуточек через пять, у него такое бывает, мнение меняет как перчатки.

Выждав необходимое количество времени, Игнат снова вошел в злосчастный кабинет.

− Асфикс Асфиксеевич, я на должность писаря. Я Игнат из бухгалтерии.

− Так какого же хрена тебе в твоей бухгалтерии не сидится? – усмехнулся директор, оторвавшись от бумаг и откинувшись в кресле. – Штрафую тебя еще на пол-зарплаты. Смотри, денег в этом месяце ты уже не получишь. Если еще раз ко мне ворвешься без предупреждения, вообще должен мне останешься.

Игнат, за несколько лет работы у Асфикса наученный видеть скрытые послания там, где их, казалось бы, быть не должно, поинтересовался:

− Что значит «без предупреждения»?

− А то, что ты должен был вперед себя прислать Лизоньку, чтобы она отрапортовала, что ко мне пришел такой-то на роль писаря. Усек, недоумок? Теперь выйди и зайди нормально.

− Но ведь раньше же не так было, − бухгалтер отчетливо помнил, что до этого приходил к Асфиксу без предварительных объявлений конферансье.

− Раньше так, а теперь по-другому. Я сам ввел это правило сегодня утром. Кстати, передай Лизоньке, что я ее штрафую, потому что перед тем, как войти ко мне, она не представила саму себя.

***

В ворота фабрики решительно постучали три раза. Один из охранников посмотрел в «глазок», ужаснулся и бросился открывать калитку. Его напарник, удивленный таким поведением товарища, вышел из будки, а возле калитки остановился как вкопанный. Оба синхронно перекрестились.

Вакей, Евсей и Матвей ступили на территорию фабрики, которой они когда-то, в прямом смысле этого слова, отдали свои жизни. Пока троица, впереди которой катилась голова Матвея, нетвердым шагом пересекала двор, вокруг них собирались работники. Люди были настолько поражены, что не побоялись оставить свои рабочие места. То тут, то там слышен был шепоток:

− Мать честная, да это же те самые! Вон тому я сама лично землицу в гроб кидала.

− А вон у того, говорили, жена утопилась, после, того, как он…

Между двумя помощниками мастеров завязался разговор:

− Для чего они сюда вернулись? Неужто нас покарать?

− Да с чего ты так решил?

− Дед мой говорил, что мертвые всех живых ненавидят, и готовы нам мстить, за то, что мы живы, а они – нет.

− Ты деда своего больше слушай, как самогонки выпьет, так сам наутро ни живой, ни мертвый.

Тем временем мертвецы достигли административного корпуса, неспешным шагом проковыляли мимо изумленной Лизоньки и вошли в кабинет Асфикса.

Асфикс Асфиксеевич в этот момент только что додиктовал Игнату новое «Положение о дозировке питания в зависимости от количества проделанной работы», и был очень удивлен незваным посетителям.

− Вы кто? Вас не представили! – рявкнул он, и тут же получил смачный удар в левое ухо.