Николай I

Вторым законным наследником престола после цесаревича Константина являлся третий Павлович, великий князь Николай.

Манифест о престолонаследии появился на свет только летом 1823 года. Его составили по секретному поручению от имени императора министр духовных дел и народного просвещения князь А.Н. Голицын и архиепископ Московский Филарет (будущий митрополит). Документ был тщательно просмотрен Александром I, после чего в него внесли правки. 16 августа манифест о добровольном отречении цесаревича Константина Павловича от прав на престол был подписан государем в Царском Селе. В документе прямо говорилось:

«…Вследствие того, на точном основании акта о наследовании престола наследником нашим быть второму нашему брату, великому князю Николаю Павловичу».

Князь А.Н. Голицын лично переписал все документы (манифест и письма). Копии были вложены в четыре пакета, которые отдавались на хранение в Государственный совет, Сенат, Священный Синод и в Успенский собор Московского Кремля. Получается, что о содержании этих документов знали только четыре человека: сам государь, архиепископ Филарет, князь А.Н. Голицын и временщик А.А. Аракчеев.

Секретные пакеты были запечатаны личной печатью императора Александра I и имели его собственноручную надпись: «Хранить в Государственном совете (Сенате, Священном Синоде, Успенском соборе) до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть, прежде всякого другого действия, в чрезвычайном собрании».

Оригинал манифеста был положен митрополитом Филаретом в алтарь кремлевского Успенского собора, который был опечатан, что вызвало немало толков среди священнослужителей. Право на его вскрытие получили митрополит Московский и губернатор первопрестольной столицы.

По сей день у исследователей возникает немало споров о том, почему император Александр I, подготовив такой манифест, не предал его привычной в таких случаях гласности, а сокрыл в секретных пакетах. Действительно, почему?

Во-первых, император оставлял за собой право отзыва манифеста в любой момент, поскольку считал, что «решение проблемы престолонаследия является прерогативой только царствующей династии и потому должно быть сохранено в тайне от общества».

Во-вторых, (возможно) тем самым документ скрывался от самого цесаревича Константина Павловича, человека непредсказуемых поступков.

И в-третьих, таким образом манифест скрывался от нового наследника престола, великого князя Николая Павловича, которому «не было ничего сообщено о существовании актов». Но в этом часть историков сомневается, считая, что будущий самодержец должен был знать о содержании манифеста хотя бы в общих чертах. Но если бы он попытался «приблизить» к себе престол старшего брата, как тот бы отзывом манифеста удержал за собой трон.

Как говорится, в жизни бывает всякое, и император Александр I откровенно страховался на всякий случай, будучи знаком с историей не только династии Романовых. Не случайно же современники отмечали, что он в конце своей жизни отличался большой подозрительностью даже к ближним людям.

Доподлинно известно другое. О том, что в России поменялся наследник, в конце 1823 года знали в Берлине (о чем говорилось в придворном календаре), а весной 1825 года узнал принц Оранский (будущий голландский король), побывавший с визитом в Санкт-Петербурге. То, что «утечка информация» была, сомневаться не приходится.

Есть свидетельство, что, когда документы о престолонаследии были готовы, князь А.Н. Голицын высказал императору Александру I опасения насчет «неудобств» сокрытия манифеста:

«Когда акты, изменяющие порядок престолонаследия, остаются на столь долгое время необнародованными и какая может родиться от того опасность в случае внезапного несчастия».

Всероссийский государь после некоторого молчания показал князю на небо и тихо сказал сокровенное:

«Будем же полагаться в этом на Господа. Он лучшим образом сумеет все устроить, нежели мы, слабые смертные»…

Можно утверждать, что в вопросе изменения престолонаследия Александр I предусмотрел, казалось бы, все. Держа под контролем династическую ситуацию, он мог бы царствовать еще долго. Просчитался же он в одном – в своей скорой смерти в далеком от Северной столицы городе Таганроге, которая отозвалась в Санкт-Петербурге выступлением заговорщиков, которые смогли вывести на Сенатскую площадь часть привилегированной императорской гвардии. Декабристами же были дворяне, в большей части молодые младшие офицеры.

Тема престолонаследия на финише жизненного пути Александра I, его «секретного» завещания и «бунта» войск гвардии на Сенатской площади в декабре 25-го привлекала многие поколения отечественных историков. Один из них, Е.Ф. Шмурло, творивший в начале ХХ столетия, высказался о природе тех событий так:

«…Престолонаследие. У имп. Александра не было детей (две дочери умерли в самом раннем возрасте), и престол, согласно закону 5 апреля 1797 г., должен был перейти к старшему брату, цесаревичу Константину; но тот, под тяжелым впечатлением событий 11 марта 1801 г. (убийства его отца, императора Павла I. – А.Ш.), решительно отказался от короны, которая вследствие этого переходила к следующему брату, Николаю…

Имп. Александр особым манифестом (1823, 16 августа) заявил об отказе Константина и о передаче его прав Николаю; но и отказ цесаревича, и манифест государя держались в строжайшей тайне и в запечатанном пакете переданы Александром на хранение в Московский Успенский собор…

Об акте знали только мать государя, императрица Мария Федоровна, московский митрополит Филарет, Аракчеев, кн. А.Н. Голицын да принц Вильгельм (будущий император германский Вильгельм I).

