Пробуждение

– Девушка. С ним была девушка, его жена. Темные волосы, голубые глаза, – ненавидяще спросила Лучана у албанца. Тот отвел глаза в сторону, не желая говорить. Честно говоря, я потерял контроль над своими эмоциями. Я не мог поверить, что такое может происходить в двадцать первом веке. На периферии сознания оставалось понимание того, что мы все дальше уходим от непосредственной цели боевого задания, но чувство мести уже овладело мной. Мои боевые товарищи были тоже на взводе.

– Где она? – повторил я вопрос и, поставив штык-нож к подбородку албанца, занес руку снизу для смертельного удара. Албанец посмотрел мне в глаза, полные решимости. Встав перед выбором жизни и смерти, он колебался лишь одно мгновение.

– Да, я видел ее. Она в Приштине, в бывшем военном госпитале, – заговорил наконец албанец.

– Она жива? – почти вскрикнула Лучана.

– Да, ее еще не прооперировали.

– Она ждала ребенка, – сказала Лучана и волевым движением руки потянулась к моему штык-ножу.

– Если проведешь нас туда, я заберу эту девушку и оставлю тебя в живых. Если нет – ты умрешь прямо здесь. Причем медленно, так же, как эти невинные люди. Прежде чем извлечь твое сердце, я достану сначала почки, а затем печень. Выбирай… – остановив руку Лучаны, предложил я сделку обезумевшему от страха боевику.

– Мы не сможем пройти посты, – жалостно сказал он.

– Ты сделай так, чтобы смогли.

– Я могу тебе верить? – спросил албанец, заглянув мне в глаза.

– А у тебя есть выбор? – ответил я вопросом на вопрос. – Обещаю отпустить тебя на сербской границе.

Выбора у албанца не оставалось, и он вынужден был согласиться. Я оставил с собой самого сильного из бойцов Загора Станковича. Остальных, включая Лучану, отправил в поселок, предварительно взяв с нее слово уйти вместе с отрядом в Сербию. Переодевшись в форму убитых боевиков, мы водрузились на передние сидения «фольксваген транспортер», посадив за руль албанца. Пропуска и документы были при нас. Хамид (так звали албанского боевика) беспрепятственно преодолел посты на въезде в город и в госпиталь. Беретта, упертая между его ребер, делала его управляемым, да и похоже было на то, что албанец смирился со своей участью и поверил мне.

– Помещения, где находятся пленные в ожидании трансплантации, находятся на третьем этаже под охраной. Как вы предполагаете ее похитить? Будете брать госпиталь штурмом? – несколько саркастически спросил албанец, но в его голосе звучала тревога за свою жизнь.

– Есть одна идея, – ответил я и пристегнул ему на шею тротиловое ожерелье на радиоуправлении. – Тебе придется ее вывести под любым предлогом. Если ты через пять минут не появишься, ожерелье не только снесет тебе башку, но и разнесет все в радиусе пяти метров. Да не пытайся снять. Плохо для тебя закончится. Кстати, а у тебя есть план? Или ты штурмом собираешься брать госпиталь? – так же саркастично передразнил я албанца.

Глаза албанца лихорадочно забегали, что являлось признаком напряженного мыслительного процесса, происходящего в его голове.

– Хорошо, – наконец ответил албанец, – у меня есть план, но мне, возможно, понадобится больше времени.

– Да? И в чем он заключается?

– Пациентов забирают на первый этаж в операционную. Я проведу ее туда, нейтрализую медицинский персонал, открою окно, где ее примете вы.

– Во-первых, ее и тебя. Во-вторых, как ты собираешься нейтрализовать медперсонал?

– Это же хирургия. У них достаточно хлороформа в операционной.

– Что ж, действуй, – одобрив его действия, ответил я, – а то скоро рассвет. Да… и хлороформа побольше. Настолько много, чтобы мы успели добраться до границы с Сербией.

Албанец молитвенно вознес руки к небу и омыл руками свое лицо.

– Да поможет тебе твой бог, если он еще не отвернулся от тебя, – проводил я напутственными словами албанца.

Глава 26. Рада

Прошло не менее пятнадцати минут тревожного ожидания. Я нервно теребил пульт радиоуправления зарядом, но Братан, неизменно флегматичный по натуре, невозмутимо успокоил меня:

– Не суетись. Он все сделает как надо. Хочет жить, собака. Просто времени прошло недостаточно, – вдруг обозначенное окно открылось, и в нем показалась возбужденная физиономия Хамида.

