bannerbanner
Избранные. Гримдарк
Избранные. Гримдарк

Полная версия

Избранные. Гримдарк

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 5

Грача впервые в жизни стошнило от накатившего страха. Вдовоёб сочувственно похлопал его по спине, протянул сухарь:

– На, заешь, а то еще и сдохнешь с пустым животом.


Чистоплюй встретил их угрюмым, усталым взглядом. С обвислых усов падали крупные капли, а рукава дублета обмякли, напитавшись влагой. За ним, озираясь по сторонам, теснились остальные бойцы.

– Ну? – спросил Чистоплюй. – Какие новости?

– Дерьмо новости, – ответил Вдовоёб, жуя полоску вяленого мяса. – Это склеп Святой Крапалии, и наши друзья, – он кивнул в сторону поля боя, – вытащили отсюда ее алтарь. Теперь эта шлюха поднимает их из мертвых.

– Проклятье! – харкнул под ноги Жонглер.

– Святая щель Святой Марты! – присел, опершись на аркебузу, Маркиз.

– Что нам делать? – спросил Ржавый Курт.

Чистоплюй пожал плечами:

– То же, что и планировали. Первым делом нужно высмотреть, где алтарь.

– Высмотрим, – кивнул Вдовоёб.


Высмотрели. Последний совет держали у небольшого холма, отделявшего их от позиций противника. Говорили тихо, но могли и перекрикиваться – дождь лупил так, что боевой горн хрен услышишь. Намокшая одежда липла к телу и неприятно холодила кожу. От одной мысли, что скорее всего уже никогда не придется оттирать ржавчину с кирасы, делалось тошно. Чистоплюй объяснял, остальные обступили его полукругом. Грязные, мокрые, усталые. Такие одинаковые и такие одинокие перед лицом грядущей драки.

– Мы в тылу, почти у самого обоза. Выныриваем из леса чуть левее и крадемся к телегам. Там оцепления немного, отсюда никого не ждут. Разбиваемся пополам. Я, Вдовоёб и Грач идем впереди. Аркебузы, Курт и Жонглер прикрывают нас со спины. Минуем обоз, с тыла заходим к алтарю.

– А у алтаря? – спросил Пырей.

– А у алтаря, – мрачно хмыкнул Вдовоёб. – Будем смотреть по обстоятельствам.

– А это точно план? – округлил глаза Пырей. – Пока похоже на дерьмо.

– Точно, на дерьмо, – поддакнул Маркиз.

– Полагаю, – сказал Чистоплюй. – Вы пропустили мимо ушей мои слова об оскоплении.

Острие его цвайхандера уперлось в гульфик Пырею. Чистоплюй вопросительно вскинул бровь. Пырей пожал плечами:

– Память короткая, командир. От выстрелов этой малышки, – он провел ладонью по стволу аркебузы, – башка уже не соображает.

– А не надо соображать, за тебя уже все сообразили, – с этими словами Вдовоёб так хлопнул Пырея по плечу, что тот едва не напоролся на меч Чистоплюя, и кабассет с его головы слетел в грязь.

– Помолимся, – сказал Чистоплюй. – Лишним не будет.


Они крались вдоль кромки леса вслед за Чистоплюем, поглядывая сквозь заросли кустарника на сражение вдалеке. Грач же не обращал внимания на мельтешение отрядов противника и крики, тонущие в пелене дождя. Он задумался о Святой Крапалии, и когда Вдовоёб, шедший перед ним, вдруг замер, как вкопанный, Грач врезался ему в спину. Вдовоёб пихнул его локтем:

– Тише! Мы у обоза.

Чистоплюй что-то прошипел, зашелестели кусты, и Вдовоёб потянул Грача за собой. Началось.

Место было выбрано удачно. Выйдя из тени деревьев, они сразу уткнулись в задний борт повозки, почти по самые оси ушедшей в грязь. Грач присел, вглядываясь в узкий просвет между днищем телеги и землей. С другой стороны между оглобель виднелись чьи-то ноги, и, судя по упертому в землю древку, это был кто-то из охранения.

