Храни меня на вираже

Остапенко выдохнул и сел на пол. Огромная гора упала с плеч. «Главное, что живая… А там он вымолит её прощение. Всё будет как раньше!» По-другому мозг отказывался думать. То, что он потерял её навсегда, не укладывалось в картину его мира. Он вдруг осознал, что только её, Серафиму Новицкую, он видит рядом с собой в своей жизни. Тарас снова вспомнил её глаза там, в спальне, и ему стало не по себе. Совесть взялась за него, и взялась не по-детски. Остапенко открыл бар и достал спасительную бутылку. «То, что надо…» Через час сознание померкло, и муки совести его отпустили.

* * *

Забелин позвонил в дверь. Изнутри послышались торопливые шаги, дверь резко распахнулась. Оживлённое лицо Тараса сразу потухло, не скрывая явного разочарования.

– Ты?..

Дмитрий, не ожидая приглашения, вошёл в квартиру.

– Как видишь.

Забелин видел, как напрягся Тарас с его приходом. Было видно, что он пил, пил уже не один день и был явно не в себе.

– Где она?! – воскликнул Остапенко. – Она у тебя?

Не отвечая на вопрос, гость занёс в прихожую сумки и закрыл за собой дверь. Остапенко не сдвинулся с места, он ждал ответа. Забелин внимательно посмотрел на него: небритое лицо, осунулся…

– Она у тебя? – повторил он свой вопрос, повышая голос. – Я хочу поговорить с ней!

– Нет, – коротко отрезал Забелин. – Хватит с неё переживаний. Оставь девочку в покое!

– Не тебе решать! – вспыхнул Тарас, бросился на Дмитрия, пытаясь схватить его за грудки.

Забелин словно ожидал этого. Он ударил Остапенко по рукам так, что тот отлетел от него к стене.

– Отойди, а то я ведь и покалечить могу, и сдуется твоя блестящая карьера гонщика, – холодно процедил он.

Остапенко в упор посмотрел на Дмитрия.

– Тебе всегда нравилась Серафима. Ты ждал момента! – в сердцах бросил обвинение в лицо Забелину Тарас. – Сейчас получилось, да?!

– Ты так ничего и не понял, – спокойно и устало произнёс Дмитрий. – Эта девушка – подарок судьбы! Променять её на дешёвку! Ты её не стоишь.

– Может, она сама решит?! – взвился уязвлённый Тарас на слова соперника.

Забелин шагнул в сторону комнаты, но Остапенко перегородил дорогу и с силой оттолкнул Дмитрия к порогу.

– Пусть придёт и скажет мне в лицо, что я ничтожество, что я негодяй. Сама. Слышишь?! Сама!

Забелин резко, без замаха ударил Тараса прямо в челюсть. Тот явно не ожидал и рухнул в коридоре на пол. Дмитрий подошёл и сел на корточки рядом с ним.

– Остыл, герой?! Никуда она не пойдёт! У неё на это нет сил, ни физических, ни душевных. Если ты не совсем дурак, то поймёшь, как больно ей тебя видеть.

Остапенко зашевелился. Дмитрий перешагнул через лежащего и вошёл в комнату, открыл шкаф, стал доставать женские вещи и складывать в сумку. Тарас уже не пытался помешать, внутренне сдался. Он опустился на кровать и молча смотрел, как Забелин опустошает полку за полкой. Вещей оказалось не так много – всё больше книги, учебники, толстые тетради. Не забыл Дмитрий захватить и нехитрый собачий скарб: лежанку, миску, поводок.

– Это всё? – уточнил Забелин.

– Ещё в прихожей сумка и обувь в шкафу, – хмуро отозвался Тарас.

У двери Забелин задержался, надевая ботинки.

– Как она? – глухим голосом спросил Тарас.

– Надо же, всё-таки спросил! Я уже и не надеялся, – горько усмехнулся Дмитрий. – Плохо. Очень плохо. Ты сломал её.