– Принимайте, – сказал албанец и тут же на руках подал безжизненное тело девушки. – Придется положить ее в кузов. Иначе не проедем пост.

– Ты меня слышишь? Как тебя зовут? – спросил я девушку, приподняв повыше ее голову. Она открыла глаза и пересохшими губами произнесла:

– Рада… Спина болит.

Я аккуратно приподнял ее тело и, увидев характерный шов на левой почке, понял, что мы подоспели вовремя.

– Тебе придется лежать на жестком полу автомобиля, и, кто бы ни открыл кузов, тебе необходимо притворяться мертвой, пока я не назову тебя по имени. От этого зависит и твоя жизнь, и наша. Сможешь?

Рада молча моргнула глазами.

Расположив Раду в кузове микроавтобуса, мы тронулись к КПП госпиталя.

– Что-то ты быстро, – сказал чернобородый охранник, не торопясь поднимать шлагбаум.

– Сегодня работы много, – неопределенно ответил Хамид.

– Стандартный груз? – на всякий случай уточнил охранник, явно пренебрегая инструкцией, предписывающей проверку грузов всех транспортных средств.

– Да, – придавая голосу как можно больше напускного безразличия, ответил Хамид.

Охранник протяжно зевнул и поднял шлагбаум.

– Куда теперь? – спросил Хамид, внимательно глядя мне в глаза. Я показал точку на карте в пятидесяти шести километрах от Приштины.

– Здесь нас высадишь, и мы в расчете.

Албанец уверенно нагрузил педаль акселератора.

– У девушки вырезана почка? – задал я вопрос албанцу, желая прояснить вопрос со здоровьем Рады.

– Вчера сделали операцию. Ей повезло, что не было заявки на вторую почку. Просто счастливый случай. Обычно достают сразу все органы в один день, – откровенничал Хамид, желая загладить свою вину, отчетливо сознавая, что не более чем через час будет решаться вопрос его жизни и смерти.

– Нас могут преследовать?

– Могут, но думаю, что час у нас будет, и мы сможем добраться до места. В операционной находились два хирурга. Они сильно удивились, когда я с девушкой появился в операционной, но, когда я направил на них пистолет, они сразу все поняли. Я дал понять, что убивать я их не собираюсь, если они добровольно и в срочном порядке примут наркоз, на что они благоразумно согласились. Я закрыл изнутри дверь, включил сигнал: «Внимание! Идет операция» и открыл окно. Дальше вы знаете. От наркоза они отойдут где-то через час. Охрана не имеет права мешать врачам во время операции. Это большие деньги, и их за это по головке не погладят. Охранник на КПП лег спать сразу после нашего отъезда. Ночью он спит крепко, постоянно его приходится будить сигналом.

Я прекрасно понимал, что любая дорога в направлении Сербии неизбежно упиралась в КПП, не считая патрулей, но идти пересеченной местностью мы не могли, принимая во внимание то, что у нас на плечах была Рада и всего один час запаса во времени. Уйти было не реально. КПП по моим разведданным было минут через тридцать. Я показал на карте КПП Хамиду и вопросительно поглядел на него.

– КПП укреплено. Плюс десять человек боевиков. Пять человек бодрствует, пять спит. Не надо рассчитывать на силовой вариант, командир. Здесь надо брать хитростью.

– А если к тому времени на посту будет информация о нас?

– Не исключено. Может, мне вас высадить, не доезжая до КПП? До границы километров восемь-десять.

Я посмотрел на албанца, и он отвел глаза, понимая, что этот вариант неприемлем для нас, и ввести нас в заблуждение не удастся.

– Поедем через КПП? – спросил я, завернув предложение Хамида.

– Нет, слишком велик риск. Есть съезд на грунтовку, не доезжая поста. Дорога длинная, местами труднопроходимая, но риска значительно меньше.

Навигатор показывал три километра до КПП, когда Хамид свернул на грунтовку. Дорога и впрямь была разбита, и я боялся за жизнь Рады, потому как даже в кабине ехать было не очень комфортно. Мы проехали два небольших поселка по объездной дороге, не заезжая в них. До границы по прямой оставалось грубо два-три километра. Эту местность я знал хорошо: не раз приходилось проходить этот коридор из Сербии в Косово и обратно. Даже кусты и перелески, окраины поселков уже казались знакомыми.

