Назад в СССР

Тысячелетиями добивались проекта, столетиями его утрясали. Это при том, что улица тянула газопровод за свой счёт! Ввод в дом газа – отдельная статья, отдельные деньги, десятки тысяч. Потом мучительно ждали, когда рабочие освободятся с предыдущего объекта. Когда они освободились, мы поняли, почему так долго пришлось ждать.

Рабочий день в горгазе начинается в восемь утра. Рабочих и строительный вагончик-бытовку привезли к десяти. Те сразу сломали соседский забор, соорудили костерок. Погревшись, стали рыть ямы под опоры. Один копает – трое обступили его, зябко сунув руки в карманы, бьют как балерины ножкой об ножку: не месяц май на дворе. А тут и «газелька» подскакивает: обед.

И остальную часть дня рабочие двигались еле-еле. У бытовой техники есть разные режимы: интенсивный, обычный, деликатный. Наши рабочие трудились в суперделикатном, нежнейшем, бережном режиме, то и дело переходящем в режим ожидания и экономии. Они очень берегли себя и экономили свои силы.

Я смотрела из окна, и так хотелось выйти и хорошенько поддать, придать ускорение пятым точкам, ниже красивых бронзовых букв на спине спецовок: «Служба Горгаза». В полпятого спящих красавиц в тёплых куртках и штанах уже снова ждал микроавтобус.

И так день за днём. Задушевные, с матерком, беседы, бесконечные перекуры, перегревы у костерка. Увлечённые поиски топлива, так как соседский забор закончился.

Наши мужики вышли, побалакали. На прямой вопрос: «Вам самим-то, ребята, не тошно? То, что можно играючи сделать за два часа, вы уже неделю как кота тянете за… за эти самые. Закончили бы участок, принялись за новый, премию огребли». Ребята хитренько рассмеялись: «Дурных нема».

Работают по нормативу: от сих до сих. Если превысят норму выработки, набегут инженеры с калькуляторами. Нормативы пересмотрят в сторону повышения. А деньги те же самые. Оно им надо? А премию и так дадут. Даду-ут, никуда не денутся.

Сразу оговорюсь: речь идёт о начале двухтысячных, возможно, сегодня всё по-другому. Ну ладно, не будем придираться. Главное, вот он, лапушка, живой голубой венчик трепещет на конфорке. Голубыми гладиолусами расцвели трубки в котле.

С газом – слава Богу и национальному (если верить рекламе) достоянию «Газпром» – я живу уже много лет. Греет, кормит. Хотя, опять же, не обходилось без больших и малых неприятных приключений. Газ – штука коварная.

Когда нам устанавливали новый импортный котёл – вышла история: не то анекдотическая, не то трагическая. Хоть смейся, хоть плачь. Включили котёл, пламя мощно и ровно загудело, батареи ожили. Ну, с Богом!

Я повела носом и говорю мужу: «Пахнет газом». – «Да ну, не выдумывай». Я не поленилась, залезла на стремянку под потолок (там шла труба). «Вот здесь». Взяла мыльницу с губкой (старый добрый способ проверить утечку). Вот они, пузыри, надуваются, радужно переливаются, лопаются в месте сварки!

Рабочие ещё не успели уехать. Вернулись, недовольно и недоверчиво поводили тестером вдоль трубы. Чисто, ничего не показывает! А я им – мыльную пену с пузырями! Пока они доставали сварочный аппарат, я методом нюха и мыла обнаружила ещё две утечки!

Ведь вот читаете и не верите, думаете: байку травлю. Главное, не докажешь теперь ничего. Мне очень жаль, что я не догадалась заснять происходящее на камеру происходящее. Пристыженное, сердитое, красное лицо сварщика…

Всё это было бы смешно, но наутро последовало продолжение. Когда выветрились остатки ацетилена, машинного масла и специфического мужичьего запаха – снова насторожилась: пахнет! Снова мыльная пена – снова пузыри! Да твою в душеньку!

