Неуставняк-1. Книга 1

Стоя в строю, соображаю, с кого начать. Мне обязательно надо выделиться, чтоб подняться на вершину, а там…Я не знаю, что будет на ней, меня просто туда влечёт и я её хочу. Сейчас понимаю, что её хотят все, но в тот далёкий день мне казалось, что туда очереди нет, и я по очереди Первый.

Но сначала следовало оглядеться.

Наш младший сержант кивнул головой и, развернувшись на каблуках, вернувшись ко взводу принялся командовать: «Равняйсь! Смирно! Разойдись!» – Каждую последующую команду он отдавал с задержкой на её выполнение.

У Гарика было своё виденье на знакомство с личным составом. Он не посчитал нужным представиться, а сразу начал управлять.

– Взвод! В шеренгу, по одному! Стройся! – Он встал по стойке смирно и поднял левую руку в сторону на уровне плеча.

Роста мы были разного, но никто не хотел быть ниже рядом стоящего

– Так, закончили ползать, как мухи по стеклу! – выказал своё нетерпение Гарик. Мы быстро разобрались по свободным местам и замерли. – Равняйсь! Смирно! На первый-третий рассчитайсь!

– Первый! Второй! Третий! – каждый по очереди выкрикивал свой номер, голова произносящего номер поворачивалась в сторону следующего, словно передавая эстафету от первого к последнему.

– …! Первый! Второй! – последний произнёс свой номер и, вытянув перед собой левую руку, прокричал: «Расчёт окончен!»

– Взвод! Первые на месте! Второй, третий, левое плечо вперёд! Марш! – И, словно крылья веера, шеренга, придя в движение, стала разрываться на сектора.

Первые номера стояли, перебирая под собой ногами, а вторые и третьи, сохраняя линию из трёх человек, стали двигаться каждый по своей дуге.

– На месте!

Мы засеменили ногами, изображая ходьбу в пантомиме.

– Стой! Раз, два!

Сделав два холостых шага, взвод прекратил движение. «Равняйсь!». Мы выровняли ряды. «Смирно!». «Вольно!».

– Так, Тела, – брезгливо окрикнул Гарик, – посмотрели налево, посмотрели направо, одним словом, огляделись и запомнили своё расположение в строю.

Я огляделся, моё место самое козырное – центр строя. То, что надо.

– Разойдись! – Звук «р» у Гарика был особенный, словно любимый. Он его и выделял, и смягчал одновременно. – Взвод! В колонну по три стройся! – Слова звучат мягко, без напора, но с командной ноткой. – Разойдись!..

Гарик своеобразно красив. Знаете, такой сын раздольной степи. Смуглая кожа, вполне европейские черты лица со слегка поджатыми уголками глаз. Стандарт роста в ВДВ – метр семьдесят четыре – Гарик в нём, но фигура сына кочевого народа визуально его уменьшает. Кажется, что он ниже всех, а значит, менее достоин нами командовать, и это огорчает. И вообще, кто ниже ростом – тот коротыш, а это в подчинении ведёт к внутреннему сожалению.

– Взвод, в колонну по три стройся! – Его голос, как голос благодарного воспитателя, с каждым новым построением становится мягче. – Разойдись!

– Взвод, в колонну по три стройся! – Мы молниеносно выполнили команду и замерли, чтоб вновь разрушить строй. – Ну, уже неплохо, но тренироваться будем. И если вы не будете вести себя, как стадо баранов, то и мне не придётся быть пастушьей собакой.

Его манера говорить, подбирая слова и складывая их в длинные смысловые фразы, указывала на его образованность. Я только-только окончил техникум и чувствовал разницу между человеком, поднявшимся на холм науки, и тем, кто остался пастись на просторах равнин несбывшихся надежд. Гарик не стрелял фразами из Омара Хайяма, но его порой мудрые высказывания были отчасти приняты мной как девиз для выполнения определённых жизненных действий.

– Так, кто из вас был уже в медсанчасти?

– Й-я, – проблеял, подняв руку, высокий новобранец, стоящий в центре первого ряда взводной колонны.

– Отлично. Как зовут? – Гарик прищурил глаза и стал быстро оценивать данного индивидуума.

– Оле-е-ег. – Снова проблеял кучерявый в мелкий завиток.

– Ты чё, Тело! Издеваешься!?! – От добродушного Гарика не осталось и следа. Перед нами стоял палач с восточного рынка – сейчас кого-то будут резать на ремни?! – Отвечай по уставу! Переросток! Ты меня кадришь, что ли! Совсем опупел! Отвечай!

