Внутри меня гасли звезды

Мне хочется мира.

– Дакота?! Даки! Это ты?

Я оборачиваюсь и вижу высокого тощего парня в пару футах от нас.

Хантер.

А вот и звоночек из моего гнилого прошлого…

Будь проклят фестиваль, который решили провести именно сегодня и именно здесь!

Он направляется прямо к нам, но огромная спина телохранителя сразу же встает передо мной как защитная дверь.

– Не подходите к ним! – строго говорит он.

– Блейк, все в порядке! Он не опасен…

Наверное.

Охранник нехотя отступает назад и, напрягшись каждой клеткой, не сводит глаз с моего знакомого.

Хантер хищно ухмыляется ему, но уже спустя секунду все его внимание переключается только на меня.

Этот оценивающий алчный взор, от которого внутренности переворачиваются от омерзения… Он и раньше так смотрел, только тогда мне было все равно.

Его неизменная черная байкерская экипировка, массивный шлем в руках и пирсинг по всему лицу может напугать маленькую сестру, поэтому я прошу Блейка увести ее в машину. Он напрочь отказывается, но я, стараясь сдержать свое раздражение, повторяю уже более настойчиво.

Когда они скрываются с поля зрения, я надеваю на себя привычную стервозную маску и поворачиваюсь к байкеру, награждая его самым брезгливым взглядом из своего арсенала.

– Что тебе нужно? – Холод в моем вопросе доходит до него сразу же.

– А вот теперь я вижу, что ты – это ты.

– Со слухом проблемы?

– Да ничего такого, просто рад тебя видеть. Ты свалила куда-то… Не ожидал, что встречу тебя здесь, так еще и с сестрой. С каких пор ты подумала о ком-то кроме себя?

– Если это все, то прощай.

– Стой! Даки, погоди! Куда ты так спешишь? Раньше ты такой не была, – орет он мне в след.

Я прикусываю внутреннюю сторону щеки, чтобы не вспылить и не облаять его с ног до головы и ускоряю шаг. Но через пару секунд худощавая фигура преграждает мне путь.

– М-да, не ожидал от тебя такого. Слушай, я бегать за тобой не собираюсь, просто думал, что нравлюсь тебе.

– Ты много думаешь, Хантер, но это не идет тебе на пользу.

– Детка, остынь, я просто хочу с тобой еще раз увидеться!

– Ты один из миллиардов таких же мешков с нервной системой и примитивными желаниями. Всем плевать, чего ты там хочешь. Никому нет до тебя дела, и мне тоже.

– Понял! Сегодня ты встала не с той ножки. Короче, я буду в городе еще пару дней, если захочешь встретиться – звони. Номер тот же. Надеюсь, не забыла.

Я раздраженно киваю и отдаляюсь от него. Меньше дерзости в его сторону – больше вероятности поскорее избавиться от нежелательной беседы.

По телу проходит неприятная дрожь. Если бы я и захотела забыть его номер, то не смогла. Некогда я выучила его наизусть.

Как же противно.

Когда я сажусь в машину, то сразу же чувствую неладное. Температура в салоне словно поднялась на десятки градусов. Лицо охранника омрачилось – это плохой знак.

Я уже раскрываю рот, чтобы объяснить все произошедшее, но он тут же меня прерывает и заставляет ощутить колючий страх в районе грудной клетки:

– Ваш отец попал в аварию. Сейчас он в больнице в тяжелом состоянии, мисс.

3. Белль – главная героиня диснеевского  мультфильма «Красавица и Чудовище», снятого по мотивам сказки Жанны Мари Лепренс де Бомон, «Красавица и Чудовище».

Глава 6

Мой мир подавился пеплом сожжённых надежд.

Боль кромсает сердце в фарш.

Жжение в груди мешает дышать.

Ну вот почему, черт возьми, почему, когда в моей жизни начинает хоть что-то просветляться, происходит какая-та гадость, разрывающая всякую связь с верой?!

Изведясь в переживании от неизвестности, скорыми шагами я нервно измеряю просторный зал ожидания госпиталя. Папе делают сложную операцию.

На кону все.

Возвращаясь со сделки, он так спешил домой, что подгонял водителя. Тот ехал на максимально допустимой скорости и не заметил машину, выехавшую из-за поворота. Два автомобиля превратились в груду скомканного железа (кажется, я даже слышу этот пронзительный скрежет сейчас). Папа сидел как раз с той стороны, где и произошло столкновение, поэтому теперь отчаяннее всех старается выкарабкаться из цепких лап смерти.

Неужели ты заберешь у меня и его? Ты уже заграбастала маму, следующая очередь его!?

Нет, я не смогу пережить еще одну потерю, это действительно слишком! Максимально жестоко и не представить. Я так и не попросила у него прощения… Вдруг он уйдет, так и не узнав, что я раскаиваюсь? Я не прощу себя никогда за то, что посмела причинить столько боли родному человеку! Будь все проклято!

Прошло три часа. Ничего толкового от медсестры услышать не удалось. Она каждый раз выходила с одной и той же вестью: «Операция может затянуться. Все очень серьезно. Мы стараемся сделать все возможное».

Я стою и с отвращением гляжу на свое отражение в темном стекле больничной двери. Накопленное выжигает меня изнутри. Глаза полыхают губительным пламенем. Плечи тянет к земле не хуже гравитации Юпитера. Миссис Данн, Стив, Блейк и еще пара незнакомых мне людей стараются держаться, я же не могу. Зареванная красная физиономия осточертела даже мне.

И как бы я не была признательна этим людям, они чужие. Кроме сестры и отца, который сейчас находится в подвешенном состоянии, у меня никого нет. Возможно, и его скоро не станет…

Страх, боль, гнев. Все снова смешивается в уже знакомую реакцию. Трясет так, что даже возможности нормально вздохнуть не предоставляется.

Я окончательно срываюсь после того, как открывается дверь и оттуда выходит та же медсестра с тем же выражением лица. Она не скажет чего-то нового! Кажется, я застряла в замкнутом круге словно хомяк, бегущий в колесе. Гневно выкрикивая ругательства и разбрасывая повсюду стулья, пиная их ногами, я убегаю из госпиталя.

На улице давно уже не вечер. Лохматые тучи стремительно сдвигаются над головой. Все звуки смешиваются в собачий визг и волчий вой. Холодный ветер сразу же врезается в меня и щиплет кожу острыми иголками, заставляя съежиться.

Больно!

Я готова прямо сейчас упасть на землю и потерять сознание. Ощущение нарастающей паники подначивает к сумасшествию.

Нет, только держись. Тебе нужно уйти отсюда. 

Только куда бежать со сломанной душой?

Я хочу рассеяться! Забыться, как прежде, по уже знакомой схеме. Она всегда работала, не должна подвести и в этот раз. Я набираю знакомый номер, получаю адрес и сажусь в такси. Оно привозит меня к какому-то стремному бару, кишащему дешевыми людишками и мутной выпивкой. В принципе, на другое я и не рассчитывала, да мне и не привыкать. Эта ночь уже знает, что меня ждет сегодня.

Я почти дохожу до двери, как слышу знакомые голоса за задворками. Рев моторов и громкие возгласы приводят меня к стоянке, на которой кроме толпы байкеров и их железных коней никого нет.

Банда Лихачей в полном сборе, но парочка новых лиц разбавляет их общество. И эти незнакомцы настроены явно агрессивно.

Понятно, очередная сходка за решение, кто из всех этих придурков круче, тупоголовее, примитивнее.

– Дакота, подожди в баре! – Хантер меня замечает и сразу же указывает, лишний раз демонстрируя свою мнимую власть.

– Я похожа на того, кем можно помыкать?

Уверенно вклиниваясь в их пространство, я внимательно разглядываю байкеров. Один из них мне кажется смутно знакомым… Где-то я его уже видела. И он не из прихвостней Хантера, а, скорее, его противник, так как настроен агрессивно.

– Ты?! – Непонимающе уставляется на меня брюнет, приковавший мое внимание.

И тут до меня доходит, что это тот тип, который сбил меня пару недель назад.

Я коварно ухмыляюсь.

Вот так встреча!

А мир не такой уж и большой, как мы все думаем.

– Оу, если бы я знала, что ты будешь здесь тусоваться, то принесла бы твою зачуханную футболку.

– Можешь оставить ее себе! – сразу же отвечает тот.

– Вы знакомы? – Хантеру это явно не нравится. – Откуда ты ее знаешь, урод?!

– Заткни дыру, дупло гнилое! – брюнет явно без тормозов.

Главарь тут же подрывается и направляется в его сторону, но я вовремя встаю между ними. Касаясь напряжённых грудных клеток, развожу их руками в разные стороны, словно рефери на ринге.

– Закатали свое самомнение обратно в задницу и разошлись!