В интересах горе-сварщика, которому я позвонила, было не поднимать шума и по-быстрому устранить свои косяки – что он, тихонько матерясь, и сделал. На прощание я со своим уникальным обонянием попросилась в горгаз штатным нюхачом на полставки.

Ещё случай. Проходя в огороде мимо бочки с дождевой водой, слышу знакомый запах. Приникаю к стене, обнюхивая там и сям. Со стороны посмотреть: прильнула в страстном объятии к трубе. Вот он, запашок, крутится на резьбе, вырывается из-под гайки.

«04» прибывает сразу. Обнаруживает причину утечки и даже причину: грунт подвижный – опору шевельнуло – трубу подняло – винт сошёл с резьбы. Тут же его ключом и подтянули – минутное дело.

Дальше начинается интересное. Меня приглашают в машину и ставят перед дилеммой. Либо я плачу деньги за работу (по-моему, что-то четыреста рублей), так как труба хозяйская и идёт по хозяйской стене, а услуги нынче платные.

Либо подписываюсь под ложным вызовом. Вроде, мне показалось, а газовой утечки-то и не было. Может, им не хотелось возиться с бумагами, протоколами. Может, я портила им статистику. Может, они лишались из-за меня премии (речь идёт также о двухтысячных годах).

Я взвешиваю на внутренних весах 400 рублей и соучастие в обмане. 400 рублей перевешивают. «В конце концов, – мысленно оправдываюсь я, – проблема моя и участок тоже мой, и труба моя личная, и газ мой».

Да не может быть газ моим! Газ – это огромная разветвлённая система и единое целое. И мой маленький обман – звено в общей цепи обмана. Осознав и устыдившись, я пишу об инциденте письмо в горгаз.

Мою тесную котельную набивает толпа: комиссия по расследованию моего письма. Придираются к какой-то неисправности в котле (вот только прошло ТО – и неполадок не было). Снимают пару маленьких деталей и засовывают в карман. В свой, естественно.

Дают предписание, чтобы я устранила неполадок в такой-то срок. Что, случись форс-мажорные обстоятельства, вся ответственность ляжет на хозяина, то есть на меня. В случае самоуправства и неисполнения грозят поставить заглушку и перекрыть газ.

В магазинах деталей – крошечных таких, размером с копеечку – днём с огнём не сыскать. Отечественное машиностроение дало дуба, в магазинах сплошной импорт. И вот из-за этих копеечных деталей нужно покупать новый котёл, заказывать новый проект – а это долгое время, большие деньги. Ты остаёшься один на один с бедой, бейся о землю, хоть закричись… «Не слышат».

Не боюсь я ребят

И ни ночи, ни дня.

Ни крутых кулаков,

ни воды, ни огня,

А при них словно вдруг

Подменяют меня.

Про них – это про ребят-газовиков. Будь вы владельцами автономных газовых котельных – и вам был бы знаком животный страх: куковать без отопления в своём доме посреди зимы. Суровой, северной. Мы у них все вот где, на коротком поводке. Случись что – разговор тоже суровый и короткий.

Случайно не окажется хозяина дома во время планового ТО – отключим газ. Образовался копеечный долг – отключим газ. Истёк срок эксплуатации котла – отключим газ. Не забалуешь при таких драконовских мерах, при железной дициплинке.

Но вот что любопытно. Есть целые южные республики-неплательщики. Плевать хотели на законы, проекты и планы. Дерзко врезаются в трубопроводы, тянут в свои дома газовые трубы и шланги как бог на душу положит. Устраивают самопальные котельные. За газ не платят, про техобслуживание сетей слыхом не слыхали – и никаких тебе ЧП. А у нас проверяльщик на проверяльщике сидит, только успевай платить – а дома взрываются, люди гибнут.

Почему, если дом взлетит в воздух из-за тротила и гексогена – это экстремизм и терроризм, и ФСБ на ушах стоит? А если дом взорвётся из-за туповатых коммунальщиков, из-за пьющего соседа или склеротичной бабушки – это несчастный случай? Нашли уютное такое, домашнее, умиротворяющее определение: «взрыв бытового газа». Быт он и есть быт, всякое бывает.

И люди продолжают жить, куда деваться. Жалуйся, зови на помощь, кричи – не кричи… Не слышат.

КИТАЙСКАЯ КОЛХОЗНАЯ САМОДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

– А можно, я возьму сапожки домой померить? Устрою им проверку. Налью в тазик воды и постою три минутки: пропускают воду или нет?

Продавщица только что увивалась вокруг меня, взахлёб расхваливала сапоги: непромокаемые… как раз для наших глубоких луж… сносу нет… не пожалеете… Едва я заговорила про тазик – как-то сразу поскучнела, забрала у меня сапоги и водрузила обратно на полку. Подальше от греха и неадекватной покупательницы.

Идея с тазиком появилась после неудачной покупки прошлой весной. Скупой платит дважды – потому я выбрала самые дорогие «непромокашки» за пять тысяч рублей. Изящные, на прозрачном каблучке, не тупорылые, будто обрубленные, которые терпеть не могу, – а с узеньким лисьим носиком. Самое главное: они были «под велюр», без этого дешёвого мокрого резинового блеска, напоминавшего школьное детство.

Весна получилась быстрая, сухая, – и красивая обновка пролежала в коробке год. А вот и снова апрель, проливной дождь, снежная каша, лужи. Я вынимаю соскучившихся, застоявшихся в тёмном картонном домике красавцев.

При первом шаге чувствую странный дискомфорт. При втором явственные струйки воды устремляются к моим ступням. Дома рассмотрела: от подошвы отклеилась ткань. И не мудрено: на её подгиб ушло от силы три миллиметра. Они держались на честном слове. Сэкономили?

– Возможно, так было задумано недобросовестным производителем изначально, – рассматривая мои мокроступы, предположила специалист Потребнадзора Светлана Ивановна. – Чтобы обувь быстрее пришла в негодность, и вы побежали покупать новую.

Чек я выбросила, гарантийный срок закончился…

– Максимум, что можете сделать, – пойти в магазин и подпортить им настроение, – посоветовала Светлана Ивановна. – Пообещать антирекламу среди знакомых. Отвести душу. Поскандалить.

При слове «скандал» мне хочется натянуть глубже шапку на нос и залезть в тёмный угол… Нет, нет и нет. В тех сапогах-пятитысячниках я копаю картошку, время от времени снимая и вытряхивая комочки земли.

***

Новые часы уютно тикали полдня – и умерли. Поменяла в них батарейку – та же история. Сдала, купила другие, естественно, тоже мэйд ин чайна. На этот раз часов хватило, простите за тавтологию, на два часа. Мужа хлебом не корми – дай поковыряться в «технике». Это для него как игрушка для ребёнка. А, не жалко: семьсот рублей – не деньги!

Для начала он сменил часовой механизм. Никакого результата. Догадался взглянуть на часы в профиль и… Вот он, дефект: кривые стрелки. Снял стекло. Батюшки! Колхозная самодеятельность.

Циферблат из обычной бумаги «Снежинка», распечатан на принтере. Бугрится и идёт волнами. У часовой стрелки указательный кончик цепляет за бумагу. У минутной – «попка» царапает стекло. Секундная вообще сикось-накось, гнута в трёх местах и тоже тормозит ход.

Как будто злой, неумный, безрукий мальчишка состряпал их на скорую руку: лишь бы отделаться, с садистским удовольствием. Образно говоря, три копейки оптом – красная цена тем часам (напомню, в магазине стоят 700).

