Сказы Капкыдадыча

“Костёр?! Или просто пожар… Неужели люди?”

В глубине души ворохнулась надежда.

“Люди!? А впрочем, чего это я? Где люди – там опять проблемы. Толпы орущих попрошаек, которые профукали всё, что имели и отняли всякую возможность существования у прочей живности. Ну вот, а теперь они блуждают в поисках остатков цивилизации. Если найдут, просрут и их”.

Ной ещё раз вдохнул холодного воздуха и начал спускаться вниз. Счётчик Гейгера слабо потренькивал.

В следующий раз, переходя через сухое русло реки, Ной наткнулся на свежие следы кострища. Он долго стоял возле пепельного круга и не верил глазам.

“Всё-таки люди”.

Внезапно его взгляд наткнулся на груду обглоданных костей, уже припорошенных бурым песком.

“Та-ак, а косточки-то… человеческие. Значит, homo sapiens вернулся к первобытному строю. Чего и следовало ожидать!”

На прогулки Ной без оружия больше не выходил.

Через несколько дней сработала сигнализация дальнего оповещения. Чувствительные фотоэлементы зафиксировали вторжение в законные владения Ноя непрошеных посетителей.

Включив мониторы, Ной от изумления замер. Перед ним, подобно сцене из фантастического фильма, предстали остатки погибшей цивилизации. Конечно, можно было предположить намного худшую картину деградации человека, однако на экране разворачивалась реальность.

От бредущих по пожухлой траве людей исходило что-то омерзительное и пугающее. Толпа шла нестройными рядами, но кучно. В её голове тяжело вышагивали косматые верзилы. Все они были облачены в тёплые спортивные комбинезоны, которые уже полностью утратили яркие краски некогда модной отделки.

“О, опять торжествует сила мышц. Да здравствует новый эволюционный виток! Ур-рра!”

Ноя от брезгливого отвращения передёрнуло.

Ближе к верзилам держались закутанные в одеяла женщины. Их давно не мытые лица выражали тупую покорность и забитость. Чуть поодаль шли угрюмого вида парни с дубинами и кольями. Другого вооружения заметно не было. Совсем сзади в жалких лохмотьях, прихрамывая, ковылял тощий человек. Он напряженно втягивал ноздрями воздух и поминутно останавливался, чтобы передохнуть.

“Бред, полный бред”.

Ной пару раз представлял и просчитывал, как он будет поступать, если его владения всё же обнаружатся выжившими после возможного катаклизма людьми. И вот сейчас именно такие исчадия кошмарных снов приближались к его Дому.

Впрочем, кажется, эти пройдут мимо.

“Слава богу!”

Но тут Ной услышал, как внизу зашлись лаем овчарки.

“Та-ак, всё-таки не пройдут…”

На одном из мониторов мелькнули тени бегущих людей. Возбуждённо махая руками, к верзилам подбежали худосочные парнишки. Те выслушали их донесения и решительно повернули в сторону Дома Ноя.

Ной спустился вниз и успокоил собак.

“Давайте-ка, ребята, не будем поднимать лишнего шума. Пока поводов для беспокойства у нас нет”.

Снаружи послышались вопли, и почти сразу в ворота бухнули чем-то тяжёлым. Ной через громкоговоритель обратился к непрошеным гостям на нескольких языках, попросив их немедленно покинуть территорию частных владений. Однако шум снаружи только усилился, и удары по воротам стали сильней.

“Ну, не хотите добром, придётся вас убедить чем-нибудь посущественней”.

Ной вернулся к обзорным мониторам. Пришельцы сгрудились у ворот и пытались дубинами проломить ворота.

“Аминь!”

На осаждающих, через вмонтированные в стены Дома трубы, выплеснулись струи слезоточивого газа. Люди в ярости завизжали и начали разбегаться прочь. Для верности Ной сделал несколько выстрелов из автоматического оружия в воздух.