– Рядовой Го‑о‑олышев. – Если б не ветер в мою сторону, то нашего сержанта хватил бы удар, а блеющий умер бы от разрыва “сердечной жилы”.

– Рядовой Голышев, товарищ сержант! – Меня словно кто ударил в спину и заставил выкрикнуть эту фразу.

– Кто это сказал? – Голос страшного Гари ослаб и принял тон заинтересованности.

– Я, товарищ сержант! – без страха подал голос я и молодцевато продолжил, – Рядовой Куделин!

– Рядовой Куделин, выйти из строя! – А вот этой каверзы я и не ожидал.

Когда солдат выходит из глубины строя, он кладёт свободную от оружия руку на плечо впереди стоящего, тот, в свою очередь, жмёт плечо своего впереди стоящего и так до самого первого. Первый, получив заветный сигнал, делает шаг вперёд и шаг в правую сторону. Второй в это время продвигается на два шага вперёд и делает шаг в сторону, но уже в левую, а за ним уже движется третий, который, выйдя из строя, делает шаг вперёд и в сторону, чтоб встать перед первым. Четвёртый проделает весь путь третьего, но встанет перед вторым.

Словно сказочный бутон, раскрывался наш строй, чтоб выпустить на свет божий Дюймовочку – я стоял пятым. И, как только, выйдя из строя, я приставил ногу к ноге, строй начал сворачивать свой бутон в обратном направлении, чтоб напрочь отрезать меня от моего тёплого места.

– Рядовой Куделин – старший! Ведёшь взвод в медсанчасть, Голышев подскажет, там дожидаться меня. Ясно!?

– Так точно! – Я неумело взял под козырёк и развернулся кругом, чтобы отдать первую свою команду. – Взвод! Равняйсь, смирно! Вольно! Вторая колонна, задние, сомкнуть строй!

Своей командой я полностью отрезал себе путь к отступлению. Шестой стал пятым, а остальные, стоящие за ним, также сделали шаг вперёд, чтоб хоть как‑то повысить себя в общем строю.

– Взвод! Прямо! Шагом! Марш! – подражая утреннему прапорщику, скомандовал я.

Взвод двинулся вперёд, но шаг был не так твёрд, как если б им командовал сержант или офицер, и я сознательно решил исправить положение.

– Раз! Раз! Раз, два, три! – Некоторые принялись печатать шаг, однако многие не могли поверить, что ими командует равный, и я проявил настойчивость. – Раз! Раз! Раз, два, три! Взвод, смирно!

Команду «Смирно» приняли все, ноги поднялись на предписанные тридцать пять сантиметров, шаг стал чётким. Сомнения улетучились – я обрёл уверенность и власть!

– Вольно! – Мой голос уже отлил командные нотки.

Часть просто кишела офицерами, и чтоб не нарываться, при встрече с майорами я приказывал взводу перейти на шаг «Смирно, равнение на…». Всех, кто был рангом ниже, я игнорировал. Но вдруг какой‑то капитан меня остановил, преградив своей рукой, как шлагбаумом, дорогу.

– Воин, а вы почему честь не отдаёте старшему по званию? – Взвод спокойно следовал в заданном направлении, а я, сбитый волной со своего капитанского мостика и потерявший управление, запаниковал.

– Согласно уставу воинской службы вы, находясь вне строя, должны отдавать честь любому военнослужащему, двигающемуся вам навстречу. Причём за три шага до старшего по званию вы обязаны перейти на строевой шаг. Ясно!?

– Так точно! – Я вздёрнул руку к виску и рысью помчался в сторону удаляющегося взвода.

– Воин, стой! Ты из какого подразделения? Стой, тебе говорю!!! – Навязчивая вежливость данного командира пропала, и он рванул за мной, покрывая матом спину.

Я слышал приближающиеся шаги, но его остановило то, что дало мне ускорение.

Там вдалеке плыла мина, и в любой момент борт набравшего обороты корабля мог быть повреждён, а командир погибнуть, не доведя судно до порта его назначения.

Впереди, походкой отдыхающих навстречу бесконтрольно шедшему взводу двигались два главных командира части, которые командовали первым нашим парадом.

– Взвод, смирно! – Все словно только этого и ждали. Шаг был шикарный. – Равнение на! Ле! Во!

Сам я, подав корпус вперёд, высоко поднимая ноги, стал двигаться возле взвода. Оба военачальника остановились и, приосанившись, отдали честь проходящему строю и его командиру. Проходя мимо наших отцов‑командиров, я увидел, что они мне широко улыбаются, разве что не смеются.

– Что я делаю не то? – метнулась мысль, и я скосил взгляд на взвод.

– Вольно! – прохрипел голос комбата.

– Вольно! – крикнул я и отдал честь.

«Боже! Какой стыд!!!» – Мысль дала импульс и схватила за сердце. Я шёл, не отдавая честь рукой, приковав свои руки к бокам. Боже, какое уродство я только что изобразил!!! Мне было стыдно и досадно одновременно.

Взвод шёл своей дорогой к намеченной цели, рулевым был Голышев. Он шептал передним, куда надо повернуть, и они сами выбирали траекторию движения. Наш путь лежал вдоль утреннего редкого сада и большого склада. Не поворачивая в сторону автопарка, колонна проследовала прямо. С левой стороны дороги стоял одноэтажный клуб, а рядом, через лужайку – небольшое здание медсанчасти. Фруктовый сад по левую сторону дороги простирался дальше и упирался в территорию, огороженную колючей проволокой, посредине которой стояло одноэтажное здание из красного кирпича с маленьким плацем, размеченным линиями. В это время там стояла группа солдат с автоматами и производила какие‑то непонятные для нас движения. Автоматы их были необычно коротки и издалека казались игрушками.

Мы подошли к дорожке, ведущей в медсанчасть, возле которой находилась курилка небольшой вместимости.

– Взвод! Раз! Раз! Раз, два, три! Стой! Разойдись! – Никто метаться, как перед сержантом, не стал, а каждый вывалился из строя сам.

– Можно перекурить. – Мой голос потерял напор и зазвучал, как эхо заблудившегося в лесу.

– Без тебя знаем, – прошлёпал губами юнец с лицом наглой мартышки и походкой разгильдяя.

«Шлёпогуб» – окрестил его я: «Саня! Опасность! Торпедная атака!!!», «Может в рожу и затоптать?!»

Так и подмывало застроить взвод ещё на разок, чтоб дослушали до конца, но это был бы уже явный перегиб, и я, смешавшись с толпой, решил пока затеряться.

Курилка быстро набилась телами моих сослуживцев, которые не забыли оставить место и для меня. Доставать свою сигарету уже не пришлось – её подали.

В скором времени к дорожке подтянулся ещё один взвод нашей роты, и мой авторитет укрепился сильней.

Взвод привели два младших сержанта. Один из них, словно брат Шлёпогуба – похож прям один в один, но разница в цвете волос и звании отдаляла их на разные планеты. Второй был похож на молодого Ипполита Матвеевича Воробьянинова из книги «Двенадцать стульев». Фактура, фигура, руки, длинная шея с кадыком – ну, он, да и только.

– Кто старший?! – Мартышка в погонах улыбалась буквально до ушей.

В курилке сразу началось движение, и на скамейке образовалось столько пространства, что я смог бы прилечь.

– Я. – Я одиноко сидел посреди освобождённого пространства.

– Ты чё, боец? Нюх потерял?! —Бренча губами и сглатывая слюни затараторил младший сержант – Ты где находишься? Дух! Перед тобой старший по зва-н-и-ю! – Мартышка готова была выпрыгнуть из своей одежды, чтоб меня покусать.

– Я!?! – Я нагло отвалился и сел, как фон барон. – В курилке! А тут, насколько я понимаю, все равны.

– Ты чё, душа-а-ра? В пятак хочешь, ты из какой роты? – Он напрягся и сжал кулаки.

– Саня, подожди, не горячись, успокойся! Мальчик ещё не въехал, где он и с кем разговаривает. – Киса Воробьянинов положил руку на его плечо и обратился ко мне. – А ты, воин, обязан проявить уважение к старшему по званию!

– Согласен уважать всех, кто уважит меня! – Я немного приосанился и сменил свою наглую позу на более скромную.

– Ипполит, ты видишь? Да он издевается! – Мартышка корчилась, вырываясь из железной хватки хозяина, а тот просто держал руку на его плече и никаких усилий не прилагал.

– Ладно, остынь. – Он лёгким движением отодвинул Мартышку назад, и проследовал в курилку, которая гостеприимно приглашала присесть всех желающих на свои опустевшие сиденья.

– Дай закурить. – Ипполит присел рядом и улыбнулся прямо в лицо.

Я протянул початую пачку «Примы», он своими длинными пальцами выудил из неё сигаретку и прикурил от своей зажигалки.

– Знаешь, воин, представь такой разворот, – затянувшись, он не стал выдыхать дым, а, говоря, выпускал его из себя при произношении гласных звуков, – вот ты прослужишь здесь полгода и, отучившись, станешь младшим сержантом, и вдруг какой‑то сопливый новобранец станет тебя равнять с собой, ссылаясь на неприкосновенность курилки. А как же устав, согласно которому он обязан уважать старших командиров и не давать им повода возлагать на него дисциплинарное взыскание?! А как отнестись к статье опять-таки устава, согласно которой командир обязан добиться выполнения приказа вплоть до применения оружия?!

Говорил он складно, убедительно и быстро, словно на выдохе. Вдох он использовал, чтоб затянуться сигаретой, а выдох применял для дела. На меня классически наезжали, я понимал, но не знал, как прекратить этот литературно-познавательный понос неизвестного мне командира.

– Короче, пацаны, чё вы хотите? – Я пошёл в бур.

– Вот это уже другой разговор! – Мартышка вскочила в курилку и, присев возле меня, закартавила. – Ну, во-первых, мы тебе не пацаны, а мужики, это раз! Ты немного буранул, и мы тебе это прощаем, это два! А за нашу лояльность к тебе ты пропускаешь наши взвода вперёд, и мы квиты!

– Ну, во-первых, убери свои немытые грабли с моего плеча, это раз! Ты не старше меня, и поэтому для меня ты пацан, это два! А то, что мы пришли первыми, так за это нам почёт и уважение! Это три! Ясно?! – В моём ответе стало преобладать раздражение, но я всеми силами цеплялся за разум.

– Я тебя сейчас очень-очень сильно ударю, и ты будешь, корчась, умирать в муках. Ты понял?! Молокосос! – Мартышка, захлёбываясь слюной, стала пропускать в словах звуки.

Вдруг он резко вскочил и стал тягать меня за шкирку, но его веса было недостаточно, да и форм он был не атлетических, чтоб смочь меня приподнять. Решив, что Ипполит более адекватен, я, не обращая внимания на поползновения Сани, обратился к нему.

– Слушай, если он от меня сейчас не отстанет, то я пошлю его к прародителю, и пошлю так, чтоб ваш взвод услышал!

Напор Сани сразу ослаб, но отступать он не хотел. Отпустив мой воротник, он встал передо мной и, уперевшись руками в мои плечи, навалился на них всем телом. Я почувствовал тяжесть чужого тела, она не внушала страха, но напор заставил меня немного откинуться назад и поднять на него глаза.

– Чё? Чё ты сказал?! Повтори, стервец! – Звук «эс» в слове «стервец» словно застрял в его зубах и превратился в долгое «с-с-с».

– Если ты прямо сейчас не отвяжешься, я пошлю домой к маме! Третий раз я повторю так, чтоб слышали все! – Проговаривая эту фразу, я глазом косил на Ипполита.

– Так, Саня, кончай! – Он положил ему на плечо руку и оторвал его от меня. Тот и не сопротивлялся. – Ты из какой роты?

– Из четвёртой! – Я встал, чтоб поправить сбившийся на мне китель.

– Оп-па на! – возликовал Мартышкин.

– Вот видишь, Саня, что ты горячишься? Вечерком и перетолкуем.

– Я по вечерам не принимаю. – Меня охватило резкое возбуждение, как перед дракой, и, чтоб не сорваться, я задвинул младшего сержанта Саню в сторону и вышел из курилки.

– Как тебя зовут? – Ипполит решил уточнить, к кому записываться на приём.

– Куделин! – Я начал привыкать, что в армии имени нет.

Взвод, отойдя на почтительное расстояние, внимательно наблюдал за перепалкой, но импульса поддержки не излучал. Опять один, опять битва за себя и вместо остальных!?!

– Товарищ Куделин! – издалека почти шёпотом проблеял Голышев. – Сержант Гарифулин идёт, может, стоит взвод построить?

Это было вовремя. Конфликт с неизвестным противником не пугал – щемила сердце пустота тылов. Однако совет был правильным, и я решил им воспользоваться.

– Взвод, в колонну по три становись!

Взвод быстро выполнил команду, словно я был уже не один из всех, а генерал. Меня внутренне трясло от пережитого противостояния. Снова я один. Парней хоть отбавляй – целый взвод, а рядом встать некому.

