Крест, орёл и полумесяц. Часть 1. Последний крестовый поход

Единственное, что могло хоть как-то исправить ситуацию – это немедленное возвращение султана из Анатолии. Но ответа от Мурада до сих пор не было, и визирь не знал, получил ли повелитель его послание.

«Махмуд давно уже должен был вернуться, – переживал Халиль. – Не приключилось ли с ним чего?» Эти мысли визирь старательно гнал от себя, но они возвращались снова и снова, подобно надоедливой мошкаре.

Но все опасения оказались напрасными – Махмуд вскоре вернулся из своего долгого путешествия и привез с собой ответ падишаха. Распечатывая письмо, Халиль был уверен, что отныне большая часть его проблем останется позади. Но он ошибался.

* * *

«Сын, мой! – такими словами начиналось письмо падишаха. – Покинув Эдирне, я передал тебе в управление свое государство, и отныне его судьба находится целиком в твоих руках. Ты больше не принц, ты – государь, а первейший долг любого государя – защищать свои земли и свой народ. Сумей же и ты сделать это, как делал перед этим я и все твои славные предки».

Это был отказ. Мурад хотел, чтобы его сын сам справился с крестоносцами, доказав право занимать османский престоле. Но Халиль знал, что Мехмед не способен в одиночку справиться с этой угрозой. Опрометчивое решение султана могло обернуться страшными последствиями для всей империи…

– Нам нужно любой ценой убедить вашего отца вернуться из Анатолии, – неустанно твердил Халиль, обращаясь к принцу. – Вы и сами должны понимать, что от этого зависит будущее империи. Я попробую составить еще одно письмо…

– Нет, – твердо прервал визиря Мехмед. – Я сам продиктую ответ отцу.

Вызвали придворного кятиба69, и Мехмед, недолго думая, начал диктовать:

«Отец! Я знаю, что долг правителя – защищать своих подданных, но твои подданные до сих пор считают правителем тебя. Если это так, тогда приходи и защити их! Если же ты в самом деле считаешь правителем меня, то как правитель я приказываю тебе прийти и защитить их!»

Мехмед помолчал несколько секунд, над чем-то размышляя, а затем произнес:

– Это все, запечатайте и отправьте с гонцом.

Писарь покосился на Халиля, и тот коротко кивнул. Лучше написать, пожалуй, не мог и он сам.

* * *

На этот раз Махмуд принес добрые вести. Письмо Мехмеда, похоже, произвело впечатление на султана. Он, спешно заключив перемирие с беем Карамана Ибрагимом, повернул свои войска на запад и быстрым маршем двинулся к Босфору. Тут, правда, возникла еще одна трудность – пролив оказался перекрыт огромным христианским флотом. Решение этой проблемы взял на себя Халиль.

Великий визирь знал, что охрану Босфора взяли на себя венецианцы – союзники крестоносцев и Владислава. Их флот был силен, однако неподалеку находилась не менее внушительная эскадра кораблей из Генуи. Хотя генуэзцы сохраняли нейтралитет, их давняя вражда с Венецией была всем хорошо известна. Этим и воспользовался визирь.

Он предложил капитанам генуэзских судов щедрую плату за каждого османского солдата, которого перевезут через Босфор. Прельщенные выгодным предложением, они быстро согласились, и тогда Халиль заплатил еще и некоторым венецианцам, рассчитывая, что те не станут препятствовать переброске султанских войск.

Теперь, стоя на западном берегу пролива, он с удовлетворением наблюдал, как его план воплощается в жизнь. Некоторые христианские корабли попытались помешать генуэзцам осуществить задуманное, однако турки открыли по ним такой шквальный огонь из пушек, что европейцы были вынуждены быстро отступить.

Когда султан вступил на землю Румелии, Халиль упал к его ногам:

– Я счастлив, что вы вняли моим словам, повелитель, – пролепетал визирь. – Без вас мы все пребывали в глубоком смятении.

– Брось это, Халиль, – Мурад поднял визиря с земли и похлопал того по плечу. – Лучше поведай мне обо всем, что у вас здесь происходило. Особенно хочу услышать о сыне.

Рассказ визиря занял почти всю дорогу до Эдирне, за все это время Мурад не проронил и двух слов, а когда Халиль закончил, султан и вовсе замолчал, погрузившись в свои мысли. Лишь когда процессия достигла столицы, лицо Мурада прояснилось. Люди высыпали за стены города, чтобы приветствовать своего владыку. Среди бесчисленной толпы то и дело попадались паши, беи, улемы, купцы и янычары. Не было здесь только Мехмеда.

