bannerbanner
Политико-военные и военно-стратегические проблемы национальной безопасности России и международной безопасности
Политико-военные и военно-стратегические проблемы национальной безопасности России и международной безопасности

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
4 из 4

47

Авторы фундаментального отечественного труда «Мировые войны XX века» обоснованно отмечают, что между историками все еще идет острая полемика относительно мотивов и политических целей основных участников Первой мировой войны, несмотря на все обилие исследований по этой теме, огромный объем доступных архивных материалов, мемуаров. Исключительно интересен при этом анализ иррациональных мотивов развязывания войны со стороны элиты Австро-Венгерской империи. См.: Мировые войны XX века. Кн. 1. Первая мировая война: Исторический очерк. М.: Наука, 2002. С. 8–18, 21–32, 33–44.

48

История учит, что политически и идеологически государственному руководству и высшему военному командованию исключительно сложно принять решение об избрании обороны в качестве основной формы стратегических действий. Петр I начал Северную войну стратегическими наступательными действиями, вторжением на территорию, захваченную шведами в предыдущих войнах с Россией, и осадой Нарвы. Только после тяжелейшего нарвского поражения от Карла XII (имевшего сравнительно малочисленную, но исключительно боеспособную армию при господстве шведского флота на море) Петр перешел к стратегической обороне, в том числе в кампании 1709 г., закончившейся сокрушительным поражением шведского короля-полководца (блестящего тактика, но слабого стратега), которым на протяжении многих лет восхищалась вся Европа.

Исключительно тяжелым было принятие решения о стратегической обороне для Александра I в Отечественной войне 1812 г., несмотря на детальное и очень убедительное обоснование необходимости стратегической обороны, представленное военным министром М. Б. Барклаем-де-Толли. М. И. Кутузов, приняв командование, продолжал линию на стратегическую оборону (и стратегическое отступление вглубь страны), всячески имитировал готовность к переходу в контрнаступление, к решающему сражению, демонстрируя войскам и общественному мнению то, что он полководец совсем иного толка, нежели Барклай-де-Толли.

49

Клаузевиц К. О войне. Т. 1. С. 66.

50

Там же.

51

Между тем в восточной традиции, особенно в китайской, идеи, созвучные теории Клаузевица, присутствовали в ярко выраженной форме еще примерно 2500 лет назад.

52

Клаузевиц К. О войне. Т. 1. С. 66.

53

Там же. С. 251.

54

Идея Клаузевица о том, что уничтожение вооруженных сил противника есть прежде всего подавление его воли к сопротивлению, пронизывает всю немецкую военную мысль XIX и XX вв. – от стратегического до тактического уровня. Она лежит, например, в основе зародившейся еще в конце Первой мировой войны тактики штурмовых групп пехоты с активным использованием легкого автоматического оружия (сначала ручного пулемета, затем пистолет-пулемета), призванного прежде всего производить сильнейшее психологическое воздействие на обороняющихся непрерывным огнем с невысоким уровнем прицельности.

На подавление воли к сопротивлению были рассчитаны тактика, оперативное искусство и стратегия применения германских танковых соединений во Вторую мировую войну. Они были ориентированы прежде всего на глубокие прорывы в оперативный тыл группировок противника, чтобы главным образом воздействовать на психику командующих, командиров и бойцов, создать в их сознании угрозу быть отсеченными от соседей и от глубокого тыла, заставить испытать страх оказаться окруженными и уничтоженными. Танковые соединения вермахта с минимальным числом пехоты действовали при этом на большом удалении от основных сил, от общевойсковых соединений и объединений. Они вводились в действие на стыках соединений противника, там, где не ожидалось сколько-нибудь серьезного сопротивления, где не было задач «прогрызания» или «взламывания» обороны, решение которых было чревато большими потерями в бронетанковой технике. А для этого больше всего подходили легкие (и отчасти средние) танки с небольшим потреблением горючего, что облегчало действия танковых соединений и частей на большом удалении от тыла.

55

См.: Клаузевиц К. О войне. Т. 2. С. 58–59.

56

В этой части учения о войне Клаузевица как виднейшего представителя европейской военной мысли мы видим заметный контраст с китайской традицией военной мысли, восходящей к такой доминантной фигуре, как уже упоминавшийся полководец и теоретик Сунь-Цзы, творивший в эпоху Чжаньго – «сражающихся царств». Учение о бое у Сунь-Цзы, а равно и у многих других китайских военных теоретиков, не занимает центрального места, как у Клаузевица и его европейских предшественников и последователей, в том числе немецких, французских, советских и российских авторов.

