Мечта

Ветер и липкий снег ударяют в лицо, как только я открываю дверь подъезда.

– Только не стать японским привидением, – бормочу я, пытаясь прикрыть руками глаза от ветра и снега, пока бегу к машине Алии. – О! Ты не за рулем! – восклицаю я, целуя и обнимая Алию.

– Решила, что сегодня лучше воспользоваться услугами водителя, – не уверенно улыбается Алия. – Я почему-то нервничаю. И побоялась вести в таком состоянии.

– Правильно, – откидываюсь на кожаную спинку, когда машина мягко трогается с места. – Я тоже нервничаю.

Алия принимается руками обмахивать раскрасневшееся лицо.

– Как будто самое важное свидание в жизни. – Так и есть! – Я больше за вечеринку переживаю. Никогда не была на мероприятии, где есть знаменитости.

– И я… я даже и представить не могла, до сих пор не верю.

Я качаю головой. Алия смеется, глядя на мое растерянно – изумленное лицо, и ободряюще сжимает мою руку. Не в силах рассмеяться и даже улыбнуться в ответ, кладу голову на ее плечо, Алия прислоняется щекой к моей макушке. Видимо, волнение, оказывает на нее такое же угнетающие действие, как и на меня, лишая сил и желания говорить.

Автомобиль мчится вперед, за окном мелькают огни, люди, машины, витрины, реклама. Я не замечаю, как постепенно расслабляюсь, почти засыпая. Пытаюсь представить нашу с Егором встречу. Что я скажу? Что скажет он? Улыбнется или будет холоден? Просто вежлив? Я ему понравлюсь? А что я почувствую? Мое сердце перевернется? Будет стучать в груди, как сумасшедшее? Или остановится? Как тогда в школе ниндзя-дедушки, когда я увидела серые глаза с изумрудными искрами. Он сказал…

Если упадешь, я подхвачу тебя.

С радостным волнением, граничащим с изумлением, я вспоминаю откуда эти слова…

Дикий визг тормозов… крики… мой, Алии, водителя… меня и Алию отбрасывает назад… столкновение… нас подбрасывает вверх, вперед, вдавливает в заднее сидение… скрежет метала о металл… бьется стекло…осколки врезаются в лицо, руки… острая боль пробегает по всему телу, но я не выпускаю ладонь Алии…

Наверное, я на несколько секунд отключаюсь, так как прихожу в себя от дикого крика Алии, зовущей меня по имени. Я открываю глаза и вижу испуганное лицо Алии. По ее лбу струится кровь, из уголка губы тоже.

– Я в порядке, – пытаюсь коснуться раны на ее лбу, чтобы понять насколько все серьезно. Глаза Алии затуманиваются, лицо становится бледным, и она падает на сидение.

– Алия! Алия!!!!! АЛИЯ!!! – кричу навзрыд. Я понимаю, что она в сознании, но… – Наверное, в шоке… Просто в шоке… – я ощупываю руками ее тело, не обращая внимания на бегущие по моим щекам слезы. Вроде, серьезных травм нет, но руки липкие. Почему?! – АЛИЯ! АЛИЯ! – кричу я, пытаясь нащупать рану. Откуда же кровь… ОТКУДА КРОВЬ…

Кто-то открывает переднюю дверь. Я оборачиваюсь, вижу окровавленное лицо водителя, который без сознания лежит на руле.

– Живой! – кричит незнакомец, проверив его пульс.

Меня вытаскивают из машины. Человек в ярко-желтой куртке осматривает Алию. Слышу: «Видимых повреждений нет. Скорее всего, в шоке». А потом другой окрик: «Не трогайте! Вдруг, травма головы!». Ответ: «Хорошо, ждем приезда скорой».

– Девушка, вы как? – я понимаю, что обращаются ко мне, но ничего не могу сказать. В оцепенении смотрю на Алию.

– Девушка?!

Я киваю.

– Все в порядке. Я в порядке.