Муж выпрямил стрелки – часы облегчённо вздохнули и поспешили навёрстывать упущенное время. Идут как миленькие до сих пор. А сколько людей выбрасывает на помойку: «А, семьсот рублей – не деньги!». Нет, но каковы братцы-китайцы?! Это как же надо не уважать потребителя, чтобы производить вот это?

– Не ругайте Китай, – заступилась Светлана Ивановна. – Во всём мире китайское – синоним добротности и качества. Вспомните, как мы в советские годы гонялись за отличными китайскими термосами. Отстаивали многокилометровые очереди за тонкими, мягкими, нежнейшими жёлто-розово-голубыми китайскими полотенцами…

Это всё наш ненасытный бизнес-однодневка. Заказывает производителю из КНР: «Давайте самую, что ни на есть, дешёвку». – «Самая дешёвка – это брак». – «Брак так брак, небось, прокатит». Но выставляет наш бизнесмен бросовый товар на отечественных прилавках по самой дорогой цене. И ведь прокатывает.

– А как же контролирующие организации?

– А запрещено кошмарить бизнес!

***

Нет, нормальные вещи мне тоже встречаются. Например, везёт на сумки. Их у меня четыре: весна, лето, межсезонье и выходная, нарядная. Сносу не знают. Уже и поднадоели, но я консерватор, привыкаю к старым вещам. Рука сама вслепую, автоматически нащупывает нужный кармашек с кошельком, ключами, документами. Все сумки приобрела в одном магазине. И недорого: от двух до трёх тысяч. Усиленно рекламирую среди знакомых, но…

В основном предпочитают магазины, которые у нас называют «конфискат», «растаможка». Якобы реализуется левый товар, конфискованный на таможне. Судя по торчащим ниткам и грубому кожзаму, подозреваю, что его шьют азиаты в гаражах. Торгуют некондицией сумрачные смуглые мужчины, и сумки стоят от двухсот до тысячи рублей. Они предсказуемо быстро теряют форму: их перекашивает, дерматин трескается, лак слезает, подкладка рвётся, ломаются кнопки и замки. Что называется, вещь на один сезон.

Но поди ж ты, в «растаможке» идёт бойкая торговля – а мой продавец качественных сумок скучает. Жалуется, что скоро вылетит в трубу.

– Это называется: наша покупательская безграмотность, – объясняет Светлана Ивановна. – Помнится, пришла ко мне восторженная подруга: «Хочу открыть семейное пельменное кафе! Мясо только деревенское, фарш будем класть щедро, лучку не жалеть. Тесто – нежное, тонкое: чтобы сквозь него газету можно было читать. Запрягу мужа, детей, внуков. Чужих людей на кухне не потерплю. Всё сами, всё как для себя. Домашние, душевные пельмени…».

– Ну и прогоришь в одночасье, – говорю. – Не дадут конкуренты твоему бизнесу развернуться. В лучшем случае – задушат, натравят разные инспекции, в худшем – пустят красного петуха. Да и люди хватают то, что дешевле, а не то, что качественней. Не созрело ещё население до душевных пельменей.

***

Говорят: один в поле не воин. А я знаю даму в возрасте: она на ать-два построила магазин кулинарии в новом районе. Не в том смысле построила, что из кирпича и бетона – а в том, что при её приближении кулинары и продавцы трепещут, впадают в тихую панику и вытягиваются в струнку.

Раньше покладистый, толерантный клиент в той «кулинарии» давился непропечёнными плюшками, чёрствыми пирожками с микроскопическими дозами сомнительной начинки, пересоленными салатами – и помалкивал в тряпочку, как принято.

Знакомая вплывала: она собою дородна и заполняла всё пространство. Вываливала из сумки на прилавок стряпню:

– Вот это хамно ешьте сами! Это пирожок?! – разламывала и демонстрировала продавцу и клиентам. – Это слойка?! Сутки изжогой мучилась после вашей слойки. Вот эта тухлятина – салат? А это – кура гриль?! Это жёваная бумага, а не кура гриль!

