Архив

«Кому, интересно, они столько диванов для отдыха понаставили? Еще и кулер с водой в углу воткнули?..»

Он облокотился о стойку регистрации, на которой были хаотично разбросаны буклеты с живописными пейзажами недавно, вопреки желаниям коренных жителей, присоединенных к Российской Федерации территорий и приклеены к искусственному дереву столешницы распечатки с ценами на туры:

– Вы видели этого человека? – Ткнул смартфоном в лицо миловидной секретарши. И правда молоденькая совсем, а не наштукатуренная косметикой стареющая дурочка: длинные русые волосы, нахмуренное в этот момент лицо, зеленые глазки бегали по экрану телефона; белая блузка с полуприличным глубоким декольте, а вот что ниже (черная короткая обтягивающая юбка и лаковые туфли на шпильках, скорее всего) – он не видел, хотя, на секунду, хотел бы. Это очень странное чувство, но приятно думать, что девушка рядом с тобой вызывающе одета. Тем более – на работе. Вдруг ее кто-нибудь здесь трахает? Пузатый начальник ли, или консультант из офиса справа?.. Слева?.. Оба? По очереди или вместе?..

Девочка даже не нахмурилась тоненькими бровками демонстративно:

– Нет, его здесь не было. – Будто отчеканила, а Антон подумал: «Я не спрашивал, был он тут или нет. Я спрашивал, видела ты его или нет». Маленькое несоответствие ответа вопросу, но именно из таких едва заметных, ненароком оброненных слов слагается истина. Или паранойя.

– На улице утверждают, что он вышел отсюда. – Хладнокровно, с напором он продолжил допрос. Вообще это слово утратило смысл в последнее время: допрашивают, когда хотят узнать что-то новое. Правительство следит за всеми, так что Антон не допрашивал, он искал подтверждения тому, что уже и так знал.

– Это невозможно, у нас его не было. – «Да, не было, как же».

– Это потому, что вы не закрыты?

– Да.

– Понятно. – Антон вынес свой вердикт относительно интеллекта секретарши, потом привычно глянул на потолок и сразу же выцепил стеклянные окуляры камеры по углам. – Тогда почему дверь открыта, и вы здесь с двумя охранниками? – «которых здесь сейчас нет».

– У них смена! – Вот ты окончательно спалилась, девочка. Сказала, а потом поняла, что сболтнула лишнего, и замялась, только уже поздно.

– Понятно. – Ничего, он пометку оперу оставит, а там уж сами разберутся. – С вами свяжутся для дачи дальнейших показаний, – Антон не стал продолжать задавать вопросы, на которые не получал прямого ответа для чьего расследования. Это не его дело, и ему, по большому счету, начхать. Его совесть потихоньку пожирает где-то там, на безымянной улице в доме без номера, пришедшая в себя Вероника Петровна, а грядущие сны уже наверняка захвачены трупом Лизы. Что ему до робкой, туповатой девочки-секретарши, хоть и красивой, и невменяемой мрази, из-за которой пострадало с десяток человек? Вдобавок охранники теперь тоже маячат на периферии сознания, покоя не дают. Не могли они сорваться со своих мест просто поглазеть на случайного прохожего и устроенную им аварию. По крайней мере, помогать в столпотворении они точно не собирались – только стояли и глазели, а один что-то шептал в телефонную трубку. Отчет? Запрос дальнейших действий? Кому? От кого? Черт его знает…

Этот странный парень точно был здесь, а назначенные следователи пусть отрабатывают зацепки. Антон им и так помог – нашел эти самые зацепки. А дальше – не его работа. Никто не умер же из тех, кто может произвести на этот тухлый свет военнообязанное потомство весом в 3—4 кило, склизкое и орущее.

Антон думал все это, пока шел обратно к выходу, толкнул локтем дверь и вернулся в гомон улицы. Двое одетых в форму человека ожидали его, придерживая третьего, гражданского, между собой. Странно получалось – права и свобода вроде бы есть у всех, но на деле – кто в этом дурдоме мирового масштаба надел форму (вообще любую) первым, тот и прав. А уж если крепко сжал в руках оружие, то только с такими же «правыми» бодаться. «Может, и правильно» – думал Антон, глядя на придурковатую улыбку зажатого посередине двух туш тощего парня.