И вышел, унося две огромные сумки.

– Мне нужно поговорить с ней, – уже не требовал, а просил Тарас.

– Она не хочет никого видеть, тем более тебя, – ответил Забелин и прошёл к лифту.

* * *

Сумки с её вещами Забелин поставил возле кровати.

– Вроде всё принёс. Хотя проверь.

– Спасибо, – поблагодарила она отрешённо, даже не взглянув на него.

Волчок сразу узнал свой поводок и теперь радостно держал его в зубах, приглашая погулять.

– Может, погуляешь с ним? – предложил Дмитрий.

Он знал, что, хотя девушка ещё очень слаба, недолгая прогулка могла бы отвлечь её от грустных мыслей. Но Сима покачала головой и отвернулась к стене.

– Как скажешь. Хорошо, пусть сам на участке побегает. Забор высокий, авось не удерёт.

Дмитрию стало не по себе. Он привык к ней жизнерадостной, с искрящимся взглядом умных карих глаз, улыбчивой и задорной. Теперь перед ним была оболочка той, прежней Серафимы, жалкое её подобие.

– Сима, врача я отпустил. Но в доме есть помощница – горничная, она же кухарка. Зовут её Наталья Ильинична, можно просто Наталья. Если хочешь, она твои вещи разберёт.

– Спасибо, не надо. Я сама, – отозвалась девушка. – Вот посплю и разберу.

Она закрыла глаза и задремала. Забелин тихо вышел, забрав Волчка с собой.

Психолог, к которому он обратился, сказал, что сон – защитная реакция организма, что пусть она спит. И Серафима спала два следующих дня. Просыпалась, съедала тарелку куриного бульона, лекарства и снова засыпала.

В разговоре с Забелиным психолог ясно дал понять, что из такого депрессивного состояния выходят не так скоро: от месяца до полугода – как повезёт. «Мы не можем с точностью знать, что у неё творится на душе, о чём она сейчас думает. Ею пренебрегли, она потерпела фиаско как любимая и как женщина. Скорее всего, она ощущает свою ненужность и никчёмность. Я бы посоветовал окружить её заботой. Баловать, как балуют ребёнка или красивую женщину, если у вас, конечно, есть на это средства».

Дмитрий поблагодарил, уверил, что средств у него достаточно, и уже второго января в её комнате появилась массажистка с коробочкой ароматных масел. Сначала Серафима не соглашалась, но её убедили, что массаж входит в программу по её выздоровлению, и она уступила.

Женщина бегло осмотрела свою подопечную и, вздохнув, убрала обратно все благовония, оставила только обычный крем для массажа. Проводя процедуру, сокрушённо качала головой, просила потерпеть пациентку, растирая напряжённые мышцы. Новицкой было всё равно, что делают с её телом. Она не чувствовала боль – душевные раны ныли в разы сильнее…

Отлежавшись после массажа, Серафима вышла с Волчком. Одеваясь, она равнодушно прошла мимо зеркала, даже не взглянув на своё отражение, но Забелин уже был рад тому, что она встала с постели.

* * *

Никогда она столько не думала, как за эту неделю…

Как только сознание вернулось к ней и она поняла, почему она здесь, в особняке Забелина, жалость к себе накрыла её с головой. Вдруг не стало взрослой Серафимы Новицкой, осталась маленькая плачущая девочка, одинокая и беспомощная в этом мире. Девочка, которая искренне верила в любовь и доброту и которая поплатилась за свою веру. Сил не было даже на то, чтобы прекратить нескончаемый поток слёз. Взять себя в руки не получалось, да она и не пыталась, целиком отдавшись этой эмоции.

Наконец слёзы кончились, и на смену пришла лютая тоска по Нему. Обречённость жизни теперь без Него… Осознание того, что это – конец и его больше никогда не будет рядом. Тоска требовала выхода, и Серафима бросилась к дневнику, не в силах держать горечь в себе. Поток мыслей хлынул на бумагу, она едва успевала записывать.

«Третье января… Дом Забелина… Когда люди забирают себя у нас, более страдает тот, у кого ранимее душа. Нет, несомненно, второй тоже испытывает чувство. Например, неприятный осадок, дискомфорт от вины, что доставил своим уходом… А ты есть не можешь, тебе дышать трудно через чудовищный ком в горле и жжение в груди…

И раньше бывало: человек уезжал, пропадал на день-два, даже на неделю по делам. И ты ничего, не страдала, не теряла бодрости духа, ждала, скучала, разумеется. Но вы были друг у друга! Ты могла позвонить, написать ему СМС. Да даже если ты этого и не делала, у тебя была такая возможность! А теперь у тебя такой возможности нет. Он где-то ходит, живой и здоровый, а для тебя он уже недосягаем… Как будто умер. И от этого рвётся душа.

И ты вынуждена, чтобы хоть как-то заглушить эту боль из глубины грудной клетки, уходить из дома, из четырёх стен на улицу и мерить шагами километры, дабы не сойти с ума… Ты читаешь психологическую литературу, пытаешься отпустить человека. Помогает. Но ненадолго.

Ты таскаешься по знакомым – поговорить о нём. Потому что, пока ты говоришь о нём, создаётся иллюзия, что вы ещё вместе. Слабенькая, но на обожжённую душу сойдёт и такая повязка…

Знакомые слушают. „Да не переживай! Найдёшь лучше!“ Дежурная фраза, которая облегчения не приносит. Потому как по горячим следам разрыва он для тебя всё ещё лучший. Да и перебирание его недостатков в голове эффекта не дадут. Любят не за что-то, а вопреки…

Сложно выныривать из состояния эмоционального „размаза“, подавленности, потому как сил сопротивляться этому состоянию нет: вся энергия куда-то утекла. И волей-неволей возвращаешься в то ваше счастливое время, чтобы эта рваная дыра в груди затянулась и дала передышку от боли… Время, когда ты, окутанная его нежностью и заботой, ощущала себя защищённой и такой необходимой ему. Ты чувствовала, что живёшь. И вы упивались минутами блаженства, когда просто лежали, обнявшись. Он легонько ворошил твои волосы кончиками пальцев, тихо целовал тебя в макушку…»

Потом Серафима долго писала, за что благодарна ему, вспоминала их лучшие моменты. Она словно закрывала дверь, прощалась с ним, прежним, понимая, что не сможет больше доверять ему и относиться к нему как раньше… Наконец отложила тетрадь и в изнеможении упала на постель.

А потом пришла апатия. Она вдруг поняла, что жизнь потеряла для неё всякий смысл. На земле она была гостем поневоле, и путь обратно заказан. Будучи человеком, не нашла счастья, зато получила отменный урок равнодушия и предательства. Больше никого и никогда её душа к себе не подпустит…

Научившись жить как все, она просуществует, сколько ей отмерено, и исчезнет с земли. Хорошо бы побыстрее! А пока нужно подумать, куда она пойдёт. Она и так уже вдоволь попользовалась гостеприимством Забелина. Серафима не понимала, почему бывший враг помогает ей, но думать ещё и об этом голова отказывалась. Сейчас главным для неё было то, как и где она будет жить дальше.

Забелин старался лишний раз не беспокоить свою гостью, заходил справиться о её самочувствии и уходил к себе. А сегодня она сама попросила его задержаться.

– Дмитрий Николаевич… – начала Серафима и не договорила.

– Дмитрий. И пожалуйста, на «ты»!

– Хорошо. Я тут подумала, мы загостились у вас с Волчком.

– Опять?!

– Ну, у тебя. Всё равно загостились, пора и честь знать. В общем, я приняла решение, нам надо уехать.

Дмитрий посмотрел на её исхудавшее лицо.