«Хрен с ним, переживём, зато вон как стали передо мной прыгать», – мысленно проглотив пережитое, оценил я происшедшее

Взвод выстроился, и сразу образовалась колонна из двух взводов, а так как стояли они по ходу прибытия, то не могли видеть, что за нашим сержантом надвигаются другие организованные подразделения.

Я стоял на дорожке к медсанчасти и ждал прибытия своего командира.

– Ну что, всё нормально? – спросил Гарик, приближаясь ко взводу, шагов за семь. – Надеюсь, мы первые?!

– Так точно! – Одной фразой я отмёл все его сомнения.

– Что, молодые! Учитесь, как надо вдаль смотреть и предвидеть события. – Гарик посмотрел на двух сидящих в курилке младших сержантов.

– Ну, Гарик! Кто б мог сомневаться, что твои будут первыми! – Мартышка захлопала ушами, словно кошка, которой дунули в ухо.– Мы должны были догадаться, что такое борзое пополнение может быть только у тебя!

– Что такое? – Гарик, поджав губы, посмотрел на меня. – Почему не докладываешь? Что случилось?!

– Гарик, да ничего не произошло. – Ипполит решил исправить положение, которое изгадил Саня.

– Так, Куделин, докладывай! – Он не обратил внимания на реплику постороннего.

– Нас невежливо попросили уступить очередь, – я не стал заострять внимания на подробностях, – мы вполне вежливо отказали.

– Вы чё, салажня, ещё не перевелись, а уже в гору прёте!?! Урою, недоноски, если кто к моим хоть на шаг подойдёт.

Гарик в гневе был страшен, но, как видно, приёма вечером не будет, и всё население может спать спокойно. В руках у него были наши тощие медицинские книжки, которые он поручил раздать, а сам вошёл в курилку и начал о чём-то расспрашивать известных вам командиров.

Подразделения всё подходили и подходили. Вновь прибывшие выстраивались в очередь, заполняя дорогу, а сержанты набивались в курилку. Все новобранцы стояли и маялись, соображая, зачем мы здесь, но не понимая, почему нужно ожидать именно в строю.

– Куделин, встать в строй! – Гарик, не выходя из курилки, решил изменить обстановку.

Я подошёл к строю и принялся лениво соображать, как впихнуться на своё “козырное” место. Центр зашевелился, чтоб нехотя освободить его, но боковые, сплочённые нерешительностью, медлили меня пропускать.

– Взвод! Равняйсь! – Мельтешение прекратилось. Гарик стоял на выходе из курилки. – Вторая колонна, шаг назад с правой ноги. Раз, два! Куделин!

– Я!

– Встать в строй!

Я проследовал на своё новое место. Рядом стоящие были выше меня, и я, словно заплата на белой простыне, нарушил идеальность взводной колонны.

На крыльцо вышел молодой костолом богатырского телосложения в белом халате размера на два меньше.

– Эй, пробирка, давай открывай свою калитку! – Требующий общения младший сержант Мартышкин не унимался.

– Закрой свой рот, воняет! – Отмахнулся фельдшер. – Так, кто первый? Заводи по одному.

Осмотр был формальный, наши медицинские книжки были почти пусты, и в них следовало заполнить лишь несколько граф.

Мы заходили по трое и раздевались. Больные, приписанные к медсанчасти, измеряли вес, рост и давление каждого. Сам “Пилюлькин” сидел за столом и выборочно осматривал кого‑нибудь одного. Ещё один больной, со слов самого же бойца, записывал показатели в книжки. Я на тот момент весил 82 килограмма, рост составлял 176 сантиметров, пульс 72, давление 145 на 90.

– Что-то давленьице-то высоковато?! Ничем не болел, водку на днях не употреблял? – Пристально посмотрел на меня “профессор”.

– Не знаю, наверно, волнуюсь! – ответил “Незнайка” и я в очередной раз был допущен к служению Родине в качестве десантника.

Конвейер работал быстро и слаженно. Взвод был оприходован в течение пятнадцати минут, и мы строем, но уже под командованием младшего сержанта Гарифулина, проследовали на вещевой склад. Там старший сержант Радвила в присутствии начальника вещевого склада выдал нам остатки требуемого обмундирования и вещей, чтоб служба была комфортней и главное, теплей. Получение заняло примерно с час. Радвила заставлял каждого примерять полученное, и как только у кого-нибудь появлялись сомнения, тому сразу меняли обмундирование, подбирая под рост и полноту. Кроме того, по инициативе начальника склада был произведён обмен сапог, и каждый смог подогнать их под свою ногу. В результате мы были полностью одеты и обуты по всем стандартам того времени.

На складе одновременно получали обмундирование только два солдата. Остальные ожидали своей очереди, или наоборот, дожидались, когда получат другие, в фруктовом саду напротив склада.

– Ну что, Куделин? Послужим вместе? – Младший сержант Мартышкин подошёл сзади и положил мне свою худую руку на плечо.

Я по дворовой привычке резко повернулся через противоположное плечо и принял боксёрскую стойку.

– Ого, да мы боксёры! – Он непонятным движением схватил мою левую руку и легко завёл её мне за спину.

Плечо прострелила боль, но сдаваться я был не намерен, хотя руку было и жалко – положение было патовым. Обида подкатила под горло, так как в мозг плеснуло понимание: сила ни при чём, главное – умение!

– Саня, оставь мужика. Чего привязался?! Помнишь, что Гарик сказал?

– А я его не бью, а преподаю урок самообороны. Правильно, боец? – Он приподнял мою руку вверх, и я готов был упасть на колени.

– Правильно! – закряхтел я, согнувшись пополам.

– Отпусти, не ломай! – вступился сердобольный Ипполит.

– Живи! – Мартышка, чуть толкнув бедром, отпустила руку, и я свалился на землю.

Опыт ведения боя явно был не в мою пользу, и потому, вскочив, я не стал нападать, а, отойдя на безопасное расстояние, принялся отряхивать прилипшие к штанам и кителю былинки.

– Ты откуда такой борзой? – Мартышкин скалился улыбкой Гуимплена.

– Из второго взвода четвёртой роты. – Мне претило разговаривать с этим самодовольным уродом.

– Ты дурака-то выключи! Спорнём! Ты с Урала!?

– Ну. – Если я обижен, меня разговорить очень трудно.

– Чё ну? Баранки гну! Я из Челябинска! А ты? – Саня был очень настырен, его язык болтался, как пионерский галстук на ветру, и я привожу только выдержки, а не весь его словесный понос.

Обида, закравшаяся в душу, стала быстро пускать корни. Я закрылся в себе, но для виду старался что‑то внятно отвечать. Ему не удалось меня разговорить, но главное я для себя вынес – мы земляки, только он с южного Урала, а я со среднего. Южные все говоруны, а наши парни расположены более действовать, а не болтать.

– Да ладно, не обижайся, – он прижал меня правой рукой и постарался растрясти, – мы же с тобой земляки, а какие между земляками могут быть обиды?

Я бережно лелеял свою обиду, не позволяя лестным словам Мартышки проникнуть в сердце, чтоб не поранить её, пока она не окрепнет.

– А вы откуда? – Я обратился к Ипполиту, чтоб навязчивость Сани хоть немного спала.

– Я житель Пензы! – Гордости в словах не было, скорее, скромность или даже стыд.

– А вы суржанин или пензяк?

Глаза его широко раскрылись.

– А ты бывал в Пензе?!

– Нет, там делать нечего, просто я читал про неё.

– Всё равно приятно. Я родился и вырос в Пензе, поступил в институт, и меня после второго курса забрали в армию.

– А на каком факультете? – Я понял, раз он в армии, то из института его наверняка выперли.

– Гуманитарном.

«Понятно, почему он так складно слова подбирает, один другого стоит!»

– Товарищ младший сержант, разрешите обратиться! – От продолжения разговора отвлёк какой‑то рыжий Ванёк.

Знаете, такая взращённая на масле и молоке морда с заплывшими от достатка глазами и ресницами цвета спелой ржи.

– Ну, обратитесь. – Саньку явно нравилось, что к нему обращаются.

– Товарищ сержант, а вы давеча сказали: «Кто захочет колобаху, обращайтесь ко мне». – Лицо Ванька не выражало ничего, даже интереса к затронутой им теме. – А можно показать, что такое колобаха?

– Ничего себе запрос! – Санёк буквально оторопел. – Тебе армейскую или десантную?

– А что лучше? – От возможности выбора глаза Ванька стали наполняться интересом.

– Десантная крепче! – подзадорил Саня.

– Тогда давайте её! – засмаковал предвкушение сын полей и огородов.

– Нагибайся? Не, не так.

Саня поставил Ванька боком к себе и, взяв его за шею, нагнул буквой «г». Спина сельского доброхота была согнута в пояснице и параллельна земле. Саня поправил его голову, чтобы шея и затылок были продолжением линии спины. Снял с себя пилотку и положил ему на шею.

– Так, держи глаза!