Антон подошел к ним и протянул, возвращая, телефон:

– Сделайте пометку, что этот… – Он скептически глянул на парня, думая, что пора бы дать ему имя в своих мыслях, – «гражданин» был в РосТурах перед происшествием. И что это вообще за РосТуры?

Полицейский взял свой телефон и посмотрел на Антона, будто колеблясь, кого из них везти в психушку. Антон немного смутился.

– Ладно, проехали. Довезите меня до Управления.

– Но мы… – Попытались протестовать и переглянуться.

– Довезите. Меня. До Управления.

– Хо… Хорошо…

Глава 3

Антон вот уже минут пятнадцать трясся на заднем диване древнего, проржавевшего Форд Фокуса, тщетно пытаясь вздремнуть, борясь с ноющей болью в черепе и проклиная то мгновение, когда он властно потребовал довезти его до отделения. Лучше бы пешком дохромал, ей-богу. Ткань сидений была вся в разводах странных жидкостей, о происхождении которых уточнять совершенно не хотелось. Неудобная задрипанная спинка впивалась острыми концами пружин куда-то между ребер, а затылок подпирал дребезжащий потолок, и Антон сидел как на табуретке на утреннике в детсаду – хоть вставай во весь метр роста и стишок декларируй.

И воняло это все…

Сотрудники ДПС перебрасывались друг с другом какими-то им одним понятными фразами, иногда хихикая, а Антон – не лез. Трещала рация, эпизодически выхватывая в эфире чей-то невнятный из-за помех голос («Неужели изобрести радио без помех сложнее, чем собрать ядерную бомбу, кои тысячами хоть как-то сдерживают натиск врага?»), вызывая подмогу или сообщая о происшествии. Иногда водитель тыкал кнопку включения сирены, когда было неохота стоять на светофоре.

Автомобиль противно пробуксовывал на подрыве, взвизгивал и выруливал на встречку через двойные сплошные линии разделительной разметки, вклинивался в перпендикулярный поток, медленно лавировал и дребезжал во все свои сто с небольшим старых дряхлых лошадей под напором вдавленной в пол педали газа. Кто-то из других водителей нервно ерзал, глядя в зеркало заднего вида: не по его ли душу визжат сирены. Другие, удостоверившись, что к ним претензий нет, провожали матюками и проклятиями синие мигалки. Чтобы в следующий раз претензии точно были благодаря системам контроля и прослушки, понапичканным везде.

В окне мелькали пустые тротуары, группки людей, ютящихся под козырьком автобусных остановок, рваные рекламные баннеры (реклама рекламных баннеров – тоже реклама) и вывески странных заведений: как-то выживающие бары, какие-то тематические магазины, алкомаркеты, в которых остался только отечественный паленый алкоголь для толпы, а для постоянных клиентов кассиры доставали давние запасы из-под полы, оглядываясь на картинки с внешних камер – нет ли поблизости подозрительной машины; одежда и аксессуары для будущих мам, какие-то другие невзрачные витрины. Даже секс-шоп с розовой неоновой вывеской как-то затесался. Будто вся жизнь скомкана на одной улице: алкомаркет, секс-шоп, детский магазин. Гостиницы на одну ночь только не хватает, перед детским магазином – должна быть где-то во дворах, на цокольных и первых этажах ветшалых зданий. Но так всяко лучше, чем роддом, суд, психушка и кладбище – и все через дорогу, в шаговой доступности. Только вот второй вариант планировки района – он правдоподобнее. Ближе к народу и действительности, что ли…

– Э, смотри, клуб нейроинтерфейсов. Эти падлы и до Садового добрались. – Полицейский проводил взглядом, оборачиваясь, огромную сверкающую неоновую вывеску. Его напарник, следя за дорогой, горько кивнул.

Полулегальные компьютерные клубы возродились с недавним поступлением нового товара для виртуальных утех. Когда-то давно, когда появились первые очки виртуальной реальности, расплодились маленькие павильоны в тогда еще процветавших торговых центрах: за цену бутылки водки ты мог минут пятнадцать покататься на американских горках или на слоне по африканскому сафари, а в более приватной обстановке – провести время со своей любимой героиней аниме, полапывая ее контроллерами за неестественно выпирающие места. Благо выбор был достаточно широк уже тогда, спасибо японским извращенцам.