“Ну вот, так-то лучше. На чужой каравай – рот не разевай”.

Некоторое время Ной наблюдал за удирающими в сторону скал пришельцами, а потом спустился в каминный зал. Тишина вновь воцарилась в его Доме. Негромкая музыка Вивальди разлилась по комнатам.

Две рюмочки конька успокоили взвинченные нервы отшельника и настроили его на философские размышления.

“Как всё же живуче человечество! Умудриться за несколько дней уничтожить всякую возможность для естественного существования и, всё равно, со слепым упорством продолжать цепляться за истерзанную собственными руками планету. Даже без каких-либо перспектив к очеловечиванию”.

Ной с грустью остановил взгляд на языках каминного пламени и поёжился.

“Как сейчас там… в темноте эти люди проводят своё время? Мрак, бр-р-р”.

В его душе вдруг поднялась волна возмущения. Так бездарно разрушить всё то, что было дорого для любого нормального человека!

“Неужели наши предшественники точно также погребли себя под пеплом вулканов и под водами мирового потопа? Выходит, прошлое нас вновь ничему не научило. И никакие мы не разумные.

Если сейчас планету не разнесли на кусочки, то потомки это сделают наверняка… Потомки!?”

Ной горько усмехнулся.

“Ох-хо-хо, долго ж придётся человечеству восставать из нынешнего свинства. Жаль, что я уже никогда… никогда! этого не увижу”.

Незаметно Ной задремал. Его разбудило прикосновение языка овчарки по кличке Друг. Собака нежно лизала безвольно опущенную кисть хозяина и предано заглядывала ему в глаза.

“Ах ты, мой верный товарищ! Знаешь ли ты, что на всём белом свете мы с тобой должно быть последние, кто сохраняет подобную дружбу? А впрочем, зачем тебе это знать? Достаточно того, что я один буду мучиться от понимания ужаса происшедшего. Давай-ка лучше пойдём – осмотримся, оставили нас в покое двуногие или нет”.

“Двуногие” не ушли, их костры виднелись у самого подножия скал.

“Чёрт, ни себе, называется, ни людям. Чего ж ты добиваешься, стадо?”

Ночью несколько раз срабатывала тревога. Видимо, осаждающие делали вылазки с неясной надеждой, что вожделенный оплот во тьме падёт скорей, нежели при свете.

Ной решил сменить слезоточивый газ на нервно-паралитический. А из автомата он уже стрелял над самыми головами дикарей. Это немного охладило пыл штурмующих. Но следующей ночью стало заметно, что костров в их лагере прибавилось.

Днём, глядя в искажённые звериной злобой хари своих бывших собратьев по разуму, Ной со спокойным ужасом понял: они не уйдут, пока не добьются своего, или…

Но об этом “или” он даже боялся подумать. Воспитанный на морали всеобщего гуманизма, Ной в своих расчётах не допускал никакой возможности преступления через черту человекоубийства.

“Нажать на курок, чтобы убить себе подобного?!”

“Ну, тогда они убьют тебя” – сказал внутренний голос.

“Ничего, ничего, в моих арсеналах хватит средств, чтобы остудить особо горячие головы”.

Ной провёл несколько бессонных ночей на Сторожевой башне, и уже начал успокаиваться, когда под вечер дикари выстрелили из гранатомёта. Однако что-то у них не сработало, и заряд разорвался посреди толпы.

Вместо того, чтобы помогать раненым, обезумевшие люди набросились на искалеченных товарищей, тут же растерзав всех, кто ещё оставался в живых.

Движимый стремлением прекратить страшное пиршество, Ной выпустил овчарок за ворота и расстрелял несколько коробок с шумовыми патронами. Однако это возымело обратное действие. Жуткий вой, издаваемый сотнями глоток, проник сквозь толстые стены Дома и разъедающим ядом заполнил его коридоры и комнаты.

