Пробуждение

– Арина, – продолжал Дима, – несколько раз звонила, а вчера зашла ко мне. Одним словом, она просила меня посодействовать в вашем перемирии. Гордость ей не позволяет заявиться к тебе. Ты сам-то не скучаешь по ней?

Максим ответил молчанием. Он скучал по Арине. По ней нельзя было не скучать. Эффектная, подтянутая, она всегда излучала позитив и энергию. Люди к ней тянулись как мотыльки к свету. Она всегда, или почти всегда, старалась слиться в унисон с настроением Максима и окружала его заботой и вниманием. Окружающим не надо было лишних слов, чтобы понять, как любит и ценит она его. И Максу, конечно, не хватало ее любви, ее тепла, ее идеального упругого тела, в конце концов. Женщины, встречающиеся на жизненном пути Максима, – а он всегда был интересен для них, – в итоге проигрывали Арине не в одном, так в другом. Тот комфорт, которым окружила Ариша Макса, стал для него за последние годы нормой, и, потеряв его, Макс утратил и покой. Но все же они были очень разные. Аришка смысл жизни находила в каждом прожитом дне. Она любила шумные компании и всласть погалдеть, обсуждая самые незначительные события текущих дней, смачно потягивая очередную порцию алкогольного коктейля. Она любила жизнь. Жизнь любила ее. Вечерняя Москва, тусовки, ночные клубы были площадкой для ее ежедневной деятельности. Впрочем, это было абсолютно нормально для молодой особы двадцати пяти лет отроду. Это Макс, скорее, был белой вороной в ее компании. Он как-то рано повзрослел, ненормально много читал, не разменивал время на пустое времяпрепровождение и рано начал ставить перед собой серьезные цели. В семнадцать он прочел все стоящие внимания труды по философии, психологии и физиологии. Жадно изучал историю, экономику, геополитику. И в своем, по большому счету, еще молодом и незрелом возрасте, мечтал изменить мир к лучшему, оставив глубокий след в истории мироздания. Обывательская психология для него была чужда, и ему затруднительно и неинтересно было поддержать праздный разговор в компании о стоимости сотки земли в двадцати километрах от МКАД или выходе новой модели «инфинити», в которую, со слов Стаса, «телки лезут сами, как мыши на звуки волшебной флейты из “Щелкунчика”». В такие моменты Смыслов разочарованно замолкал, и часто без перспективы органично влиться в праздную болтовню товарищей. Это их с Ариной и отличало, и удаляло друг от друга как центробежная сила. Макс мучился, но ничего с собой поделать не мог. Он предвидел расставание как событие непреодолимой силы. Когда это может случиться? Через год, два… десять лет? Или за это время они смогут привыкнуть друг к другу. Но события последних месяцев сделали Максима еще более замкнутым. Он представил, что в комнату сейчас войдет Ариша и вкрадчивым и ласковым голосом скажет: «Лапуль, ну, хватит дуться, пойдем зажжем с ребятами в каком-нибудь клубешнике сегодня. А потом поедем ко мне, и у нас будет красивая ночь». Макс представил, как он зажигает в клубешнике, особенно после произошедших событий, и засмеялся.

– Ты что ржешь? Не думаю, что в твоих интересах потерять Арину. Таких девчонок, как она, одна на миллион, – повысив тон, словно дюбель-гвоздь вогнал дружеский совет в голову Макса Дима.

– Да, конечно… ты прав, – рассеянно прогундел Максим.

– Ладно, давай сменим тему. Как съездил? Что вообще у тебя происходит такого важного, что ты друзей совсем забыл?

Состояние Максима вызвало озабоченность у Дмитрия. Макс явно находился не в своей тарелке, и Дима уже пожалел о своем кавалеристском наскоке.

– Дружище, не грузись, облегчи душу, что происходит-то? – продолжал напирать Дима.