– Дакота, откуда ты его знаешь? – Лихач злостно смотрит на моего нового знакомого.

– Тебя это не должно волновать! Ты мне нужен прямо сейчас, так что разобьете морды друг другу как-нибудь потом.

Он непонимающе уставляется на меня, требуя ответа.

– Точно уверена, что именно он тебе нужен? У него мозг, как у пятилетнего мальчика, – с насмешкой заявляет брюнет, заставляя своего оппонента еще больше взбеситься.

– Ну уж точно не меньше твоего! Ты всегда такой примитивный или это особый случай? – метнув на него усталый взгляд, выпаливаю я.

Байкеры начинают ржать, словно лошади диких прерий. И только оскорбленный парень прожигает меня своими голубо-зелеными глазами, заставляя мою ухмылку раствориться.

 Становится стыдно.

Стоп! Нет времени на это.

Пока конфликт на секунду затихает, я решительно хватаю разозлившегося Хантера за руку и увожу в вонючий бар. Меня раздражает каждый сантиметр этого места, каждый возглас, смех, вздох. Заказав бутылку виски у разнузданной официантки, в короткой, как и ее ум, юбке, я усаживаюсь на обшарпанный стул.

– Откуда ты знаешь этого дебила из Пантер? – не отступает Лихач.

– Я его не знаю.

– Мне так не показалось.

– Если бы я смогла предвидеть, что ты будешь задавать исключительно тупые вопросы, то никогда бы не позвонила.

– Что-то случилось?

– Не твое дело!

– Тогда зачем оторвала от важных дел?

– Важных дел? Ты падаешь в моих глазах все ниже и ниже. Еще не поздно забрать все слова обратно и просто подождать, пока я опьянею.

– Даки, твою мать, что тебе от меня нужно?! – На его шее вздуваются вены.

– Где ты остановился?

– В мотеле, здесь недалеко. А что?

– Пошли. – Я забираю бутылку со стола и встаю, глядя на ничего не понимающего байкера.

Когда мы доходим до его номера, виски успевает задурманить мне голову, притупив ощущения и эмоции. Меня парализует. Я теряю себя. Кажется, что вместо меня действует, говорит, решает кто-то совершенно другой. Не я.

Хантер долго возится с ключом, посыпая проклятиями все на свете. Дверь, аллилуйя, открывается, и нас встречает затхлый запашок крошечной комнатушки. В коробке из-под холодильника и то просторней. Едкий зеленый свет лампочки, подвешенной на облезлом проводе, позволяет рассмотреть ровно столько, чтобы можно было развидеть серые пятна сырости, угрюмые темные шторы и стремную кровать.

Убогое место.

– Тебе негде переночевать? – скидывая с себя кожаную куртку, спрашивает он.

– Спать я сейчас точно не буду!

– Тогда что тебе нужно?

– Заткнись уже, а! Столько вопросов даже ревнивая жена своему муженьку не задает.

Я, не церемонясь, снимаю с себя одежду, демонстрируя наготу тела. Глаза главаря таращатся на меня сначала в неожиданности, но на смену ей вскоре приходит животная похоть. Не дожидаясь дальнейших действий, я беру бразды правления в свои руки и снимаю с него джинсы и футболку, а после толкаю на скрипучее ложе. Он пытается прикоснуться ко мне, но я, цепляясь в его руки, преграждаю самодеятельность.

– Резинка есть?

– Да, я сейчас…

Он встает и достает из кармана куртки пачку презервативов.

Похотливый слюнявый язык фривольно проникает в мой рот. Мне противно, тошно, мерзко, но лучше я отдамся этому придурку, чем страшной боли от неизвестности и переживаний. Сейчас мне нужно похоронить все мучения, разогнать грусть.

Не позволяя тупой прелюдии разгореться, я сажусь на него сверху и получаю то, зачем пришла. Эгоистично. Грубо. Грязно.

***

Пиликающий трезвучиями телефон, действует отрезвляюще. Я отрываю тяжелую голову от подушки и сразу же понимаю, что то, что было пару часов назад – действительно произошло. Краска заливает по самые уши. Меня тошнит в самом прямом смысле!

В чем мать родила быстро добегаю до туалета, рвота сразу же оказывается в фарфоровом друге. Мерзость! Ощущения такие, будто бы по мне проехался грузовик. Все мышцы неприятно ноют, внутренности выворачиваются наизнанку.