Голосина у неё оперный, что твой Шаляпин – на улице слышно. Продавцы готовы были под прилавок залезть. Сокрушались, что открыли точку рядом с домом, где жила привередливая дама. Молили Бога, чтобы она куда-нибудь съехала. Ну и – деваться некуда – потихоньку пришлось исправляться. Знакомая не скупилась на громогласную хвальбу:

– Вот это ничо пицца, ничо-о, почти съедобная! Не сравнить с домашней, конечно – но ещё не вечер, верно? Покажите-ка мне пекариху-умелицу! Молодец девка!..

Другой случай: одна бабуля купила мобильник с дефектом: дребезжал при разговоре. Продавцы встали в круговую оборону: блажит бабка, телефон исправный. Дошло до московского головного офиса. Оттуда на дорогой бумаге, в дорогом конверте, за барственно размашистой подписью, пришёл ответ: сложная техника обмену и возврату не подлежит. Пускай клиент заказывает экспертизу за свой счёт.

Ага, на пенсию в девять тысяч. Да и кто поручится за объективность экспертов? С сильным не дерись, с богатым не судись.

И тогда бабуля взяла упёртых торговцев измором. Каждое утро являлась в магазин как на работу, с раскладным стульчиком. Садилась у входа и заводила волынку: «Обменяйте мне негодный телефон. Обменяйте мне негодный телефон. Обменяйте мне негодный…».

Сотрудники звонили в полицию – там их подняли на смех. Молодые парни-продавцы пробовали взять бабку под белы рученьки и вывести – но самим стало противно и стыдно, да и клиенты возмутились. Что поделать, обменяли бабуле телефон.

А вы говорите: один в поле не воин.

***

Приходилось ли вам наблюдать подобный типаж в магазинах, на вокзалах у касс, чаще в больницах? В природе встречается всё реже: вымирающий вид. А в прежние времена непременно обнаруживался в очередях – и пугал, смешил и отвращал нас, детей.

Высохший как доска, жёлчный старик, иногда с одинокой орденской планкой на замшелом пиджаке. Возмущался, стучал палкой, брызгая слюной выкрикивал: «Ах, сволочи! Мы за это кровь проливали?!». Трясся всем телом, дёргал головой… А вы думаете, борьба за порядок и справедливость прекрасна как Ален Делон и облачена в белые сияющие одежды?

Его сторонились, от него шарахались как от ненормального: «Припадошный». «Паралитик». «Псих какой-то». Мы, маленькие, его передразнивали и кривлялись за его спиной.

Таких никто не любил. Господи, откуда столько злобы в существе, одной ногой стоящем в могиле? И только какая-нибудь пожилая женщина сердобольно качала головой: «Довели человека».

А я так думаю: сохранись сегодня эти полусумасшедшие ворчуны – не случилось бы «Зимней вишни» и «Хромой лошади». Не вспыхивали бы торговые центры и дома престарелых, как факелы. Потому что такие вечно недовольные старики-язвы приметили бы своим острым, ехидным оком всё: заваленные хламом запасные выходы, замкнутые на велосипедные замки двери, пожароопасные материалы, решётки на окнах и прочие нарушения. И написали бы куда надо кляузу.

Такие старики, которым больше других надо, которые всюду суют свой хрящеватый нос, – последние из могикан, всем неприятны и неудобны. То ли дело улыбающиеся, счастливые люди, доверчивые как кролики. Они текут толпой, с мороженым и попкорном в руках, с готовностью несут денежки в обмен на хлеб и зрелища. Исключительно добрые и благодушные.

Или всё же равнодушные?

А тех трясучих стариков, как я уже писала, почти не осталось. Снискали славу сутяжников, склочников, скандалистов. Непонятые и оболганные, устали прошибать яйцом стену, сгорели на поле битвы с всеобщим равнодушием. Не выдержало сердце.