– Здесь, – осадил я албанца, когда машина проходила мимо густого леса. – Я слово свое держу крепко. Ты свободен.

– Может, тогда снимешь с меня свой подарок, командир? – Хамид показал на тротиловое ожерелье, все еще сохраняя внутреннее напряжение, которое угадывалось в голосе. Я снял ожерелье и открыл дверь, чтобы вылезти из ненавистного микроавтобуса, укачавшего нас до тошноты. Самое непредвиденное на войне случается, когда ты расслаблен и не ждешь неприятностей. Из-за поворота нам навстречу вывернул джип и, не доезжая двадцати метров до нас, остановился. Оттуда как горох высыпались боевики в форме Армии освобождения Косово. Намерения их были вполне определенны. Трое бойцов взяли под прицел микроавтобус, двое стали приближаться к нашей машине с двух сторон. Промедление было смерти подобно.

– Живо из машины, – скомандовал я. Выкатываясь на пыльную дорогу, я удачно метнул тротиловое ожерелье под джип и нажал кнопку радиоуправления детонацией заряда. В это мгновение двухтонная машина взметнулась в воздух, разбрасывая вокруг себя огонь, осколки и ошметки джипа. Тела боевиков взметнулись ввысь, словно на выступлении цирковых акробатов. Мое внимание переключилось на вжавшихся в землю двоих боевиков, которые обходили наш «транспортер», благодаря чему остались живы. Оба лежали, оглушенные взрывом, боясь поднять голову. Боковым зрением я успел отметить, что Братан держит ближнего к нему боевика под прицелом. Я перевел взгляд на своего визави, что было сделано весьма вовремя. Наши глаза встретились, и боевик уже подтягивал к себе калаш, выпущенный им из рук при взрыве. Короткая очередь превратила его голову в фарш. Второй боевик успел отрыть стрельбу, но под перекрестным огнем у него не было шансов. Хамид успел отползти за микроавтобус и буквально распластался в небольшом углублении дороги.

– Иди, – дал я команду албанцу, переводя дыхание, сбой которого был вызван, скорее, не интенсивностью боя, а бешеным выбросом адреналина в кровь. Благодаря ему не так остро чувствовалась боль от сквозного ранения албанской пулей, прошедшей под плечом навылет.

– Спасибо, – почти проблеял албанец и, постоянно оборачиваясь, все еще боясь, что ему в спину будет пущена пуля, побежал в сторону поселка. Двигатель автомобиля был пробит множественными попаданиями пуль.

Когда мы вытащили Раду на свет божий, я с горечью в сердце подумал, что все наши труды были напрасны. Она не подавала признаков жизни: не открывала глаз, не прощупывался пульс, и тело, как мне показалось, было ледяное и неподатливое. Братан, уткнувшись взглядом в землю, начал прочесывать местность с видом собаки, взявшей след. Через некоторое время он вернулся с маленьким осколком от зеркала заднего вида многострадального джипа, или того, что от него осталось. Он поднес осколок к носу Рады и через несколько мгновений торжественно произнес:

– Жива!

Я вызвал помощь и на границе нас ждали. После операции попал в госпиталь. Потом было еще ранение, после которого Татьяна и уехала в Россию. А я после операции в Косово не могу уехать. Меня совесть загрызет. Вы знаете, сколько моему взводу удалось людей спасти? Сотни, если не тысячи, – тускло сказал Петр. – И еще больше не смогли спасти. Рада поправилась, и, когда я второй раз лежал в госпитале, она нашла меня, чтобы отблагодарить за спасение. По правде, ее могло спасти только чудо. И оно произошло. Когда мы ее вытаскивали из Косово, это был полутруп, а тут передо мной предстала женщина неземной красоты. Впрочем, скоро увидите сами.

Стас удивленно выпучил глаза на Петра, который сконфуженно отвел глаза от прямого взгляда Стаса. Мило было наблюдать, как смущается этот видавший виды воин. Петр достал мобильник.

– Рада, встречай. Будем через десять минут.

Нови-Пазар нес в себе дух если не старинного, то, с уверенностью можно сказать, старого города, не имеющего современной инфраструктуры, зданий стеклянно-алюминиевой конструкции. Хотя по дороге в город путники и видели православный средневековый монастырь, однако в самом городе в изобилии тянулись к небу минареты. Петр остановил джип около компактного дома, увенчанного красной черепицей и, как большинство домов этого города, густо заросшего виноградником. На пороге появилась молодая красивая женщина со славянским типом лица, но гораздо более темным оттенком волос, чем у большинства наших соотечественниц.