В эпоху Чжаньго военное дело перестало быть уделом немногочисленных профессионалов – аристократов, сражавшихся на боевых колесницах. На смену пришли массовые армии (преимущественно пехотные), комплектуемые из крестьян практически по принципу всеобщей воинской повинности. Новое ударное оружие (арбалет), плотные боевые порядки привели к резкому росту боевых потерь. Войны стали захватывать значительно большее пространство, требовать все больше ресурсов для ведения боевых действий, все более сложной и громоздкой системы снабжения. В целом они стали чрезвычайно разорительным делом. Лицам, принимавшим решение о вступлении в войну и о сражениях в войне, приходилось даже сопоставлять «выгоду» от победы с ущербом. Тогда стало доминировать мнение о том, что бой, сражение является едва ли не наименее эффективным способом применения военной силы ради достижения поставленных политических целей.

Такого рода идеи (о чем еще будет говориться ниже) дошли в восточной военной (и политико-военной) мысли до XXI в.

57

Когда творил Клаузевиц, такой категории, как оперативное искусство (оператика), операция, еще не было, хотя Клаузевиц уже близко подошел к этой категории де-факто.

58

Клаузевиц К. О войне. Т. I. С. 223.

59

Там же. С. 254.

60

Даниленко И. Указ. соч. С. 14.

61

Даниленко И. Указ. соч. С. 14.

62

Морская мощь отнюдь не сводится лишь к собственно мощному военно-морскому флоту, к мощным военно-морским эскадрам. Одними из ее важнейших составляющих являются развитая судостроительная промышленность с соответствующей научной базой и система базирования флота с адекватной судоремонтной базой. Государственное руководство Великобритании – «владычицы морей» в XIX – начале XX в. – славилось особым искусством выбора места для мощных военно-морских баз в стратегически важных районах, с опорой на которые британский флот мог контролировать все важнейшие торговые пути в мире. Это были Гибралтар, Мальта, Суэц, Аден, Сингапур и др. Частью морской мощи государства являются также торговый и рыболовецкий флоты, которые, например, почти полностью отсутствовали у царской России и были созданы в Советском Союзе после Великой Отечественной войны. Все более важным компонентом морской мощи становятся знания по гидрографии, гидрологии и метеорологии отдельных районов Мирового океана. Для России особо ценны уникальные знания и данные такого рода, полученные в результате исследований Севера и являющиеся одним из важнейших преимуществ нашей страны. Это преимущество, в частности, учтено в выдвинутой мною концепции Северного стратегического бастиона для ВМФ России и создания специального межвидового объединения и командования, ядром которого должны быть военно-морские силы.

63

В современных условиях ряд авторов, размышляя о различных вариантах стратегии, о конкретном наборе действий, комбинаций, свойственных той или иной стратегии (военной, политической или стратегии частной корпорации), используют понятие «стратагема». Это понятие возникло, по-видимому, за несколько столетий до нашей эры в Греции, но получило распространение в I в. н. э. в Римской империи. Секст Юлий Фронтин (умер около 103 г. н. э.) объяснял своим читателям значение этого греческого слова как «ловкость, применяемая полководцами, которая греками именуется одним названием стратагем». Иначе говоря, под термином «стратагемы» древние понимали не только хитрости в современном смысле слова, но и различные приемы и уловки, которые использовали военачальники для поддержания морального духа армии или одержания победы (см.: Нефедкин А. К. Античная военная теория и «стратагемы» Полиэна // Полиэн. Стратагемы. СПб.: Евразия, 2002. С. 45–46). «Стратагемы», отталкиваясь от их классического содержания (прежде всего по Полиэну, представляющему в своем труде несколько сот примеров «стратагем»), можно считать неотъемлемой частью «асимметричной войны», или «асимметричной стратегии».

64

В современных условиях большое значение приобрели виртуальные действия, особенно в ядерной сфере. Это – особая тема, весьма слабо разработанная в отечественной теоретической политико-военной и военно-стратегической науке по сравнению с тем, что имеет место в англосаксонских странах, Франции и Китае.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
4 из 4