***

Увы, я отношусь к большинству. Из тех, кто не связывается и бережёт нервы. Воюю в основном на бумаге. А в жизни лапочка и нравлюсь всем, как три рубля. Редко, очень редко взбунтуюсь: да сколько можно, оборзели уже! У ангела терпение лопнет. Обманывают, подсовывают откровенную дрянь.

Вот, пожалуйста: купила на мини-рынке бигуди на липучках. У меня есть старые, служат верой и правдой семь лет. Но те мелковаты, решила поменять причёску и взять крупные. Попользовалась ровно один раз: липучки мгновенно полезли по швам. Все до одной. Выбросить и забыть – или сдать? Сдам, тем более продавцы в последнее время такие милашки и пуси. Воркуют: «Добрый день, рады вас видеть, спасибо за покупку, приходите ещё».

Как поступают в магазинах, где дорожат своей репутацией? Предлагают обмен и с извинением возвращают деньги. Как в моём случае. Я высыпаю на прилавок рваные, разошедшиеся бигуди: «Купила у вас два дня назад, такая неприятность». Улыбка сползает с лица продавца, оно вытягивается:

– И что вы хотите?

(Блин, хочу станцевать на радостях краковяк).

– Вернуть вам бигуди.

Продавец, подозрительно:

– А вы точно у нас покупали? По виду, так они у вас драные, как будто старые. Чек есть?

Чека нет. Собственно, в таких маленьких магазинчиках не бывает кассовой машинки. Выписывают товарный чек по требованию. Я не требовала.

– Если вы и брали, то у моей сменщицы. Сегодня она не работает.

Я молчу. Продавец набирает номер сменщицы. «Не берёт трубку». Я молчу. Всё-таки дозванивается. Переговорив, сообщает: «Она не помнит, чтобы вы у неё покупали». Я молчу. Продавщица берёт упаковку и сравнивает с теми, что лежат на витрине. К её разочарованию, упаковка совпадает.

Тут её осеняет:

– Бигуди относятся к средствам личной гигиены! Обмену и возврату не подлежат. (Дома лезу в интернет. Средства личной гигиены, действительно, не возвращаются и не обмениваются, если они КАЧЕСТВЕННЫЕ).

– Напишите мне расписку, что отказываетесь возвращать деньги, – говорю я, как учила Светлана Ивановна.

– Ничего я вам не напишу, – упирается продавец.

На видном месте висит сертификат на торговлю. Делаю вид, что лезу в сумку за ручкой, чтобы переписать данные.

– Хорошо, в виде исключения…

Я получаю комочек купюр назад. Вот такой получился полудиалог-полуперепалка: не привлекающий внимания, негромкий, но достаточно напряжённый с обеих сторон. Меня заподозрили в обмане (врунья), в подлоге (мошенница), пытались саму ввести в заблуждение. Пока стояла, кожей чувствовала флюиды недоброжелательства, исходящие от продавцов соседних отделов.

Мне жаль их: они вынуждены буквально зубами защищать свои кассы, каждую копеечку. Без того торговля едва теплится – а тут ещё приходят принципиальные покупательницы и качают права. Да и от хозяйки влетит.

Но когда же нас перестанут сталкивать лбами: потребителей и продавцов? Моя Светлана Ивановна ушла на пенсию. Давно прошло время, когда можно было в любое время заглянуть в Потребнадзор, написать претензию и получить консультацию.

Три часа в неделю – время, которое отдел по защите прав потребителей милостиво выделил для работы с физическими лицами. Всё для блага человека. Не Потребнадзор – а прямо-таки шпионская, закрытая организация. Ну а раз государство самоустранилось – граждане сами добиваются справедливости, как они её понимают. Например, на дорогах с битами в руках.

***

Я ухожу из магазина, расстроенная и взъерошенная в душе. Видимо, не только в душе. Аптечная фея в ларьке напротив, всмотревшись в моё лицо, участливо говорит:

– А нам как раз завезли таблетки валерианы, с витамином В 6. От стресса очень помогает.

