Где-то за Пределом

Каллифора развела руки в стороны. Из рукавов её платья вылетели десятки мясистых чёрных мух. Они по-хозяйски ползали по телу старика, облепили его лицо, особенно их привлекли пятна подсыхающей розовой пены. Мухи заползали Старику в нос, хоботками пробовали липкий пот ещё не остывшего тела. Они хотели есть.

– Ещё рано, – прошептала девушка.

Мухи покорно зажужжали и взметнулись в воздух, когда она склонилась над Стариком. Каллифора подняла ему веки и припала губами к его рту. Поцелуй затянулся почти на минуту, а потом зрачки Старика резко расшились, и он сделал судорожный вдох.

Глава 3

1

Антон проснулся от разрывов петард у себя в голове. Каждый взрыв сопровождался болезненным фейерверком, вышибающим искры из глаз. Дюран схватился за голову, боясь, что она разлетится на куски, оставив на старых пожелтевших обоях сюрреалистичный красный узор с серыми вкраплениями. В животе противно урчало. Зажмурившись и сжавшись в позе эмбриона, он чувствовал себя мучающимся брюшным тифом солдатом, зарывшимся в окопе под обстрелом вражеской артиллерии. Лишь пару минут спустя он понял, что кто-то стучится в дверь, причём, весьма настойчиво.

– Какого чёрта? – пробормотал Дюран, ладонью прикрывая слезящиеся воспалённые глаза от пробивающегося сквозь мутное стекло солнечного света. С хозяином квартиры он расплатился на месяц вперёд, а больше никто его в этом городе искать не мог. Приехав сюда пару недель назад, он ещё не успел приобрести какие-либо знакомства, да и не задавался такой целью.

– Открывайте или нам придётся ломать дверь, – раздался хриплый голос незваного гостя, грубо прервавшего его лечебный сон. И, судя по всему, он был не один.

– Да что же это?!

Превозмогая тошноту и головокружение, Дюран скинул с кровати ноги и встал. Что-то мелодично хрустнуло, и с воплем боли Антон рухнул на пол. Кровь резвым ручейком вытекала из его правой ступни, в которую впились осколки стакана. Грязно ругаясь, он подтянул к себе ногу, оставляя на полу кровавый след.

В дверь продолжали барабанить. Кто-то что-то выкрикивал, но Антону сейчас было не до этого. Он стряхнул с ноги, налипшие мелкие осколки. Два куска вонзились в плоть. Один вошёл не глубоко, но сильно рассёк кожу на своде стопы.

– Шрам останется, – пробормотал Антон, вытащив осколок, потом нервно хохотнул. Вряд ли кто-то будет интересоваться его шрамами на подошвах, разве что патологоанатом.

Ещё один кусок предательского стакана глубоко вошёл в мякоть пятки. Скользкими от крови пальцами Антон осторожно, стараясь не порезать ещё и руку, схватился за осколок и потянул. Неудобно изогнув ногу, он сосредоточился на том, чтобы хрупкий кусочек стекла не обломился. Зачарованно, не обращая внимания на боль, он наблюдал, как окровавленное стекло миллиметр за миллиметром выходит из его плоти. Вытащив осколок, Антон на мгновение увидел края резаной раны, которая тут же наполнилась кровью. Красный ручеёк превратился в поток. Запах железа заполнил комнату. Дюран скривился, с трудом проглотив подкативший к горлу тошнотворный ком. Он сомневался, что можно умереть от кровотечения из пятки, но рану требовалось обеззаразить и хотя бы наклеить пластырь. Антон поднялся, держа на весу травмированную ногу, с которой скатывались крупные капли, оставляя на полу жуткие кляксы.

В этот момент дверь сотряслась от страшного удара. Ещё один удар и замок не выдержал. Дверь резко распахнулась, со смачным треском поцеловавшись со стеной. Брызнули хлопья белой краски, через несколько секунд их присыпала пыль штукатурки. В проёме стоял жуткого вида громила в белом комбинезоне и густой рыжей копной на голове. За его спиной маячил ещё один лысый бугай устрашающего вида. У Антона возникло смутное чувство узнавания. Где-то он их уже видел. Но после вчерашнего вечера проведённого в баре, память пока что работала со скрипом. Может он что-то натворил ночью? А это местные служители порядка или кто-то вроде того. Голова пульсировала, будто мозг распух и недовольно ворочался в тесной черепной коробке, что ещё больше мешало соображать.

– Он вскрывается! – гаркнул тот, что стоял позади.

Антон широко раскрытыми глазами смотрел на бестактных визитёров, стараясь осмыслить происходящее, но ему удавалось лишь беззвучно хлопать губами. С неожиданной прытью и изяществом гориллы к Дюрану подскочил рыжий амбал и начал заламывать ему руку. Антон инстинктивно отмахнулся свободной рукой, в которой до сих пор сжимал окровавленный осколок.

– Он меня порезал! – заверещал бугай, отшатнувшись от Антона. Вытаращенными глазами он взирал на разодранный рукав комбинезона, на котором начали проявляться красные пятна.

– Да кто вы такие?! – Антон, наконец, обрёл дар речи.

– Твои ангелы-хранители, – ухмыльнулся второй громила и двинулся к нему. Антон успел разглядеть вытатуированные на костяшках его кулака четыре косые буквы, складывающиеся в английское слово PAIN.

«Символично» – подумал Дюран, и его накрыло чернильное небо беспамятства.

***

– Сим, ну и зачем ты его вырубил? – спросил Рыжик, озабоченно рассматривая неглубокую, лениво сочащуюся кровью рану на предплечье. – С нас ведь потом спросят, откуда у него синяки.

– Ты как будто первый день живёшь. По-моему, все синяки он заработал ещё до нашего появления. Разве нет? От него разит, как от самогонного аппарата, неудивительно, что в какой-то момент он не смог разойтись со стеной, – отмахнулся Сим. – К тому же нужно было ведь как-то его успокоить.

– Ты опять вязки забыл, да? – с укором произнёс толстяк. – Как вчера с Васильковым. Между прочим, из-за тебя я чуть не лишился своей шикарной шевелюры.

– Не судите и не судимы будете. Да и какие вязки? Ты сам орал, как боров, которому прищемило яйца. «Он меня порезал, он меня порезал». Кто знает, если бы я не вмешался, может он в следующую секунду полоснул бы тебя по горлу, – процедил Сим.

Рыжик, насупившись, прожёг товарища взглядом, но промолчал. В чём-то Сим был прав.

Сим посмотрел на порез на руке Рыжика и невольно провёл пальцами по шраму на щеке. Эту красоту он получил от отца на своё десятилетие. