228.1

– Ну это я уже со следователем обсуждал сегодня.

– Правильно, со мной обсуждать этого не нужно. Мне там безразлично, что у вас со следователем. Даёте вы ему показания, признаётесь или нет. Мне важнее, что с вами будет через 2 месяца, проведённых вами тут. Как вы эти 2 месяца тут проведёте, всё ли хорошо будет или не очень хорошо. Со мной можно и другие дела обсудить, так сказать, для вашего же блага.

– Какие дела? Мне вам сообщить нечего, я тут всего-то первый день.

– Вот, это то, что мне и нужно. Первый раз, ничего вам не ясно, не понятно, но ничего, скоро привыкните к местному быту, так сказать, почувствуете тесноту местных стен, – Нишев, произнося свою речь, начал ходить из угла в угол, держа руки строго по швам, а шею чуть задрав выше, как бы придавая своей персоне важности и величия, – я могу сделать так, чтобы 60 суток пролетели быстро и в комфорте, а главное, чтобы на последние сутки вас могли бы перевести на домашний арест, вы, наверное, слышали про такую меру пресечения?

– Да, слышал. Но я повторяю, что сообщить мне вам взамен нечего.

– Это сейчас вам нечего, а чуть попозже, может быть, будет что сообщить-то, как вы считаете, Георгий Лаврентьевич, а?

– Не знаю.

– Ну, вы подумайте, может, сегодня, когда ехали в автозаке, что-то слышали от господина Шепотенко, Игнатьева, Некочуева? Говорили же о чём-то, ну?

– Нет, не говорили, мне они не знакомы, я и фамилии их узнал, только когда их из автозака выводили.

– Ну-ну-ну. Охотно верю. А, кстати, вы с родителями-то давно общались, наверное, и попрощаться толком не смогли, да? Перед задержанием редко когда дают позвонить маме и папе.

– Нет, не успел.

– А я, знаете ли, могу организовать телефонный звонок маме с папой только тихо, чтобы об этом никто не узнал. Они, наверное, так волнуются за вашу судьбу, так переживают…

Сердце Беридзе в этот момент начало биться ещё быстрее и учащённее, его словно кольнули в самую сердцевину души ядовитой булавкой. Внутренний голос начал нашёптывать всякие мысли о том, что действительно, если родителям позвонить можно, то этим нужно непременно воспользоваться, другой же голос тут же парировал, задавая встречный вопрос о стоимости звонка или о том, что нужно будет делать за это.

– Нет, родителем я звонить не буду, – еле выдавил из себя Беридзе, отведя глаза в сторону.

– Да бросьте, что же вы. Вот смотрите, у меня в руках телефон. Вы можете сделать всего лишь 1 звонок, только продиктуйте номер телефона.

В этот момент к лицу Георгия был поднесён новый телефон, который находился в разблокированном состоянии.

– Нет, не буду, – ещё раз повторил Беридзе и умолк.

– Хорошо, хорошо. Ваше право, – убирая телефон себе в карман, с ухмылкой произнёс Нишев, – я лишь только вам хотел бы порекомендовать татуировку свести, можете руку о стену тереть и сведёте, как раз за 10 дней в карантине всё будет хорошо, я думаю, а вот потом попадёте в общую камеру, и там смотря как объясните своего волка, а он у вас-то ещё и с ошейником. А на сегодня, я думаю, хватит общения, да и вы, я думаю, с дороги устали, вам бы поспать. Вы, главное, господин Беридзе, хорошо подумайте по поводу звонка маме и папе, время у вас будет. На 9 день карантина вдруг передумаете, так сообщите, и мы организуем встречу.

После этого Беридзе вывели из блока П-2 и также под строгим надзором конвоя с заломанными за спиной руками и опущенной в пол головой провели к блоку П-1.

В этом блоке Георгия осмотрел фельдшер, поставив отметку в его личной карточке об отсутствии кровоподтёков, синяков, царапин.

После этого Беридзе были выданы матрас, подушка, одноразовая зубная щётка и зубная паста, а также железная тарелка и ложка. Со всем этим скарбом Георгий в сопровождении обычного конвоя из трёх человек был препровождён к железной двери камеры № 63.

– Лицом к стене, руки за спину, голову вниз опустил, – громко сказал высокий конвоир.

Подчинившись требованию, Беридзе простоял в таком положении пять минут. После этого ему была дана команда зайти в камеру.