Грач поднялся, приложил палец к губам. Вдовоёб вытащил кинжал, одним движением вспорол полотнище тента и кивком головы указал на прореху. Грач ступил на подставленное Вдовоёбом колено и бесшумно забрался в повозку. Внутри пахло прелой соломой. В просвете выхода Грач увидел охранника. Совсем молоденький боец стоял, опершись на древко алебарды, и всматривался туда, где за стеной дождя железным морем бурлило сражение.

Доски скрипели под ногами Грача, но барабанный бой капель по тенту скрадывал все звуки, и страж так и не обернулся. Вытащив нож, Грач прыгнул ему на спину. Удивленно всхлипнув, тот завалился вперед, заерзал, растянувшись в грязи. Распахнул рот, собираясь закричать, но Грач полоснул кинжалом по немытому горлу. Раз, другой, третий, врезаясь все глубже, пока бегущая кровь не запузырилась. Грач вдавил лицо обмякшего парнишки глубже в грязь. Через полминуты тело под Грачом напряглось, пальцы заскребли, загребая комья грязи, руки уперлись в землю, пытаясь оттолкнуться, сбросить Грача, но тот пошире раскинул ноги, наваливаясь всем весом. С боков подскочили Вдовоёб с Чистоплюем – лица перекошены от напряжения. Взмыли вверх клинки цвайхандеров, и страж лишился рук. Подоспевшие Пырей и Маркиз вытянули в разные стороны ноги парня, а Курт и Жонглер отрубили их алебардами. Сам Грач, испытывая какую-то удивительную отрешенность, потянул голову солдата на себя, и грязь с влажным чмоканьем отпустила ее. Грач резанул кинжалом еще раз, лезвие скрежетнуло по позвонкам. Тогда он обхватил голову руками и, поднатужившись, свернул шею. Оборот, еще один – и голова повисла на тонкой полоске кожи. Грач рассек ее кинжалом и бросил голову под повозку. Поднялся на ноги, облокотился на оглоблю. Его начало мутить.

Чистоплюй сорвал с туловища лиловый плащ и бросил Грачу.

– Надевай, – сказал он. – Пойдешь впереди.

Грач несколько секунд недоуменно смотрел на скомканную тряпку, не понимая, что делать. Туловище стража у его ног мелко подергивалось. Тот был все еще жив. Грач не сомневался, что отрубленная голова под телегой сейчас беззвучно распахивает рот, силясь закричать, предупредить своих.

– Надень плащ, – тихо сказал Вдовоёб. – Надень и не думай ни о чем. Наша задача – алтарь. Думать будешь потом.

– Эй! – позвал их Пырей. – Гляньте.

Его дрожащая рука указывала на скопление повозок невдалеке. Над крышами виднелись подрагивающие наконечники пик, и до отряда донеслись приближающиеся голоса.

– Сучья мать! – оскалился Вдовоёб. – Быстрее!

Он первым бросился к повозкам, а за ним метнулись и остальные. Грач бежал, не отрывая взгляда от колышущихся в воздухе наконечников, пытаясь их сосчитать. Выходило пять. Если, конечно, там были только пикинеры.

Их не ожидали встретить, уж точно не в самом тылу. Поэтому отряд пикинеров под предводительством молодого еретика с фламбергом на миг сбился и смешал строй. Поэтому тот самый, с фламбергом, опешил, недоверчиво вглядываясь в бегущих на него бойцов, и не сразу дал команду пикинерам. Поэтому те замешкались, выстраиваясь в шеренгу и опуская пики. Было уже слишком поздно.

Вдовоёб вклинился между выставленными наконечниками, рубя древки и сжимающие их пальцы. Схватив свой меч за лезвие свободной рукой, он ударил пикинера слева острием в ухо, тут же добавил в зубы локтем, одновременно впечатав навершие в висок пикинеру справа. Присел и вонзил острие в пах левому – а правый завыл, хватаясь за рассеченное до кости бедро. Одна за другой в грязь упали две головы.