– Старик, успокойся: просто как-то насыщенно у меня последнее время протекали события. Устал, наверное, – немного слукавил Макс. – Осваиваю здесь один фокус с левитацией предметов… якобы, – стараясь преподнести как шутку сказал Макс. – Смотри.

Макс театрально направил руки на цветочную вазу и, сосредоточенно производя пассы руками, начал про себя читать магические формулы. Ваза не шелохнулась.

– Кретин ты, Макс. Беги лучше к Арине, Копперфильд доморощенный.

Дима укоризненно вздохнул и направился к выходу. С досады Макс энергично махнул рукой, и ваза как боевой снаряд пролетела через всю комнату, звонко разбившись над головой уходящего товарища о дверную коробку. Дима медленно, на полусогнутых от испуга ногах, развернулся к Максу. Молча он выпялился на друга и явно ждал объяснений.

– Ну… я еще плохо владею… методом, – запинаясь, коряво извинился Макс.

– Методом?! – прорычал Дима, мимоходом оценивая баллистику полета вазы и непосредственную удаленность Макса от вазы в момент броска. – Да ты чуть не убил меня! Как тебе это удалось?! – сменив гнев на любопытство и засверлившись в глаза Максима, требовательно спросил Дима.

– У меня пока вопросов больше, чем ответов. И пока я не знаю, что тебе сказать. Дружище, мне надо отдохнуть, давай я тебе отзвонюсь на днях.

– Хорошо, до связи, – сказал Дима и стремительно вышел вон, на прощание выразительно зыркнув на друга взволнованными и вдруг ставшими огромными глазами.

______________________

1 Веды – знание, учение, являющееся основным источником знаний древних народов об устройстве мироздания до христианизации мира. Написаны около трех тысяч лет до Рождества Христова. Описывают события, происходящие на Земле за десятки тысяч лет до их написания.

2 Книга Велеса – книга новгородских жрецов IX века, посвященная богу богатства и мудрости древних славян, Велесу, чудом сохранившаяся до XX века, но вновь утерянная в годы Второй мировой войны. Описывает события, происходившие на землях славян и русичей вплоть до времен Рюрика.

3 Аненербе – буквально «наследие предков», организация, существовавшая в Германии в 1935 – 1945 годах, созданная с целью изучения оккультных практик древнего мира, а также традиций и истории арийской расы.

4 Дэвид Копперфильд – популярный иллюзионист Дэвид Коткин, взявший псевдоним персонажа Диккенса.

Глава 6. Врата времени

Подходил к концу февраль 2006 года. Стас, Шурик и Дима названивали Максиму с целью забронировать места в ресторане на празднование Международного женского дня и интересовались участием Максима в этом мероприятии. Последние пять лет они встречали 8 Марта всегда вместе. Менялись иногда только спутницы Дмитрия и Стаса. Дмитрий никак не мог найти достойную женщину, а у Стаса достойные женщины на каждую встречу 8 Марта были одна достойней другой. Правда, в последний раз Стас прибыл один. Максим неизменно встречал этот день с Аришей, а Шурик – со Светланой, в супружестве с которой пребывал уже семь лет и никогда не давал повода усомниться в своей верности. Но в этот год все складывалось иначе. Друзья не могли вытянуть Максима ни на одно мероприятие уже несколько месяцев. А Стас и Шурик так вообще не видели Максима с посиделок у Димы. Такого не было никогда. Дело осложнялось тем, что отношения Максима и Ариши стали представлять из себя сложную конструкцию, в которой Арина стремилась к Максиму, а Максим инертно отмалчивался. Эта ситуация сохраняла неопределенность до тех пор, пока Арина не призналась в телефонном разговоре Максиму, что беременна от него. Дмитрию, больше всех переживавшему за друга, все же удалось вытянуть Максима «на пару рюмок чая» в ближайший кабак, в котором друзья часто собирались, чтобы провести время и обсудить последние события.

– Старик, мне кажется, пришло время открыться другу. Что происходит? Если ты не скажешь мне, то, с кем ты еще поделишься?