В камере кроме Беридзе никого не было. Она была рассчитана на 2 человек и представляла собой помещение площадью 6 метров, с правой стороны которого стояли двухъярусные нары, ввинченные в деревянные полы, у входа слева располагалась прогнившая в двух местах раковина, над которой нависал замызганный кран, из которого капала ржавая вода, а чуть поодаль от раковины стоял унитаз, абсолютно ничем не огороженный. Напротив нар стояли две табуретки, также привинченные к полу, как и стол, стоящий рядом.

Разложив матрас на нижнем ярусе нар и положив подушку, Беридзе лёг на свою новую кровать в надежде уснуть и хоть на минуту забыться. Заснуть на новом месте было сложно, но через несколько минут Георгий погрузился в сон. Так подошёл к концу первый день, проведённый им за решёткой, впереди оставалось прожить 59 таких же дней.

Глава IV

Не виновен

– Не виновен, не виновен, ну вы же должны идти, отталкиваясь от этого! – повышая голос, произносила мать Беридзе уже в который раз.

– Вы нас поймите правильно, мы не верим в то, что наш сын мог совершить такое преступление, он и наркотики-то никогда не употреблял, – кивая в сторону супруги, говорил Лаврентий Беридзе.

Родители Беридзе, смотря пронзительно в мои глаза, твердили эти обыденные фразы, которые я уже несколько лет слышал в своём кабинете. И если в начале своей карьеры я реально думал, что все невиновные, то спустя пару лет ежедневной практики свыкся с этим. Действительно, кто-то попадался по глупости, но в основном полностью непричастных людей к тому или иному криминальному событию было крайне мало.

Мать Беридзе – Светлана Сергеевна – была женщиной низкого роста, очень стройной. Её светлые волосы идеально сочетались с большими голубыми глазами, как и с милой улыбкой, которая, как и всё в этом мире, со временем стала увядать. Несмотря на приближающуюся старость, Светлана Сергеевна вела активный образ жизни, работая на двух работах кассиром посменно, и при этом успевала два раза в неделю уделять время главному увлечению своей жизни, а именно бальным танцам, которыми она занималась ещё с учёбы в ПТУ. Верхом блаженства для неё были походы в местный Театр оперы и балета со своим любимым супругом, который регулярно покупал для своей «королевы» билеты в партер.

Отец Беридзе – Лаврентий Николаевич – был статным мужчиной среднего роста, которого отличали особая армейская выправка, а также «золотые» руки, которыми он мог починить буквально любой сломавшийся технически сложный механизм, начиная от стиральной машинки и заканчивая автомобилем отечественного производства. Работал Лаврентий Николаевич водителем рейсового автобуса, и каждый день его маршрут следования был известен семье заранее, как и время выхода на работу, а также время возвращения с работы. Увлечений глава семейства особых не имел, разве что раз в год с друзьями на неделю уезжал в Астраханскую область на рыбалку, которая часто заканчивалась обычной пьянкой и песнями под гитару.

– Не виновен, не виновен, другого я от вас услышать не хочу, – продолжала в истерике повторять Светлана Сергеевна, вытирая слёзы мокрым платочком.

– Да как нам теперь людям в глаза смотреть, если сына признают виновным, – повторял Лаврентий Николаевич уже в который раз, – это же такой позор, и позор фамилии, и позор роду. У нас никогда не было никого в роду судимых.

– Я уже вам триста раз сказал, что тут только признавать вину, собирать характеристики и пытаться установить в деле как можно больше смягчающих вину обстоятельств. То есть оформлять «документально» то, что нетрудоспособный член вашей семьи находился на иждивении Георгия, искать «формальную» девушку для него, которая на суде подтвердит, что Беридзе хотел ей сделать предложение, но не успел, да и вообще, он парень хороший и она будет его ждать весь срок. Ну и надеяться, что суд удовлетворит моё ходатайство о назначении наказания ниже низшего предела, а именно: вместо обычно назначаемых 15 лет назначит 7 лет лишения свободы строгого режима или в тюрьму отправит. В противном случае, если не будем признавать вину, получим по полной, те самые 15 лет, и досрочно никто не выпустит, тем более ни о какой амнистии, помиловании либо замене не отбытой части наказания на более мягкое наказание по делам данной категории речи идти не может. Вы, конечно же, можете найти другого адвоката, который скажет вам и даже даст гарантию выигрыша дела, и тем более подарит надежду, что сын будет оправдан, но результата не будет, поверьте мне на слово. Тем более вы, как и многие другие, не знаете статистику рассмотрения уголовных дел в России. Из общей массы всех поступивших дел только 1, ну максимум 2 процента дел оканчиваются оправданием подсудимого. Так что у вас выбор невелик: либо 7 лет, либо 15 лет.

– Семь лет! – вдруг вскрикнула Светлана Сергеевна, продолжая плакать. – Господи, за что, за что? Ну что мы такого тебе сделали?

– Так много?! – удивлённо переспросил Лаврентий Николаевич.

– Послушайте, мы уже с вами тут сидим 3 часа, я не могу вам объяснять одно и то же, – размеренным тоном начал было я свой монолог, но был прерван матерью Беридзе.

– Да вы нам должны хоть 200 раз это объяснять, если защищаете сына. Это наш старший сын, и его судьба сейчас в ваших руках, – пристально глядя мне в глаза, прокричала Светлана Сергеевна, поднявшись со стула и начав топать ногой и махать руками в стороны, – да у вас, скорее всего, у самого нет детей, если вы так рассуждаете. Выход должен быть, должен. Я не верю вам и не верю такому суду.

– Успокойтесь, успокойтесь. Я его вообще-то наркотики не просил раскладывать в подворотнях, и тем более ни я его на 2 месяца в следственный изолятор посадил. И давайте на меня не срываться, хорошо? Меня как-то это напрягать начинает уже, – спокойно ответил я, – и уж если вы хотите начистоту, то да, действительно, детей у меня нет, но скоро, надеюсь, будут, и я искренне не хочу, чтобы они могли вот так легко покупать «отраву9» через закладки ну или чтобы они зарабатывали на жизнь таким идиотским способом.

– Извините, извините, – подняв правую руку вверх, начал оправдывать истерику своей жены Лаврентий Николаевич.

– Ну и касательно денег, я много ждать не могу, мне важно понимать, сможете ли вы осилить мой гонорар за это дело. 150 000 руб., как я уже сказал ранее, стоит предварительное следствие до передачи дела в суд, ну а сам суд, я думаю, будет стоить так же или чуть дешевле. Поймите меня правильно, работать по такой категории дела за «бесплатно» мне не хочется. Тем более раза 4 нужно будет сходить к нему в СИЗО, я думаю, дней через 10 как раз схожу, ваш сын пока что на карантине, и к нему никого пускать не будут.

– 150 000 руб. для нас много, вы можете чуть уменьшить сумму? – утешая свою жену, произнёс Лаврентий Николаевич.

– Нет, дешевле я за это дело не возьмусь. Рассрочку могу дать. 100 000 руб. необходимо заплатить в течение 7 дней, оставшаяся сумма должна быть оплачена до конца следствия.

– Хорошо, 100 000 руб. мы найдём. За суд когда нужно будет оплатить?

– Ну как дело в суд передадут и процесс назначат, то тогда уже определимся и с суммой, и со сроками оплаты.

– Вячеслав, ну вы поймите, мы небогатые люди, нельзя ли меньше? – сквозь слёзы полушёпотом проговорила Светлана Сергеевна.

– Нет, меньше нельзя. Эта средняя цена по городу, дешевле 150 000 руб. навряд ли кто-то возьмётся за это дело, суд может быть чуть дороже, я думаю, максимум 150 000 руб. При этом обычно берут всю сумму вперёд и никаких рассрочек не предоставляют.

– Да, нам понятно, мы согласны, – обнимая супругу, утвердительно произнёс Лаврентий Николаевич.

В этот момент мать Беридзе полностью успокоилась и крепко вжалась в грудь своему супругу, обняв его руками за шею. По всей видимости, происходящие события ей напоминали сюжет какого-то сериала или фильма. Как и любой матери, ей не верилось в то, что ее сын – преступник, но больше она не могла поверить в то, что за такое преступление могут назначить 15 лет лишения свободы. Скажи ей кто-нибудь вчера или позавчера, что её сын будет задержан с наркотиками, а более того, что его обвинят в их распространении, она бы навсегда внесла этого человека в чёрный список и оборвала с ним всякие контакты. Но, увы, события были реальны, и нужно было искать деньги и, по всей видимости, немалые.