Теперь же – новая ступень эволюции технического прогресса, черт знает откуда возникшая, и где микросхемы, жгуты кабелей и датчики собирали в единое целое: тебе не просто показывали спроецированные линзами картинки, от которых вестибулярный аппарат приходил в замешательство, а ты выкрикивал ругательства, пытаясь вскочить с удобного кресла. Теперь образы не только отображались на малюсеньких экранах перед зрачками, но и транслировались прямо в мозг закодированными электрическими импульсами, и твой разум окончательно утрачивал связь с телом (обратные импульсы тоже перехватывались компьютером), но покорно воспринимал машинные коды, впервые в истории действительно погружаясь в виртуальную реальность, о которой мечтали сотни писателей в своих забытых книгах жанра «киберпанк». Нам тут, извините, не до книжек. Война же идет. Если шлем снял. А если не снял – то и не идет.

Увы, это действовало как наркотик почти для всех: кому надо влачить жалкое существование в мрачной действительности, если можно задешево купить несколько часов в салоне, после работы или вместо нее. Усесться в мягкое кресло, напялить на голову огроменный тяжелый шлем, покрывающий весь череп странными присосками и обволакивающий глаза теми же линзами с трехмерными картинками, откалибровать настройки под себя и вжиться в чью-то роль, оказаться где угодно.

Кому-то штурмовать средневековые замки, кому-то летать на драконах и кидаться заклинаниями, постигать суть мироздания, грациозно лавировать в поясе астероидов на космических истребителях, достигать далеких звезд и изучать чуждые планеты и расы, разгадывать тайны бесконечной вселенной… Каждый находил свой фетиш или потаенную мечту, но в большинстве своем – все воплощали свои извращенные сексуальные фантазии.

Неважно с кем: с аниме-девочкой, постаревшей порнозвездой с огромными силиконовыми сиськами и целлюлитными ляжками или же с несовершеннолетней. Или, банально, с бывшей одноклассницей, что продинамила тебя на выпускном и спустя десять-пятнадцать-двадцать лет, на встрече выпускников в нашем чертовом 2023, совсем об этом не сожалела, если дожила вообще.

Просто скажи администратору, чего ты хочешь, поставь подпись под толстым нечитанным договором на несколько десятков страниц, отдай флешку с фотографиями, выложи пачку засаленных банкнот, подожди чуток, потягивая коньяк-колу из пластикового стаканчика на баре у входа или покуривая горький табак у подъезда, и вуаля: ты в выбранном окружении, и дама, может, и не одна даже, вся к твоим услугам. Исполнит любую твою прихоть, пока ты не обкончаешь труселя.

Почему-то именно этот рефлекс шлемы с липкими контактами не могли контролировать, а вот все остальные – запросто. Даже боль они искусно имитировали, и мало кто решался вскрыть себе вены, перерезать горло, пустить пулю в висок или сигануть с энного этажа в виртуалке, но оргазм – другое дело. Он почему-то оставался в реальности, и, видимо, не просто так. Наверняка на эту тему есть не один десяток научно-исследовательских статей за рубежом, но нам здесь о них невдомек.

Может, и хорошо, что оно все так случилось. Преступность по соответствующим статьям упала, а чем уж там тешатся извращенцы, раньше искавшие жертв на улице – неважно. И допустимо. Все маньяки заперлись по подвальным прокуренным помещениям, коих в Москве насчитывалось несколько сотен, если не больше. Вся соль в том, что никаких лицензий на подобного рода увеселения не то чтобы не было у владельцев – этих разрешений не существовало в принципе. Нет такой бумаги, которая декларирует: «Да, по такому-то адресу можно надеть шлем виртуальной реальности, оттрахать виртуального ребенка и накончать в реальные штаны».

А вот поставщики увеселений – были. Это могло значить только одно – у клубов был довольно высокопоставленный покровитель со всеми вытекающими. И втекающими. И довольны таким положением дел были далеко не все:

– От суки. Где только шлемы опять достали… Проверить бы… Эй, полковник, может, ваши эти займутся? А то чего там они в своих реальностях с виртуальными телками зажигают, пусть реальных оплодотворяют же, не? – Полицейский посмотрел через зеркало в глаза Антона, но взгляд споткнулся о холодную стену отчуждения. Он определенно забыл, с кем разговаривает.

– Не вашего ума дело. – Опять цедить сквозь стиснутые зубы. Мрачно, устало, бликуя.

– Да, что это я… – Отвернулся и промямлил себе под нос, потом покряхтел и продолжил, уже чинно-чопорно: – Прошу прощения.

Антон промолчал.