Хантер спит. Его голая тощая туша довольно распласталась на кровати. Едва ли он расскажет кому-нибудь об этом… Ведь впервые в его жизни не он попользовался чужим телом, это его использовали как дешевую шлюху.

Дрожащими руками я беру телефон и открываю сообщение от миссис Данн:

«Дакота, у меня очень хорошая новость! Ваш отец удачно перенес операцию. Он будет жить! Мы ждем вас в госпитале.»

Не могу поверить своим глазам!

Он будет жить, он будет жить, он будет жить!

Трижды перечитываю текст, не веря в происходящее. Доза облегчения поступает в кровь мощнейшим успокоительным. Мне только что расцепили петлю на шее. Я могу дышать!

Не стесняясь эмоций, выпускаю море из слез в открытый океан. Я реву так, что все тело превращается в жидкость. Я не чувствую ни костей, ни мышц, я чувствую лишь легкость!

Вы слышите? Легкость!

Долгожданное облегчение выходит из каменного заточения вместе с соленой влагой. Я плачу, и мне больше не больно. Мне хорошо!

– Эй, детка, ты чего? – Сонный байкер трет глаза и усаживается на кровать.

Я, опомнившись и ничего не отвечая, резко подрываюсь с места и начинаю одеваться.

– Ты куда в такую рань?!

– Хантер, меня для тебя больше нет. Забудь все, что здесь произошло. Забудь меня.

Он открывает рот, чтобы что-то спросить, но я, напяливая на ходу рубашку, громко захлопываю дверь и ухожу из мотеля. Ухожу от своего прошлого навсегда.

Каждая секунда, поступившая в мои легкие с кислородом, не дает жизни, а отнимает. С каждым днем меня становится все меньше. Каждый год приближает меня к гробовому маршу и месту на кладбище. И я должна сделать многое, чтобы достойно запомниться этому миру, прежде чем мое время подойдет к концу.

Солнце возвело новый рассвет. Наступил новый день. Сегодня я начну с начала и все исправлю. Сегодня.

***

Чертов Хантер! Эту тварь и его дружков я не ждал сегодня встретить на фестивале. Приперся сюда из Нью-Йорка, только чтобы вывести меня из себя. Этот ублюдок заслуживает разбитой рожи за очередную тупую выходку в моем городе, и он же, оказывается, встречается с этой девчонкой!

Что она делала рядом с ним?!

Как все-таки тесен мир. Я уже и не надеялся встретить ее еще хоть когда-нибудь, а тут…

Я запомнил нашу первую встречу, ее обеспокоенное лицо даже во сне… Наше недознакомство получилось неординарным, чего уж таить. Но она эффектно выбралась из дерьма, в которое ее закатала случайность, выплеснув на меня кучу стервозности. По ее поведению сразу было понятно, что она из богатеньких, так что же она забыла в обществе Лихача?! Девицы из ее круга никогда бы и не посмотрели в его сторону.

Кто же ты такая, Дакота? И какую роль играешь в банде?

В любом случае, если ты с ними, то ты мой враг.

Глава 7

Два месяца спустя

Я рад агонии. Мне чертовски все болит, но это как знак того, что я живой. Но большее счастье мне принесло полное воссоединение нашей семьи – Дакота вернулась ко мне, она вернулась ко всем нам. Если это авария так на нее подействовала, то я благодарен несчастному случаю. Можно было бы пошутить, что клин клином вышибают, но смеяться тут не над чем. Что вышибло из Даки дурное, то заставило ее еще больше переживать. И я не хочу, чтобы она еще хоть когда-нибудь встретилась с чем-то подобным.

Меня уже как пару дней назад отпустили домой. Я могу ходить, но боль в сломанном ребре быстро расходует силы, поэтому большую часть времени провожу в постели. Но я верю, что поправлюсь быстрее рядом с теми, кого люблю больше всего на свете.

– Папочка, смотри, что я тебе нарисовала! Это я, ты и Дакота! – забегая в комнату и протягивая рисунок, пищит радостно Ив.

– Очень красиво, дочка. Я здесь так похож! – глядя на забавную улыбающуюся рожицу с круглым носом и огромными глазами, смеюсь я.

– Я вложила все свои способности в то, чтобы ты получился здесь здоровым! Это значит, что ты совсем скоро поправишься.

– Уверен, что так и будет… А где Дакота?

Ивонна залезает на кресло и достает карандаши. Высунув язычок, она увлеченно продолжает калякать что-то на листке.

– Она пошла в танцевальный зал, кажется…

– Радость моя, а как давно она ходит туда?