– Это моя Рада, – представил Петр женщину, историю спасения которой друзья слушали всю дорогу от аэропорта, и с любопытством смотрели на героиню повествования Петра. У Рады проглядывался аккуратный животик, указывающий на ее беременность.

– Вы ждете ребенка? – непосредственно спросила Даша, что было свойственно ее юному восприятию действительности, после того как все друзья были представлены.

– Два года назад я потеряла ребенка на третьем месяце, и врачи мне не разрешали какое-то время иметь детей, – на неплохом русском ответила Рада, – а теперь разрешили, правда, под строгим наблюдением. – Рада мило улыбнулась и открыла дверь, приглашая гостей в дом.

– Уютно у вас тут, – искренне охарактеризовал убранство дома Максим.

– Вообще-то, это ваш дом, – поправил его Петр. – Мы здесь неподалеку живем.

Стас, услышав, что дом снят для них, осмотрел все выходы и окна. После чего снова вышел на улицу, визуально оценив расстояние до ближайших домов и, удовлетворенно крякнув, спустился в подвал.

– Что ж, неплохо, – резюмировал результаты осмотра Поплавский.

– Да, дом хороший, уютный, – вторила ему Рада.

Стас посмотрел на нее внимательно и подытожил:

– Главное, что он стоит особняком. Это очень хорошо.

Рада непонимающе посмотрела на гостя и поняла только одно: что важно для нее, видимо, совершенно не трогает этого странного русского.

Жахнув по сто грамм традиционного русского напитка по поводу встречи за богатым сербским столом, Петр поднялся.

– Располагайтесь, други. Я опять в аэропорт за вашими женщинами. Пока я их привезу, вы успеете выспаться. Отдыхайте, – отрапортовал Петр по-армейски и вышел из дома.

Девчат Петр привез уже глубокой ночью, но никто из мужчин не спал, волнуясь за своих жен, за возможные трудности и предвкушая радость долгожданной встречи. Только Дима с Дашей достаточно надолго пропали, уйдя осматривать свою комнату. Остальные нервно курили, частенько бросая взгляды на старинные часы с боем. Встреча была яркой, со слезами и истеричным смехом Светы, которая никогда не расставалась со своим Шуриком так надолго. Анжела не без гордости рассказывала о том, как мастерски ей удалось обойти все службы в аэропорту, а Стас удовлетворенно кивал и, плотоядно глядя на Анжелу, закручивал ей локон за ушком. Аришка молча прильнула к плечу Макса. По ее щекам текли слезы, освобождая ее от накопившегося напряжения этих многотрудных дней. В Нови-Пазаре уже светало, а небольшая русская диаспора поднимала очередной тост за гостеприимную сербскую землю. Галдеж стоял неимоверный, и, конечно, никто не встал из-за стола, пока не кончился традиционный русский напиток, а кончился он, когда солнце было уже высоко и уже начало склоняться на закат.

Максим проснулся от нереального чувства жажды, иссушившего его горло. Он с трудом разлепил глаза. Со спины Арина казалась все той же стройной девушкой, как будто и не было седьмого месяца беременности. Беременной, она стала еще более сексуальной, еще более притягательной, родной и близкой. Максим осторожно спустился по крутой лестнице пока еще чужого ему дома. Раздобыв в холодильнике вожделенный огуречный рассол, Максим в несколько глотков опустошил литровую банку. Неожиданно для себя он услышал за окном малоразборчивый разговор. Максим подошел поближе к окну и шире приоткрыл уже распахнутую форточку.

– Это непростая задача, Стас, если вообще выполнимая, – неожиданно взволнованным голосом сказал Петр, обыкновенно казавшийся Максу весьма флегматичным.

– Глаза – серуны, руки – делуны. Ты сможешь. Нет такой задачи, которую ты бы не смог решить.

– Ты несколько оторвался от реальности, Стас. Сейчас совершенно другая ситуация и такое количество трупов не телепортируешь по воздуху…

Максим нервозно сморщил нос. Нет, он конечно доверял Стасу, но ему крайне не нравилось, что он привычно не владел ситуацией и что судьба многих людей, в том числе и его, решалась без его участия и в каком-то тайном, закулисном разговоре.