Автомобиль свернул с Садового Кольца куда-то ближе к центру, проехал по нескольким пустынным улочкам, где дома были давно покинуты. Оно и понятно: у кого в свое время хватало денег на квартиры в этом районе, сбежали отсюда первыми по видам на жительство в других странах, или даже другим гражданствам, оставив свои российские – здесь, потихоньку гнить и шелестеть плотными листками паспортов на полках взломанных сейфов под порывами ветра из разбитых окон.

И машины тоже бросили. Их потом забирали в зачет налогов и либо оставляли себе властные чины, либо продавали за бесценок – на запчасти или просто ездить; но все забрать – людей и оснований не хватало. Антон когда-то давно, еще в Интернете, наткнулся на галерею «кладбища» спорткаров в… Как же называлась эта одна из многих, сгинувшая страна… Ах, да, «Эмираты», исчезнувшие с современных карт уже пару лет как. Теперь – очередная оккупированная территория нашей могучей родины и доблестной армии, и не без участия Антона…

Вот тут царило похожее забвение брошенных автомобилей. Но дорогие машины стояли не обвитые лозами горячечного песка, а загаженные текучим голубиным пометом и изрисованные убогими граффити из баллончиков с бледной краской. Изредка заглянуть – пожалуйста, а вот селиться в бывших элитных районах отбросы общества не решались: слишком много разных новых министерств образовалось в центре мегаполиса. Почему министерства не селили своих сотрудников в брошенные квартиры недалеко от работы – тоже загадка, кстати. Разве что, руководствуясь принципом «знай свое место»: сотрудники вроде Антона и так балансировали на зыбкой грани между личными вендеттами и реальными законами, вызывая только уставшие вздохи начальства и молчаливую ненависть населения.

Спустя несколько таких улиц и переулков автомобиль затормозил перед невзрачным невысоким зданием: каких-то три серых бетонных этажа (знали б прохожие, сколько там этажей вглубь, в земную твердь, включая самый последний, бункерный). Углубленные оконные проемы отсвечивали матовой темнотой, будто нарисованные.

– Приехали. – Машина притормозила.

– Да, я догадался. Спасибо. – Антон нехотя выбрался из машины, глянул на здание Управления и наклонился в салон, не закрывая дверь: – Передайте оперу, что возьмет дело о том придурке, мои записи. Спасибо. – Не дожидаясь ответа, хлопнул ржавым, крашенным-перекрашенным куском тонкого металла, отозвавшегося гулкой вибрацией, обошел автомобиль сзади, даже не провожая его пустым взглядом. Пересек тонкую улочку, завороженно-привычно глядя на высокие и узкие готические окна, похожие на бойницы какого-то средневекового замка.

На входе его встретила огромная, тяжелая, еще советская деревянная дверь. А точнее – целая их батарея, как в метро, только без надписей «выхода нет». За ней – высокие потолки, гигантские колонны и мраморный пол, который моют не мокрой затасканной тряпкой, а горкой опилок; и несколько людей в форме около турникетов между тех самых колонн. Андреич застыл изваянием среди них – старый вояка, не ушедший на пенсию и относившийся к Антону как к своему старому приятелю с первого дня службы в этом подразделении. Когда ж это было?.. Всего несколько месяцев назад, но Андреич прямо-таки нездорово влюбился в Антона.

– Привет, Андреич. Впустишь? – Впервые за день Антон улыбнулся. Действительно улыбнулся, а не оскалился: веселил его чем-то этот старик. Да и свои тут все за входными дверями, такие же ненавистные всеми, а значит – свои. Ненависть – она немного да объединяет. «Даже бывших любовников» – метнулась отрешенная мысль, как цитата кого-то из классиков литературы.

– Ну заходи, коль не шутишь. – Андреич шевелил огромными седыми усами и сверкал яркими, не замутненными возрастом и воспоминаниями, янтарными зрачками, хихикал себе в кипу жестких волосинок на лице. Вечно был таким счастливым и довольным. А на день МВД, выпив пару рюмок, обожал травить анекдоты и байки со своей долгой службы. Хотя, откуда Антону это знать?..

«Ему б не сюда, ему б куда-нибудь в детский сад, охранником. Дети его обожали бы», – благодарно кивнув, что впервые за день не надо кого-то уговаривать на что-то развернутым удостоверением, думал Антон. Каждый раз так было: если Андреич на сутках, то удостоверение не нужно – всех запоминал и знал в лицо с первого же появления. Феноменальная память.

