Этюды романтической любви

Фелиция даже остановилась и с болью в сердце посмотрела на счастливых стариков, которые преодолев все жизненные препятствия, будут вопреки всем невзгодам едины, всегда будут вместе. Жаль слишком поздно.

Девушка продолжила волочиться следом за ускользающим видением, убеждая себя повернуть назад, но вскоре ее душевный запал истратился, и она, удрученная утомительным бессилием, пала на песок берега, где уже виднелось море, а одинокий город стался возвышаться позади, моргая сотнями окон. Солнце разгоралось ярче, вот-вот скоро прикоснется лучами к больному юноше и он превратится в пепел, вот-вот свет настигнет его и он уйдет, покинет ее навсегда. Потому она почувствовала неизменную потерю, ибо может быть, он единственный кто когда-либо будет ее так любить. Неужели столь величественно любящий человек не снискал ответных чувств, почему сердечно любя, он душевно страдает? Девушку мучили вопросы без ответов.

Тьма ночи расступалась, чуть мерцая, гасли звезды. Повернувшись к упавшей любимой девушке, Феликс начал говорить:

– Я тебе даровал знания о своей любви, это непосильное бремя, но ты сильная, ты справишься, понесешь груз ответственности достойно, со всей кротостью истиной девы. А я ухожу, слабым и беспомощным, но со знанием того, что совершил для тебя нечто важное, неповторимое, создал то, что никто ради тебя не сотворит, я посвящаю тебе свою жизнь. – он умоляюще воззрился на нее и предложил. – Пойдем, осталось всего немного. Не стоит останавливаться, когда райская благодать столь близка. – вставая с сухого песка, девушка повиновалась его зову, вскоре безропотно последовала вслед за ним. Теперь они молчали, исторгнув из себя все дозволенные мысли, воплощенные в недозволенные слова.

У кромки берега, где волны ласкают песок, как горшечник ремесленник обтачивает глину, правит рукой неровности, дабы придать заготовке необходимую форму и фактуру, уединенно, безгранично безмятежно. Воды нынче спокойны, голубоватой полоской безмятежно колыхаются, изредка выпуская на волю непослушные прядки серебристых волн. Светило почти приблизилось к телу юноши, словно белое округлое пятно на сером небе, оно казалось вездесущим, восторженно восставшим.

– Неужели ты скоро умрешь, но зачем, спрячься от солнечного света, тогда ты не сгоришь. – застонала умоляющая девушка.

– Вокруг меня живет целый мир, мимо меня проносятся создания, которые зовутся людьми, они красивы и умны. Тогда кто я, будучи ужасным и безумным? Кто я такой, спрашиваю у вселенной каждый раз. Но не слышу ответа. Одно я знаю со всей точностью, все эти годы, любя тебя, я побеждал многие свои страсти, ты, одарив меня вниманием, искореняла всякий глад зависти во мне и надменную гордость. Видя твою невинность и скромность, я более не испытывал прелюбодейную похоть. Пускай мы встречались лишь раз в году, те чудесные воспоминания наполняли меня счастьем и всякая печаль тогда расточалась. Да, я плачу, но то иные слезы. Ты утешила меня сама того не ведая. Ты любишь меня в глубине своего девичьего сердца.

– Феликс, ты неисправимый романтик. Я обычная девушка, а ты состроил из меня принцессу, вообразил, будто я красива, умна, невинна. Прекрати жить иллюзиями, и открой своим очам истинную меня.

– Для меня твоя вдохновенная красота это непреложная истина. Вечная любовь есть мой непреложный обет. Другие видят тебя иначе, нежели чем я вижу. Понимаю, что они скупы, пускай со мной никто не согласится, о, так было всегда и везде, главное, я знаю о том, что ты замечательная. А мои очи творца глубинно зрят за горизонт, посему не попрекай их, ибо они гениальны.

– Так не покидай меня. Смотри на меня.

Но Феликс казался непреклонным.

– Вот-вот свет коснется меня, потому сохрани мой прах.

– Но ты же говорил, будто вампиры бессмертны.