– Хорошо, тогда нам осталось обсудить смягчающие его вину обстоятельства, чем их будет больше, тем лучше для вашего сына. Во-первых, наличие иждивенцев: обычно я делаю показания от имени близкого нетрудоспособного родственника о том, что подсудимый его полностью содержит, помогает ему по хозяйству: полы моет, дома уборку делает, готовит кушать, в магазин и аптеку ходит. Есть такой родственник у вас, обычно это бабушка или дедушка?

– Да, есть, мой отец как раз на пенсии, Георгий к нему домой ездит, – ответил на вопрос Лаврентий Николаевич.

– Отлично, показания я за него сделаю, со следователем о его явке договорюсь. Следующее, что нужно сделать, это собрать характеристики личности сына, возьмите их в его ПТУ, а также в вашей управляющей компании по месту жительства, если что, форму характеристики я вам пришлю на вашу электронную почту, если она у вас есть, конечно же.

– Электронная почта есть у младшего сына, мы скажем, он вам пришлет её.

– Вот и отлично. Думаю, на этом нам необходимо закончить консультацию, в общем, реквизиты для перечисления денег, соглашение об оказании юридической помощи я отправлю вашему сыну на почту. Возьмите мою визитку, на ней все мои данные, – визитку я протянул отцу Беридзе, мать продолжала в этот момент плакать в его грудь, периодически тяжело вздыхая.

– Спасибо, до свидания, – поднимаясь со стула, сказал Лаврентий Николаевич, в этот момент он помог встать своей супруге и оправиться.

– Где у вас туалет? – спросила Светлана Сергеевна.

– Я вас провожу, следуйте за мной.

После того как супруги Беридзе покинули офис, я посмотрел на свой телефон и увидел множество пропущенных вызовов от своего старого институтского друга Олега. Время перезвонить было поздним, и я решил поехать домой. К тому же я так за день ничего не написал Даше, значит, нужно будет заехать по пути в цветочную лавку и купить её любимые белые розы. Посмотрев на часы, я понял, что цветы я купить уже не успею, так как стрелки подходили к 22:00. Прибрав документы на столе и выключив компьютер, я наконец-то вздохнул с облегчением от окончания этого нелёгкого дня и поехал к себе домой.

Добравшись без каких-либо пробок до дома, я медленно поднялся к входной двери и постучал. Но ответа не последовало. «Наверное, уже спит», – подумал я и тихо открыл замок. В квартире, действительно, было очень тихо и темно. Сняв свою кожаную куртку, положив сумку в прихожей, я медленным шагом прошёл на кухню. Включив свет, я обнаружил на столе сложенный вдвое листок бумаги.

Открыв его, я прочёл следующее: «Слав, ты хороший парень. Но каждый раз мне тебя не хватает. Я не могу постоянно просыпаться ночью и смотреть на то, как ты куда-то собираешься, а потом полночи думать о тебе: куда ты поехал и что опять у тебя стряслось? Вечером я прихожу домой, тебя опять нет, где ты, с кем ты, что с тобой, я не знаю. И сегодня ты мне ни разу не сообщил, что с тобой происходит и как у тебя дела. Тем более я сегодня тебя совсем не интересовала.

Более того, ты забыл, что сегодня у моего отца было день рождения, ему стукнуло 50 лет, но звонка от тебя ему не было, а я просила тебя неделю назад поставить себе напоминание на телефоне. Я поехала к маме, переночую у неё. Если не забудешь, то, конечно, приезжай на сам день рождения. Завтра, ресторан «Пилзнер в 20:00».

М-да, с Дарьей теперь точно будет сложно. Ладно опоздание домой, но вот отца она мне точно не простит, благо мужик он нормальный, думаю, зла на меня держать не будет, главное – подарок ему нормальный купить, ну и завтра с утра первым делом позвонить и пожелать внуков, конечно же, через годик. Ну и с Дашей пора уже серьёзно поговорить, а то уплывёт Русалка к кому-нибудь другому.

Глава V

Дарья Петровна Русалкина

Утро следующего дня началось с напоминания на моём телефоне: «Слава, поздравь зятя с прошедшим днём рождения».

Не откладывая дело в долгий ящик, я тут же решил исполнить напоминание, дабы ещё раз ничего не забыть. Тем более общаться с Петром Олеговичем Русалкиным было всегда приятно, про таких, как он, окружающие говорят: «Свой парень».

– Пётр Олегович, доброе утро, не разбудил? Это ваш личный адвокат вам звонит и будущий зять.