– То есть ты хочешь уехать из города, желательно подальше, устроиться на работу и снять жильё?

– Да, всё верно. Небольшие сбережения у меня есть.

– Ты своё лицо в зеркале видела? – вдруг спросил Забелин.

– А что не так с моим лицом? – искренне удивилась Серафима.

– Если хочешь знать моё мнение, то я бы на работу тебя не взял даже по рекомендации.

– Почему? – опешила девушка.

– Только без обид, ладно? Кому нужен несчастный и измождённый работник без блеска в глазах и в депрессивном настроении?

Новицкая задумалась.

– Ты прав, счастья я точно не излучаю…

– Могу я узнать, что гонит тебя из моего дома?

Серафима посмотрела на него и опустила глаза.

– Мне неловко пользоваться твоей добротой. Ты и так много для меня сделал. Только не могу понять, зачем тебе всё это…

– Хобби у меня такое, – усмехнулся Дмитрий, – вытаскивать из передряг красивых женщин и их собак. Тьфу, даже стихами заговорил.

Серафима улыбнулась, но улыбка быстро исчезла с её лица.

Забелин помолчал и вдруг сказал:

– У меня есть план получше. Ты сейчас можешь выслушать меня, не перебивая, отвечая на мои вопросы коротко, только да или нет?

– Я постараюсь, – ответила заинтригованная Сима.

– Ты не хочешь больше оставаться не просто в этом городе, а вообще в этом мире?

– Да, – выпалила Серафима, поражаясь, как же точно мужчины умеют формулировать свою мысль.

– Но и лишать себя жизни ты не намерена, потому как это последнее дело – загубить свою душу!

– Да…

– Выбор у тебя небольшой – жить и по возможности находить радости в этой жизни.

Новицкая кивнула. Он словно подслушал её вчерашние мысли.

– Но ты забыла, что есть ещё один выход, – продолжил Забелин и загадочно посмотрел на неё.

– Какой?

– Вернуться обратно, откуда пришла.

Дмитрий увидел, как загорелись её глаза.

– Вернуться?! Но у меня нет крыльев!

– Да, зато у меня два! Конечно, на одном крыле возвращение будет в два раза дольше, но оно возможно! Оно стоит того!

Она смотрела на него круглыми глазами.

– Ну?! Ты согласна?

– Согласна ли я?! Ты шутишь?! Конечно я согласна! Но ты… Тебе-то зачем такие жертвы?

– А ты, когда отдавала свои крылья, думала о жертве? Нет! Ты по-другому не могла… Вот и я не могу по-другому. Я единственный твой шанс.

Серафима молчала, очевидно припоминая те события.

– Только надо тебе полностью восстановиться. Дорога обратно – нелёгкое испытание, сил потребуется много.

– Я понимаю, – согласилась девушка.

– Я предлагаю никуда тебе не срываться, остаться в моём доме. Если тебе некомфортно просто жить на моём иждивении, что, кстати, меня вполне устраивает, можешь устроиться ко мне на работу вместо Натальи Ильиничны, она давно просит отпустить её. Мы даже договор о найме можем составить.

Здесь Дмитрий улыбнулся и подмигнул ей.

– Идёт! – обрадовалась она. – На таких условиях я готова остаться, да и Волчку здесь комфортно.

– Вот и договорились. Завтра выходишь на работу. А сегодня Наталья Ильинична передаст тебе дела.

Забелин вышел довольный, ибо задуманное удалось.

* * *

Это был самый худший Новый год в жизни Остапенко. Даже когда он был лежачим больным, с ним была она… Сейчас он слушал бой курантов один в пустой квартире. Радостные крики соседей, грохот и свист фейерверков на улице раздражали его.