– Ты действительно считаешь твой план единственно верным? – после паузы спросил Петр.

– Да. За нами придут. Я в этом уверен.

Максим прикрыл форточку. Тошнотворное состояние после выпитого накануне усугубилось нервозностью от случайно услышанного сейчас. Минут через пять Стас вернулся в дом и, зайдя на кухню, налил себе кофе.

– Головка бо-бо? – больше для проформы спросил он у Максима. Его крайне возбужденное состояние проявлялось в несколько резких движениях, в скованной мимике лица и взгляде, сосредоточенном в воображаемой точке.

– О чем ты разговаривал с Петром? Стас, я не очень понимаю, почему ты в общем для нас деле ведешь приватные разговоры и принимаешь решения, не ставя никого в известность, – Макс исподлобья смотрел на Стаса и выговаривал ему претензии монотонным нудным голосом.

– Ты слышал, как вчера Анжела радостно рассказывала о том, как успешно она запутывала следы?

– Да. Вместе же сидели.

– Я боюсь, что она прокололась в одном, малозначительном с первого взгляда эпизоде.

– И?..

– Думать надо. Доверься мне, Макс. Дело пахнет криминалом и, полагаю, никто из нашего окружения помочь мне не сможет, а навредить запросто. Кроме Петра…

Такой ответ не удовлетворил Максима. Он больше не стал задавать лишних вопросов, но для себя решил докопаться до истины, чувствуя, что ситуацией он владеть перестал.

***

Следующие две недели после приезда ушли на адаптацию к новому месту обитания. Женщины концессуально поделили свои обязанности по дому. Быстро сдружившись, они опровергли расхожий тезис о двух хозяйках на кухне. Наоборот, бытовые дела двигались значительно быстрее и в женской компании всегда раздавался смех и оживленный разговор. Петр принес видеоматериал и книги о том, как необходимо себя вести истинному мусульманину в мирской жизни. Как одеваться, как ходить в мечеть, как молиться, какие обычаи соблюдать, какие праздники отмечать. Русская диаспора в лице наших друзей артистично имитировала жизнь правоверных мусульман в изгнании. Так было спокойнее, и соседи относились к ним с меньшим подозрением. Все старались говорить на сербском. Получалось не очень, но прогресс был очевиден. В мужской компании отношения складывались не так однозначно, как среди женщин. Стас дома появлялся редко. Чаще он встречался с Петром, чем с остальными мужчинами дома. Максим больше отмалчивался, и складывалось впечатление, что между ним и Стасом пробежала черная кошка. Дима и Шурик, видя такое положение вещей, не находили объяснения этому противостоянию. По истечении некоторого времени Шурик стал пропадать вместе со Стасом, а Дима вместе с Максимом, имея неограниченный запас времени, вплотную практиковались с алмазом. И опыты стали находить фактическое воплощение. Видя реально складывающиеся тенденции на товарно-сырьевых и финансовых рынках, Дима мог со стопроцентной точностью прогнозировать не только резкие скачки на биржах, но и длинные тренды.

– Демон, мне кажется, нам пора бы зарабатывать реальные деньги, – сказал после очередного удачного планирования Макс.

– Во-первых, какой бы большой задел ни был у Стаса, он когда-нибудь кончится. Во-вторых, все-таки стыдно пользоваться его деньгами, – добавил к сказанному Дима.

– В-третьих, это ключ к большой игре, – задумчиво произнес Максим. Это билет в высшую лигу.

– Надо ангажировать у Стаса определенную сумму для приумножения капитала.

– Дай мне пару дней, Демон, – загадочно ответил Максим. Он хотел прояснить для себя несколько моментов, прежде чем открываться перед Стасом.

Глава 27. Маневры

Утром следующего дня к дому беглецов подъехал грузовик со строительным материалом и автобус, в котором прибыли человек двадцать строителей.

– Что, мы дом перестраиваем? – саркастически спросил Максим у Шурика, который занимался распределением рабочих по местам.

– Забор будем ставить. Трехметровый, – ответил Шурик, одновременно отвечая на вопросы прораба.

