Не дождавшись ответа, он пересек двор и вошел в дом, ощутив на пороге затхлый воздух. Просторная комната, в которой он очутился, была голой, как степь к югу от Гритривера. Паутина, висевшая в углах, толстый слой пыли и дерьмо на полу, походившее на горох, создавали гнетущее впечатление. Не лучше выглядели и три окна – мутные, затянутые паутиной, с прогнившими подоконниками. Заприметив в дальнем углу узкую дверцу, Уизли направился к ней, ступая по скрипучим половицам. Отворив дверь, он наклонился и протиснулся внутрь, оказавшись в глухом закутке восемь на восемь футов. Посередине комнатки находился квадратный люк с массивным кольцом. Открыв люк, Уизли просунул голову внутрь и не поверил собственным глазам: в узкой полоске света, пролившейся в подвал, он узрел съестные припасы, лежавшие под тонким слоем пыли. Источая множество запахов, кладовка вместе с тем дышала могильным холодом.

– О, Боги!

Слетев по шаткой лестнице, он заметался по кладовке, не зная за что хвататься. Пыль, сорвавшись с места, поднялась в воздух и заиграла на свету серебристым цветом. Схватив с ящика большой треугольный ломоть сыра, торчащий из куска плотной красной ткани, Уизли в один миг его уничтожил, давясь и пуская слезу не то от счастья, не от больших кусков, еле пролезавших в глотку. За сыром последовал горшок со сметаной, который был опорожнен в один присест. Вытерев губы, он обвел глазами кладовку и остановился на большом куске сушеной говядины, висевшем под потолком на расстоянии протянутой руки. Сглотнув слюну, Уизли потянулся к говядине, но тут дала о себе знать резкая боль в животе.

– Чтоб тебя!

Заурчав, словно старый облезлый кот, желудок выказал недовольство, разнеся вонь по кладовке. Втянув голову в плечи, Уизли схватился за лестницу и стал подниматься, переставляя ноги с такой осторожностью, будто боялся оступиться. Добравшись до люка, он высунул голову и снова услышал урчание в животе. Прослезившись от вони, заполнившей кладовку, он вылез наружу, протиснулся в дверцу и метнулся к выходу, как на полпути его прорвало.

– Чтоб тебя, чтоб тебя! – заорал Уизли, схватившись за штаны.

Выйдя на крыльцо, он осмотрелся и посеменил к желобу, оставляя за собой светло-коричневый шлейф дерьма. Вонь, в миг разнесенная ветром по двору, привлекла стаю мух, увязавшихся за Уизли, словно какая-то свита.

– Ух, падлюки, – процедил он, одной рукой держась за штаны, а другой яростно отбиваясь от наседавших мух.

Подойдя к желобу, Уизли с гримасой отвращения посмотрел на мутную неподвижную воду, отдающей серо-зеленоватым оттенком, и, начал раздеваться. Отбиваясь от мух, он сначала разулся, а затем сбросил с себя пояс – нож, выпав из-за пояса, стукнулся о ножку желоба и отскочил в сторону – и штаны, оставшись в одной рубахе, еле прикрывающей божий дар. Замочив штаны и башмаки, он повесил их сушиться на веревку, проходившую через весь двор, и воротился в дом.

– Ух-х-х, – выдохнул Уизли, ощутив на пороге вонь.

Зайдя в дом, он проследовал в кладовку, обходя серый шлейф собственных испражнений. При виде его, одни мухи взлетали с недовольным жужжанием, другие же прижимались к дерьму, точно боясь лишиться пищи. Протиснувшись в закуток, Уизли занес ногу над люком и тут же отпрянул, почувствовав головокружение и слабость в ногах. Запах гниения, источаемый черным нутром кладовки, был невыносим, перебивая собой запах дерьма. Сползая по стенке, Уизли судорожно глотал воздух, все больше и больше впадая в беспамятство, пока не рухнул без чувств.