Ржавый Курт скользнул боком, уходя от наконечника, метившего ему в грудь, дернул пику на себя и опустил алебарду на голову растерявшемуся солдату, смяв шлем и проломив череп. Вторым ударом он отсек противнику кисть и тут же рубанул по щиколотке. Последний взмах отделил залитую кровью голову от тела.

Жонглер поднырнул под древко, подбил его вверх плечом и полоснул обломком алебарды своего пикинера по животу. Тот упал на землю, вопя от боли, но Жонглер рухнул на него сверху, коленом на грудь, и выбил весь воздух из легких. Шипя, он тремя короткими ударами отсек незадачливому солдату башку.

Чистоплюй взмахом снизу отбил фламберг командира, впечатал подкованный каблук сапога тому в ступню, толкнул плечом, сбивая наземь, крутанулся, занося тяжелый меч, и рубанул сверху, метя в открывшуюся шею. Командир успел уклониться, приняв удар на наплечник, но Чистоплюй наступил ему на живот, перехватил цвайхандер и вонзил сверху. Лезвие вошло командиру в раззявленный рот, выбив зубы, и пригвоздило голову к земле.

Меньше всех повезло Грачу. Его противник отбросил пику, вытянул из ножен меч и бросился навстречу. Грач метнулся влево, ткнул кацбальгером наугад, но острие лишь скользнуло по кирасе противника. Тот рыкнул, пригнулся, прыгнул вперед. Локоть пикинера ударил в челюсть, и Грач отскочил, взмахнув руками в попытке удержать равновесие, а перед глазами мелькнула сталь – враг метил в шею, но не достал. Грач попятился, но еретик тут же перешел в наступление, осыпая его ударами. Краем глаза Грач видел тени соратников, сосредоточенно кромсавших руки и ноги начавшим вставать мертвецам. Выждав момент, Грач харкнул в лицо пикинеру. Тот на миг замешкался, подняв руки, и кацбальгер Грача вонзился ему в подмышку. Еретик отпрянул, прижимая руку к ране. Грач пнул его ногой в пах, тут же всадил коленом в склонившуюся голову, опрокидывая корчащегося врага, и вогнал острие меча ему под нижнюю челюсть. Справа возник Ржавый Курт и сразу принялся рубить алебардой сучащие ноги.

Когда все было кончено, Чистоплюй оглядел тяжело дышащих бойцов и кивнул на изуродованные тела, подрагивающие в грязи:

– Плащи. Все берите плащи.

К побоищу приблизились Пырей с Маркизом и попадали на землю, закрываясь от ударов, которыми их осыпал Вдовоёб.

– Скотоложцы драные! – орал он. – Вы какого хера отсиживались?

– Да куда нам тут лезть, – жалобно проблеял Маркиз, закрывая руками лицо. – У нас оружия-то такого…

– Какого, святая блядь, оружия? – ревел Вдовоёб. – Вам на кой хрен ваши ебаные кацбальгеры? Чтобы вы в стороне штаны протирали, сучьи отродья?

Чистоплюй, брезгливо морщась от потока ругани, кое-как оттянул Вдовоёба от перепуганных аркебузиров:

– Всем строиться! Идем к алтарю! Ни с кем не говорить, ни на кого не бросаться – мы идем из тыла со срочным донесением командованию.

– А где командир-то тут? – спросил Ржавый Курт.

– Да какая разница, никто не будет проверять.

Так и получилось. Они шли, утопая в грязи, укутываясь в перемазанные грязью и кровью плащи, а мимо бежали запыхавшиеся вестовые, сновали священнослужители, юркие мальчишки таскали ящики с арбалетными болтами. Впереди краснело обмякшее, напитавшееся водой знамя еретиков, и где-то рядом должен был стоять алтарь.

Пару раз их окликали, но Чистоплюй односложно гаркал в ответ что-то неразборчивое, и вопросы отпадали. На середине пути прицепился помятый еретик с рассеченной башкой. Он истерически кричал и яростно махал руками, указывая на запад, где армия Пакта вминала в склон холма левый фланг еретиков. Чистоплюй пытался отмахнуться, но еретик отстал лишь после того, как Вдовоёб ухватил его за глотку и поднес нож к единственному уцелевшему глазу.