Оглядываюсь по сторонам, пытаясь понять, где произошла авария, ищу мобильник. Перекресток. Не знакомый. Машина, врезавшаяся в нас, сильно помята, дверь со стороны водителя снесена, стекол нет.

– Телефон? – я умоляюще гляжу на мужчину, все еще взволнованно смотрящего на меня. – В машине.

– Сейчас, – он на миг исчезает в салоне, а потом протягивает мне две сумочки.

Я достаю свой мобильный, звоню Лизе, говорю, что попали в аварию и протягиваю трубку мужчине, который мгновенно понимает, что надо сказать адрес. Затем достаю сотовый из сумочки Алии, звоню ее отцу.

Красно-синие сирены. Три кареты скорой помощи подъезжают практически одновременно. Сначала увозят пострадавших мужчину и женщину из другой машины. С ними садится бледный подросток. Затем нашего водителя, а третья скорая забирает меня и Алию. Вжавшись в двери, смотрю, как врач и медсестра снимают с Алии пальто, осматривают ее.

– Девушка…. Вы родственница? Сестра?

Я не понимаю, что он говорит, вижу только бледное лицо Алии со следами крови, ее закрытые глаза, бескровные губы.

– Травма головы? – выдавливаю я.

– Что? Ах, нет… С ней все будет в порядке. Серьезных повреждений нет. Вы родственница?

Я чувствую, как спадает дикая волна напряжения. На мгновение перед глазами все становится черным, а потом все расплывается. Я пытаюсь ухватиться за дверь, стараясь не упасть, и чувствую сильнейшую боль в руке.

– А кровь… откуда была кровь… – шепчу я.

Холодные руки подхватывают меня, усаживают на кушетку.

– Девушка, господи… что ж вы молчали… Девушка…

Чувствую, как с меня пытаются снять пальто. Перевожу взгляд на руку, с пальцев стекает кровь. Я улыбаюсь, понимая, что кровь была моя, а не Алии. Все будет в порядке.

Глава 12

Я смотрю в окно, за которым уже три дня, не переставая, идет снег. Все вокруг белое. Улицы, деревья, дома. Стены больницы. Халаты врачей. Лицо Алии. Она все еще без сознания.

Зимний холод белого безмолвия проникает в душу, вытесняя из сердца все чувства, страхи и надежды. Если бы я сейчас могла нарисовать наполнившую меня пустоту, то изобразила бы девушку с бледной, почти белой кожей, которая сидит на одинокой льдине, дрейфующей посреди серого океана, сливающегося с черным небом. Она сидит на коленях, запрокинув голову назад, безвольные руки раскрытыми ладонями вверх лежат на льду. Красное платье разорвано на груди, открывая взору стеклянную кожу, под которой синими кристаллами искриться снег, словно из нее вынули все внутренности, заполнив образовавшуюся пустоту льдом и холодом.

Для меня синий цвет всегда ассоциировался с болью, которую невозможно пережить и осознать, только погрузится в нее и подчиниться ей, превратившись в бездушную марионетку, не способную на чувства и самостоятельные поступки. Так я и поступаю, сижу в кресле у окна, жду, пока Алия придет в себя, улыбнется своей солнечной улыбкой и растопит холод снега в моем сердце.

– Танечка, покушай, – просит отец Алии, ласково гладя меня по голове.

Я отрываю взгляд от окна, смотрю на Дмитрия Николаевича, грузного высокого мужчину, с седой бородой и коротко стриженными седыми волосами, красноватым лицом и маленькими карими глазами с красными прожилками сосудов, полопавшихся от усталости. Взгляд их, по обыкновению холодный и жесткий, становится взглядом потерянного ребенка, когда он смотрит на бледную неподвижную Алию. А губы, скупые на улыбку, предательски дрожат.

Дмитрий Николаевич приходит в больницу три раза в день, садится на постель Алии, берет ее безжизненную руку в свою. Он ничего не говорит, просто смотрит с болью и надеждой на лицо дочери, но, иногда, мне кажется, что я слышу тихий шепот молитвы, прорывающийся из самой глубины уставшего сердца сквозь дрожащие губы. Через час, он встает, целует дочь в щеку, смотрит – съела ли я, принесенную его секретарем из соседнего кафе еду, и уходит.