Витамин В 6 действует, и дома я начинаю спокойно рассуждать, как рассуждают тысячи людей. Из-за ерунды портить время и драгоценные нервы, укорачивать жизнь: с моей тонкой душевной организацией и вспыльчивым характером? Меня что, на помойке нашли: исполнять роль советского ОТК?

А то, что прилавки всё больше забивает китайская откровенная халтура и государству на это глубоко наплевать – так оно мне что, больше других надо? Оставим эту проблему, как и все прочие проблемы, нашим детям: авось разгребут.

Дурных нема, моя хата тоже с краю. Буду оставаться лапочкой и нравиться всем как три рубля.

ОПУСТИТЕ МНЕ ВЕКИ

Аптекарь заглянула в компьютер и раздумчиво сказала:

– А это лекарство по прайсу стоит уже на двести рублей дороже.

Преспокойно при мне сорвала стикер, нарисовала и приклеила новый. Цены у них растут так стремительно, что они даже не успевают менять ценники.

Я не менее раздумчиво разглядываю аптечные витрины. Почти полтора года, как доллар остановил своё внезапное, маленькое победоносное шествие. А цены на лекарства забыли остановиться, и они до сих пор хаотично катятся, как рассыпанные пилюли. И вырастают до размера снежного кома.

Лекарства важнее хлеба. Без хлеба прожить можно, а без лекарств – некоторые больные не проживут и дня. Чем и пользуются перекупщики и продавцы, как спекулянты-мешочники в Гражданскую. Тащи сколько можешь, пока такая пруха. Пока государство закрывает ладошками глаза и кричит: «А я не вижу!»

На днях сфоткала восемь аптек, с виду ничем не примечательных. Новенькие крылечки, нарядные маркизы, стеклянные витрины, вывески с мигающими крестами и полумесяцами. А прикол в том, что все восемь аптек находятся в 1 (прописью: одном!) крошечном квартале. А три из них – так вообще ухитрились втиснуться в одну «хрущёвскую» пятиэтажку: две с торцов, одна с фасада!

Городок у нас маленький, небогатый. И если даже в таком тихо угасающем местечке аптеки плодятся как грибы… Это первый признак, что делом по продаже, перепродаже и переперепродаже антихворобных средств заниматься чрезвычайно выгодно.

Да ведь попробуй тронь аптечных дел мастеров – затрясутся как овечьи хвостики и запричитают, какие они бедненькие и несчастненькие. Какой у них не то что прибыльный, а вообще ужасно убыточный, неблагодарный, гадкий бизнес. А занимаются они им исключительно из душевного благородства, милосердия и альтруизма…

А если всё-таки тронут – из-под овечьей шкурки сверкнёт угрожающий оскал. Дескать, хотите остаться без жизненно необходимых препаратов? Соскучились по пустым полкам и обозлённым очередям? Устроим.

Слушайте, я где-то даже начинаю понимать Ленина, распорядившегося расстреливать спекулянтов-саботажников. Ну, так, для наглядного примера, чтобы не сильно борзели.

А мы-то, покупатели, тоже хороши (сужу по себе). Подвержены фармакологическому гипнозу с исступленной, прямо-таки мазохистской страстью.

С готовностью поведёмся на тысячу и один способ сравнительно честного отъёма денег у населения. Упаковать блистеры какого-нибудь цитрамона или мукалтина в глянцевую коробочку – и вот они уже подорожали втрое. Глянец нынче дорог.

Обычные витамины вылепить в форме сердечек, динозавриков и медвежат – дороже в пять раз. Растворить копеечный корень солодки в розовом сахарном сиропе со вкусом клубники – и повесить четырёхзначный ценник. Смешать аспирин с углекислотой и красителем, расфасовать в красивые хрустящие пакетики – пациенты одурачены на кругленькую сумму и чрезвычайно счастливы.