Принц встретил отца во дворце. Неуверенно подойдя к султану, он поклонился, ожидая, что тот обрушится на него с гневной речью. Но Мурад заключил сына в объятия, после чего назидательно сказал:

– Последний раз я пришел тебе на помощь, Мехмед. После этого похода я удаляюсь в Манису, и отныне ты будешь рассчитывать только на свои силы.

Мехмед молча кивнул.

–Запомни, – продолжил султан. – Если мне еще хоть раз придется вернуться в Эдирне во главе войска, ты лишишься своего трона навсегда.

– Я не разочарую тебя, отец. Обещаю, – напыщенно произнес принц. – Но мне хотелось самому отправиться в поход против неверных…

– Нет! Тебе надлежит остаться здесь, – категорично ответил султан. – Никто не знает, чем закончится моя встреча с Владиславом, и, если удача отвернется от меня, тогда ты продолжишь борьбу.

* * *

Султан не стал долго ждать и спустя три дня выступил в путь. На этот раз Халиль отправился вместе с ним, оставив Мехмеда под надзором своего верного друга Исхака-паши.

Многотысячное войско змеей продвигалось на северо-запад, туда, откуда приходили ужасные известия о взятии и разграблении османских крепостей, о казнях и издевательствах над правоверными мусульманами. Ненависть к крестоносцам росла день ото дня, как и число добровольцев, тоненькими струйками вливающихся в огромную реку султанской армии.

Сам Халиль ехал верхом позади султанского эскорта. Слабые лучи осеннего солнца ласкали его иссеченную морщинами кожу. Да, он был уже далеко не молод, но сейчас его кровь, как и прежде, клокотала в жилах. Визирь смертельно устал от дворцовых интриг, скучных государственных отчетов, заискивающих вельмож и был готов скорее сложить свою голову на бранном поле, чем вернуться назад в однообразные серые будни. А ведь когда-то Халиль был ловок и силен, не раз он возглавлял атаку на врагов и крушил их нестройные ряды. За непревзойденную храбрость султан Мехмед, отец нынешнего падишаха, вручил ему золотую саблю, которую Халиль до сих пор бережно хранил в своем имении. Но те времена давно прошли, и визирь стал потихоньку забывать вкус битвы, азарт боя, холодные ночи под открытым небом и скромный ужин в окружении боевых товарищей… Эх! Какое замечательное это было время!

– Приветствую тебя, визирь! – неприятный, но знакомый голос безжалостно вырвал Халиля из забвенья. – Решил наконец покинуть столицу?

Халиль машинально обернулся, хотя уже знал, кого он там увидит. Верхом на гнедом жеребце ехал Заганос, а на его почерневшем от долгого пребывания в ссылке лице играла ехидная улыбка. Он исхудал, в его бороде появились серебряные нити, но глаза пылали лихорадочным блеском, как у человека, готового на все ради своей цели. Халиль инстинктивно почувствовал, что из своего изгнания он вернулся еще более опасным врагом.

– Ты тоже здесь? – настроение визиря испортилось за одно мгновение, но он старался скрыть свое негодование, смешанное с удивлением. – Мне казалось, что ты должен быть сейчас в Анатолии. Я ведь отправил тебя туда защищать восточные границы нашей империи.

– Повелитель поручил мне выполнить одну важную миссию здесь, в Румелии, а заодно позволил присоединиться к походу против крестоносцев. Иншаллах70, мы проучим этих неверных псов.

– Иншаллах, – отозвался Халиль. – Ну а после ты опять вернешься в Анатолию?

– Нет, султан хочет, чтобы я остался возле Мехмеда в столице, – глаза Заганоса торжествующе сверкнули. – Его сын по-прежнему нуждается в наставнике, так что теперь мы будем видеться чаще.

Визирь скрежетнул зубами. Сослав Заганоса в отдаленную восточную провинцию, он думал, что смог отделаться от него навсегда! Но этот негодяй каким-то образом смог втереться в доверие к султану и вновь заслужить его благосклонность. Что ж, покончить с ним можно и после, главное – не совершать прежних ошибок и действовать наверняка.

В таких делах у Халиля уже был немалый опыт.

* * *

Османское войско длинной ощетинившейся копьями колонной медленно ползло на север. На середине пути оно пополнилось двадцатью тысячами румелийских солдат под предводительством Шехабеддина-паши. Халиль слышал о его победах над мятежниками, но ведь одно дело – драться с почти безоружными голодными крестьянами, а совсем другое – встретиться в бою с закованными в сталь и хорошо обученными рыцарями Яноша Хуньяди, которые прежде не знали поражений.

О тайных делах евнуха визирь так и не сумел ничего разузнать. Видимо, гибель верного слуги заставила Шехабеддина проявлять еще большую осторожность. Так или иначе, Халиль приказал Ибрагиму возвращаться в столицу – для него имелись важные поручения, а секреты нечистого на руку евнуха могут и подождать.

В первых числах ноября султанская армия вышла к границам Болгарии. Погода к этому времени испортилась окончательно – целыми днями лил сильный холодный дождь, превращая дороги в вязкое, непроходимое болото. Лишь по утрам, когда первые заморозки сковывали землю льдом, турки могли передвигаться без осложнений. По пути то и дело попадались колонны беженцев, которые спешили покинуть охваченный войной край. Завидев османов, многие тут же разбегались, однако были и те, кто приветствовал султана и его воинов как освободителей.

Перед глазами Халиля представала картина ужасающего запустения: они проезжали через покинутые жителями деревни, мимо разрушенных мечетей и неубранных полей. Страшно представить, что ждало этот край с наступлением холодов!

– Вот видишь, к чему привели переговоры с христианами, – хмуро сказал султан, глядя на очередное сгоревшее селение, в котором они остановились на ночлег. – Эти псы не побоялись даже своего бога, нарушив священную клятву. Как можно теперь доверять им?

– Владислав уже наказан за свой подлый поступок, – вкрадчиво проговорил великий визирь. – Отныне и навсегда он останется лжецом и предателем как в глазах правоверных, так и в глазах христиан. Его слову больше никто не поверит.

– Этого мало! – вскричал Мурад. – Я хочу, чтобы он преклонил передо мной колени и вымаливал прощение за свои грехи.

– У нас есть враг куда опаснее Владислава, – напомнил визирь. – Без Яноша Хуньяди польский король никогда бы не решился на новый поход. Этот венгр необычайно удачлив и безусловно талантлив. Лишившись его, крестоносцы тут же разбегутся.

– Ах, этот Хуньяди… – процедил сквозь зубы султан и, взяв с подноса спелый абрикос, со всей силы сжал его в своей ладони. Сок брызнул в разные стороны и заструился по руке падишаха. – Вот что я сделаю, когда доберусь до него.

Мурад бросил смятый плод обратно на поднос. В этот момент в шатер вошел один из янычар и, поклонившись, сказал:

– Повелитель, там какой-то эфенди добивается встречи с вами. Говорит, что он комендант Никополя.

«Фейриз-бей? – промелькнуло в голове визиря. – Но как ему удалось уцелеть? Ведь, по слухам, крестоносцы предали мечу весь гарнизон крепости».

– Пусть зайдет, но сперва заберите у него оружие, – сказал Мурад. – Я не хочу повторить судьбу своего прадеда71.

В шатер вошел суховатый человек с красными слезящимися глазами. На плохо выбритом лице зиял старый, уже зарубцевавшийся шрам. Одет он был в пластинчатые доспехи сипаха с наброшенным поверх темно-серым заляпанным грязью плащом. Халиль не сразу узнал в этом несчастного вида страннике могущественного османского наместника.

– Повелитель, – заговорил Фейриз-бей, низко склонив голову перед падишахом. – У меня есть для вас чрезвычайно важные новости.

– Говори, – кивнул султан.

– Христианское войско движется к Варне…

– Это мне известно, – Мурад нетерпеливо заерзал на подушках. – Добыл ли ты еще какую-нибудь информацию?

– Король Владислав заключил союз с Искандер-беем. Если крестоносцам удастся прорваться на юг, албанский князь тоже перейдет в наступление, и тогда силы неверных будет уже не сдержать.

– Дорогу на юг им перекрывает моя армия, – спокойно сказал султан. – А этот предатель Искандер-бей сейчас не в силах что-либо предпринять. Скоро я сравняю его замки с землей, а самого брошу на растерзание собакам!

– Вы правы, государь, – подобострастно склонил голову Фейриз-бей. – Но если неверные прознают о вашем приближении, они сумеют ускользнуть, и тогда через год мы вновь увидим их на пороге Эдирне.