Оказывается, Серафима занимала важное место в его жизни! То, насколько она ему необходима, он понял только сейчас. Ему то и дело мерещилось, что сейчас откроется дверь кухни и он увидит край её платья у плиты. Ложась спать, он долго ворочался в одинокой постели, а ночью она приходила к нему во сне, тёплая, сонная, уютная, и протягивала к нему руки… Предполагая, что телефон вместе с сумочкой уже у неё, он несколько раз звонил ей, но слышал лишь гудки и ненавистное: «Абонент временно недоступен, попробуйте позвонить позже…»

Вчера он не выдержал и сорвался в клинику. Новенькая девушка на ресепшене (старая его прекрасно знала) сказала, что Серафима Георгиевна находится в бессрочном отпуске по здоровью и если они с питомцем её постоянные клиенты, то пока ему стоит обратиться к другому врачу.

Поблагодарив, Тарас вышел из ветклиники и поехал в офис Забелина. Секретарша мило улыбнулась ему, поздравила с наступающим Новым годом и доложила, что Дмитрий Николаевич появится не раньше восьмого января и что он, Тарас, может в его отсутствие обратиться к его заместителю. Остапенко тут же соврал, что хотел бы лично поздравить шефа и вручить ему подарок. Секретарша развела руками: увы, домашний адрес Забелина знал только личный водитель, но он уволился.

Соболев приходил поддержать друга и пригласил его на их традиционную мужскую сходку в пабе. Впервые Остапенко отказался.

Звонила Лика:

– Ну, ты как?! Помирились? Нет?! Приезжай ко мне, встретим Новый год вместе!

Чтобы не наговорить гадостей, Тарас бросил телефон и вышел до ближайшего алкомаркета. Тоска сдавила его как тиски. Отчего-то вспомнился болезненный отъезд матери в раннем детстве и ещё большее горе – смерть бабушки и окончательное его одиночество.

Оказывается, два года он был совершенно счастлив с Серафимой, а он этого даже не замечал… Единственная и незаменимая, она вдруг исчезла из его жизни, оставив пустоту. Он не находил себе места, он не представлял себя без неё! Все мысли его теперь были о том, чтобы вернуть любимую женщину. Как?! Этого Тарас пока не знал.

* * *

Оказалось, Забелин жил очень просто: никаких «закидонов» и особых требований у него не было. Добротное питание из свежих продуктов на завтрак и ужин, обедал он вне дома, чистота и порядок в доме, свежие, выглаженные рубашки. Дорогие костюмы он сам отвозил в химчистку и сам их потом забирал.

Серафиме не составляло труда поддерживать нехитрый быт, много времени на это не требовалось. Она вполне могла снова выйти на работу в «Яранг», только вот эмоциональных сил на это не было. В свободное время она спала, читала или гуляла с Волчком в лесу, который начинался сразу за забором. Набродившись по сугробам и продрогнув, она разжигала камин, делала себе глинтвейн, устраивалась на маленьких подушечках перед камином и смотрела на огонь. Волчок ложился рядом с хозяйкой и умиротворённо дремал.

Один раз Забелин днём заехал за документами и застал их греющимися у огня после прогулки. Позавидовав, на следующий день он отменил все дела и вместо работы пошёл с ними в лес.

Массажистка приходила каждый день. Теперь она не просто неистово разминала мышцы, а доставала из коробки душистые бутылочки и втирала их содержимое в кожу Серафимы. Ранее болезненная для Серафимы процедура постепенно начинала приносить удовольствие.

Один раз она обнаружила в своей комнате эффектную коробку со сладостями: пирожными и конфетами. Они таяли во рту, оставляя чудесное послевкусие, и Серафима не смогла устоять. Теперь каждый день Дмитрий привозил для неё из города маленькие пирожные из элитной кондитерской.

Как-то за ужином Забелин спросил, почему она перестала пользоваться косметикой.

– Ну… – замялась девушка.

– Твоё, конечно, дело. Но раньше ты, помнится, красилась.

– Моя косметичка осталась в ванной в квартире Тараса, – пожала плечами Новицкая.

– Почему ты молчала? – удивился Дмитрий.