– Я больше не могу упиваться тобой, черпать вдохновение, испытывая жажду в разлуке. Мои годы стали десятилетиями. Я жил слишком много. Я устал страдать, но я не устал любить. Помни. Любимая. Каждый человек бессмертен душой, значит, я всегда буду рядом с тобой: тогда, впредь, и навсегда.

– Любовь великая сила, почему же она не поможет нам. – возопила девушка.

– Потому что люблю только я один. – грустно ответил он.

Неумолчно вопили их казненные души, охваченные трепетным воздаянием предрекаемых начал.

– Прости меня, за то, что тебе приходиться страдать из-за меня. – искренно покаялась Фелиция.

– И ты прости меня. Порою я впадал в неумышленное неподвластное мне сумасшествие, отправлял тебе всякого рода письма, посвящал тебе творения свои, и ты принимала их по доброте душевной, понимая, насколько они безумны. Я всегда мечтал быть с тобой, но порою желал тебе счастья с другим молодым человеком. Быть может, избранник твой будет любить тебя на земле, а я буду любить тебя на Небесах. Будь счастлива, вопреки невзгодам и скорбям. Будь счастлива. – со всей искренностью пожелал девушке Феликс.

– А был ли счастлив ты? Отныне я испытываю вину перед тобой.

– Не кори себя, прошу. Пускай, грустны мои глаза, знай, они освящены любовью. – подобно возвышенному гению огласил юноша.

Девушка, широко раскрыв заплаканные глаза, всеми силами пыталась положительно повлиять на происходящее, однако было слишком поздно.

Также кричали о Лазаре, восклицали, когда по милости Спасителя он воскрес. Посему мы пеленаем себя, готовя к погребению, живя, ощущаем, как поблекли все краски жизни. Неужели мы столь стали унылы, отчего потеряли смысл и чуть сладкий местами горьковатый вкус жизни? Но помни каждый опечаленный тоской – после всемирного потопа воссияла на небе лучезарная семицветная радуга.

Однажды у старца спросили: Каким способом вы мудрейший справляетесь с лютой печалью? На что старец спокойно ответил: Дети мои, я вовсе не мудр, и потому знаю только один верный путь победы над унынием, иные слишком трудны для меня грешного. Лишь трудом я преодолеваю слезы бесполезные. Физической службой усмиряю плоть, а душу наполняю молитвой. И вот наступает вечер, усталый я валюсь на койку, тело мое ноет и болит, потому бесстрастно, душа моя была занята целомудренными думами, потому и не скорбит о немощности своей пред лицом судьбы. Тогда времени горевать, не было и в помине.

О сколь долог путь, предназначенный быть пройденным и преодоленным. И юноша, почти окропленный пучками искр ослепительного солнца, слезно не моргая, смотрел в первозданные неизменные в красоте очи Фелиции. Кровь на нем давно засохла, более он не дрожал и не страшился, превозмогая неизбежное, отсрочивая отмеренное время, кратко произносил памятные последние речи:

– Люблю тебя. Помни и не забывай очертания моего лица, цвет моих глаз, длину моих волос. Когда в парк ты попадешь, возле векового древа буду я сидеть, воспевая молебны Богу. Я там буду ждать тебя, ведь знаю, ты явишься еще не скоро. – по щеке Фелиции скользнула очередная кроткая слеза. – Я ухожу в новую жизнь, а ты только проводишь меня и вернешься, будешь жить, но не так как прежде. Напоследок я показал тебе насколько на самом деле дороги нам окружающие нас люди, о коих необходимо заботиться. Пускай не всех ты любишь, но доброты твоей достоин каждый. Я не прощаюсь, лишь говорю – До встречи. – Феликс повернулся к свету и произнес. – Где будет вековое древо, там буду я.

Светоч белого солнца приблизился к юноше и коснулся до него светоносной полосой. Феликс осветился, и по его венам словно заструилось молоко, так белы они показались девушке, глаза его стали ярче и одежда полностью изменилась в покрове. Фелиция ожидала увидеть смерть и кромешную тьму, хотела упасть на песок и закопаться в него, только бы не участвовать во всей этой траурной пьесе. Но невредимый юноша остался стоять на том же месте, только преображенный и одухотворенный.