Тайна была соблюдена даже от самих братьев, т. е. от тех, кто ближе всех был заинтересован в этом деле и более, чем кто иной, имел право быть осведомленным хотя бы для того, чтобы предстоящая смена на престоле не застала их врасплох: Константин не знал, облечен ли в форму закона его отказ от своих прав и передача их младшему брату, а Николаю если что и было известно о его назначении наследником, то лишь по глухим намекам матери…

Тайна действительно была соблюдена до самой смерти императора, но дорого обошлась России: будь она вовремя раскрыта, едва ли стал возможен бунт 14 декабря».

…В последние годы своей жизни император Александр I совершал дальние и долгие путешествия по землям Российской империи. После поездки в столицу Царства Польского Варшаву следует новая продолжительная поездка на юг – в Крым и портовый город Таганрог, на берегу Азовского моря, с населением тогда всего в семь тысяч человек. Вся императорская свита во время таганрогской поездки состояла из генерала от инфантерии барона И.И. Дибича, начальника Главного штаба, князя П.М. Волконского и генерал-адъютанта А.И. Чернышева. Из Таганрога государь совершил несколько поездок, в том числе и поездку в Область войска Донского – в города Новочеркасск и Нахичевань (тогда близ Ростова-на-Дону, ныне в черте города).

Почему император Александр I в день смерти оказался в небольшом городке на берегу Азовского моря? Объясняется это болезнью императрицы Елизаветы Алексеевны, у которой прогрессировала чахотка (туберкулез). По советам врачей она выбрала местом лечения не Крым, а Таганрог с его более сухим климатом. Заболевший в пути государь, прибыв туда, почти не вставал с постели.

Слухи о тяжелой болезни государя дошли до Санкт-Петербурга. Они, прежде всего, роились в аристократических салонах и казармах элитной гвардии. В полках лейб-гвардии «просчитывали» шансы занять престол двух Павловичей – Николая и Константина. Первый пользовался меньшей популярностью, второй, давно далеко обитавший от Санкт-Петербурга при своем крутом нраве, казался фигурой предпочтительной.

Из записок декабриста князя С.П. Трубецкого: «Известно, что император Александр Павлович скончался почти скоропостижно. В Петербурге узнали о кончине его почти в одно время, как и о болезни. Первый курьер из Таганрога привез (24 ноября) известие о его болезни, третий (27-го) о его кончине в самое то время, когда вся императорская фамилия служила благодарный молебен за полученное им облегчение, которое известие привезено было в этот же день поутру 2-м курьером, за несколько часов до его кончины отправленным».

Иностранные дипломаты в те дни занимались прогнозами на будущее российского самовластия: от этого немало зависел «европейский микроклимат». Австрийский посол Лебцельтерн писал в Вену главе своего МИДа Меттерниху:

«За десятилетнее отсутствие хорошие качества Константина и его благородные черты сохранились в памяти военных, но время стерло воспоминания о менее похвальных сторонах, тогда как суровая, порой слишком жесткая дисциплина великого князя Николая была злом недавним, существующим и ныне».

Судьбой было уготовлено, что последнее путешествие по России стало роковым для российского монарха. 19 ноября 1825 года в 10 часов 52 минуты в городе Таганроге император Александр I Павлович неожиданно скончался. Ему не было еще и 48 лет. Генерал-адъютант И.И. Дибич, как человек старший в императорской свите, извещает семью Романовых о смерти главы государства. К своему письму в столицу он присовокупляет следующую фразу:

«С покорностью ожидаю повелений от нового нашего законного государя, Императора Константина Павловича».

Эта приписка свидетельствовала о том, что даже самые приближенные к Александру I царедворцы не знали об официальном отказе от престолонаследия цесаревича Константина в пользу младшего брата Николая.

От Таганрога до Санкт-Петербурга было далеко. Весть в город на Неве о смертельной болезни государя пришла 25 ноября, а о его смерти – в первой половине 27 ноября.