– Когда Алия очнется, она будет недовольна твоим бледным видом. Ты же не хочешь расстроить нашу девочку? – повторяет он дежурную фразу, ставшую для меня своеобразным сигналом к действию. И я, с неохотой беру ложку, ем безвкусную кашу, пью кофе, даже не замечаю горячий он или остывший.

– Я принес книгу, – говорит Дмитрий Николаевич, когда я ставлю пустую пластиковую посуду на белый подоконник. – У Алии она на четырех языках. Наверно, любимая. Ты почитай. Ей будет приятно слышать твой голос… Думаю, Алия просто боится очнуться… – (Врачи считают, что у Алии психологическая травма, так как все остальные показатели в норме). – Боится прийти в себя и узнать, что ты умерла. Так было с мамой. А меня не было рядом… опять…

Дмитрий Николаевич отворачивается, пытаясь скрыть слезы. Я беру книгу, которую он положил на тумбочку рядом с моим креслом. «Гордость и предубеждение» Джейн Остен. С невольной улыбкой вспоминаю, как мы с Алией обсуждали книгу и снятые по ней фильмы. «Я перечитала ее девять раз. Мне больше понравилась экранизация 2005 года. Да? Из Киры Найтли получилась чудесная Элизабет Беннет! И атмосфера… такая английская, и красивейшие пейзажи. Согласна, Мистер Дарси просто отвратителен! Изгадили такое чудесное кино! И книгу! Точно, там гордости ни на грамм! А мне, наоборот, сериал 95го показался скучным и неинтересным. Ты права, Колин Ферт в этой роли великолепен, в его мистера Дарси я даже некоторое время была влюблена. Фи, а мне Дженифер Или в роли Лиззи не симпатична. Слишком круглое лицо в этом дурацком чепчике, и она казалась мне некрасивой…».

– Почитаешь для Алии?

– Конечно, – я улыбаюсь. – Это и вправду ее любимая книга.

– Наша мама тоже ее любила. Даже как-то раз заявила: «И почему мне так не повезло? Я мечтала встретить своего мистер Дарси, а вышла за тебя, бесчувственного чурбана. Где были мои глаза?». Я потом прочитал. Жуткая книга. Так и не понял, что особенного в этом Мистере Дарси.

– Мне всегда казалось, что благородство, Дмитрий Николаевич.

– Наверно, – тяжело вздыхает. – Этого я тоже никогда не понимал. Как оно жить помогает? – Он наклоняется, целует Алию в щеку. – Я сегодня приду позже обычного. Береги руку. – Я невольно тру забинтованное предплечье (рана не глубокая, но пятнадцать швов наложили, а еще десять на рану под коленом, и, скорее всего, останется маленький шрам на лбу – у самой линии волос). – И смотри, без меня не ешь. – И потрепав по голове, уходит.

Я некоторое время сижу в молчании, смотрю на закрывшуюся за ним дверь. Самый длинный разговор за все три дня. Перевожу взгляд на окно, но вместо снега вижу свое отражение. Я тоже белая, даже с синевой. Глаза красные, волосы свалявшиеся, да и пахнет от меня, вероятно, не очень приятно. Лизе только один раз удалось заставить меня помыться. Не могу уйти от Алии, оставить ее одну в белом безмолвии.

– Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену, – начинаю читать я. Сначала мой голос звучит слабо, еле слышно, но с каждой странницей становится все громче, все сильнее. И, когда, останавливаюсь на секунду, чтобы перевести дыхание, присматриваюсь к Алие, мне кажется, что ее лицо розовеет, и даже пальцы один раз вздрагивают.

Глава 13

– Андрюшенька, ты если хочешь, езжай, у тебя и так дел много. Я уеду на такси.

Слышу ласковый голос ниндзя-дедушки, и появляется ощущение, что в холодные белые оттенки больничных стен палаты добавили солнечных и нежных тонов. Душа наполняется радостью и теплом. Открываю глаза и встречаю взгляд темно-серых глаз, с изумрудными искорками участия, внимательно смотрящего на меня снизу вверх Андрея.