– Ты говоришь верно, – согласился султан. – Но разве возможно скрыть такое большое воинство? Христиане наверняка уже прознали, что я иду на них войной.

– Нет, повелитель, пока они в неведении, что вы здесь. Мои люди пристально следят за каждым трактом и не допускают, чтобы какие-либо слухи достигали ушей Владислава прежде времени.

– Ты и все твои люди получите достойную награду за свою службу! – одобрительно произнес султан. – Но даже вы не в силах остановить людскую молву, которая бежит быстрее моего войска. До Варны еще много миль, и нам не подобраться к крестоносцам скрытно.

– Доверьте это дело мне, повелитель, – сказал Фейриз-бей. – У меня есть надежные люди, которые знают каждую тропинку в этих диких местах. Вы окажетесь под Варной еще до того, как неверные успеют что-либо предпринять.

Султан задумчиво поглядел на визиря, тот едва заметно кивнул, выражая согласие.

– Хорошо, веди мои войска, бей, – сказал султан. – Если ты проведешь меня к цели коротким путем – я осыплю тебя золотом. Если же ты лжешь мне и задумал измену… Ты сам знаешь, какая судьба ожидает предателей.

Но Фейриз-бей не солгал, его проводники, набранные из христиан-ренегатов, оказались опытными и хорошо знающими местность. Путь, который занял бы у султанских войск больше недели, был преодолен всего за четыре дня.

Несколько крепостей, занятых крестоносцами, османы обошли стороной – падишах не желал тратить время на осаду.

– Когда придет время, они сами откроют нам ворота, – говорил он визирю. – Наша цель сейчас – это Варна, где засели Владислав и Хуньяди.

Вечером восьмого ноября турецкие войска расположились на холмах недалеко от захваченной христианами небольшой крепости. Здесь завязался небольшой бой – десятка два неверных решили преследовать османский разведывательный отряд, но случайно нарвались на анатолийский корпус Караджи-паши и были поголовно перебиты. Все убитые оказались валахами, что сильно разозлило Мурада.

– Значит, Влад Дракул тоже с ними! – вскипел султан. – Похоже, он забыл, что дети его находятся у меня в плену и что я могу лишить их жизни, когда пожелаю?

– Вероятно, именно поэтому Дракул и вступил в союз с Владиславом, – ответил Халиль. – Посудите сами: если неверные одержат над нами верх (упаси Аллах!), жизнь его сыновей будет стоить гораздо дороже, и мы не посмеем тронуть их, ведь они могут пригодиться во время мирных переговоров.

– Никаких мирных переговоров больше не будет! – категорически объявил султан. – Эта война будет вестись до полной победы, до последнего солдата! Неверные пришли сюда за своей смертью, и я сделаю так, чтобы им не пришлось дожидаться ее слишком долго!

Слова падишаха звучали как вызов, и, похоже, крестоносцы его услышали. Уже на следующий день разведчики доложили, что христианская армия расположилась на холмистой поляне в нескольких километрах от крепости Варна. Видимо, кто-то предупредил их о приближении османских войск. Впрочем, султан был только рад этому:

– Неверные сами выбрали место своих будущих могил, – сказал он, услышав это известие. – Прекрасно, если они решили принять бой, значит, завтра все решится.

Вечером падишах собрал большой военный совет. Здесь присутствовали лучшие военачальники Османской империи: бейлербей Румелии Шехабеддин-паша, анатолийский бейлербей Караджа-паша, могущественные беи Давуд и Хасан, старый и мудрый Хизыр, молодой и горячий Сулейман Балтоглу, правитель Галлиполи и многие другие. Халиль хорошо знал каждого из них и кивком головы отвечал на многочисленные приветствия. Заняв место по правую руку от султана, визирь еще раз окинул взглядом собравшихся: вон там стоит его любимый брат Махмуд. Дальше прочих, в самом углу шатра, примостился неприметный Фейриз-бей, чудом выживший комендант Никополя и герой последних дней. Заганос тоже находится тут, его хищные глаза устремлены на высокий позолоченный трон, на котором восседает повелитель моря и суши, защитник ислама, хранитель веры, владыка османов – султан Мурад-хан. Его красный с золотым орнаментом кафтан туго затянут поясом, за которым блистает кинжал из дамасской стали, а на голове владыки правоверных красовался белоснежный тюрбан, украшенный драгоценными камнями и павлиньими перьями.