Отряд, охранявший алтарь, понял, что к чему, только когда Чистоплюй и Вдовоёб уже снесли по паре голов, а аркебузы Маркиза и Пырея пробили кровоточащие бреши в доспехах двоих алебардщиков. Ржавый Курт и Жонглер бросились вслед за Чистоплюем и Вдовоёбом в гущу схватки, стрелки принялись забивать пули в аркебузы. Грач поднял алебарду одного из убитых и первым делом разрубил на части ее хозяина, уже начавшего подниматься, но тут же обернулся на крик Вдовоёба. Именно тогда он увидел алтарь.

На сером неотесанном валуне покоилась полноразмерная рака, отлитая из серебра. Львиные головы по углам массивной крышки угрожающе скалились, из пастей капала дождевая вода. Как слюна, если бы эти львы были живы. Если бы они были смертельно голодны.

Грач смотрел на раку, и груди его клубился стылый ужас. Он ожидал увидеть маленький ковчежец с одной лишь засушенной кистью в нем или, в крайнем случае, урну с прахом. Но в таком гробу мог поместиться целый человек. Какие по силе мощи он скрывает? А что, если…

Его дернул за руку Ржавый Курт. Лицо перекошено, на щеке словно бы тряпка из струящегося алого шелка – лило из рассеченной башки, а сам Курт был бледнее смерти. Он ревел, утягивая Грача за собой туда, где рубились Чистоплюй и Вдовоёб. Туда, где покоилась рака. Где скалили клыки почерневшие от времени львы.

Грач последовал за Ржавым Куртом, но тот вдруг споткнулся, будто наступив в лисью нору, и сбился с шага, не дойдя нескольких шагов до пятачка, усеянного расчлененными телами, посреди которого бились доппельзольднеры. Из кирасы его торчали два арбалетных болта. Курт падал, устремив остекленевший взгляд куда-то за низкие жирные тучи, и Грач упал рядом, укрываясь его большим телом. По лицу неприятно шоркнула сталь кирасы, а в нос ударил стойкий запах закисшей от пота одежды.

Он ошалело завертел головой, высматривая арбалетчиков, и в тот миг, когда увидел их – буквально в тридцати шагах, впятером натягивающих тетивы для следующего залпа – на плечо ему опустился тяжелый ствол аркебузы, а Маркиз из-за спины крикнул:

– Не шевелись!

Тут же до слуха Грача донеслось шипение фитиля. Краем глаза он заметил, как Пырей, растянувшийся рядом в грязи и тоже прикрывающийся телом Курта, прикладывается к своему ружью. А еще он успел заметить, что от арбалетчиков по дуге, чтобы уйти с линии огня, к ним бегут трое мечников. У одного из них не доставало левой руки, и он волочил цвайхандер правой, чертя в грязи глубокую борозду.

В следующий миг над ухом громыхнуло, в глазах от грохота вспыхнуло, щеку на миг опалило раскаленным железом, и по ней тут же побежали жаркие струйки из моментально оглохшего уха. Обзор закрыло облако порохового дыма, забившее ноздри кислой ватой.

Маркиз и Пырей оставили аркебузы, бросились вперед, обегая ошеломленного Грача и выхватывая на ходу кошкодеры. Вдалеке трое уцелевших после выстрелов арбалетчиков уже вскидывали оружие, готовясь стрелять. Маркиз с Пыреем рванули навстречу мечникам, не давая стрелкам толково прицелиться, и Грач, еле поднявшись и превозмогая тошнотворное головокружение, поспешил следом.

Он успел сделать несколько шагов, прежде чем почувствовал удар в шею. Голова мотнулась, в горле тут же заклокотало на вдохе, а под воротник побежало горячее. Грач потянул руку к горлу, но, не донеся, наткнулся на что-то твердое. Прикосновение пронзило тело болью. Он скосил глаза вниз и увидел, что из шеи тянется конец болта с жестким оперением. Это уже было, подумал Грач. Это случилось с Рудольфом из Гробенвальда, капитаном нашей баталии. Теперь я знаю.