Усопшего монарха стали готовить в последний путь, который вел в столицу. Приближенный к императору человек, Н.И. Шениг, вспоминал:

«20-го числа, князь Волконский, Дибич, Чернышев присутствовали при вскрытии тела, которое делали Виллие, Тарасов и другие доктора. Все тело найдено здоровым, только в голове нашли 5 унций воды…

Перед концом он чувствовал страдания, при последних минутах просил у государыни прощения и умер, держа ее руку в своей…

21 ноября поутру в 9 часов, по приказанию Дибича, отправился я, как старший в чине… для присутствия при бальзамировании тела покойного государя. Вошед в кабинет, я нашел его уже раздетым на столе, и четыре гарнизонных фельдшера, вырезывая мясистые части, набивали их какими-то разваренными в спирте травами и забинтовывали широкими тесьмами. Доберт и Рейнгольд с сигарами в зубах варили в кастрюльке в камине эти травы. Они провели в этом занятии всю ночь, с той поры как Виллие вскрыл тело и составил протокол. Череп на голове был уже приложен, а при мне натягивали кожу с волосами, чем немного изменили выражение черт лица. Мозг, сердце и внутренности были вложены в серебряный сосуд, вроде сахарной большой жестянки с крышкою, и заперты замком.

Кроме вышесказанных лиц и караульного казацкого офицера, никого не только в комнате, но и во всем дворце не было видно. Государыня накануне переехала в дом Шахматова. Доктора жаловались, что все разбежались и что они не могут даже добиться чистых простынь и полотенец…

По окончании бальзамирования одели государя в парадный общий генеральский мундир с звездою и орденами в петлице…»

Генерал-адъютант И.И. Дибич возвратился в Санкт-Петербург с телом усопшего самодержца в январе следующего года. Траурная процессия пересекла всю европейскую часть России с юга на север, от Азовского моря до Балтики. В каждом городе и селении траурный кортеж встречали со всей печалью верноподданные ушедшего из жизни царя-самодержца, вошедшего в российскую историю под прозванием Благословенный.

Перевозка тела «почившего в Бозе» государя императора из Таганрога в Санкт-Петербург длилась два месяца. Несколько раз в ее ходе гроб с покойным вскрывали, чтобы местные должностные лица могли увидеть бренные останки императора. Каждый раз при этом сопровождавшие траурную процессию лица составляли протокол осмотра, который подписывался всеми присутствовавшими при этом лицами…

Пока траурный поезд размеренно двигался по заснеженным дорогам в Санкт-Петербурге, в столице разворачивалась историческая драма, имя которой – восстание декабристов. У событий на Сенатской площади 14 декабря 1825 года была своя прелюдия – междуцарствие в Российской империи.

Известие о смерти Александра I пришло в Зимний дворец в пятницу 27 ноября 1825 года. Курьер из Таганрога прибыл в тот час, когда в дворцовом храме служили молебен по больном государе. Камердинер подошел к стеклянной двери, которая выходила в ризницу, где стояла семья Романовых, и сделал знак, что прибыл гонец с важной вестью.

Николай Павлович без промедлений на цыпочках вышел из ризницы и увидел столичного генерал-губернатора графа М.А. Милорадовича. Тот уже знал обо всем, о чем свидетельствовало трагическое выражение его лица. Он кратко сказал великому князю:

– Кончено. Крепитесь. Будьте примером для других.

Тот вернулся в ризницу и молча склонился перед матерью. Она поняла все без слов и на глазах присутствующих теряет сознание. К ней бросается лечащий врач, церковная служба прерывается. Мольбы и рыдания звучат в храме. Николай Павлович обращается к супруге:

– Позаботься о матушке, а я пойду исполнять свой долг.

Первейший долг его в эти трагические минуты заключался в принесении присяги брату Константину, который стал старшим в династии Романовых. Нельзя было терять ни минуты. Николай Павлович приказывает священнику принести крест и письменный текст присяги, который должным образом хранился в дворцовом храме. Он срывающимся от слез голосом одно за другим повторяет священные слова присяги. И только после этого на паперти самолично сообщает присутствующим о смерти отца.

В столице после получения известие о смерти монарха «старшим» среди Романовых оказался великий князь Николай Павлович. О содержании завещания Александра I он явно не знал, иначе его действия в тот день были бы совсем иными. Сам же без промедления приносит в дворцовой церкви присягу верноподданного цесаревичу Константину, собирает Государственный совет, чтобы лично привести его к присяге. Присягу приносят гвардейцы, которые в тот день несли караул в Зимнем дворце. Отдаются распоряжения о приведении к присяге полков лейб-гвардии.

Распорядившись таким образом, он приходит к матери и с гордостью сообщает ей о выполнении своих династических обязательств в столь трагический для Романовых день. От услышанного та с трудом приходит в себя и (скорее всего) в ужасе восклицает:

– Николай, что вы наделали? Разве вы не знаете о существовании завещания, где вы названы будущим наследником?