Обеспокоенный отсутствием собак, Ной через громкоговоритель тщетно призывал их вернуться. В горе и отчаянии он сорвал голос. И тогда Последний Разумный Человек не выдержал…

В яростном ослеплении он начал стрелять по осаждавшим. Разрывные пули сразу превращали в бесформенную массу всё, чего они достигали. Человек стрелял и стрелял, пока на поле перед Домом не прекратилось всякое движение. Потом, охватив руками голову, Ной сидел на ступенях Сторожевой башни, раскачиваясь из стороны в сторону.

Ночью дикари пировали. Их гортанные вскрики доносились до Дома, безвозвратно рассеивая остатки былого покоя.

Ной с потухшим взором стоял под стеклянным куполом обсерватории и бездумно смотрел в чёрный провал неба. Где-то в непомерной выси переливался млечный путь. Бриллиантовый блеск созвездий равнодушно струился на погружённую во мрак Землю.

Стрелец, Кассиопея, Жираф, Большая Медведица… Какие знакомые названия. Как же назовут их потомки? Может быть, так же? Может быть…

Дом взорвали сразу с нескольких сторон. Ной отстреливался сначала на нижних этажах, а затем, когда осаждавшие прорвались, отстреливался в узких переходах мансарды. Дикари несколько раз отступали, а потом и вовсе прекратили бессмысленный штурм, довольствуясь разграблением подвалов и подворья.

Бывший отшельник впал в тупое оцепенение. Для него размылась грань реальности и сна. Он до поздней ночи бродил по руинам Дома, запинаясь о многочисленные трупы и обгоревшие балки. Вдруг к нему что-то метнулось из темноты.

– Друг?!

Собака замерла в шаге от человека. Шерсть на боках была влажной от крови, сочившейся из глубоких ран, передняя лапа приволакивалась, а хвост болтался безжизненным обрубком.

– Друг, иди ко мне. Родной мой…

Глаза овчарки сверкнули алым огнём, из пасти вырвалось хриплое рычание.

– Что с тобой? Это же я – твой хозяин.

Но собака ещё раз рыкнула и скрылась в темноте ночи. Ной поражённо замер, силясь понять поступок Друга. На его зов больше никто не отзывался. Мысли в голове окончательно смешались, угрожая превратиться в неуправляемый поток.

– Где я?

Существо внутри съёжилось и тихо заскулило. Тело задрожало от зябкого холода предрассветных сумерек. Ной запрокинул голову в сереющее небо и глубоко вдохнул.

“Проснуться бы, Господи!”

Но и Он ему не ответил. Или Последний Отшельник Его ответа не услышал.

* * * * *

Што ты на меня так смотришь? Иди-ка лицо в озере сполосни. Человек ты умный, да того не разумеешь, што никакого ума не хватит весь мир в себя втиснуть, обязательно чего-нибудь упустишь.

ОХОТНИК ЗА

ПРИЗРАКАМИ

Слесарю-сантехнику Васе Мягонькому впритык к ноябрьским праздникам сильно не повезло – к нему прямо на рабочем месте пристало привидение. Причём оно недвусмысленно склоняло Васю к сожительству, за что сулило каких-то непонятных благ. Привидение было явно женского обличия, но сквозь довольно стройную фигуру просвечивали трубы полузатопленного канализационными водами подвала. Это в сантехнике вызывало странные ощущения.

Вася прекратил мучить проржавевший болт крепежа и принялся размышлять вслух:

– Ах ты… – он бросил осторожный взгляд на колыхающийся в метре от него женский силуэт и пресёк сорвавшийся было с языка матерок, – Ёж твою клёш! Вроде бы я со вторника не прикладывался, а надо ж, какая манифестация случилась, ядрёна-корень.

Васе тут же вспомнилась недобрая молва среди товарищей по работе о его склонности к странной для слесаря причуде – он сильно увлекался запоминанием заковыристых словечек, типа: демонстрация, престидижитация, мастурбация или что-то в этом роде. И любил Вася употребить какое-нибудь эдакое изречение посреди застолья, когда все уже упились и не вязали лыка.