ВСТРЕЧА

Пробудившись от заливистого пения птиц, Тармиса обнаружила себя под сенью раскидистого дуба. Мерно и величаво покачиваясь на ветру, он походил на многорукого великана, защищающего родное дитя. Солнечные лучи, продирающиеся сквозь темно-серую листву, уподоблялись воинам, попавшим в самую гущу врагов: мечась из стороны в сторону, они тратили остатки сил в бесплодных попытках продвинуться вперед. Подняв голову, Тармиса узрела в трех шагах от себя потухший костер, дорожный мешок и тетушку Мэй, лежавшую к ней спиной. В сторонке гулял конь, черный, как смоль, с притороченным к седлу мечом. Встряхивая гривой, он поедал траву и озирался по сторонам, точно стражник, пребывающий в дозоре. Подобрав ноги, Тармиса поправила на себе синее парчовое платье и попыталась подняться, но из этого ничего не вышло. Ноги, будто налитые свинцом, ее не слушались. Вздохнув, она перевалилась на грудь и поползла к спутнице.

– Тетушка, вставай, нам пора в дорогу, – сказала Тармиса, толкнув старуху в спину. – Тетушка, ты меня слышишь?

Не услышав ответа, она схватила старуху за плечо и дернула ее на себя.

– О, Боги! – вскрикнула Тармиса, отпрянув от старухи.

И без того суровое лицо тетушки Мэй, выглядывающее из белого

чепца, казалось ей ужасным: пустой взгляд, острые черты лица, на котором проступали темно-синие пятна, и тонкая полоска бледных губ свидетельствовали о том, что старуха отошла в мир Богов не иначе, как несколько часов тому назад. Прослезившись, Тармиса заревела, тихо и натужно, словно боясь нарушить покой старухи. Конь, стоявший поодаль, прекратил жевать и посматривал на нее умным взглядом, будто разделял ее безграничное горе. Впрочем, это продолжалось недолго.

– Эй, не голоси! – небрежно бросил Калум, вынырнув с младенцем из-за дуба. – Иначе последуешь следом за старухой.

От неожиданности Тармиса подпрыгнула на месте и вскочила на ноги, будто никакой немощи в них не было и в помине.

– Это вы… вы ее убили? – спросила Тармиса дрожащим от негодования голосом.

– Нет.

– А кто же!?

– Ты.

– Я… не может быть?!

– С лошади падала?

Услышав про лошадь, Тармиса на миг задумалась, ощутив в теле ломоту.

– Да… падала, но я не убивала тетушку Мэй! Помню, как лошадь

нас скинула, помню, как мы упали, как…

– Да так неловко упали, что ты ее и придавила.

– Я… я не убивала тетушку Мэй!

– Не начинай снова, – сказал Калум, завидев в глазах Тармисы

слезы. – У ползучих гадов хороший слух.

– Они-то здесь причем!?

– Очень даже причем… ваша лошадь, поди, взбрыкнула непросто так.

Посмотрев на вороного коня, мирно пощипывающего траву, Тармиса вспомнила и про шелест в высокой траве, и про холод на тракте, и, конечно же, голоса, от которых не было никакого спасу.

– А вы, господин, откуда все это знаете? – спросила она, вытерев слезы рукавом платья.

– Когда с вами приключилась беда, я у дуба находился. А когда подоспел, так старуха была уже мертва.

– Стало быть, вы змею прогнали?

– Да, – ответил Калум, не упомянув, что змея, оказавшаяся гадюкой, готовилась впиться в ее шею в тот самый момент, как он подоспел.

– Я, наверное, должна вас поблагодарить?

– Не стоит, всякий на моем месте поступил бы так.

– И, все же, я вас…

Поняв, что не знает имени спасителя, Тармиса покраснела по самые уши и опустила взгляд в землю, усыпанную желудями.

– Калум Круил, – представился Калум, наградив Тармису белоснежной улыбкой. – Можно просто Калум, и без всяких там господинов!

– Я благодарна вам… тебе, Калум, что не прошел мимо, – улыбнулась в ответ Тармиса.

– Да брось ты! – махнул Калум. – Ты лучше вот что скажи, как тебя звать и куда путь держишь?

– Тармиса, а путь держали на юг.

– Юг большой, Тармиса.

– Южное побережье, там мой дом.

– Не близкий путь, особливо для двух женщин, путешествующих без сопровождения.

– Не в первой, Калум, – соврала Тармиса. – Мы с тетушкой навещали дядю, и вот теперь возвращаемся…

Не договорив, Тармиса глянула на спутницу и издала тяжкий вздох, тут же унесенный ветром.

– Если у тебя в столице дядя, то лучше воротиться.

– В эту дыру, никогда?!

– Дыра, не дыра, а все же безопаснее, чем по тракту в одиночку.