– Сегодня первый раз.

Даки… Она решилась вспомнить свое танцевальное прошлое? Представляю, как ей сейчас тяжело. Ведь все, что подчинено танцам, напрямую связано с Мередит. Я боюсь, что она, вспомнив об этом, снова рассердится. И я должен быть рядом, если это произойдет… Поэтому, преодолевая ноющую боль в боку, я поднимаюсь на ноги и выхожу из комнаты.

В зале настораживающе тихо. Я не решаюсь зайти внутрь и лишь слегка приоткрываю дверь. Дакота сидит на полу в тренировочном костюме, обняв себя за тощие колени, и смотрит вниз. Она не плачет, ей просто грустно. И осуждать ее за это глупо. Печаль здесь обоснована. Ее громкое и неспокойное дыхание, словно она только что делала разминку, эхом проходит по стенам.

Собрав всю волю в кулак, она подходит к зеркалу и внимательно разглядывает себя в отражении. Ее волевой, но слегка потерянный взгляд, блуждает по трясущимся рукам и ногам. На секунду она хмуро сдвигает брови, прикусывает губу и сжимает кулаки.

То ли презрение, то ли сомнение становится последним решением.

Дочь включает какую-то грустную мелодию и неуверенно начинает танцевать. С каждым шагом ее действия становятся сильнее, напористее. В ее плавных движениях чувствуется незабытая грация. Она, будто забывая о гравитации, парит над полом, как птица, раскинув руки в стороны. Столько энергии и одновременно боли в этой пластике! Даже я, полный чайник в делах хореографии, замечаю это.

Она так похожа на Мередит…

***

Если бы я была способна уничтожить себя танцем, то это произошло прямо сейчас. Чувствую натянутое, как струна, напряжение, каждую ноющую мышцу в своем теле. Все болит, в том числе и душа. Она знает, что чего-то не хватает… И я знаю, чего, а точнее, кого.

Эти движения мы придумывали вместе с мамой. Я помню ее советы, ставшие настоящей находкой. Я помню каждую связку, предложенную ей. Я помню, как мы вместе повторяли куски хореографии у нее в студии.

Как же мне тебя не хватает, мамочка…

Густая пелена слез заставляет остановиться, и я обездолено падаю на пол.

– Доченька, т-с-с, все хорошо, не плачь! – Мягкая рука отца утешающе касается моего плеча.

И я благодарю Господа за то, что он дал мне шанс все исправить. Он подарил мне возможность все ему сказать, попросить прощения. И он простил меня. Простил свою никчемную плохую дочь, несмотря на все гадости, сотворенные раньше.

Каким же должно быть большим сердце, чтобы так поступить?

Вот уже как два месяца я не скандалю, не закатываю истерик, не убегаю из дому. Я не чувствую себя счастливой, но и несчастья в моей жизни больше нет. Я успокоилась. И, самое главное, перестала ненавидеть ее. Я отпустила ее. Наверное…

– Я уже не плачу, пап, – вытирая мокрую щеку, скулю я.

– Ты так красиво танцевала. Мне очень понравилось.

– Правда? Мне казалось, это выглядит ужасно.

– Ты что?! Какое глупое заблуждение… Ты уверена, что не хочешь вернуться к учебе?

Мельком смотрю на свое отражение.

Вот она я. Внешне все та же, но внутри разрушена. Я больше похожа на куклу с неисправным механизмом. Ноги сломаны, а нужно бежать, чтобы не угодить в лапы саморазрушения.

– Я не знаю, это сложно. Да если бы и захотела, то поздно. Учебный год уже начался.

– Думаешь, поезд ушёл? Пустяки, придёт следующий. У тебя куча попыток, возможностей. И не нужно считать, что каждая неудачная – последняя. Нет последней, всегда есть ещё одна.

Его уверенный голос пробегает по залу и застывает в груди. Слова веры и надежды вселяют долю оптимизма, но реальность полна подводных камней, и в это я больше верю, чем во что-то хорошее.

– Но, пап…

– … ты считаешь это единственной проблемой? – сложив руки в замок, спрашивает он.

– Ну да.

– А что, если я скажу, что это совсем не проблема? Фамилия «Коуэн» довольно влиятельная. Я могу поговорить кое с кем. Думаю, это поспособствует твоему восстановлению. Только в Нью-Йорк вряд ли получится, но в Университет искусств Филадельфии – запросто!

– Я не хочу возвращаться в Джулиард.