В ресторанчике тихо звучала композиция Иглз «Отель Калифорния». Полузакрытые ложи ресторана скрывали разговоры, доносящиеся с соседних столиков. Приглушенный свет и холодный «Абсолют» располагали к разговору. Максиму тяжело было сознавать, что жизнь его стремительно меняется, и самому хотелось выговориться.

– Арина беременна, – начал по существу Максим, – и я как честный человек должен на ней жениться.

– Вот это новость! Я рад за тебя, Палыч! – проглотив первую рюмку и нанизывая на вилку ароматные бараньи ребрышки, воскликнул Дима, чуть не подавившись.

Максим, медленно ковыряясь в тарелке и как будто ища в ней затерявшуюся икринку, из-под бровей поднял глаза на искренне торжествующего друга.

– Я боюсь, Дим, тяжело ей будет со мной.

– С тобой сейчас всем тяжело, – резонно вставил Дима. – Что происходит-то?

– Помнишь, я ездил в Казань? – произнес Максим после продолжительной паузы. Он боялся, как бы его откровения не вылились ему боком. Дед предупреждал в рукописях, что любая огласка может вызвать непоправимые события или преследования. Правда, с чьей стороны Максим не представлял. Во-вторых, он боялся быть не понятым. Но ему хотелось облегчить душу, тем более кто как не Демон может дать дельный совет?

– Ну и?.. – заерзал от нетерпения Дима.

Максим подробно изложил обстоятельства последних событий, начиная с поездки в Казань вплоть до последних дней.

– Старик, я тебя давно и хорошо знаю, но, если честно, у меня конфликт восприятия твоей информации.

– Смотри на камин, – серьезно произнес Максим, переводя внимание на роскошный камин из зеленого мрамора в углу зала с заложенными в него березовыми дровами. – Сейчас я его зажгу.

Дима скептически обратил свой взгляд в сторону камина.

Максим сосредоточил внимание, и через несколько секунд в камине разгорелось пламя, на которое, как на инопланетянина, таращился Дима.

Мимо камина продефилировал администратор ресторана и, увидев горящий не по расписанию камин, устроил взбучку официантам. Те тупо зыркали друг на друга, не понимая, кому пришло в голову его зажечь.

– Хоттабыч, мать твою. А что еще можешь? – совершенно с детским любопытством, понизив голос, прошептал Дима.

– Смотри.

Через несколько секунд Максим поднялся с дивана, прошел через весь зал к барной стойке ресторана и, прихватив с бара увесистую бутылку «Абсолюта», вернулся назад никем не замеченный. Дмитрий был поражен, наблюдая, как персонал смотрел куда угодно, но только не на Макса.

– Я еще попроказничаю, – озорно произнес Максим, входя в роль графа Калиостро. – Молодой человек! – повелительно махнул он рукой, подозвав официанта.

– Что угодно?

– Будьте добры, замените нам пепельницу.

Официант с готовностью бравого солдата подхватил пепельницу, но она вылетела у него из рук, и все окурки полетели на стол. Бедный парень растерянно смотрел на клиентов.

– Я думаю, не чрезмерной будет моя просьба за счет заведения организовать нам новые блюда на наш выбор и бутылочку водочки в качестве компенсации, – требовательным тоном произнес Максим.

– Конечно, конечно, – протараторил бедный малый и, торопясь, стал убирать практически пустые тарелки со стола, в которых оставалось больше окурков, чем еды.

– Ха-ха! – весело закатился раскатистым смехом Дима, как только официант скрылся с глаз долой.

– Но это все баловство, – уже серьезно произнес Максим. – Суть в том, что это – азы, игрушки. А все мои практики должны привести меня к более серьезным вещам. Дед, – так ласково Максим называл Федора Акимовича, а по сути, свое прошлое воплощение, – оставил ясное указание, что моя цель – врата времени.

– Это что еще такое?