– Я собрал вас здесь потому, что завтра нам предстоит суровый бой с неверными, – провозгласил султан. – Исход этого сражения, возможно, решит будущее нашей великой империи. Видит Аллах, я хотел мира с христианами, но они подлостью отплатили за мою доброту. Они пришли в наши земли с мечом и огнем, как алчные захватчики, нарушив свои священные клятвы. Завтра мы не будем щадить никого: неверные должны получить кровавый урок, который запомнят надолго!

Османские военачальники ответили на слова падишаха одобрительным гулом. Султан поднялся с трона и подошел к огромной карте, расстеленной на полу.

– Пусть каждый хорошо запомнит свою позицию на поле боя, – произнес Мурад, резким движением извлекая меч из ножен и проводя им над картой.

– Ты, Караджа-паша, возглавишь правое крыло моей армии, – указал султан. – Шехабеддин, ты будешь командовать левым крылом. Хасан и Давуд, вы останетесь в резерве…

Когда по прошествии получаса все приказания были отданы, Мурад вложил меч обратно в ножны и произнес:

– Каждый из вас должен удерживать свою позицию до конца. Что бы ни произошло, вы должны оставаться на месте, пока я не отдам другой приказ. Даже если враг станет прорываться ко мне и будет громить мой шатер, никто не сдвинется с места, чтобы помочь мне. Вам все ясно?

Паши и беи перешептывались друг с другом и не торопились давать ответ: виданное ли дело – оставлять своего государя в беде! Мурад сжал губы и повторил свой вопрос более резким тоном. На этот раз нестройный хор голосов стал выражать покорность его воле.

– Хорошо, – кивнул падишах. – И запомните: тот, кто ослушается моего приказа, немедленно лишится головы. На этом все, можете идти.

Командиры один за другим исчезали во мраке ночи. В просторном полутемном шатре, освещаемом лишь красноватым заревом жаровень, остались двое – султан и его первый визирь.

– Как думаешь, Халиль, почему Владислав решил принять бой? – спросил Мурад, неотрывно наблюдая за алыми всполохами тлеющих углей. – Ведь у него вчетверо меньше людей, чем у меня, да и в большинстве своем что это за воины? Крестьяне, которые и оружия в руки никогда не брали.

– Вы забываете о могучих западных рыцарях, которые уже успели доставить нам немало хлопот за последнее время, – ответил Халиль. – Забываете вы и о том, что войсками неверных командует не кто иной, как Янош Хуньяди, который одним своим присутствием на поле боя может изменить исход любой битвы.

– Ты допускаешь мысль, что я могу потерпеть поражение от этого венгра? – спросил султан.

– Не смею даже думать об этом! – поспешил ответить визирь. – Но за победу в завтрашнем бою нам придется заплатить кровью многих наших солдат.

– За любую победу приходится расплачиваться кровью, но пусть завтра нам повезет, и эта плата выпадет христианам!

Султан медленно опустился на разостланный ковер и обратил свой взор туда, где находился священный для всех мусульман город Мекка.

– Мне нужно побыть одному, – тихо сказал он. – Возвращайся к себе, Халиль. Завтра нас ожидает тяжелый день.

Визирь поспешил выполнить волю султана. Оказавшись снаружи, он некоторое время стоял неподвижно, наслаждаясь свежим ночным воздухом. От усталости он прикрыл глаза, и перед его мысленным взором тут же возник образ Мары-Хатун. Султанша раскинула свои объятия и двигалась к нему навстречу. Вспомнились манящие зеленые глаза, в которых утопал весь этот суетный мир, отливающие золотом непослушные пряди волос, белоснежная грудь, что вздымается от трепетного волнения и предвкушения… Халиль забыл про все, про семью, положение и страх, что неотступно преследовал его всю жизнь и который из слабости превратился в оружие. Сейчас он готов был бросить к ногам красавицы все, что имел и что обрел таким огромным трудом. Все за одну только ночь. Тем более что эта ночь могла стать для него последней…

Очнувшись, Халиль невольно поежился и обернулся в сторону султанского шатра. Если бы повелитель только знал о его мыслях, то непременно бы велел содрать с визиря кожу. И что за наваждение? В конце концов, он не мальчишка, чтобы поддаваться столь опасным соблазнам. Встряхнув головой и прогоняя остатки соблазнительного морока, Халиль медленно направился в сторону своего шатра.