Ни один ладно сложенный многоэтажный мат не вызывал столь бурной реакции со стороны братьев по трубному делу. Пару раз опешившие сантехники Васю за это били, а потом плюнули, только вздрагивали и заливали огорчение за его чудачества доброй порцией водки.

– Ну, ёксель-моксель! Ведь скажешь про такое, поди с работы попрут, или, чего доброго, на принудиловку направят.

Вася смурно глянул на упорно дефилирующее поблизости привидение и смачно сплюнул.

– Что б тебя…

Он было вернулся к работе, но привидение начало приставать настойчивей. Тогда Вася ухватился за увесистый гаечный ключ и размахнулся.

– Уйди от греха, заморочка! Не то прибью ненароком.

Однако ключ прошёл сквозь привидение, зацепив паровую трубу. Васе пребольно отшибло ладонь. Он скорчился и натужно зашипел:

– Как же ты сношаться собралась, нежить подвальная, ежели у тя плоти нету? У-у-у…

– Не твоя забота, родимый, ты главное соглашайся, – прошелестел мертвенный голос.

Вася от ужаса вскрикнул, и опрометью выбежал из подвала. По пути домой он купил пол-литровку и сразу её оприходовал. Когда в бутылке оставалось меньше половины, он спохватился. Ведь жена, если застанет его пьяным, ни в жизнь не поверит рассказу.

С досады он прикончил бутылку, но до прихода супружницы начал в квартире приборку.

Жена пришла под вечер и сразу подозрительно огляделась.

– Чё эт ты? Никак опять зенки залил, горе луковое?

Вася робко топтался на пороге кухни.

– Люсь, ты только не волнуйся, я это со страху… Со мной тут приключилась оказия, етти её мать.

Люся нахмурила лоб.

– Чё опять?

Вася махнул рукой в сторону окна и горячо заговорил:

– Представляшь, прямо на работе… Был как стёклышко! Поверишь, ни граммулечки со вторника. А тут… привидение!

Люся всплеснула руками и, бухнувшись на табурет, заголосила:

– Господи, боже мой! Дети ж только-только в школу пошли! А этот… ирод, допился до ручки! Что ж мне, горемычной, делать-то… Ы-ы-ы…

Вася растерялся и как-то сразу протрезвел.

– Да верно тебе говорю, дура-баба! Эт я со страху банку высосал. Вон она под рукомойником стоит. Было, тебе говорю!

Люся вздохнула и покачала головой.

– И-и-иро-од! Не пойдёшь к врачу – разведусь.

Вася помрачнел.

– Дак они ж меня на принудиловку… А я, в натуре, видел. Люсь, если хочешь, пить больше не буду. Точно те говорю!

Вася оглядел окаменевшую супружницу и обречёно вздохнул.

– Эх, ирригация, етти её в корень! Не жизнь, а малина.

На следующий день Люся отпросилась с работы и решительно настояла на визите в наркологический диспансер.

Лысенький врач коротко расспросил Васю о происшествии и прописал какие-то таблетки вместе с посещением его сеансов гипнотерапии.

Таблетки Вася утопил в ближайшем открытом колодце, и, скрепив сердце, двинул в злополучный подвал.

В полусумраке тихо капала вода, шуршала оторванными краями намокшая от постоянной влаги толь, спёртый воздух смердел привычным для Васи букетом гнусных запахов. Было как-то необычно спокойно, и это внушало уверенность.

“Должно быть, померещилось…”

Но как только Вася взял в руки оброненный накануне гаечный ключ, привидение снова выплыло из-за ржавого переплетения труб.

– Ах ты ж!..

Как он оказался в ЖЭКовской каптёрке, Вася потом вспомнить не мог. Его трясло крупной дрожью, которая никак не могла прекратиться. Тщедушный сантехник по фамилии Парфёнов долго смотрел на друга, а потом подсел поближе.

– Чё случилось, Васёк? Никак, на вымогателей напоролся?

Парфёнов не был по натуре трусом, но в последнее время, из-за происходивших в стране перетрубаций, стал одержим борьбой с “повсеместным присутствием” сионистской мафии.

– Не кани, браток, я тебя в обиду не дам. Пойдём, разбираться будем.

Он поднялся и, откинув полу спецовки, продемонстрировал Мягонькому здоровенный тесак.

– Во-от, найдутся и у нас длинные ножички на всякую чёрножопую шваль.

С трудом разомкнув рот, Вася проговорил сквозь клацанье зубов:

– По-огоди, Семёныч, не то… здесь…

Он отдышался.

– Тут вот какое дело…

Парфёнов выжидательно присел обратно, но в полной готовности сразу помчаться крушить врагов.

– Представляшь… на привидение напоролся.

Вася со слабой надеждой посмотрел в глаза Семёнычу. Тот осторожно отвёл взгляд в сторону.

– А ты эта…

Вася встрепенулся всем телом.

– Да не-е! Мы ж из-за авралов почитай со вторника по сухому! Ты ж знаешь!

Парфёнов согласно покачал головой.

– Я слышал, что мурзилка случается аж через неделю апосля запоя.

– Да ты что, Семёныч! Ну ладно вчера, а чего сегодня? Меня ж Люська к наркологу водила.

Этот аргумент погрузил Парфёнова в глубокие раздумья. Наконец он встряхнул головой и решительно поднялся.

– Лады, пойдём разбираться.

Вася оробел.

– Да ты чё, я боюсь как не знаю что.

– Ну дак струмент всё одно выручать надо.

Про брошенный в панике ящик с инструментами Вася напрочь забыл.

В подвале ничего не изменилось. Медленно переступая через полузатопленные трубы, Парфёнов шагал первым. Благополучно дойдя до распахнутого ящика с инструментами, он огляделся.

– Ну и хде привидения?

– Погоди ещё, может, объявится…

Сантехники выкурили по несколько папирос, когда Парфёнов мрачно сплюнул и процедил:

– Понятна-а…

– Чего тебе понятно, Семёныч?

– Понятна, что тут дело нечистое. Польтергейст называется. Я давеча читал.

Вася невольно передёрнул плечами.

– Чё делать-то? Ведь хоть на работу не ходи.

– Не кани, Васёк, тута спициалист нужон. Знаю я одново екстрасенса. Пойдёшь к нему, скажешься от меня. Я у него давеча мойку менял, да денег не взял. Вот и в руку, едрёнать.

“Екстрасенс” вначале долго не хотел открывать. Но, когда Вася на весь подъезд взмолился всеми святыми, двери распахнулись.

– Чего Вы орёте? Не надо привлекать излишнего внимания, проходите, проходите.

Экстрасенс как-то торопливо принялся выслушивать сбивчивый рассказ Мягонького, однако почти сразу махнул рукой, обрывая на полуслове.

– Если Вы, молодой человек, говорите, что капли в рот не брали, то сиё явление довольно просто объяснить…

Вася в нетерпении перебил хозяина.

– Вы извиняйте меня, но я человек простой, мне бы лучше помощь какую… Я заплачу.

Экстрасенс досадливо почесал кончик носа.

– Э-э… молодой человек, дело, конечно, не в оплате… Просто, понимаете, у меня приём… Я не могу отвлекаться, – он торопливо поднял руку, пресекая очередную вспышку Васиных умолений. – Но я Вам помогу… Так как случай достаточно… э-э, простой. Вы молитву Иисусову помните?

Вася наморщил лоб, тщетно припоминая что-нибудь из церковного.