– Ты не превратился в пепел, и солнце не сожгло тебя. Почему? – спросила удивленно она.

– Потому что отныне я оставляю тебя, я тебя отпускаю. Ибо любовь есть счастье, жаль только теперь я это осознал. Минуя все страдания, да не погаснет лампада надежды в каждом любящем человеке. – произнес просветленный юноша. – Любимая. Сегодня ты обрела свободу, и я более не буду посягать на твою жизнь. Помни – я буду ожидать тебя у древа.

Излагая спокойно и размеренно, он искренне благоговел перед неминуемым освобождением.

– Я не сгорел, потому что, в очередной раз, полетев к тебе мотыльком, я не обжегся, а слился со светом воедино. Отныне мы вместе, наши души неразлучны.

Прощай любимая и будешь прощена, люби и будешь любима, не забывай и не будешь позабыта. Живи с содроганием сердца, живи, как заповедано Иисусом Христом, изрекшим, что Он есть Свет миру, принявший страдания, словно мотылек, Он светит всем нам светом истины.

Живи и помни – жил некогда в этом мире тот, кто любил тебя, и в ином мире по-прежнему любит тебя всей своей бессмертной душой.

Позади них предстала сотканная из эфира заключительная картина, та пара влюбленных стариков, они медленно и бережно погрузились у самого берега в деревянную лодку. Они тесно прижались друг к другу, своими летами доказывая искренность истинности любви в первозданном девственном виде. Феликс повернулся и направился к этому маленькому судну. Оставляя вместо следов дорожку света, он ласково произнес девушке:

– До встречи, любимая.

После произнесения сих слов он сел в лодку со стариками, которые были его состарившимися мечтами, ведь Феликс с Фелицией на самом деле уже никогда не станут такими.

Начался прилив, и волны жадно коснулись о корму лодки, притягивая и завлекая её сиренами. Вода забрала их, ибо волны неумолимо будоражили синеющий прозрачностью океан. Феликс навсегда уплывал вместе со своими грезами в новую жизнь, оставляя прежнею. Весь свой недальний путь, предавая забвению, он смотрел на стоящую посреди пляжа одинокую Фелицию, и ей казалось, будто взглядом своим он так и не отпустил ее. Лодка отдалялась, превращаясь в точку. Затем на горизонте воссиял такой белизны и чистоты свет, отчего девушка прикрыла веки от невыносимой всепоглощающей яркости. Должно быть, он ушел – подумала напоследок она и….

И отворив мокрые от слез глаза, созерцала вовсе иное видение.

Глава четвертая

“Не повернуть то время вспять, когда я мысль о любви посмел в себе зачать”.

Сколько времени требуется для верности любви, сколько жертв необходимо принести на алтарный жертвенник молебнов и воздыханий, сколько измарать бумаги и холстов, дабы написать нечто достойное ее взора, сколько раз нужно отдать жизнь, сколько жизней, сколько…

Нащупав слабым сознанием грани реальности, Фелиция отворила свои жалобные очи. Поморгав немного, она различила тусклое свечение маленькой лампочки над серым потолком, белые стены с играющими и пляшущими на них тенями. Она чувствовала некоторое покалывание в теле и голод. Ее руки сильно саднили, словно после продолжительной зимней прогулки, а на ее шее будто отпечаталась чужая гневная рука. Когда зрение девушки окончательно прояснилось, пред нею в четкости предстал джентльмен лет сорока от роду в черных брюках и пиджаке цвета старомодного шкафа, с залысиной и бакенбардами. Тот ненавязчиво с добротой в голосе и с сосредоточенностью во взоре начал говорить тихо, словно боясь зазорно спугнуть удачу.