Сын ответил матери с поразительной для того дня невозмутимостью:

– Если такой документ и существует, то мне он неизвестен, никому не известен. Но все мы знаем, что наш господин, наш государь – это мой брат Константин, и мы выполнили свой долг: будь что будет.

С приведением Государственного совета к присяге Константину Павловичу вышла известная заминка. Его члены уже вскрыли секретный пакет с завещанием и в смятении предстали перед Николаем Павловичем, чтобы явить ему волю усопшего императора. Выслушав сановников, великий князь поднимает правую руку и, тыча указательным пальцем в потолок, сдерживая слезы, произносит:

– Господа, я вас прошу, я вас умоляю, для спокойствия государства последовать моему примеру и примеру армии и присягнуть Константину. Я не приму никакого другого предложения и не хочу ни о чем другом слышать.

Вельможи были в полной растерянности от такого монолога законного наследника престола. У кого-то из них на глазах появляются слезы, кто-то в восторге от услышанного восклицает:

– Это благородный подвиг, ваше величество!

Николай Павлович с пафосом отвечает на такое восклицание:

– Здесь нет никакого подвига! Мое поведение вызвано лишь желанием выполнить священный долг по отношению к старшему брату. Никакая земная сила не изменит моего мнения на этот счет. Я не последую ничьему совету и не вижу в этих обстоятельствах ничего заслуживающего поздравлений.

Он ведет членов Государственного совета, умудренных годами вельмож и военачальников, к своей матери Марии Федоровна. Та, одетая уже во все белое, встречает их в слезах. Первыми словами императрицы-вдовы Павла I были:

– Я знала, что мой сын Константин отказался от престола, от высшей власти. Я не могу не одобрить поведение Николая, первым присягнувшего старшему брату. Это благородно с его стороны.

Собравшись с мыслями, Мария Федоровна сказала Николаю в присутствии молчаливо стоявших в трепетном ожидании членов Государственного совета:

– Николай, я за сегодняшний день второй раз умоляю вас подчиниться воле усопшего государя. Примите корону империи – она ваша по праву завещания родителя вашего.

Но сын ответил матери достаточно твердо:

– Я не могу этого сделать. Моя присяга уже известна всей столице. Наш новый император – Константин I, мой старший брат…

О событиях того дня великий князь Николай Павлович пишет И.И. Дибичу 28 ноября: «…Все последовало моему примеру; гвардия, город, все присягнуло; я сам привел Совет к присяге при себе. Все спокойно и тихо, одни мы, несчастные, безутешные, остались сироты!..»

Первый день междуцарствия не предвещал никакой смуты в столице. Пока в Зимнем дворце происходили такие события, город был спокоен и его жители знали, что в России в далеком Таганроге ушел из жизни император Александр I, а трон занимает его меньший брат Константин I, давно живущий на земле польской, в Варшаве.

Государственный секретарь Оленин в своих малоизвестных мемуарах описал отходящий ко сну Санкт-Петербург в таких словах:

«Кроме горящих фонарей на улице, я ни в одном доме огня не видел и, кроме моей кареты, никакого другого экипажа не слышал; не видно было даже ни одного конного или пешехода, только слышался глухой стук колес моей кареты и бег моих лошадей и изредка перекличка часовых и ночных стражей».

3 декабря Николай Павлович шлет в Варшаву Константину Павловичу, который не дает о себе знать, как монарх, личное письмо. Оно (написанное на французском языке) было такого содержания:

«Припадая к стопам вашим, как брат, как подданный, я молю вас о прощении, о благословении, дорогой Константин; решайте мою судьбу, приказывайте вашему верному подданному и рассчитывайте на его беспрекословное послушание…

Вы имеете мою присягу, я ваш подданный, я могу лишь покоряться и повиноваться вам; я сделаю это, потому что таков мой долг, ваша воля, моего владыки, моего государя, и который никогда не перестанет быть им для меня…»

Но Константин Павлович, ранее не «изъявлявший» желания получить императорские скипетр и корону, не спешил с официальной присягой младшему брату. К нему «летит» самый младший из Павловичей – великий князь Михаил. Император Николай I в своих «Записках» свидетельствовал десять лет спустя:

«Мы были в ожидании ответа Константина Павловича на присягу, и иные ожидали со страхом, другие – и я смело ставлю себя в число последних – со спокойным духом, что он велит. В сие время прибыл Михаил Павлович. Ему вручил Константин Павлович свой ответ в письме к матушке и несколько слов ко мне. Первое движение всех – а справедливое нетерпение сие извиняло – было броситься во дворец; всякий спрашивал, присягнул ли Михаил Павлович.

– Нет, – отвечали приехавшие с ним.

Матушка заперлась с Михаилом Павловичем; я ожидал в другом покое – и точно ожидал решения своей участи. Минута неизъяснимая. Наконец, дверь отперлась, и матушка мне (на французском) сказала:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.