– О нет-нет, не напрягайтесь, а то Вы мне весь астрал дома засорите. Вот Вам, – экстрасенс протянул Васе религиозный буклет с яркими картинками, – найдёте Иисусову молитву и, когда появится привидение, прочтёте её, осенившись три раза крёстным знамением. Самое верное средство.

Не дожидаясь дальнейших Васиных расспросов, экстрасенс вытолкал того в коридор. Повертев в руках буклет, Мягонький со вздохом обречённого двинул изгонять нечисть со своего рабочего места.

В сумерках катакомбы подвала обрели зловещую атмосферу. Громко кашлянув, Вася для верности зачитал молитву прямо у самого входа и три раза неумело перекрестился, походя вспоминая, справа налево нужно класть крест или наоборот. В ответ подвал отозвался глухим эхом.

– Н-ну, затирка вонючая… Тово!.. Держись терь!

Привидение вынырнуло сразу, как только Вася показался вблизи дальнего угла.

– Что ж ты меня покинул, человек? – Прошелестел мертвенный голос.

У Василия волосы на затылке начали медленно приподниматься в уже привычном чувстве утробного ужаса. Но мужественный сантехник, сглотнув сухую слюну, раскрыл спасительный молитвенник.

Благосклонно выслушав протяжные речитативы Мягонького, привидение подплыло практически к самому его лицу. Так, что Вася ощутил хладный сквознячок, исторгающийся от призрачной фигуры.

– Ты.. это, погоди… не замай…

Нащупав позади себя основную трубу, Вася бочком-бочком начал отступать к выходу.

– Сейчас я открою тебе сокровенную тайну, человечек. Все муки покинут тебя навек…

Вася покладисто кивал головой, всё быстрей перебирая ногами. Когда за спиной послышался характерный скрип незапертой двери подвала, он развернулся и опрометью выбежал наружу.

На следующий день Вася пришёл на работу мрачнее тучи. Он категорически отказался от халявного участия в маленьком сабантуйчике, наскоро организованном бригадой аварийщиков, сел в углу в ожидании разговора с начальством и молча вперился глазами в выщербленную стенку каптёрки. К нему тут же подсел Парфёнов.

– Как дела, Васенька? Помог тебе экстрасенс?

– Пошёл он в… твой электрасенс!

– Что, неужто не помог? Вот ведь, а про него даже в газетах писали… Мда-а.

Парфёнов задумчиво отстучал пальцами гимн спартаковских болельщиков и вернулся к разговору.

– Был я нынче в твоём подвале.

– Ну?

– Гну! Не видел я там никого. Вот твой струментик выручил.

Вася досадливо чертыхнулся.

– Да ты не тужи, Василёк… Э, мужики, ну вы потише там. Не гомоните, дайте с человеком поговорить… Знаешь, чё я думаю?

Василий с неохотой откликнулся:

– Ну?

– Гну! Не запряг, не нукай. Я вот чево думаю: оно другим не показывается, только тебе.

Мягонький горько усмехнулся.

– Ну, ты – Архимед, Семёныч. Конечно, только мне и является, раз трахаться зовёт.

Парфёнов поражённо замер.

– Трахаться!? Такого ещё про приведениев не слышал… Да как же оно трахаться зовёт, ежели оно бестелесное?

Василий обречённо опустил голову.

– Я спрашивал, а она – не твоя, грит, забота, главное чтоб ты согласился.

– На что “согласился”?

– А я откуда знаю! Не расспрашивал.

Парфёнов заговорщически пододвинулся ближе.

– Дак, может, тебе того… расспросить?

Василий отрицательно мотнул головой.

– Не, я не могу. Такая, знаешь, жуть охватывает, когда она близко подкатывает. Язык проглатываешь, не то чтобы там чего-нибудь соображать. И от неё такой мертвечиной веет, проще пить бросить, чем с ней разговоры говорить.

Парфёнов состроил понимающую гримасу.

– Да-а, Васёк, без бутылки не разобраться.

– Ты извини, Семёныч, веришь, в рот не лезет.