Ноги подкосились, он выпустил из пальцев алебарду и опустился на четвереньки, глядя, как густая кровь капает в грязь, смешиваясь с мутной дождевой водой. Из чего состоит мир? Из воды да грязи. Из чистой воды да черной грязи. Из…


Он вынырнул из тягучего, вязкого кошмара, хрипя от ужаса. Воздух еле пробивался в простреленную гортань, и Грач чувствовал, как пузырится кровь в ране. Вдовоёб тащил его за ногу, тянул за собой к раке. Неподалеку двое вражеских мечников осыпали ударами упавшего Маркиза. Пырей лежал рядом, недвижный, втоптанный в грязь. За спинами еретиков мелькнул Жонглер, и голова одного из них слетела с плеч.

Оперение болта в шее покачнулось, в глазах начало темнеть, но тут Вдовоёб приподнял Грача, усадил спиной к валуну, на котором покоилась рака. Грач встретился с Вдовоёбом взглядом. Тот подмигнул, разрезал ножом ремни его кирасы, снял ее и отбросил в сторону.

Грач, не в силах шелохнуться, судорожно хватал ртом воздух и наблюдал, как Вдовоёб приставил острие ножа к его грудине и со всей силы ударил по навершию, загоняя лезвие ему в грудь. Нож вошел внутрь с влажным хрустом. Треск хрящей и костей заглушил остальные звуки, в легких вспыхнул нестерпимый жар, он попытался закричать, но вновь погрузился в бездонную трясину беспамятства.


Когда Грач опять пришел в себя, Вдовоёб шарил руками где-то у него под затылком. Зазвенел отброшенный в сторону наконечник болта. Вдовоёб ухватился за древко со стороны оперения, вытянул его из шеи с чавкающим звуком. Грач почувствовал зуд в глубине раны, подался вперед, выкашливая из горла сгустки крови. Недоумение постепенно сменилось ужасом, еще более глубоким, чем пережитый минуту назад. Сменилось пониманием.

Осклизлые стены склепа.

Поблескивающий смоляной шарик в руке Вдовоёба.

Осколок черепа с угольной чернотой внутри.

Кислый запах собственной блевотины и протянутый Вдовоёбом сухарь.

Грач опустил взгляд на свою грудь, залитую свежей кровью, на зияющую под распахнутым дублетом рану. И на пульсирующий алый комок в руке Вдовоёба. В груди разливалась гулкая и тоскливая пустота. Там больше не билось сердце.

Вдовоёб оскалил в улыбке стальные клыки и дружески похлопал его по плечу. Грач начал вставать, опираясь о камень, а когда поднялся, рядом с Вдовоёбом появился Чистоплюй.

– Мощи! – орал он. – Быстрее, пока еретики опять не встали. Жонглер их держит!

Не дожидаясь помощи, он вставил лезвие цвайхандера в щель между крышкой и стенкой раки и налег на рукоять всем весом. Тяжелая крышка заскрежетала, отползая в сторону.

Чистоплюй заглянул внутрь и отшатнулся.

– Тут целые мощи! – крикнул он – Великие Святые, она здесь целиком! Грач, сюда, быстро!

Сам он тут же запрыгнул наверх. Уперев ноги в бортики раки, приподнял сползшую крышку и сбросил ее вниз, открывая саркофаг полностью. Грач вскарабкался следом и встал рядом с Чистоплюем, едва удерживая равновесие на узком бортике.

Иссушенное тело Святой Крапалии, укутанное в истлевшую белую плащаницу, лежало в смиренной позе усопшего со сложенными на животе руками. Лицо закрывала стальная маска с выгравированными на щеках цветами.

Чистоплюй кивнул Грачу на мощи, занес меч для удара, но опустить его не успел – вместо этого сам рухнул с бортика на землю. Он покатился по земле, вопя и хватаясь за левое колено, ниже которого у него больше не было ноги. Кровь била из обрубка тугими частыми всплесками, а Вдовоёб уже вновь поднимал свой меч. Всполох стали – и голова Чистоплюя с застывшим на ней недоуменным выражением покатилась прочь.