И этот раз, запоздалый – не исключение.

«Его уже на старости лет тянет к роли дедушки, только…»

«Только» что, Антон? Вы перекидываетесь «здрасьте» и «до свидания» на входе по утрам и выходе по вечерам или ночам, только и всего. Сетуете на погоду за дверьми иногда. Ты же понятия не имеешь, кто он, откуда, где служил, чего добился, есть ли сыновья или дочери, и если есть – почему они внуков к Андреичу на пушечный выстрел не подпускают. Ты же ни черта о нем не знаешь. Что там у него в голове, за густыми усами и живыми светлыми глазами? Может, он девок в Афгане трахал смазанным подсолнечным маслом пистолетом? Или выпущенные кишки джигитам, или как их там тогда, на допросах наматывал на ствол, истерично хохоча? А теперь вот в усы себе хохочет, вспоминая, как только ты мимо проходишь, чем-то ему напоминая тех юнцов. И себя самого, возможно.

Ничего не знаешь. Знаешь только, что каждый тут – не на своем месте. Да и не только тут, а везде они – те, кто не на своем месте. По всему миру. Болезнь похлеще депрессии смрадно окутала целую планету, как чума в средневековье, только не убивая никого. Зачем напрягаться, если скоро люди сами себя окончательно перебьют?

«И ты тоже не на своем месте, не видишь разве?..»

«Заткнись!..»

– Антох, тебя Влад ищет! – вскрикнул Андреич вслед Антону с такой интонацией, мол, «чего опять натворил, негодник?» Будто соседских яблок на даче наворовал и получил солью в задницу, улепетывая.

– Догадываюсь…

Антон одним своим потрепанным видом шуганул уборщицу к стенке и поднялся по гигантским ступеням на второй этаж. Тут статуи какой-нибудь не хватает, пусто слишком. Президента нашего бессменного поставить бы… Впрочем, у Антона были свои идеи насчет того, в какую позу поставить президента и что с ним сделать.

Первый же кабинет – начальника, и, как назло, дверь с матово-золотой табличкой была приоткрыта и оттуда доносился гневный хриплый голос глухими отрывками:

– Что значит «потеряли»?.. Вы че там, совсем охуели?.. На секретаршу, что ль, дрочите на месте службы?.. Как вы его выпустили вообще?!. Ищите, блядь!.. Куда?.. «Менты» забрали?.. Ты сам – «мент», дебил. К вечеру не вернете, я с вас все шкуры спущу, будете у меня сортиры драить в крымских казармах!.. О! Зиноньев! Сюда иди.

Антон медленно выдохнул, прикрывая глаза и прощаясь с жизнью. Убить его Владислав Петрович, конечно, не убьет, но нервы выговором потреплет знатно – орать на подчиненных он умел отлично, часто практиковал и самоудовлетворял этим что-то внутри себя – орган какой или фетиш. Его поэтому, наверное, сюда и назначили.

Антон шагнул в просторный кабинет, отдавая честь, а внутри думая: «убежать бы, да поздно…»; и не о кабинете, а в целом… О жизни.

Владислав Петрович – крепкий мужчина, от которого каждый прожитый год неумолимо оттяпывал очередную порцию мышц и волос, оставляя подвисать кожу с небольшим слоем старческого жирка под ней и торчать ежиком бледные седые волосы, которые он не пытался зачесывать на залысины, а коротко состригал. Непонятно, почему и зачем Антон представлял своего начальника голым, а не в подогнанной по фигуре форме, воображал сморщенную кожу, свисающую с одрябших рук, и прослойку жира на пузе, подпертую ремнем.

Полковник молчал, оглядывая Антона с ног до головы, изучая узоры блестящего машинного масла по перепачканной форме и кровоподтеки на болезненно опухающем лице:

– Тебя как вообще сюда впустили-то?

Антон пожал плечами, пряча глаза куда-то в документы на подпись, что толстой пачкой лежали на столе.

– Ты в курсе, сколько времени вообще?

– Примерно представляю, товарищ генерал. – Товарищ генерал шумно выдохнул, чуть с присвистом из легких. Устал смотреть на очередного идиота, что не считает своим долгом следовать расписаниям, регламентам, держать телефон заряженным и включенным, и вообще: будь проклят тот день, когда Антон появился в этом здании вершить правосудие во благо всех обиженных. Пусть лучше бы оставались изнасилованы и убиты неизвестно кем, чем этот «сотрудник» приносил бумаги с обвинениями. По мнению Владислава, по крайней мере; за них так и так отомстили бы – время звериное же.