– А если я попрошу тебя составить мне компанию?

– Не могу, – ответил Калум, кивнув на королевское дитя. – У меня и без того полно забот, вон, сын-кроха, да и конь троих не потянет.

– А где твоя жена? Ребенку нельзя путешествовать без матери.

– Жену Боги прибрали, а я вот за отца, и за мать, – соврал Калум.

– Боги порой жестоки, – взгрустнула Тармиса.

– Не больше чем люди, – улыбнулся Калум.

– Ты прав, – согласилась Тармиса.

Осмотревшись, она шагнула в сторону и подобрала толстую корягу, один конец которой был заострен.

– И чего это, позволь спросить, ты собралась делать?

– Как чего, хочу предать тело тетушки земле?!

– Вот удумала еще! Брось ее, о ней звери позаботятся.

– Это не по-людски, – заметила Тармиса и с размаху вонзила корягу в землю.

– А я говорю – брось это дело, если хочешь воротиться до сумерек!

– Я не могу ее оставить, вот так, посреди поля.

– Мертвые уже мертвы, а живым надо думать о живых.

– Вот и думай, у тебя сын, и в добрый путь! – вспылила Тармиса.

– Ох, женщины-женщины, – пробурчал Калум, но Тармиса и бровью не повела, продолжая долбить почву с таким упорством, которому мог бы позавидовать и осел. Впрочем, как она не старалась, земля никак не желала поддаваться. Понаблюдав за Тармисой с некоторое время, Калум хмыкнул и снял с пояса кинжал.

– На вот, подержи, – сказал Калум и протянул Тармисе младенца.

Узрев незнакомое лицо, тот собрался было всплакнуть, как тут же переменился в лице, завидев смешную гримасу.

– Спасибо, Калум.

– На здоровье.

Сбросив плащ, Калум преклонил колено и продолжил дело, умело орудуя кинжалом.

– Калум, а давно ли ты потерял жену? – спросила Тармиса немного погодя.

– Давно.

– В столице или в дороге?

– В столице.

– А как сына звать?

Воткнув кинжал в землю, Калум на мгновение задумался, а затем снова принялся за работу.

– Много вопросов, – ответил он, только сейчас поняв, что так и не придумал королевскому отпрыску имя.

– Прости.

– Это ты меня прости, просто не люблю, когда лишние вопросы задают.

– Понимаю, мой отец то же не из говорливых.

Подняв голову, Калум посмотрел на Тармису долгим взглядом и, вытерев пот со лба, возобновил работу, с которой управился довольно быстро.

– Ну, вроде все, – сказал Калум, вытерев кинжал о землю.

Поднявшись с колена, он подошел к старухе, наклонился и подхватил ее так, точно она была гусиным перышком – легким и невесомым. Могила два на шесть футов стала последним пристанищем для тетушки Мэй, отделяемой от мира живых футом земли.

– Спасибо, – снова поблагодарила Тармиса, глядя, как ее спаситель закапывает могилу, орудуя руками.

Пропустив благодарность мимо ушей, Калум спрятал кинжал за пояс, накинул плащ на плечи и взял из рук Тармисы младенца, не выказавшего особого желания с ней расставаться.

– Ну, Тармиса, прощай.

– И тебе прощай, Калум Круил.

Обойдя дуб, Калум подобрал дорожный мешок и направился в сторону коня. Бросив последний взгляд на Тармису, он взобрался на коня и погнал его в сторону Королевского тракта. Что до Тармисы, то проводив взглядом спасителя, она подобрала мешок с провизией и побрела вслед за ним.

– Ну, чего скис? – буркнул Калум, завидев на лице младенца гримасу недовольства. – Вот сейчас выйдем на тракт, будет тебе дорога.

Но, королевское дитя эта весть не особо порадовала. Хмыкнув, младенец всплакнул и разверзся слезами, чего прежде с ним не случалось.

– Вот дурашка! – усмехнулся Калум, стрелой выскочив на тракт. – А я, было, думал, что ты из Бланчестеров.

Но, и это не особо порадовало младенца, ни сном, ни духом не ведавшего, про каких таких Бланчестеров говорит Калум. Пытаясь успокоить младенца, он корчил всевозможные рожицы, а когда это не помогло, не в шутку рассердился.

– Вот же напасть! – вскричал Калум, в сердцах встряхнув младенца.

– Калум, не тряси ребенка, это тебе не кукла, – проговорила Тармиса, появившись за спиной Калума.

– А, это ты, – отозвался Калум, обернувшись на голос. – Миддланд на севере, а не на юге.

– Я знаю.

– А если знаешь, то куда тебя демоны понесли!?

– В родные края, – с достоинством ответила Тармиса, не обратив внимания на неучтивый тон спасителя.

Улыбнувшись, она похлопала коня по крупу и последовала дальше, всем видом показывая, что от своего не отступит.

– Эй, Тармиса, постой! – крикнул Калум, подстегнув коня.

– Не говори ничего, я так решила, и сделаю так, как мне нужно! – выпалила Тармиса на одном дыхании.

– Да подожди ты! – вскричал Калум, преградив Тармисе дорогу. – Если уж решилась, то позволь проводить тебя до ближайшей таверны.

– Только до ближайшей?

– Это малое, что я могу сделать для тебя, а там, глядишь, найдешь попутчиков или еще кого.

– Хорошо, – поспешила согласиться Тармиса.

– Вот и славно, – заулыбался Калум, спешиваясь с коня.

АНРИ

– Вставай брат, уже утро, – раздался голос в голове Анри.

Открыв глаза, он узрел небо и стройные стебли пшеницы, покачивающиеся не то от ветра, не то от тяжелых колосьев.

– Это ты, братец? – спросил он.

Внезапный порыв ветра всколыхнул пшеницу, принеся с собой отдаленное пение петухов.

– Да.

Тряхнув головой, Анри несколько раз ударил себя кулаком по лбу, пытаясь прийти в себя. Ощутив боль, он приподнялся, опершись на локти, и посмотрел по сторонам.

– Нет, этого не может быть, и я все еще сплю.

– Вставай брат, путь не близкий.

– Кем бы ты ни был, ты не брат мне, ибо своими глазами видел, как мой брат сгинул в тумане, – сказал Анри, выговаривая каждое слово, будто проставлял печать на бумаге.

– Вставай, путь не…, – раздался голос брата, оборванный резким порывом ветра.

– Арьен?

Не получив ответа, Анри уселся, ощутив жжение в правой ноге и еле уловимый запах мочи.

– Чтоб тебя! – вскричал он и скинул сапог с поврежденной ноги.

Опухшая ступня, с проступившими на пальцах синими пятнами, ввергла его в уныние. Стянув с себя куртку, Анри впопыхах снял рубаху и разорвал ее на два куска, после чего одним куском обмотал ступню и завязал узел, а другой кусок запихал за пояс. Потерев ступню, он облегченно вздохнул и поднял взор к небу, по которому плыли редкие облака, подобные кораблям, плывущим по спокойной глади реки.

– Ну, долго будешь сидеть!? – раздался голос брата, от которого он подпрыгнул на месте.

– Ах, же ты дерьмо собачье! – выругался Анри, схватив палку, лежавшую подле него.

Опершись на палку, он поднялся и окинул взглядом поле, походившее на море в погожий день. Тяжело вздохнув, Анри поплелся

в сторону тракта, идя по самую грудь в пшенице. С каждым шагом его сердце билось все сильнее и сильнее, а голова сжималась так, словно она пребывала в плену железных тисков.

– Пошли прочь! – крикнул Анри, взмахнув палкой на ворон, клевавших тело Арьена.

Каркнув в ответ, одна из ворон взвилась в небо и полетела к трупу, лежащему позади в сотне шагов в окружении пяти ворон. Что до второй вороны, то она отскочила в сторону, держа в клюве кусочек мяса. Взобравшись на тракт, Анри огляделся и подошел к безжизненному телу брата. Согнувшись в две погибели, тот лежал на левом боку в луже засохшей крови. Его руки неестественным образом были вывернуты, будто перед смертью Арьен подвергся пытке на дыбе. В его правом боку зияла черная дыра с застывшей по краям кровью, напоминающая рану от копья. На лице, изодранном в клочья, отсутствовали нос, оба глаза и правое ухо, а из приоткрытого рта

тянулась загустевшая слизь черно-бурого цвета.

– Эх, братец-братец, – проговорил Анри с горечью в голосе, укладываясь рядом. – И как же я тебя не уберег.

Посмотрев в небо, он вспомнил то самое умиротворение, которое испытал этой ночью. Вот только не было полноты ощущений, ибо ветер продолжал гулять, а рядом раздавалось карканье вороны. Вышагивая вперевалочку и прыгая бочком, она выписывала круги, не желая бросать добычу.

– Долго будешь лежать? – раздался голос брата у самого уха, от которого Анри вскрикнул и рванул в сторону от тракта, совершенно позабыв о боли в ноге.

Нырнув в траву, он выглянул и посмотрел на брата: как и прежде, Арьен лежал на своем месте, не подавая ни единого признака жизни.

– Ты же… умер.

– Часа четыре, как покойник, брат.

– Хорошо, пусть будет так, – согласился Анри, не веря тому, что разговаривает с покойником. – От меня-то тебе чего надо?

– Чтоб ты стал и выполнил приказ.

– Какой приказ?

– Приказ королевы.

– О, Боги! – вскричал Анри, посмотрев на перевязанную ступню. – Какой приказ, дойти бы живым обратно?!

– Выполни приказ, иначе…

– Иначе что? – Иначе, я тебя не оставлю в покое.

Как только прозвучали эти слова, потянуло могильным холодом, от которого Анри бросило в озноб, а зубы застучали так, что не попадали друг на друга.

– Ладно, как скажешь, – пробормотал Анри, и холод в мгновение ока отступил, уступив место жарким лучам солнца.

Сплюнув, он выбрался на тракт, подковылял к брату и схватил его за плечи, как тут его снова обдало холодом.

– Опять за свое!? – возмутился Анри, отпрянув от тела брата, но тот не ответил.

Подобрав палку, он бросил последний взгляд на того, о ком заботился всю жизнь, и побрел дальше, в сторону таверны «Два пескаря», до которой оставалось десять-двенадцать миль ходу. Что до вороны, то дождавшись его ухода, она ринулась к трупу,

принявшись довершать то, что начала двумя часами ранее.

МАНТОЙЯ

– О, Боги! – воскликнул старик, наткнувшись на юношу с пробитой головой.

Содрогаясь в конвульсиях, тот лежал на спине, держась руками за голову, а из-под его растопыренных пальцев сочилась кровь, растекаясь под головой несчастного бурым пятном. Влажные, слипшиеся черные волосы казались еще чернее, а пустой взгляд юноши, на лицо которого уже легла печать смерти, говорил о его скором конце. Люди, проходившие мимо, взирали на несчастного с каким-то безразличием, а кое-кто и с явным отвращением, будто перед ними был вовсе не человек, а какой-то кусок разложившейся плоти. Озираясь по сторонам, старик не смел прикоснуться к юноше, ибо тот был явно не из простолюдинов. Белая рубаха с пурпурной каймой, пояс из красного шелка, сандалии с позолоченными шнурками и заколка в виде сойки, лежащая в луже крови, выдавали в нем человека состоятельного.

– Эй, старик! – крикнул толстяк, остановившись у тела несчастного. – Хочешь жить, не стой на месте!

– Что? – растерялся старик, не уразумев смысла в предупреждении толстяка.

– Я говорю – не стой на месте! – повторился тот, указав рукой на одну из Башен-близнецов, возвышающихся над Торговой площадью Соутхиллса. – Иначе, того, рядом ляжешь.

– Не понимаю.

– Вот глупый человек, – пробормотал бородач, возникший за спиной толстяка. – Он говорит – не зевай! Близнецы не выбирают, кого отправить в мир Богов, а кого помиловать.

– Мир Богов… Башни-близнецы… о чем вы толкуете?

– Точно глупый!

– Не глупый, брат, – заметил толстяк, оглядев старика с головы до ног. – Он из чужаков, а чужаков близнецы ой как не любят.

Сказав это, он покачал головой, а бородач только хмыкнул и почесал подбородок.

– Твоя, правда, мил человек, – сказал старик и кивнул на заплечный мешок, из которого торчал смычок от виолы. – Я менестрель, и в вашем славном городе впервые.

Для придачи веса собственным словам, он распахнул плащ и продемонстрировал рубаху, будто на потеху, сотканную из

разноцветных лоскутков ткани.

– Вот я и говорю, что из чужаков.

Переглянувшись, незнакомцы рассмеялись в голос, выказав полное пренебрежение к несчастному юноше.