Это тоже уже случалось раньше, подумал отрешенно Грач. То же самое произошло с Седьмым. Мир, будто узор на огромном ковре, состоит из повторяющихся рисунков. Из отрубленных ног да отрубленных голов. Из крови, рвущейся на свободу из отслуживших тел.

Вдовоёб, перемахнув через бортик раки, склонился над Святой Крапалией, дернул на себя рассыпающийся плат, обнажая бурую грудь, посреди которой чернела дыра. Словно вход в ее склеп, пахнущий сыростью и холодом. И в эту дыру, затаив дыхание, Вдовоёб опустил все еще бьющееся сердце Грача.

Со стороны сражения донесся восторженный рев множества голосов. Грач распознал в нем Гимн Блаженному Иоганну – излюбленную песню зольднеров Людвига Растяпы. Это значило, что план Чистоплюя сработал. Ход сражения переломился. Еретики умирали окончательно. Мир вновь качнулся перед глазами Грача. Вновь зазвучали в ушах далекие цимбалы наплывающего кошмара.

Вдовоёб выбрался из раки, отошел на пару шагов, не сводя глаз с серебряных стенок:

– Свидетельствуй! – крикнул он Грачу. – Я видел все это во сне! И ты увидишь!

Грач тоже спустился, поднял с земли цвайхандер Чистоплюя. Острие меча нацелилось Вдовоёбу в грудь.

– Напрасно, – сказал тот. – Это еще не конец. Теперь я знаю точно.

– Нет, – ответил Грач. – Не знаешь.

Вдовоёб лишь покачал головой, а за спиной Грача раздался протяжный хрип. Затем исступленный, тяжелый вдох и снова хрип. Звуки доносились из раки. Грач обернулся.

На бортик легли темные, словно обугленные косточки пальцев. Следом возникло истлевшее предплечье, а за ними поднялась голова. Плащаница осыпалась с почерневшей плоти крохотными лоскутками, а дыра в груди лучилась слабым белым светом.

– Я вижу, – прошептал Грач, опускаясь на колени.

Святая Крапалия села в своем гробу. Свет в дыре полыхнул ярче. Края ее стянулись, и темная плоть начала светлеть, наливаться жизнью. Очертились нагие груди, напряглись сухожилия под белой кожей шеи, задрожали длинные тонкие пальцы с заостренными ногтями, снежной волной упали на плечи длинные прямые волосы. В прорезях маски ледяными топазами полыхнули глаза. Святая Крапалия Плакальщица, приветствующая усопших, белая вдова Гаргантских Высот встала во весь рост, тонкая, обнаженная и ослепительно прекрасная.

Она сошла из раки к смертным. Ее ступни не приминали траву и не оставляли следов в жидкой грязи. Шаг за шагом она приблизилась к застывшему Грачу и опустила холодную длань ему на лоб. Другой рукой она взяла руку Грача и приложила его ладонь к своей груди. Туда, где билось его сердце.

– Тебе воздастся, – сказала Святая Крапалия, и голос ее был подобен пению сотни ангелов – он вдавливал дрожащего Грача все глубже в грязь, а только-только переставшее звенеть ухо вновь закровоточило.

Восторженный рев на поле боя сменился воплями ужаса. Грач посмотрел на запад, где армия Порохового Пакта всего мгновения назад добивала последних еретиков, и увидел, как с земли вздымается в небо кошмар, подобный тому, что встретил он в своем посмертии. Бледный, сочащийся кровью вал беспорядочно слепленной плоти, ощетинившийся вросшим в саму плоть металлом: пиками, алебардами, мечами, обломками доспехов. Вал поднялся, застыл в верхней точке и рухнул вниз, погребя под собой воющих от страха людей, но тут же поднялся вновь – еще больше, еще выше, чем прежде, разделился на два щупальца из перемешанных, переломанных тел и опустился вновь.

А пустота в груди Грача вдруг наполнилась приятным теплом. Он опустил глаза. Края раны сходились, кожа наплывала на разрез, закрывая его от холода внешнего мира. Он почувствовал, как встают на место ребра. Как новое живое сердце делает под ними первый удар.