– Зачем же так близко… – бормочу я. Горло болит, голос хриплый и грубый.

– Водички? – не дожидаясь, пока я отвечу, он поднимается, чтобы дать мне воды. Пытаюсь выпрямиться и невольно вскрикиваю от боли в раненной руке и во всем теле. От долгого скрюченного сидения все мышцы затекли. Начинаю терять равновесие и падать, но Андрей успевает подхватить меня.

– Точно, неваляшка, – усмехается он.

Я беру протянутый им стакан с водой, пью. Ох, словно заново родилась.

– Ты как здесь оказался?

– Всеволода Захаровича привез, – он кивает в сторону ниндзя-дедушки, сидящего на стуле рядом с постелью Алии.

– Ниндзя-дедушка! – радостно визжу я. А ведь забыла о нем напрочь! Вскакиваю с кресла, не обратив внимания на Андрея, пытавшегося предложить мне руку помощи. – Зачем же вы приехали?! – Я подбегаю к нему, обнимаю за шею, целую в морщинистую щеку.

– Ну-ну, птичка-говорунья, – Всеволод Захарович пытается скрыть, как его обрадовало мое восторженное приветствие, заставляет меня сесть на постель Алии, а сам держит за руку. – Я весь извелся, а это вредно для моего слабого здоровья, ты же знаешь. Позвонила бы, сказала, как у Алии дела, как сама. Вижу, не очень. Ты ешь?

– И моешься? – Андрей демонстративно морщит нос и усаживается в мое кресло, вытянув и скрестив ноги.

Я фыркаю и отворачиваюсь, глажу руку ниндзя-дедушки.

– Ох, простите. Я так переживаю за Алию, что не могу больше ни о чем думать, но я рада, что вы приехали. Я ем. Дмитрий Николаевич, папа Алии, заставляет. Ему очень тяжело.

– Конечно… – Всеволод Захарович печально смотрит на Алию. – Что говорят врачи?

– Все ее показатели в норме. Они думают, что это последствия стресса. Ее мама… три года назад они попали в аварию в Лондоне, ее мама погибла.

– Бедная девочка… – Всеволод Захарович сочувственно качает головой и сильнее сжимает мою руку. – Сама-то как?

– Я нормально, правда. Другим повезло меньше. Нашему водителю сделали несколько операций, он все еще не пришел в себя. У женщины, из второй машины, перелом ноги, у ее мужа, который был за рулем, удалили селезенку. Их сын, к счастью, не пострадал. Тоже несколько порезов, как у меня. Он заходит к Алие, когда навещает родителей.

– Как все случилось? – спрашивает Андрей.

– Не знаю… я не успела ничего понять. Вины ни чьей нет, так сказали. Разве что плохие погодные условия и дороги. Машину перед нами занесло и развернуло, а у нашего водителя не было шансов предотвратить аварию. – Я перевожу взгляд на Алию, нежно глажу ее по щеке, чтобы отвлечься и не возвращаться мыслями в те ужасные минуты. – Сегодня я читала для Алии, и мне кажется, ей и вправду, лучше.

– Она обязательно поправится, – в голос, с искренней заботой и участием, говорят Всеволод Захарович и Андрей. Я улыбаюсь. Не знаю почему, но именно в этот момент я понимаю, что с Алией все будет хорошо. И словно невидимая рука, сжимавшая мое сердце в кулаке, каждое мгновение по капле выдавливая из него жизнь, раскрывается, и я могу дышать… От избытка кислорода кружится голова…

Открываю глаза и с удивлением понимаю, что Андрей, чудесным образом оказавшийся рядом, придерживает меня за плечи.

– Ну вот, опять! Признайся, ты делаешь это нарочно? – с насмешливой улыбкой говорит Андрей, но взгляд его остается серьезным.

– Ох… что?.. прости… – пытаюсь отстраниться, но он не позволяет мне. – Отпусти… я, правда, не специально!