– Сама я точно туда не пошла бы, а тебя второй раз просить постеснялась.

– Понятно.

В ближайший выходной Забелин посадил Серафиму в машину и привёз в магазин косметики.

– Это очень дорогой магазин! – замерла Новицкая у витрины. – Я обычно покупаю в другом.

– Он считается лучшим, – возразил Забелин, уверенно открывая дверь.

Серафиме ничего не оставалось, как войти.

– Я консультант-визажист, чем могу быть полезна? – любезно представилась подошедшая девушка.

– Мы забыли косметичку в отеле на отдыхе, – мастерски соврал Дмитрий. – Помогите нам восстановить утраченное богатство. Я вам оставляю эту красивую женщину. Заеду минут через сорок. Надеюсь, всё необходимое у вас есть и нам не нужно будет больше никуда заезжать. Да, крем и парфюм мы тоже забыли.

Через час он забрал притихшую Серафиму, которой сделали в подарок профессиональный макияж.

– Спасибо, но ты потратил на меня целое состояние! Мне неловко…

– Ангелы бесценны, – пошутил Забелин и подмигнул ей. – Если ты ещё не устала, давай пообедаем в ресторане, сделай мне приятное!

– Ладно, не пропадать же макияжу! Девчонки так старались! – усмехнулась она и села в машину.

* * *

Работа спасала. Заходя в бокс к своей машине, Тарас забывал обо всём. Сегодня они с Соболевым выжали из неё всё, прогнав по кольцевой три круга.

– Я же тебе говорил, что в скорости добавим, – ликовал Остапенко. – Я тебя специально с собой посадил, чтобы ты разницу почувствовал.

– Да, но устойчивость на поворотах стала хуже, – возразил Антон.

– Чёрт с ней, с устойчивостью, приноровлюсь, – не унимался Тарас. – Главное, как идёт!

– Я подумаю, что можно исправить, – пообещал Соболев. – По мне, так стабильность и безопасность важнее.

– Да… Не гонщик ты, Соболев! – поддел друга Тарас.

– Так я и не стремлюсь, – парировал тот. – Это ты у нас крут на виражах. Иногда заносит… С Симой-то не помирился?

Молчаливый Соболев старался не осуждать Остапенко и не мог: он видел последствия его безрассудства. Если б не Забелин, могла погибнуть Сима, а ещё он помнил, как билась и плакала Маша…

Остальные из их автогоночного братства тоже не поняли поступок Тараса. Одно дело, когда ты свободен, и другое, когда вы – пара и через три месяца свадьба. Когда узнали, в курилке никто не проронил ни слова, просто все молча переглянулись и выкурили на пару сигарет больше. Серафима была им глубоко симпатична, видно было, что они её жалели и переживали.

– Нет, – сразу помрачнел Остапенко. – Я вообще не знаю, где она. Трубку не берёт. Вам-то хоть она звонит?

– Редко. Маша с ней разговаривает. Про себя ни слова – всё про Мишку расспрашивает. Знаю, что болела сильно, сейчас вроде поправилась.

– Понятно, – вздохнул Тарас. – Про меня что-нибудь говорит?

– Нет. Маша бы со мной поделилась. Да и больно, наверное, ей.

Остапенко почувствовал в словах Антона скрытый упрёк.

– Сегодня мы раньше закончили. Слушай, давай заедем куда-нибудь, поедим! – сменил тему разговора Тарас. – Я зверски проголодался!

– Вообще-то жена не любит, если я ужинаю не дома.

– Так возьми салат, а дома нормально поешь.

– Можно, – согласился Соболев. – Куда поедем?

– Помнишь, где мы с Натаном обедали?

– Да, там хорошо! Кофе варят вкусный, – вспомнил Антон, и в животе его сразу заурчало.

– Ну всё, погнали.

Остапенко планировал за ужином выпить бокал вина или водки, как пойдёт, поэтому оставил свою «тойоту» на базе, и они поехали на старенькой БМВ Антона.