Больше всего на свете я желаю забыть то место, хранившее тысячи воспоминаний. Там было мое прошлое, а мне нужен чистый лист, пустая страница.

Я не хочу идти по дороге, вымощенной прочным камнем, по которой ходило тысяча пар ног. Я хочу найти нетронутое, где смогу оставить свой первый уверенный след, который станет новым ориентиром.

***

Благодаря связям папы и действительно значащему имени, меня приняли в группу. Правда, я представляю, сколько денег на это ушло. А еще пришлось пройти прослушивание, и это, на удивление, далось мне легко. Из-за жесткой, но действенной учебной программы самой лучшей танцевальной школы Нью-Йорка я смогла показать высокий уровень мастерства. Все остались под приятным впечатлением, педагоги перестали смотреть косо, поняв, что у меня есть талант, и я не просто дочка богатого папаши и посмертно знаменитой матери.

Уже сегодня начнутся первые занятия. Из-за довольно длительного застоя на этом поприще мне немного не по себе. Уже и не помню, что значит заниматься в группе. Надеюсь, я не облажаюсь в первый же день.

А еще меня вдруг посетила одна мысль – съехать. Нет, у нас по-прежнему все хорошо с папой, просто мне хочется свободы, независимости и самостоятельности. И я подумываю в ближайшее время снять квартиру. Если уж и начинать новую жизнь, то основательно.

Здание Университета искусств не такое впечатляющее, как Джулиард, но здесь тоже неплохо. Главное ведь не форма, а ее содержание. Мне только и нужны опытный педагог и хорошая учебная программа.

Как только я захожу в просторный зал, обставленный зеркалами со всех сторон, все взгляды сразу же падают на меня. Кажется, я немного опоздала, потратив время в попытке найти нужную аудиторию, блуждая по незнакомым коридорам.

– О, а вот и мисс Коуэн из Джулиард собственной персоны! – Привлекательный мужчина лет тридцати подходит ко мне и протягивает руку. – Я ваш куратор и по совместительству преподаватель академической программы мистер Сэймор.

В Джулиард преподавали в основном опытные, пустившие седину, хореографы, ушедшие в «отставку». А это что-то новенькое. Он довольно высокого роста. Крепкие руки прячутся за легким кардиганом, мышцы ног выпирают из тренировочных брюк. По его ярко выраженному акценту создается впечатление, что он француз.

– Здравствуйте! Собственная персона на месте, – спокойно отвечаю я, будто виделась с ним и не раз. Все-таки моя буйная жизнь сказалась на характере. Хоть что-то положительное оттуда вышло.

– Коуэн? Как Мередит Коуэн? – выдает кто-то из группы.

Меня словно только что кипятком облили. Кажется, я даже побледнела.

А на что я надеялась?

Будь моя мать кем угодно, то и удивляться бы не пришлось. Но мою мать знают многие… Придется снова привыкать.

– Да, как Мередит Коуэн, которая, как вам должно быть известно, покончила жизнь самоубийством! – В моем голосе прорезается стальной холодок. Я смотрю на своих сокурсников и в отражении зеркала замечаю, что этот взгляд стервозный. Он сразу же прекращает тихие перешёптывания и загоняет в ступор студентов. – Но мне будет очень приятно, если вы не станете говорить о ней. Спасибо.

Да, не так я представляла себе первое знакомство. Ну да ладно. Мне все равно, как меня здесь примут. В конце концов, я учиться пришла, а не друзей заводить.

– Так, ребята, со знакомством покончено! Даю вам пятнадцать минут на разминку, – разряжает обстановку мистер Сэймор.

Все расходятся к станкам, аккуратно обходя меня, словно я дорогая хрустальная ваза, которую не стоит задевать, чтобы не попасть на бабки. И лишь одна девушка смело останавливается передо мной и лучезарно улыбается.

– Круто ты всех уделала! Камилла Берк или Кэм, как будет удобно! – Оценивающе рассматривает она меня и дает пять.

– Дакота или Даки, – сразу же отвечаю я.

Есть в этой блондинке с фиолетовыми прядями нечто такое, что привлекает. Мне нравится ее стиль: немного дерзкий из-за открытого топа и татуировок на ключице, но она сразу же выделяется из толпы, однообразно одетых в черные трико и футболки, танцоров.

– Даки, характер у тебя убойный, такие мне импонируют.

– Да ладно?

– Не люблю стеснительных кулем и тихушниц, Значит, будем дружить! Пошли, познакомлю тебя кое с кем.