– Ты, вот что, иди подобру-поздорову, покуда на твою голову не прилетел камень, а то, того…

Ухмыльнувшись, толстяк кивнул на юношу, после чего развернулся и растворился в толпе.

– И что, ему никто не поможет? – обратился старик к бородачу.

– Ему уже никто не поможет, – ответил бородач и пнул тело юноши так, будто перед ним был бездомный пес, путающийся под ногами.

Пошевелив губами, словно желая что-то сказать, юноша содрогнулся и замер. Его руки, прежде закрывавшие кровоточащую рану на лбу, одна за другой упали на мостовую.

– Надо бы предать тело земле.

– Оставь, старик, если смотрители к вечеру не приберут, то приберут собаки.

Сказав это, бородач сплюнул, будто ему претила сама мысль, что труп могут пожрать собаки, и зашагал прочь. Старик же, бросив взгляд на загадочные Башни-близнецы, о которых так усердно толковали незнакомцы, пожал плечами и пошел своим путем.

Соутхиллс был уже не тем, что прежде, ибо над городом, опоясанным сорокафутовой стеной, нависал смрад, стоявший денно и нощно. Каждый, кто бывал в столице королевства, отмечал, что оба города, и Миддланд, и Соутхиллс, воняют одинаково, с той лишь разницей, что в Соутхиллсе вонь стоит круглый год. Причину столь неприятного запаха никто не знал. Одни говорили, что это запах чужаков, наводнивших город с тех самых пор, как лорд Мантойя снизил пошлины на въезд в Соутхиллс. Другие говорили, что это запах от Мертвой земли, как называли большое поле, растянувшееся на две мили от Соутхиллса до Гритривера. На этом поле свой покой нашли последние защитники Соутланда, павшие в битве при Соутхиллсе.

Как гласила легенда о небесном воине, король Аргус, достигнув Гритривера, от дальнейшего завоевания Соутланда отказался, ибо потери были столь неимоверны, что он боялся остаться без войска. В первую же ночь ему приснился сон, в котором Боги повелели идти

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

Бухта смерти – бухта к востоку от Соутгэта.

Соутгэт – Южные врата; портовый городок на южном побережье лорд-наместничества Соутланд.

Знойное море – одно из пяти морей, омывающих Срединное королевство.

Хирамцы – обитатели Хирама, страны безбрежных песков, отделенной от Срединного королевства Знойным морем.

Соутланд – Южная земля; лорд-наместничество Срединного королевства, в прошлом королевство Соутланд.

Соутхиллс – Южные холмы; главный город лорд-наместничества Соутланд.

Миддланд – Срединный город, столица Срединного королевства.

Степняки – разбойники, обитающие в степях Соутланда.

Дом Бланчестеров – династия правителей Срединного королевства.

Ракушники – прибрежные пираты, промышляющие у южного и восточного побережья Соутланда.

Вестхарбор – Восточная гавань; главный город лорд-наместничества Вестхарбор и Пяти Островов.

Грин Каунтри – Зеленая страна; леса к северу и востоку от Миддланда.

Море слез – одно из пяти морей, омывающих Срединное королевство.

Держава Пяти Островов – государство ракушников, господствовавшее до пришествия Бланчестеров на островах Моря слез.

Нортланд – Северная земля; лорд-наместничество Срединного королевства, в прошлом королевство Нортланд.

Мыс Черепа – юго-восточная оконечность Срединного королевства.

Хептосид – Семиокий; небесный покровитель дома Бланчестеров.

Великая равнина – степь к северу от Грин Каунтри.

Силверспрингс – Серебряные родники; главный город лорд – наместничества Нортланд.

Снакривер – Змеиная река; река, пересекающая северную часть Грин Каунтри с запада на восток.

Скалистые берега – горы, окаймляющие с запада Срединное королевство.

Бескрайнее море – одно из пяти морей, омывающих Срединное королевство.

Риверлок – Речной замок; родовое владение дома Сигридов, находящееся на полпути от Миддланда до Силверспрингса.

Драконий мыс – мыс к западу от Миддланда.

Море штормов – одно из пяти морей, омывающих Срединное королевство.

Срединный мир – страны пяти морей: Западного, Знойного, Бескрайнего, Моря штормов и Моря слез.

Западное море – одно из пяти морей, омывающих Срединное королевство.

<1...13 14 15 16 >

На страницу:

Перейти

15 из 16