– Прошу не пугайтесь меня. Вам выдалось нелегкое бремя, ваши чувства хрупки и недоверчивы, но выслушайте меня. – тут он достал из внутреннего кармана удостоверение личности. – Я следователь, или детектив, как вам будет угодно. Расследую одно простое дело о шайке преступников, которые замешаны во многих скверных деяниях, и в коем в одном из таких вам лично, к сожалению, пришлось участвовать. И поэтому, я желаю услышать от вас планомерное описание тех событий. Расскажите о вчерашнем вечере. Я ведаю о вашем самочувствии, ведь вы долгое время были без сознания, однако ваши сведения очень пригодятся при суде.

Фелиция начала кое-что вспоминать, однако смутно, разрозненно.

– Извините меня, но я плохо помню вчерашний вечер. Слабо припоминаются только отдельные фрагменты. Кажется, мы поначалу сидели в ресторане, затем расстались и… далее словно провал, хотя нет, мы после разлуки чудесным образом вместе оказались в проулке, затем одинокий город, и … свет.

– Свет? – переспросил детектив. – Должно быть, ваше потрясение сталось настолько велико, что ваша душа вообразила всё куда иначе, чем было на самом деле. Вы только успокойтесь, сейчас я всё вам расскажу со слов свидетелей.

Детектив придвинул стул поближе к потерпевшей, и сев на него, начал повествование смягченным тембром голоса:

– Когда вы отошли от ресторана, было весьма поздно и потому в некоторых местах улицы было крайне темно. И видимо потому вы не заметили, как к вам подобралась шайка местных бандитов. Будучи навеселе, они начали домогаться до вас, найдя вашу внешность крайне привлекательной, они начали грязно и аморально приставать к вам. Творились страшные вещи. Вас повалили на асфальт и уже стаскивали с вас одежду, как вдруг, на ваши крики подоспел молодой человек…

– Феликс. – вспрыснула девушка подозревая о дальнейшем развитии истории.

– Именно он. Феликс подошел к вам и склонился над вами, тем самым он заслонил вас собой, он, стоя на коленях, не давал бандитам подобраться к вам. И, по-видимому, тем самым явно возмутил ваших обидчиков. Рассвирепев, они стали избивать юношу, но вы оставались невредимы, так как все удары приходились на тело Феликса. Он мог бы вступить с ними в схватку, однако избрал иной мирный путь непротивления, он безропотно сносил все поношения. Не двигаясь с места, он защищал вас, покуда один из бандитов не достал холодное оружие. Какое именно орудие мы сейчас уточняем. – детектив протяжно вздохнул. – И нанес оным предметом несколько ударов в шею и грудь вашего защитника. Затем…

– Он умер. – в который раз перебила законника Фелиция.

– Соболезную вашей утрате. Вы к несчастью правы, юноша умер, но не сразу. Еще некоторое время доктора боролись за его жизнь. Временами казалось он сам желал уйти. – детектив осекся. – Откуда вам это известно? Память возвращается к вам?

– Душа его бессмертна, потому она свободна от смерти. Ведь смерти не существует, а существует лишь исход. – сама поражаясь своим словам произнесла девушка.

Сославшись на шоковое состояние потерпевшей, детектив пропустил мимо ушей ее философский выпад, лишь лениво поведя глазами в сторону, продолжил:

– Есть еще одно занимательное обстоятельство. – тут он восторженно воскликнул. – По велению судьбы поблизости места происшествия пробегал молодой человек. Поняв, что творится правонарушение, будучи атлетически сложенным, он в миг разогнал нападавших на вас негодяев и вдобавок задержал того парня с ножом. – и тут с немалым восхищением детектив возгласил. – Настоящий герой, именно он вас спас. Хотите, я позову его, и вы поблагодарите его?

– Нет. У меня есть свой герой. – ровно ответила Фелиция.

– Неужели трусливый поступок пацифиста Феликса вы считаете достойным. – укоризненно хмыкнув запротестовал детектив.

Девушка непреклонно кивнула головой и сказала:

– Тот сильный молодой человек совершил насилие, потому что так научен и иначе не мыслил поступить. В то время как Феликс защитил меня собой, потому что он любил меня, и не ответил злом на зло, потому что он был добр и миролюбив.