А потом он увидел, как Жонглер, подволакивая ногу, пятится от порубленных тел арбалетчиков и мечников, тонущих в грязи, словно бы само поле засасывало в себя мертвецов. Жонглер оглянулся на Грача, обескуражено дернул подбородком, но в тот же миг земля под его ногами разошлась, и еще одно бледное щупальце, увенчанное жалами мечей, ударило Жонглера в живот, пробив в нескольких местах кирасу и пронзив его насквозь, подняло вверх и грянуло оземь. Грач успел услышать, как тонко и отчаянно закричал Жонглер прежде, чем исчезнуть под бугрящейся мышцами и костями бесформенной массой.

Грач понял, что обоссался.

К нему подошел Вдовоёб.

– В моем сне Святая Крапалия пообещала, что я стану ее полководцем, – сказал он. – И сдержала слово. Баталии Рудольфа из Гробенвальда больше нет, ты свободен от клятв и волен идти, куда пожелаешь, но… давай ко мне доппельзольднером? Ты же мечтал о двойной оплате. Станешь командовать десятком для начала, – Вдовоёб задумчиво оглядел поле сражения, где щупальца воскресшей и преобразившейся плоти то хлестали по земле, словно плети, то сливались в сплошную стену и накатывали волной на остатки благочестивого военного люда, рассеянные по всему полю. – Решай быстрее. Сегодня погибло немало хороших парней. Их жены сейчас в лагере воют от горя – вечером я буду занят.

Он вернулся к Святой Крапалии и, встав за левым плечом белой вдовы, принялся вместе с ней наблюдать за подходящей к концу бойней. Грач остался один.

Он думал о павших соратниках. Сколько их было за полтора года? Не вспомнить – ни прозвищ, ни лиц. А сколько умерло в последние минуты? Голова Чистоплюя глядела с земли пустым взглядом куда-то мимо Грача. В одном из щупалец мелькнули изломанные фигуры Ржавого Курта и бравого капитана Рудольфа из Гробенвальда. Неподалеку валялась брошенная аркебуза Пырея. Через полтора года он не вспомнит и их лиц.

Сердце в груди гнало по венам горячую кровь. Рубец на шее почти уже не зудел. Найти бы только новые штаны взамен обоссанных.

Двойная оплата – пожалуй, лучшее предложение, какое он получал за всю жизнь.

– Эй, Вдовоёб! – крикнул Грач. – Меч Чистоплюя я забираю себе!

Накидка из шкуры Времени

Лора Фарлонг

«Когда исчезла Смерть, они радовались.

А потом плакать стали».

Смерть пропала. Каждый в Маунт-Даре это узнал. Этот небольшой город, давно выросший у подножья горы, встретил эту весть жизнерадостным смехом. Все пришло в движение. Казалось, возликовали приземистые белые дома, зашатались зубы высокого частокола, а вокруг него зашумел рябиновый лес. Опустела шахта. Рабочие бросили кирки, оставили вагонетки, единой волной рванулись по темным тоннелям к свету дня. Марбл видел их сквозь разноцветные стекла окон на колокольне церкви. Отсюда шахтеры казались грязными каплями на чистой рясе города.

– Смерти больше нет! – кричали они, обнимали, целовали жен и детей. Грязные, пыльные, счастливые перекати-полем носились они тогда по улицам, поздравляя знакомых, всех и каждого.

Марбл не спешил, перебирал в пальцах алые бусины молитвенных четок. В радостном гомоне ему слышался далекий гром. Смерти больше нет. Что-то страшное мерещилось ему в этих словах. Ему не хотелось верить. Он чувствовал, как на шеях людей рвались ошейники страха перед погибелью, перед Рекой Душ. Марблу казалось, что эти люди, черные от угольной пыли из недр горы, вставали с колен. Как дикие псы они отряхивались от ужаса, сбрасывали его с себя.

Смерти больше нет. Ни за кем больше не придут ее слуги-тени, не уведут в другой мир. Марбл должен был ликовать вместе со всеми, но он не радовался.

На страницу:
3 из 5