– Я сам пока еще не знаю, а узнаю только тогда, когда попробую. То есть произведу ритуал, но… – Максим заглянул в глаза другу, – я боюсь. Косвенно я могу лишь судить, что, возможно, это перемещение во времени. Но… – Максим шандарахнул следующую порцию беленькой, – это не пепельницы опрокидывать. Если это так, то перемещение реальное или виртуальное? А могу ли я там застрять?

– Макс, может, этого ничего нет, и мы водки просто с тобой накушались? – обняв друга за плечи, пьяно выдохнул на Максима Дима. – Тут задумаешься: то ли жениться и детей растить, как все нормальные люди, то ли стать Хоттабычем и жить одному, потому что близких ты с ума сведешь. Палыч, а можно я тебя Хоттабычем называть буду?

– Только попробуй, – резко урезонил его Максим. – Я тебя в лягушку превращу.

И друзья громко рассмеялись. Домой возвращались они уже поздно, завывая протяжно на полную луну: «Там, где клен шумит над речной волной». Мороз приятно обжигал распахнутую грудь. Снег, падающий крупными мягкими хлопьями, свежо бодрил дыхание, и первый раз за много времени Максим почувствовал радость в душе: то ли от дружеских объятий Димы, то ли от изрядно выпитого «Абсолюта».

***

Максим нетерпеливо налил холодного рассола и тремя глотками осушил стакан.

– Бр-рр. Чем лучше вечер, тем тяжелее утро, – проникла банальная мысль в трезвеющий мозг Максима.

– Максим, к тебе Ариша, – раздался из коридора голос Веры Сергеевны.

На кухню гордо вошла Ариша, и весь ее вид демонстрировал, что их разговор на лебединую песню похож не будет. Максим повторил оздоровительную процедуру вторым стаканом рассола и театрально развел руки, приветствуя Арину. Выглядело это нелепо. Яркую, ухоженную, пахнущую новым ароматом от Диор женщину встречал бледный, взъерошенный, в красных семейных трусах, вчерашний граф Калиостро.

– И это отец моего будущего ребенка! – горестно поджав губы, Арина элегантно села в кресло. Она прикрыла глаза рукою, но видно было, что ее лицо исказила гримаса страдания. Но тут Арина взяла себя в руки, поняв, что макияж, который она тщательно готовила к боевому походу, может быть безнадежно испорчен, захлопала глазами, проветривая ресницы, и открыла лицо, которое выражало волю железной леди, спокойствие и красоту.

– Как им это удается? – подумал Максим. Она находилась у него дома не более одной минуты, но он уже чувствовал вину перед ней и готов был смыть ее кровью, как штрафбатовец.

– Все говорят, что ты занят серьезной работой, и я верю в это, стараюсь понять тебя, а ты гудишь по Москве сутками напролет.

«Еще одно слово – и я прыгну с балкона», – пронеслось в голове у Максима.

– Аришечка, да первый раз такое, – вмешалась Вера Сергеевна, пытаясь перевести разговор в мирное русло. – Это они вчера с Димкой Смеховым встретились. Да и слава богу, а то сидит как сыч дома.

Вера Сергеевна была бы рада женить сына на Арине, потому что хорошо знала ее, и она ей казалась вполне положительной девушкой. Во-вторых, пора бы, да и внуков хочется.

Лицо Арины смягчилось, но она продолжила атаку, беря октавы все выше и выше. Максим молча открыл форточку и закурил, спокойно глядя на падающий снег. Арина вдруг оборвала речь на половине фразы и бессильно замолчала.

«Она могла бы найти себе кого угодно, но ей нужен я, потому что любит. Это раз, – думал Максим. – Она беременна. Два. Мы знаем друг друга пять лет, и лучше ее я никого не встречал. Три, – Максим загнул еще три пальца. – А то, что я Хоттабыч, я предупреждал».

– Дорогая, просто назначь сама день свадьбы, – уже вслух произнес Максим.

Лицо Арины просветлело и, оплетя руки вокруг шеи жениха, она сочно поцеловала его в губы. Мама пустила слезу:

– Отец еще не знает. Вот радость-то!