– Доброе утро, доброе утро. Это значит, Дарья Петровна скоро фамилию будет менять у нас, да? – очень громко произнёс отец Дарьи, скорее всего, находясь рядом с ней. – Но ты не забывай, она у нас девушка своенравная, очень, я бы сказал, вся в мать, – продолжал громко говорить Пётр Олегович.

«Всем бы такого зятя, лёгкого в общении», – подумал я после слов: «…вся в мать». Помню, как Дарья познакомила меня со своими родителями, Пётр Олегович встретил очень хорошо, чего нельзя сказать о матери, которая моим присутствием рядом со своей дочерью была явно недовольна, что было подчёркнуто бедненьким ужином в стиле «у нас в стране ещё недавно был дефицит, и шиковать нас при нынешней власти не научили».

– Я вас с прошедшим днём рождения звоню поздравить, счастья вам, а главное – внуков в ближайшем будущем, чтобы футбол было с кем посмотреть, – с иронией произнёс я чуть громче, дабы быть услышанным не только Петром Олеговичем, но и его ближайшим окружением.

– О-о-о, Вячеслав Игоревич, я так смею предположить об интересном положении Дарьи Петровны? Или мы чего-то не знаем? А, Дарья? – явно обращаясь к дочери, спросил отец.

Ответа я не услышал, но явно поднял этим вопросом и пожеланием настроение Петру Олеговичу Русалкину, между прочим, почётному гражданину города Ижевска, кандидату медицинских наук, главному врачу Ижевской городской больницы. Не будь я знаком с Петром Олеговичем лично, увидев его на улице, я подумал бы, что это обычный мужик, который из толпы прохожих ничем примечательным не выделяется.

Пётр Олегович был сухощавого телосложения, низкого роста, с небольшой проплешиной на макушке, всегда просто одет, без какого-либо изыска он носил одну и ту же шляпу уже который год. Он очень следил за своим здоровьем, практически не употреблял крепкий алкоголь, ни разу в жизни не курил и обожал в свободное от работы время играть в футбол с коллегами.

Футбол для Петра Олеговича был больше чем игрой, его любимой фразой на поле было: «Ну кто так играет, тебя бы до перестройки расстреляли за такой пас, а ну марш на лавку». Порой и я присоединялся к команде Петра Олеговича.

Примечателен эпизод одной из игр, которая состоялась в этом году. Так, в порыве борьбы, схлестнувшись на поле с Петром Олеговичем, я случайно наступил ему на правую ногу, после чего он сильно закричал и рухнул на поле. Подоспевшие коллеги-медики без всяких рентгенов путём осмотра правой ноги тут же поставили диагноз – перелом ладьевидной кости, срок полного восстановления и возвращения в игру с учётом возраста пациента – 2 месяца. Пётр Олегович, услышав столь неутешительный диагноз, произнёс: «Ну, в следующий раз буду играть осторожнее». Приняв мои извинения и с улыбкой сообщив о том, что каких-либо претензий ко мне не имеет, Пётр Олегович в сопровождении врача-хирурга, врача-невропатолога, врача-уролога, врача-невролога и врача-маммолога был доставлен в лечебное учреждение, которое сам возглавлял последние 5 лет своей жизни. От Дарьи мне, конечно же, досталось, но вот мама «Русалки» начала ко мне относиться и без того ещё более прохладно.

– Сегодня как у нас, всё в силе? Во сколько там, напомните, пожалуйста? – размеренно начал я переходить к официальной части разговора.

– Да, да. Так, ресторан «Пилзнер» сегодня в 20:00, и ещё не забудь про чёрный смокинг, – ответил Пётр Олегович каким-то игривым голосом мужчины, которому явно не 50, ну максимум 40, и то с натяжкой.

– Я тогда сразу на место приеду, там, так сказать, и встретимся.

– Хорошо, буду тебя ждать, мой без пяти минут зять, – явно смеясь, ответил Пётр Олегович, закончив разговор.

На этой приятной ноте я положил трубку телефона, и в этот же момент на экране телефона было показано следующее напоминание: «7 роз».

7 роз – это отдельная история, и её нужно обязательно рассказать. Но начать следует со случайного знакомства двух студентов в автобусе. Учился я в местном Удмуртском государственном университете имени В. И. Ленина, Дарья же получала высшее образование в Первом медицинском университете имени И. М. Сеченова.