Детектив в ответ ничего не изрек, дивясь стойкому самообладанию девушки и удивляясь ее странному мнению.

Он натянул на свою плешивую макушку головы шляпу с загнутыми полями, а затем попрощался с девушкой, желая ей скорого выздоровления. И, отворивши дверь палаты, хотел было уходить, как вдруг спросил у неё:

– Хотите, я погашу свет, ведь вам сейчас крайне необходим сон и покой?

Фелиция лежа на узкой больничной кроватке, взглянула на лампочку и мудро ответила:

– Если свет погаснет, то к кому тогда полетит любящий мотылек. Благодарю вас, и прошу вас, не гасите свет.

Послесловие

“Ваша родина – земля, и вы опустошаете ее войной.

Моя родина – Небо, и потому я проповедую миролюбие”.

Пусть устали ваши веки, жизнь ваша клонится ко сну, помните, что слезы ваши на Небесах станутся живой росой, разлученные вновь станут вместе, а потерявшие утраченное обретут.

Любовь безвременна, и мы однажды полюбив, не утратим сей дар благостно блаженный, ведь любовь живет в душе, а душа бессмертна.

И пока ты на земле живешь, я напишу тебе истории, сотканные из снов, любимая, тебе стихиры начертаю, встречу оными словами я тебя. Любовь моя.

Вот минуло мгновенье.

И вековое древо, приняв в объятья двух мечтателей влюбленных, ветвями утешенья заслонило их навек.

август – сентябрь 2011г.

Ноктюрн души

Тревожь мне сердце лунным светом

В царстве пасмурных ночей.

Сражен беглец неистовым и тихим бредом,

Словно безумств хранитель казначей.

Мне мир приказывал заветом –

“Сердцем не живи, будь разума мудрей”.

…Но пренебрег я тем советом.

Любовью одержимой позвольте мне любить.

Всего лишь раз, жизнь единую всего лишь.

И помышленье вздумало юлить.

Плоть – ты как всегда с душою споришь.

Два бытия в ярости спешат убить

Друг друга, но дух, согласье ты им вторишь.

Разочарованье – кончина всех слепцов.

Святость глубины души Любимой теплит созерцанье.

Той невинною любовью я выше ныне всех творцов.

Ибо взор прельщенный негой – красоты созданье,

В безмолвье красноречивее чтецов.

Небесный хор тешит мое безликое сознанье.

О Дева, я время жертвовал тебе.

Не счесть всех помыслов безвинных, сердцебиением восторга

Я жил твоей судьбой, я был будто не в себе.

Парил над Небесами, ибо Земля меня исторгла.

О только Дева (уподобься мерцающей звезде)

Любовью проникала в сердце мне, пеньем в горло.

Задыхаюсь томно, но люблю отныне

Страдальчески сильней, будто мученик идей.

Не ощущаю времени лета, в прозрачной дымке

Является ваниль Небес, там скрижали держит Моисей,

Напоминая мне о послушанье вышней силе.

Но шепчу, словно раскаявшийся злодей –

“О, горний мир, забери меня скорей”.

Затменье разума – любовь – сердца доброго сиянье.

Плод любви не разделен, так вкушайте жадно, праздно

Вгрызайтесь в мякоть – привычное мечты страданье.

Вам не понять, ибо вы насыщаетесь желанно.

Но знайте – оскверняет Деву всяко осязанье,

Ибо чистоту святую созерцать в невинности отрадно.

Увлеченный богоравным божеством

Унижен я, но возвышен взглядом встречным.

Преисполнен вечным торжеством,

Наивным и беспечным

Околдован неизъяснимым существом,

Тем поцелуем кротким и сердечным.

“Разбито сердце – а ты осколки топчешь!”

Глаголет Дева – “Мы части разные души, ибо не подходим”.

“Тогда для единенья чего ты хочешь?”

“Ты свят, а я грешна, мы разными путями ходим” –

Говорит она, “Но для чего ты блудницу строишь

Из себя…,” о не кричи напрасно, будь поэт покоен.