Теперь Парфёнов задумался всерьёз. В этот момент Василия вызвали к начальству.

– Знаешь чево, Василий, ты давай сейчас бери отгул. Есть у меня одна мысля. Как вернёшься, изложу в подробностях.

После обеда Парфёнов, ничего не объясняя, потащил Василия на улицу.

– Да ты скажи толком, куда мы двигаем?

Парфёнов многозначительно поднял брови.

– Есть ещё одна управа на твоё привидение…

– Да не томи ты! Что за управа?

Тут Парфёнов остановился, ткнул рукой в сторону ближайшего здания и торжественно объявил:

– Вот!

– Что “вот”?

– Телевидение!

Василий разочаровано хмыкнул.

– Да ты что, Семёныч! Кого же мы им покажем, если эта стервоза только на меня клюёт?

Парфёнов хитро прищурился.

– Так ведь там чай не дураки работают, чего-нибудь придумают.

Но в студии их даже не выслушали, отправили в местную газетку, которая занималась публикацией сплетен и сенсаций сомнительного свойства.

Парфёнов долго матерился, стоя у самых ворот телецентра, а потом вдруг осёкся и схватил Мягонького за рукав.

– А пошли!

– Куда?

– Да в эту, в редакцию, мать её!

– Дак ведь опять куда-нибудь пошлют.

Но ушлый сантехник был настроен решительно.

– Пошли давай, где наша не пропадала!

В редакции бульварной газетёнки их направили к вёрткому парнишке, который сразу атаковал растерявшихся от бурного внимания ходоков заковыристыми вопросами. Он быстро вытянул из Василия всевозможные сведения о происшедшем и, схватив кепку, ринулся к выходу. Сантехники едва за ним поспевали. На ходу Парфёнов подтыкивал Василия локтём и ободряюще подмигивал.

– Вы скажите, товарищ корреспондент, почему ж нас на телевидении так отфутболили? Вроде столько говорят про всякие тарелки, про домовых, а тут такое невнимание…

Паренёк отмахнулся.

– Да на телевидении одни неудачники работают, – он окинул Василия снисходительным взглядом и добавил. – В общем, там одни подмастерья тусуются. А в газете ж надо мозгами шевелить, идти навстречу горящему материалу. Под лежачий камень вода-то не течёт. Так ведь?

Василий кивнул, с последним трудно было не согласиться.

У входа в злополучный подвал экспедиция исследователей остановилась. Василий озадаченно обернулся за поддержкой к Парфёнову.

– А как же Вы в подвал войдёте, товарищ корреспондент? Там воды по колено. А, Семёныч?

Семёныч изобразил пальцами тип-топ.

– Не тужи, Васёк, я ему свои боты дам. Мне как бы они щас не нужны. Я вас здеся обожду. Но вы идите… осмотритесь.

Поначалу в колышущемся сумраке подвала Василию показалось будто бы, что в дальнем углу вырисовывается призрачный силуэт привидения, и он даже этому обрадовался. Но на деле там никого не оказалось.

Вася неуверенно потоптался возле рабочих козл, на которых обычно работал и обернулся к корреспонденту.

– Вот, собственно… тут всё и произошло.

Парнишка бодро огляделся. На его лице блуждала сардоническая улыбка.

– Ага, вижу. А что, говорите, Вам экстрасенс порекомендовал?

Василий досадливо сморщился.

– Да ну его. Брехун, наверное. Деньгу зашибает, лишь бы не работать.

Парнишка подхватил.

– Правильно мыслите, дорогой товарищ. Всякое шарлатанство и прочий обман народа легко можно объяснить с научной точки зрения. Время, знаете ли, такое, что всякая бездарная шваль пытается успеть пенки снять.

Василий покорно кивал, чувствуя, что и на этот раз ему не помогут. Но тут краем глаза он заметил мелькнувшую сзади корреспондента тень. К ним приближалось привидение.