– Знаю, – он заставляет меня встать, держа за локоть. – Всеволод Захарович, вы побудьте с Алией, а я прогуляю неваляшку.

– Конечно, – ниндзя-дедушка одобрительно кивает. Предатель! – Идите. И не упрямься, птичка-говорунья. А я почитаю для Алии, – и он берет с подоконника книгу.

– По-моему, страница 153.

Я плетусь за Андреем. Так и вижу нарисованный во всю широкую спину улыбающийся смайлик. Пнуть бы его под коленку! А вдруг на меня свалится? Такая туша точно раздавит.

– Да ладно, прекрати злиться. – Говорит он, наконец, выпуская мою руку. – Кофе будешь?

Я недовольно смотрю на автоматы, у которых мы остановились, потом на Андрея. Он терпеливо ждет моего ответа, наклонив голову. Ему идет белый цвет и медицинский халат. О! Из него бы вышел красивый доктор.

– И чипсы. Со сметаной.

– Хорошо.

Я сажусь на скамейку, рядом с огромным фикусом. Странно, еще ни в одной квартире или доме, я не видела фикусов-деревьев, а в больницах всегда есть одно или два. Может, эти растения питаются человеческими страданиями и болью? Такое может быть? Я глажу толстые темно-зеленые листья и прошу их помочь Алие, забрать ее боль.

– С деревьями болтаешь? Что интересного рассказывают?

– Боже… ты, что специально учился подкрадываться?

– Ну да, хобби у меня такое, – он протягивает мне пластиковый стаканчик с кофе и открытый пакетик с чипсами.

– Спасибо.

– Да не за что.

Я пью кофе и грызу чипсы, а Андрей просто сидит рядом. Мне не хочется разговаривать и он это понимает. Когда я все доедаю, он забирает у меня упаковки, выкидывает и заставляет встать.

– Ведь, наверняка, все три дня просидела в кресле. Тебе необходимо размяться.

Я позволяю взять себя за руку. Мы гуляем по больничным коридорам, иногда останавливаемся у окон. Смотрим на черное небо, снег искрящийся золотом под уличными фонарями. Андрей кладет одну руку мне на плечо, словно оберегает или поддерживает, и мне безумно хочется откинуться всем телом на него, как в объятиях Майка. Пытаюсь вспомнить, откуда я знаю те слова, что он сказал при первой встрече. Почему это так важно?

Держась за руки, мы возвращаемся в палату. Дмитрий Николаевич и Всеволод Захарович стоят по обе стороны от кровати Алии, переговариваются вполголоса. Я замечаю, что Дмитрий Николаевич стал спокойнее. Наверное, энергия ниндзя-дедушки и вправду обладает исцеляющей способностью, смог же он победить рак.

Всеволод Захарович и Андрей уходят, оставив после своего визита ощущение твердой уверенности в том, что все будет хорошо. После ужина в тишине Дмитрий Николаевич вызывается почитать для Алии, а я иду в душ. Смываю с себя безысходность и усталость последних трех дней. Закрывая глаза, я больше не переживаю момент аварии, слыша крик Алии, а чувствую тепло прикосновений Андрея, слышу его насмешливое «неваляшка». Если упадешь, я подхвачу тебя. Почему я не могу вспомнить?

Глава 14

Просыпаюсь от того, что кто-то гладит мои волосы. Прикосновения легкие, невесомые. Нежность перышка, тепло солнечного лучика.

– Алия…

– Проснулась! – она звонко смеется, ее руки замирают на моих волосах.

– Алия!!

– Доброе утро! – Целует меня в макушку, обнимает со спины за шею, и, не давая возможности развернуться, кладет подбородок на плечо, я накрываю ее руки своими.

– Боже… ты очнулась! Я так рада! – Раскачиваюсь под невидимую мелодию. Алия вместе со мной.

– Сколько я проспала?

– Три дня.

– Наверное, чуть с ума не сошли, да? Прости… – ее голос дрожит.