– И где ты был?

– Автокатастрофа.

Морщины на лбу генерала на мгновение напряглись, но быстро разгладились – пытается держаться, но уже теряет хватку. Так и руки, сомкнутые за спиной, пока он вышагивал туда-сюда по кабинету, то мелко дрожали, то усилием мышц напрягались, подавляя этот предательский синдром.

– «Автокатастрофа»? Ты слово-то откуда это взял, полудурок? Из толкового словаря или от жирной училки по русскому в пятом классе услышал?

– На Садовом кольце, товарищ генерал… – Руки старого вояки опять вздрогнули, а бровь предательски дрогнула. «Меньше водки по вечерам, меньше водки, товарищ генерал.»

– Ооо, посмотрите, теперь знанием географии блещем! Посмотрите на него. Тебе, может, медаль теперь выдать?!

– Никак нет, товарищ генерал, я…

– Что «я»?! Ты во сколько должен был здесь быть?! Я тебя спрашиваю, во сколько?!

Антон глотал. Ему, как дешевой проститутке, кончали на лицо из старого сморщенного члена, дурно пахнущего и накаченного кровью только благодаря лошадиной дозе Виагры, а он подставлялся под белесые капли, раскрывая рот пошире и зная: несдобровать ему, если все не поймает и не проглотит.

– Перед этим был вызов на самоубийство, товарищ генерал, затем я направился в Управление, но попал в аварию.

– Телефон твой где при этом был?

– Сел.

– Ты на хуй у меня сядешь сейчас. С телефоном что, я спрашиваю?! Почему только браслет работает?! – Антон уже плотно на нем сидит, и никакой возможности слезть или хотя бы вазелином смазать. Мы тут все сидим, как не в представительстве госмашины, а в борделе каком-то: имеют всех по иерархии сверху вниз. Возможно, товарищ генерал и сам ходит туда-сюда, потому что сидеть больно. Геморрой ли, или анус побаливает после вызова к министру.

– Батарея телефона разрядилась, когда я закончил на месте преступления.

– Какого, блядь, преступления? Что ты несешь вообще?!

«Возмездие во имя луны, сука» – Вслух Антон это, конечно, не сказал.

– Позвольте предоставить рапорт.

– Выговор тебе, сволочь. И рапорт свой себе засунь сам знаешь куда. Пшел отсюда. – Владислав кончил и, прозрев омерзением к самому себе, оттолкнул исхудалое тельце дешевой шлюхи подальше.

– Так точно, товарищ генерал. – Антон развернулся на каблуках и поспешил к выходу, но не успел:

– В какой аварии ты был после той девчонки? На Садовом с маршруткой и такси?

«Доложили ему все, доложили, старому педерасту».

– Так точно. – Антон сглотнул встречный вопрос, и не один за раз. Главный из множества только рвался из глотки: с кем только что разговаривал Владислав Петрович?..

– Иди давай отсюда. – Генерал устало прогнал подчиненного во второй раз, но уже мягче, будто прощая первый, и будто это не он сам остановил сотрудника, а тот – дурачок, и с первого раза не понял.

Антон захлопнул за собой дверь под чертыханье руководителя. Оглянулся. К горлу снова подкатывала тошнота, а голова раскалывалась болью на тысячи острых осколков, едва ориентировалась в пространстве и поддерживала шаткое равновесие. Вокруг бродили какие-то люди, нарочито медленно таская папки с документами, общались с коллегами, растягивая слова и слоги до монотонных звуков, и каждый, казалось, косился на пошатывающегося Антона, мутными стеклянными глазами обводящего коридор, сонмища людей в форме и бесконечные ряды желтых «под дерево» дверей из ДСП, словно что-то совсем чужое, а не привычное каждодневной рутиной.

Он опасно покачнулся, вновь ловя равновесие и ускользающую мысль: пошарил рукой по обернутому в грубую марлю лбу, ловя ее. Бесполезно. Мысли метались во внутренней пустоте, шептали что-то в уши, как люди вокруг, и быстро уплывали прочь, похожие на каких-то эфемерных рыб, снующих по пространству грязной, пропитанной радиацией океанической воды.