Как-то приехав к родителям на Новый год в гости, Дарья, зайдя в автобус, обронила свой кошелек, из которого выпала вся мелочь, которая разлетелась во все стороны. В автобусе было много народу, и я помог Дарье собрать мелочь, поднимая её с грязного пола, обнаружив в числе найденных валют монету Чешской республики – крону. Возвращая монету, я произнёс удивлённым голосом:

– О, вы бывали в Праге?

– Да, милый город, чехи – очень добродушные люди, – улыбаясь, ответила Дарья, получив от меня крону, – спасибо, что нашли эту монетку, она мне очень дорога.

Эх, эта улыбка, в этот момент я понял, всё, это она, та женщина, с которой я должен как минимум познакомиться, а как максимум – увидеться ещё не один раз. Я никогда не видел ничего красивее её улыбки и, думаю, не увижу никогда более. Ровные белые зубы словно сами говорили: «Я учусь на стоматолога, у меня не может не быть красивой улыбки, это моё оружие». Голубые глаза цвета морской волны сияли радостью и подчёркивали озорной характер.

– Я бывал там пару раз с родителями, действительно, город того стоит, чтобы туда возвращаться и возвращаться, – продолжал я диалог, не отрывая глаз от Дарьи, – вы туда по туристическим целям или по каким-то другим ездили? – начал было я выяснять всё самое интересное.

– Не-а, не туристом. От университета, у нас был форум по моей специальности, я учусь на стоматолога, ездили по конференциям, я как раз свой английский подтянула там, – охотно начала отвечать Дарья.

– Здорово, мой английский, увы, очень слаб, – начал я и хотел было что-то сказать на языке Шекспира, но подумал, что лучше не позориться, и продолжил знакомство на родном и могучем, – а где вы учитесь?

– Я – в Москве, в Первом меде. А вы тут живёте? – как-то совсем по-девчоночьи спросила меня Дарья.

– Да, тут родился, тут и остался, скоро уже заканчиваю свой универ – остался один год.

– Мне тоже один год остался, потом домой вернусь, не нравится мне в Москве жить, ритм города выматывает, а тут приезжаешь и отдыхаешь, тихо, спокойно, мама, папа рядом, много подруг, всё такое родное, – закатывая глаза в потолок, произнесла Дарья.

«Есть! Мама, папа, подруги, но парня, стало быть, нет, ну, нужно идти в атаку, – тут же подумал я, – и ни в коем случае не упустить свою возможность».

– Да, да, возвращайтесь, у нас же тут театр, кстати, как раз через год открывают. Третий год как его капитально ремонтируют, будет куда сходить.

– Вы любите театр? – удивлённо спросила Дарья.

– Ну, с родителями пару раз ходил. Мама очень любит и тётя тоже. Мне нравится постановка в нашем театре «Я собака», это про жизнь собаки-поводыря, вы, может быть, что-то об этом слышали, я имею в виду о спектакле. Кстати, это моноспектакль, там играет 1 человек.

– Нет, ни разу не слышала, интересно было бы посмотреть, я обычно с подругами хожу в театр. В Москве Большой нравится, очень люблю балет и оперу. Большой театр – это моё самое любимое место в Москве.

«Всё, в яблочко, – подумал я, – парня у неё точно нет, нужно идти ва-банк, брать телефон, напрашиваться в гости в Москву, да вообще что угодно делать, лишь бы увидеть эту улыбку вновь». Эту мысль оборвала Дарья своим вопросом: «Ой, а вы не знаете, где мы едем, что-то я заболталась, мы не проехали остановку “15 микрорайон?”».

– Да какая разница, где мы едем, я вас провожу, если проехали, это я же виноват, заболтал вас своими расспросами. Вернее, такси оплачу, – продолжая смотреть в глаза Дарье, ответил я.

– Ой, ну что вы, не надо такси. Тем более моя остановка следующая, с вами было приятно пообщаться, – вставая с места, сказала Дарья и направилась к выходу из автобуса.

На остановке она вышла, я вышел вслед, окликнув её: «Девушка, простите, я вас всё же провожу – на улице темно, район тут небезопасный». Дарья согласилась, и мы пошли по тёмной улице, которую заметало снегом, благо дорожки были почищены, но по бокам они утопали в сугробах. Разговаривали обо всём, но больше, конечно же, о Москве и о том, что там происходит.

После того как мы подошли к дому Дарьи, я наконец-то спросил:

– Я забыл вас спросить, как вас зовут?

– Даша.

– Приятно познакомиться, а вы надолго к родителям?