– О, Алия! – я одним сильным движением разворачиваюсь в кресле и обнимаю ее, а потом, держась за нее, отстраняюсь, чтобы видеть лицо. – За что извиняешься, дуреха?! Да, мы чуть с ума не сошли от волнения, но ведь все чего мы хотели, чтобы ты поправилась. И как можно скорее. Не вздумай, реветь! – Я стираю слезинку с ее щеки.

– Не буду, – и она обнимает меня.

– Задушишь, – кряхчу я, а сама прижимаюсь к ней еще сильнее.

Мы снова замираем в объятиях друг друга, в молчании радуясь, что все обошлось, что живы и вместе. Не знаю, сколько бы мы еще обнимались, но нашу идиллию разрушает грохот падающих предметов и радостный рев Дмитрия Николаевича: «Очнулась! Доченька!».

Ну, вот, остались без завтрака, я улыбаюсь про себя, и оставляю Алию с папой наедине. Лиза забрала мою верхнюю одежду, чтобы починить, а новую еще не успела привезти, поэтому придется поесть в местном кафе. Так я и поступаю, а потом с кофе, двумя порциями каши и сладкими булочками возвращаюсь в палату.

Останавливаюсь у самого порога, так не хочется разрушать их объятия. Дмитрий Николаевич сидит на постели, а Алия у него на коленях, и, уткнувшись лицом в широкую грудь, обнимает за шею. Дмитрий Николаевич одной рукой поддерживает ее за спину, другой перебирает длинные черные волосы.

– Танечка… Завтрак принесла! – Дмитрий Николаевич первым замечает меня. – Молодец, девочка. Алия, солнышко, не вздумай капризничать, нужно все скушать. Ты сама позавтракала?

– Конечно, – я ставлю поднос на кровать. – Врач заходил?

– Да, он сказал, что меня понаблюдают дня два-три и если состояние будет стабильно, то выпишут. – Алия греет руки о чашку с дымящимся ароматным напитком. – Как же я люблю кофе.

– И ненавижу кашу, – заканчивает за нее отец с ласковой усмешкой. – А съесть придется, никуда не денешься.

Я смеюсь, глядя на выражение отвращения на хорошеньком личике Алии. Еще громче, когда Дмитрий Николаевич забирает у нее булочки и начинает кормить с ложки, а Алия, как маленькая, отворачивается и отказывается проглотить кашу, надувая щеки.

После веселого завтрака, Дмитрий Николаевич уходит, и мы с Алией остаемся одни. Она идет в душ, а я смотрю в окно. В моей голове ни одной мысли, только снег. Как же замерзли ноги. Я залезаю на кровать Алии, под теплое одеяло. Через некоторое время Алия ложится рядом.

– А все-таки жаль, что мы не попали на вечеринку, – говорит она, сжимая мою руку.

– Мне тоже. Но только потому, что если бы мы туда попали, то аварии не случилось бы.

– Видимо, не судьба, – вздыхает Алия.

Точно, не суждено, соглашаюсь я. С удивлением понимаю, что не чувствую ни грусти, ни сожаления. С момента аварии я ни разу не вспомнила о Майке или Егоре Саматове. Чувствуя странное умиротворение, вспоминаю, как растворился образ Майка в старом зеркале трюмо. И, вдруг, я снова стою перед тем самым зеркалом. Оттуда на меня смотрит совершенно другой мужчина, с добрыми серо-зелеными глазами. Он протягивает мне руки, я смело берусь за них и делаю шаг в зазеркалье. Мы оказываемся в просторном зале, освещенном сотнями свечей. Кружимся в медленном танце под лирическую мелодию Secret Garden.

– Это сон? – спрашиваю я, склоняя голову на его грудь.

– Сон. Мечта. Реальность. Пока ты проживаешь этот момент, он может быть всем чем угодно, чем ты сама захочешь. Ты сама делаешь выбор.

– Всегда сама, – мы останавливаемся в центре зала. – Не судьба?