Через пару часов Арина, радостно щебеча, попрощалась, сославшись на неотложные дела.

Максим, устало упав в глубокое кресло, нажал на дистанционку телевизора, пытаясь отвлечься от нагромождения событий, нежданно вторгшихся в его жизнь и меняющих ее с неукротимой быстротой. Мысли укладывались слоями, бродили по кругу, вызывая эмоциональные переживания разного толка, и через час в голове Максима промелькнула мысль, что ни одного слова из вещающего телевизора он не воспринял. Отключиться не получалось.

– Ну что ж, – многозначительно сказал Максим самому себе и набрал сотовый Дмитрия.

– Привет, дружище. Как самочувствие?

– Как сказал один российский «златоуст», «лучше водки может быть только хуже», – имея в виду премьера Черномырдина, неузнаваемым голосом проронил Дима.

– Старик, ты вчерашний день хорошо помнишь?

– Конечно. В цирк теперь ходить не надо.

– Я думаю, не лишним будет тебе напомнить, что это не цирк. И рассказывать об этом нельзя никому. Я доверился тебе, потому что считаю тебя надежным человеком.

– Можешь не переживать, Макс. Один раз от меня утекла информация, но тогда я принял все за твою усталость, полагал, что ты запутался в жизни, и пытался помочь. Сейчас я понимаю, что ошибался. Можешь рассчитывать на меня.

– Было бы здорово, если бы ты зашел ко мне. Возможно, потребуется твоя помощь.

– Не вопрос, Макс, приведу себя только в порядок.

Смехов появился через пару часов. С порога пахнуло морозцем и легким перегаром.

– Я женюсь, – известил Дмитрия Максим, располагая друга в удобном кресле.

– Да из тебя события извергаются как из телевизора лента новостей. Да это и замечательно, старик. Иначе ты потерял бы ее. Сам знаешь, какой шлейф мужчин вьется за твоей Аришкой. Мне кажется, – после некоторой паузы сказал Дима, – даже Стас к ней неравнодушен. М-да… Моя бабушка интересным образом ловила мышей. Она скатывала бумагу трубой, в виде тубуса, и внутрь с одного края тубуса вкладывала сыр. Тот край, где располагался сыр, свисал над ведром. Другой край клеем крепился к мышиной тропе. Мышка заползала внутрь тубуса и ползла к сыру, бумажная труба прогибалась, и мышка вместе с сыром падала в ведро. В тот момент мышка становилась счастливой обладательницей сыра, но она тогда еще не знала, что из ведра ей не выбраться. Так же и люди не знают, какой из их шагов стал необратимым. Мы все просто живем, делая шаги в жизни, кажущиеся нам часто незначительными, и все равно меняем реальность, из которой дороги назад нет. Мы стремимся за своими страстями, и они меняют нашу жизнь. К своей Наташе я проявил сначала чисто мужской интерес, который незаметно перерос в привязанность, затем – в глубокое чувство. И, хотя у нас ничего не получилось, в итоге этот сыр перевернул и мою жизнь, и ее тоже, а все началось с незначительного: «Привет, меня зовут Дмитрий».

Смехов по-хорошему позавидовал Максиму. Ему перевалило за тридцать, и в нем уже начинали отдаленно звучать легкие нотки неудовлетворенности содержанием жизни, которые несколько позже зазвучат симфонией в сердце каждого мужчины, что у психологов носит заезженный термин «кризис среднего возраста», а по сути, это экватор жизни, когда мужчина задает себе прямые вопросы: что я смог сделать в этой жизни, а что еще не успел? что смогу еще, а что уже нет? мимо чего прошел и не вернешь никогда? Когда начинает чувствоваться угасание жизни, и ты понимаешь: чтобы что-то еще успеть, возможно, нужно кардинально поменять жизнь, работу, приоритеты, ценности. Это тот возраст, когда осуществляются великие взлеты личности и великие падения. И, увы, когда многие совершают ошибки и, паче того, расстаются с жизнью. Как Пушкин, Высоцкий, Даль, Миронов и тысячи других талантливых и вовсе бесталанных и неизвестных людей, в которых горела душа и давала свет надежда еще многое успеть, еще многое исправить, еще многое почувствовать, вдохнуть глоток свежего молодого ветра. И, как знать, сколько бы успели сделать еще эти люди, если бы не сломались, если бы не сожгли себя терзаниями: «А смогу ли я?» и своими ошибками. Дима вспомнил свою Наташу. Ему стало грустно. Прошло восемь лет, а он все помнил ее и, по-видимому, любил ее. Ни одна женщина не смогла заменить ее в сердце Дмитрия. Но шли годы, и в жизни Димы ничего существенным образом не менялось.

В то время, когда Дима доносил до него свой философский опус, Максим нервно отмерял шаги по комнате.

– Дим, со свадьбой все решено. Я считаю это правильным и логичным решением. Но я позвал тебя не только за тем, чтобы утвердиться в своем решении. Ты помнишь, я тебе говорил про врата времени? Так вот, мне нужен ассистент, надежный товарищ. От тебя требуется только быть рядом. Контролировать меня, мое состояние. У меня есть опасения по поводу предстоящего эксперимента.

– Да, конечно, я готов. Ты не представляешь, как мне интересна эта тема! – Демон расплылся улыбкой юнги, впервые взошедшего на борт корабля.

– От тебя потребуется просто молча наблюдать, не мешать и не помогать мне. Мать уехала к отцу в загородный дом, и нам мешать никто не будет.

Друзья закрылись в комнате, задернули тяжелые портьеры, хотя на улице было уже совсем темно. Макс зажег восемь свечей, нарисовал магический круг и, расположившись внутри него, начал читать мантры1. Дмитрий устроился на кресле в углу комнаты, нервно покусывая губу и ожидая каких угодно чудес наподобие тех, которые он видел вчера. Но прошел час – и ничего не происходило. Максим сидел как мумия. Казалось, он не шевелится и не дышит. Доносились звуки с улицы, соседи сверху подвинули кресло, видимо, поудобней располагаясь перед телевизором или компьютером, но от Максима, как бы он ни напрягал слух, не доносилось ни звука. Так прошел еще час, а может быть, два. Наступала ночь, и сказавшиеся естественные биоритмы и мягкое кресло повергли Дмитрия в сон.

Когда Дмитрий проснулся, уже светало. Его разбудил снегоуборщик, шумно прошедший мимо дома. Дима нервно вздрогнул, поняв, что он проспал. Но в следующую секунду он понял, что ничего, собственно, не произошло. Максим все так же сидел в неизменной позе. Дмитрий подошел поближе, внимательно вглядевшись в лицо друга. Бледное, безжизненное лицо Максима уподобилось маске мертвеца. Дмитрий хотел было броситься на помощь другу, но вспомнил, что Максим строго-настрого запретил ему вмешиваться в процесс. Дмитрий вытер холодный пот со лба и вышел в коридор.

– Людочка, меня сегодня на работу не ждите. Кажется, я серьезно заболел. Да, да, справитесь. Если потребуются текущие документы, возьмешь у меня в столе. Либо откроешь компьютер. В общем, ты знаешь – не первый раз.

________________

1 Мантра – заклинание, священный текст, оказывающий требуемое влияние на разум, эмоции и внешние предметы.

Глава 7. Прыжок

Максим вошел в трансовое состояние, непрерывно читая магические заклинания. Время остановилось, и он понятия не имел, сколько часов прошло с начала ритуала. В конце концов, он потерял связь с объективной реальностью, перейдя границу транса и сна.

Открыв глаза, Максим понял, что находится внутри шатра из серовато-белой ткани, похожей на лен, сквозь которую пробивались лучи яркого летнего солнца.

– Очнулся, отрок?