Огромный лагерь османов шумел на все лады: музыка смешивалась со смехом и лаем собак, в ночном воздухе чувствовался запах жареного мяса и дыма от тысяч костров, которые разгоняли ночную тьму.

Визирь остановился и двинулся в другую сторону – как и повелитель, он искал уединения. Свернув с главной дороги и пройдя между палатками, Халиль оказался за пределами лагеря. Шум остался позади, и визирь мог, наконец, собраться с мыслями. К этому времени небо уже заволокло тучами, которые окончательно заслонили собой бледно-желтый диск убывающей луны. Вопреки мнению султанского астролога завтрашний день обещал быть дождливым. А это уже могло серьезно повлиять на исход грядущей битвы.

Халиль хмуро оглядел окрестности. Далеко на востоке, там, где возвышалась крепость Варна, расположился король Владислав со всем своим войском.

Между лагерями раскинулось огромное темное пространство. Это было то самое поле, которому завтра суждено превратиться в место кровавой битвы, и еще не известно, чей бог станет торжествовать победу на исходе следующего дня…

Глава 25

Ноябрь 1444 года

Перед лицом врага

Quis furor est atram arcessere mortem?

(Что за безумие бросать вызов мрачной смерти?)

Тибулл

9 ноября 1444 года

Я смотрел на запад, туда, где в темноте холодной ночи расположился со своим лагерем султан Мурад. Владыка османов привел с собой громадное войско – тысячи костров горели сейчас по всей долине и на близлежащих холмах, скрываясь далеко за горизонт. А ведь еще вчера этих огней было вдвое меньше.

– Господь всемогущий, – прошептал стоявший рядом со мной мадьярский офицер. – Да их там больше, чем звезд на небе!

Верное замечание, подумал я, но султан наверняка приказал своим людям разжечь как можно больше костров, чтобы продемонстрировать свою силу и тем подорвать наш боевой дух. Этот прием был мне хорошо известен, впрочем, волнения перед предстоящей схваткой это не снимало, и от одной только мысли, что завтра вся эта лавина ринется на нас, становилось жутко.

Я убеждал себя, что нам приходилось попадать в передряги и похуже, однако, старательно перебирая в голове весь свой прошлый боевой опыт, ничего хуже на ум не приходило. Теперь остается уповать лишь на удачу, военный гений Яноша Хуньяди и неистребимый оптимизм Джакобо.

– Ходят слухи, что султан притащил с собой сундуки, доверху набитые золотом и серебром, – промолвил итальянец, разглядывая огромный белый шатер на одном из противоположных холмов. – Вот только свое главное сокровище – гарем, он, похоже, оставил в столице.

– А ты не думал, что завтрашний день может стать для тебя последним? – резонно напомнил я.

– Все мы рано или поздно умираем, но я предпочитаю строить планы на жизнь, а не на смерть, – философски заметил Джакобо. – И в этих планах девушки были бы очень кстати.

Мой приятель никогда не робел перед лицом врага, и шутки со смертью были для него обычным делом. Однако теперь даже Джакобо испытывал некоторое смятение, которое старался скрыть за своей привычной веселостью.

Только Янош Хуньяди, как всегда, был решителен и тверд. Не выказывая ни тени сомнения, он настоял, чтобы бой с турками был дан именно здесь, под стенами крепости Варна. Ему горячо оппонировал Джулиано Чезарини и ряд других военачальников, которые предлагали отступить или укрыться за безопасными стенами твердыни.

– У нас под началом двадцать пять тысяч человек! – кричал Хуньяди, растеряв остатки терпения. – Где мы возьмем провиант для такого количества людей, если жители и сами с трудом могут прокормить себя? Как долго можно продержаться в осажденной крепости при таких условиях?

После этих слов сторону Хуньяди поддержал и Влад Дракул, который всеми силами старался наладить с воеводой дружеские отношения. Я знал, что такое поведение вызвано политикой, ведь православная Валахия уже давно окружена враждебными ей территориями. С юга находились земли, подпавшие под влияние мусульман-османов, а на севере располагалась католическая Венгрия. Наличие таких могущественных соседей, готовых в любой момент начать вторжение в валашские земли, заставляло Влада Дракула искать поддержки одного из них против другого. Такая политика была подобна хождению по лезвию ножа, где любая ошибка могла стоить жизни, но другого выбора у князя не оставалось.