Максим молча отошел и, разместившись на террасе, размышлял о том, что в голове у Стаса. Какие мотивы движут им, и не нанесет ли это непоправимый вред для всех? Сердце его чуяло недоброе, и он не находил себе места. Произошло невероятное: утром следующего дня глухой трехметровый забор опоясал собой всю территорию дома и, конечно, произвел впечатление не столько на жильцов дома, сколько на соседей. Здесь не принято возводить огромные заборы. У большинства они просто отсутствовали либо носили декоративный характер. Шурик, Стас и Петр целый день размещали на территории сигнальные системы и прочие примочки. Вечером изрядно уставший Стас попросил всех выйти на улицу и провел короткий инструктаж.

– Дорогие мои, прошу вас с этой минуты передвигаться по участку только справа от красной тротуарной плитки. Вот так, – и он прошел от входа в дом до калитки правее проложенной тропинки. По участку ходить нельзя, если даже завтра здесь выпадет денежный дождь. Если кто-то из вас пренебрежет техникой безопасности, это может плачевно закончиться для его здоровья или жизни. Я не шучу.

После того как женщины разошлись, шумно обсуждая красоту цветения недавно посаженных петуний, Максим отозвал Стаса в сторону.

– Мы к войне готовимся? Может, введешь меня в курс дела? – спросил он требовательно. – И для чего огроменная морозильная камера появилась у нас в подвале? Ядерную зиму переживать будем? И почему она заперта на замок?

– Скоро сам все увидишь, – мрачно ответил Стас, и от его слов повеяло холодом.

На следующий день сработала сигнальная система. Стас с бешеными глазами бросился в подвал и вылетел оттуда с автоматом. Тревога оказалась напрасной. По обычной недоработке строителей в заборе осталось незначительное отверстие, через которое на участок попала кошка. Стас с Шуриком быстро заделали его с внешней стороны дома, и, когда вернулись в дом, Света ехидно подшутила над ребятами:

– Стас, у тебя даже глаз задергался. Если в следующий раз собаки зайдут на территорию, беги за гранатами. Это кошки по одной ходят, а собаки – стаями.

«Хорошо», – подумал Максим и закрыл глаза, пытаясь настроиться на мысли Стаса. Не более чем через минуту Максим открыл глаза и с ужасом посмотрел на Стаса. Стас почувствовал вторжение в свою ментальную сферу. Он повернулся к Максиму, лицо которого было перекошено от ужаса, и холодно ответил на его взгляд.

– Ты не доверяешь мне?

– Думаю, теперь уже нет, – твердо ответил Максим.

– Перестаньте, друзья, – растягивая примиряющие слова, пропел Шурик.

– Воздержись от слов, о которых придется жалеть, – попытался урезонить Максима Стас.

– Тогда объясни, в конце концов, что ЭТО значит.

– Завтра, мой друг, завтра. Не возражаешь?

– Возражаю. До своих объяснений воздержись, пожалуйста, от контактов со мной, – рубанул с плеча Максим и достал сигарету, явно ища выхода разыгравшимся эмоциям.

– Завтра – значит завтра, Макс! – вступил в разговор Дима, решив, что пора погасить страсти. Стас и Максим молчали. Дима и Шурик старательно успокаивали друзей, явно не понимая, что послужило причиной перепалки.

– А мы планировали сегодня отведать шашлычка с выездом на местную достопримечательность. Река Ибар, конечно, не Волга, но по-своему хороша, – примирительным тоном предложил Шурик.

– Не поздновато ли вы посвящаете нас в свои планы? Я успею нарыть червей и приготовить ласты? – зло огрызнулся Макс.

– Завтра! – повысил тон Демон, напомнив Максу, что Стас обещал открыть карты завтра.

Максим прикурил сигарету и замолчал. Девчата, услышав перепалку, слетелись, словно бабочки на нектар.

– Что за шум? – первая спросила Даша, как обычно, проявив любопытство и темперамент.

– Мы все едем на пикник, – как ни в чем не бывало расплылся в улыбке Дима и перевел взгляд на Шурика. – Шурик обещает замечательный отдых на реке, – Шурик крякнул от неожиданного поворота, но тут же собравшись с мыслями, поправился:

– Да, да. Обещаю. Припудривайте носики, девочки. Через час выезд. Пойду собирать сумки. Макс, поможешь мне?

Максим неохотно пошел на кухню, понимая, что все желают только мира. Но они не видели того, что видел он. «Ладно. Подождем до завтра. Возможно, я чего-то не понимаю», – погасил в себе мрачные мысли Максим и отбросил их в сторону.