Мешаешь радоваться жизни мне,

Но и без тебя невозможно счастье то!

Пропащий человек увядший в полутьме

Обрети покой, ею всё уж решено –

Не бывать вам вместе на земле.

Так Небом заведено.

И в полутьме мне видится надменно Ад.

Посреди теней гордыня там моя слабеет.

Вот жизнь сотворена, нет путей назад.

Там суеты желанья, вздор тщеславия сомлеет.

Там грозный обличителей парад

Мне на грехи укажет всякий, кто до конца душою не истлеет.

В пламени дум совести и правды,

В очах зерцалах их я вижу леность,

Праздность вижу, блуда мысли словно Аргонавты

За руном златым несутся в бренность,

Зависть, гнев и осужденье – слуги жатвы,

Палачи души моей, степенность

Мук, я был лукав в словах, в суде,

Гнал от себя людей, молитву охлаждал.

Сладкое вкушал, поклонялся женской красоте.

Их мысленно желал – о как гордынью я страдал!

То, что за шторами скрывал, ныне сталось в наготе.

Так самому себе я досаждал.

Из людей последний я, худший, самый грешный,

И в откровенье дел своих, ниц падаю во прах

Потомков, где власть моя, где гений мой безгрешный?

Лишь тень величья я – в мраке жалкий страх.

Где любовь, тот огонек в ночи меня согревший?

Ведомо, что здесь всяк гордец обрящет крах.

И в полусвете мне видится пресветлый Рай.

Крыл троица влекут меня – любовь, надежда, вера.

Духом белым блаженство вечное познай,

Здесь смоется зола и отстанет сера.

Вернулся я в изначальный благодатный край,

Где святость ключ, а добродетель мера.

Где в пределах райских облаков порхает Дева

Благодатная, подобная цветам кувшинок лилий,

Не осквернена ее души и тела таинственная плева.

Платье Девы из складок сложено в уборе робких линий.

Сотворена она для души моей согрева,

Тепло дарует взором без усилий.

Радостно светло в гармонии с эфиром,

Благословенно Девы трепетанье.

Успокоенье тем, кто распрощался с бренным миром,

Там Истина низвергла всяко пререканье.

Сирота не будет боле сирым,

Принявший пред Творцом поклон и предстоянье.

Прощены грехи мои, встречен Ангелами я мудрецом.

Величав в невинности своей, но кроток.

Дева рядом, что сотворена Творцом.

Пред страстью дерзок, а пред Девой робок.

И средь поэтов одарен митрой и венцом.

Не дар, но миг вниманья дорог.

Любимая, ты средь дев блаженных

Чистою звездою ярче многих ты горишь.

То пламя не огня, но свет дел добрых незабвенных.

Той аурой любви недвижно благостно паришь

На крыльях веры несравненных.

Образом зовешь меня, но на лицо робко не глядишь.

Ибо не миновало время то, не окончен мой путь земной.

Но каждый день мне Ад является в помрачении страстей.

И Рай – я возношусь туда душой.

Любимая, тебя я вижу там, молю, дивный облик не старей.

Дева – будь вечно молодой.

Мне Ангел путь развеет дланью сумрачных ночей.

Искушеньем мне слывет, и я к солнцу отроком летящим,

Взметнусь, дабы упасть во скорбь молитвы.

Побеждая блуд, гордыня шепчет мне – не будь смердящим,

Суди мудро тех, кои в доброй жизни не маститы.

Самолюбие и гнев ярости палящим

Словом угасай, вот грехов моих палитры.

Ада я достоин, но живу надеждой Рая.

Прости меня Любимая, я много согрешил.

Тем злодействам словно нет конца и края.

Умирая – буду ведать – я некогда любил.

Люблю и ныне, не отлагая

Я мирозданье наше сотворил.

Великодушная душа успокой свое дитя.

Ангел мне строфы больше не слагает.

Я иссяк подобно сухости ручья.

Без чувств поэт вскоре умирает.

Как без влаги умертвляется земля,

Не плодоносит, но сорняк не увядает.