В Максима вперился внимательный взгляд седовласого старца. Подойдя к Максиму, он опустил руки в стоящую рядом кадку с водой и омыл руками лицо Максима.

– Разумеешь, где находишься? – спросил старец строго, хотя глаза его излучали тепло.

– Надеюсь, не в психушке, – очумело глядя по сторонам, ответил Смыслов.

Старик обернулся на стоящих в глубине шатра мужчин средних лет, одетых в длинные льняные рубахи, и они тут же подошли к Максиму с обеих сторон. Максим напрягся, но все же явной угрозы в их действиях он не почувствовал.

– Ты кто? – спросил старец, немного склонив голову набок с видом дедули, озорно задающему загадки малышам.

– Максим Смыслов. А в чем, собственно, дело? Где я? – занервничал Максим, уже догадываясь, но все еще не веря в то, что произошло.

– Отрок, скажи мне, какой нынче год, Максим… Смыслов?

– Две тысячи шестой.

– Это от какого же летоисчисления?

– От Рождества Христова, ясен пень!

– Дайте-ка отроку водицы целебной, – обратился старец к крепким мужичкам, стоящим рядом как пни и не вмешивающимся в текущий разговор.

Старец жестом пригласил Максима за дубовый стол в центре шатра. Максим встал с высоко приподнятого над полом ложа, изготовленного из досок и прикрытого рогожей. Прошел к столу. Старец усадил Максима за край стола, сам сев с торца, и развернулся к Максиму так, что их лица находились близко друг от друга. Тесемочка подвязывала длинные седые волосы старца. На шее висел амулет из клыка крупного зверя неизвестной породы. Длинная рубаха с косым воротом, подвязанная кушаком, свисала до колен. Максим хотел задать вопрос, но медлил, боясь сказать глупость, и ждал, что старик сам перейдет от вопросов к ответам.

Сев за стол, Максим только сейчас заметил, что одет не в джинсы и майку, а в косоворотку и сапоги, а на шее висит оберег-свастика.

– Испей водицы чарку полную. Поди, где сон, а где явь не разумеешь?

– Догадываюсь, – сказал Максим и отхлебнул из чарки, емкостью литра в полтора, водицы, ароматно пахнущей медом и травами.

– Желаешь на свет белый взглянуть?

– Любопытно было бы.

Старик быстро встал и прошел к выходу из шатра, жестом приглашая за собой Максима.

– Прыткий какой, – подумал Максим о старике, чей степенный возраст резко диссонировал с его динамизмом и резвостью.

Старец откинул ткань, выполняющую роль завесы над входом. В глаза брызнул свет летнего дневного солнца.

«Хорошо, что старик дал прийти в себя, водички живой дал попить, а то бы я подумал, что все еще сплю», – подумал Максим, завороженно осматривая открывшуюся картину.

Избы ровными рядами образовывали небольшие улицы, мощенные где камнем, где доской, и устремлялись к центру, где стояли терема повыше и в центре многоярусный высокий терем венчал собой незатейливый архитектурный ансамбль городка. Центр, с которого и наблюдал открывшуюся панораму Максим, располагался выше периферии городка, заканчивающегося городской стеной. Рядом располагалось еще несколько шатров, в которых суетились женщины. Мужчины сколачивали столы, а женщины занимались стряпней. Посередине площади, размером в тройку хоккейных коробок, зажаривался на углях бычок. Несмотря на то, что строения городка возведены были из дерева, все же инфраструктурно это был город. По правую руку от Максима располагалось капище, перед ним – огромный терем, где, скорее всего, была княжеская ставка. Слева – кузня. Оглядевшись, вокруг он увидел воеводство, мельницу, столярку. На улочках городка было людно. Максим заметил, что одна молодая женщина, увидев его, тронула за плечо другую и показала на Максима пальцем. Женщины засмеялись и тактично продолжили заниматься своим делом. На площадь въехали конные воины и головной в красивом плаще, чей скакун отличался особой статью и сбруей. Увидев их, он развернул коня.