– А ты веришь в нее? – Я чувствую прикосновение чужой руки к своему лицу, и, поднимая взгляд, совсем не удивляюсь, увидев холодные глаза Егора Саматова.

Я молчу, но музыка, словно отвечает за меня. Secret Garden сменяется другой композицией И Румы5* под названием Mаy Be. Я улыбаюсь. Открываю глаза и понимаю, что нахожусь на снежном поле. Босиком, в белом платье. Оборачиваюсь, почувствовав чье-то присутствие. Но вижу лишь глубокие следы на белом снегу. Иду по чужим шагам, кричу идущему впереди мужчине: «Остановись! Подожди!». Я хочу увидеть его! Его лицо… А снег становится все сильнее, и я уже ничего не могу разглядеть в белой безмолвной пелене. Я падаю. Ледяные хлопья мягко ложатся на лицо, руки, тонкое платье. Где-то вдалеке, выше белого неба, играет композиция Dream.

– Она замерзла… – сквозь сон слышу чей-то шепот и чувствую, как меня укутывают теплым одеялом. А потом еле-еле слышное перешептывание. Я приоткрываю глаза и сквозь ресницы вижу Алию и Андрея, сидящих на соседней кровати и тихо беседующих. А за их спинами, на тумбе две огромные корзинки мини-роз – желтых и коралловых, наполняющих палату волшебным сладким ароматом. Забываю, что хотела некоторое время притворяться спящей, потягиваюсь.

– Проснулась! – тут же раздается радостный вопль Алии.

– Боже… Зачем же так кричать. – Я сажусь на кровати, кутаясь в одеяло. – Привет, – обращаюсь к Андрею.

– Привет, – улыбается.

– Посмотри, какие чудесные цветы, – радуется Алия, наклоняется и по очереди нюхает то желтые, то коралловые розы. – Красивые, правда?

– Вчера мы с Всеволодом Захаровичем так спешили, что забыли про цветы. – Отвечает Андрей на мой невысказанный вопрос. – Вот он и обязал меня привезти их сегодня. Сам не смог, у ребят соревнования.

– Красивые. Алия, мои коралловые!

– Вот еще, – фыркает Солнечная девочка. – Все мои!

– Ну и ладно, – я показываю язык, а Алия корчит злобную рожицу. – Ой, а кофе нет?

– Я сейчас схожу, – предлагает Андрей.

Как только он выходит за порог, Алия тут же перебирается на мою кровать.

– Он такой милый, – шепчет в самое ухо. – Думаю, врет про поручение учителя и цветы, это полностью его инициатива.

– Согласна. О чем вы говорили?

– Да о всякой ерунде. Пытался все о тебе разузнать. Но я, как верный друг, ничего не сказала. И в итоге из него тоже ничего не вытащила. Если честно, ты не вовремя проснулась. Мы как раз собирались заключить бартерную сделку по обмену полезной информацией.

– Обидно. В следующий раз, посылай мне какие-нибудь сигналы.

– Ладно, – хихикает Алия. – Кстати, а как он тебе?

– Весьма интересный парень, – уклончиво отвечаю я с видом полнейшего безразличия.

– Всего лишь? – лукаво прищуриваясь, уточняет Алия. Пока она пытается добиться от меня более определенного ответа, Андрей возвращается в палату с кофе и свежей выпечкой.

– Обожаю пончики, – говорит Алия с набитым ртом и болтая босыми ногами, словно пятилетняя девочка. – Тань, а может, ты хочешь поехать домой? – вдруг спрашивает она. – Ведь уже четвертый день здесь. Андрей тебя отвезет. Ведь так? – Она заговорчески ему подмигивает.

– Конечно. Без проблем. – Он вопросительно поднимает брови, глядя на меня.

– Не… я лучше еще побуду с тобой.

– Тань, я, правда, за. Вот только… – Алия задумчиво хмурится. – Знаешь, еще больше я буду рада, если ты переедешь из своей жуткой квартиры ко мне. И если тебя уволят, тоже. Тогда ты будешь моей все дни напролет, но ведь твоя дурацкая гордость будет ныть, визжать и ломаться.