– Смотри, машина Забелина, – заметил Соболев, паркуясь у ресторана. – А вон и он сам, по телефону с кем-то говорит. Встреча деловая у него здесь, что ли?

Остапенко тоже его заметил. Забелин, не выпуская телефон, открыл дверцу, достал папку с документами и внимательно что-то просматривал, продолжая разговаривать.

– Пойдём поздороваемся? – предложил Антон.

– Не надо… – остановил его Тарас. – Аккуратно выйди, чтобы он нас не видел.

Соболев вопросительно поднял бровь, но промолчал. Тараса отчего-то охватило сильное волнение. «Серафима! Вдруг она здесь?!» Он хотел её увидеть и боялся. Встретить её здесь означало бы только одно…

Остапенко не стал дальше мучиться догадками и буквально влетел в ресторан. Наскоро раздевшись в гардеробе, он торопливо вошёл в зал и быстрым взглядом обшарил все столики. Она сидела у окна. Сердце его упало. Тарас медленно подошёл и встал рядом.

– Ты позволишь?

Она повернула голову и от неожиданности вздрогнула. Остапенко опустился на стул напротив.

– Привет, – негромко сказал он, жадно всматриваясь в её лицо. – Хорошо выглядишь.

На осунувшемся лице её выразительные карие глаза казались огромными. А сама Сима выглядела исхудавшей и маленькой, похожей на подростка.

– Ты? – вырвалось у неё со вздохом удивления.

Все слова куда-то подевались. Он просто смотрел на неё и понимал, как давно не видел и как соскучился по ней.

– Ты одна?

Она опустила глаза.

– Глупый вопрос… Я ведь видел его у входа.

Серафима сидела, не шевелясь и не меняя позы.

– Сим, не молчи! Скажи что-нибудь!

Жаркая волна поднялась у него внутри.

– Я искал тебя, звонил, в клинику заезжал…

Она подняла на него глаза. Настороженный, недоверчивый взгляд.

– Зачем?

Вопрос ввёл Тараса в лёгкий ступор.

– Ты мне нужна!

– Зачем?

Лёгкий холодок пробежал по его спине: её глаза больше не смотрели на него с теплотой и любовью. Она смотрела сквозь него! Как чужая…

– Зачем я тебе, Тарас? Ты больше не болеешь, полностью восстановился.

Обида захлестнула его.

– Вот, значит, что ты думаешь обо мне?! Что ты нужна мне была только во время болезни?! Хочешь сказать, что я подлец?!

Отчаянье, ревность и уязвлённое самолюбие ударили ему в голову. Словно плотину прорвало.

– Слушай, а может, ты и Забелин, вы только и ждали, когда я лоханусь? Он упорный, так долго добивался тебя! Ты ведь с ним сейчас? Ведь с ним?!

Тарас видел, как задрожали её губы и как она с трудом взяла себя в руки.

– Слушай, а тебя в детстве не учили, что задавать подобные вопросы бестактно? – с достоинством произнесла Серафима и гордо выпрямилась.

Её слова остудили его, как холодный душ. Перед ним сидела красивая женщина, которая одной фразой, как пацана, поставила его на место, не дав себя в обиду. Остапенко словно очнулся: «Зачем я с ней так? Я ведь не этого хотел!»

Он долго и тщательно готовился к разговору с ней, представлял, что он ей скажет при встрече. И вот сейчас она сидит перед ним, а все фразы вылетели у него из головы.

– Прости, я не знаю, что на меня нашло… Это я виноват перед тобой, – пробормотал он.

Тарас был раздосадован: всё шло не так, как он хотел… Она уже не смотрела на него в упор, взгляд стал потерянным, глаза набухли слезами, девушка словно внутренне съёжилась. У Остапенко подступил к горлу комок.

– Сим, – прохрипел он. – Возвращайся, а? Без тебя очень плохо…