Сокрушаюсь, восторгаюсь…, вновь усталость.

Сердце колется в груди с желанием уйти,

Но не переставай любить – безумная упрямость.

Бесславием живи поэт, на престол иной тебе уж не взойти.

Горний мир – великая та тайность.

Посему не согрешай, но Слово доброе блюди.

Вот ты, юна, а я судьбой состарен,

Пытки сердца морщинясь рдеют на челе.

Ибо выбор любви всегда пространен,

Цветы кто любит, а кто-то рад звезде.

Я прославлять тебя помажен.

Я настоятель слов в книжном монастыре.

Взойдешь рассветом в лунном свете,

И осененный благолепно взор падет на лик,

Столь дорогой, там Дева в огненной карете

Зовет меня – Время пришло, приди ко мне старик.

Выдохну впервые – и нет души в поэте.

Моя душа у Девы в ручках светит, словно радости ночник.

2012г.

Асфодели

Любовное возбуждение присуще пылким самоуверенным натурам, иные же не слабохарактерные, но немного вдумчиво меланхолично взирающие на стоны сердца своего, прибывают в некотором исступлении, безмятежный покой обволакивает их души. Ведь та единственная любовь обращена в их ничтожную сторону, значит, все метания и сомнения остались позади. Подобно тем романтикам и помышлял кроткий юноша: “Лишь одного взгляда хватило мне для пониманья того, почему пала Троя”. – он представлял в этот момент свою несравненную Елену, царицу, которой следует преподнести достойный дар по случаю их недавнего знакомства. Так размышляя, он не торопясь шел по ветреной набережной, блуждал среди редких столиков ростовщиков и менял, ища подходящий, приемлемый подарок для девушки, согласившейся на его скромные ухаживания.

Однажды всё произошло по-детски наивно. Беспорочные сердца молодых людей сменили привычный ход, потому ныне их щеки наливаются краской, глаза порою слезятся, а конечности дрожат, в желудках же творится нечто невообразимое. Известно, что оное многообразие неудобств чудесным образом вызволяется при влюбленности, когда люди еще толком не осознали всю полноту своей недавно рожденной любви, подобно тому порою, женщина не может поверить в рождение своего ребенка. Однако это стеснение сглаживается при недолгом расставании, когда мысли заняты иным. Однако для них одиночество стало редкостью. Отныне их души стали тесно связаны неразлучными узами слов любви. То не были Шекспировские драматические возгласы на всё мироздание, излагаемые вопреки несправедливому миропорядку, в их отношениях всё казалось куда проще, но от этого не принижалась значимость всего между ними происходившего. Многие люди в те минуты по всей планете соединялись, до и после. Однако для них не было во всем мире счастливей их, и солнце светило только для них одних, птицы пели для них, а колокольня храма взывала не к вечерней молитве, а возвещала о благополучном исходе слов любви из пустошей неба юноши. В то мгновение у него пересохло в горле, речь давалась с трудом, но слышал он в то утро подбадривающую поддержку всей вселенной, ведь ему достаточно было произнести всего одно слово – “Люблю”. А после, мчась на первых порах юности, они не задумывались о будущем, наслаждались радостями настоящего. Нынешние моменты жизни казались им краше всех злополучных неведомых веяний судьбы. Нередко они устраивали скромные пикники в парке, без съестного и выпивки, просто лежали на траве и смотрели друг другу в глаза, и видели куда больше в любимых очах, нежели чем могло предложить им окружение. Лучезарные очи открывали им неизведанное полное чудес блаженство. Они читали источаемые душами мысли, их души возносились и будто бы почти, что обретали рай. Вскоре наступал вечер, и им приходилось разлучаться. Еще долго они стояли напротив друг друга, не решаясь совершить прикосновение, вот, кажется, нужно бы обняться на прощание, но их руки не двигались, они этого не делали. Отведя понурившие взгляды, они уходили в разные стороны, коря себя за неуверенность. “Это не столь важно” – думали они, приходя домой – “Главное, что мы были вместе”.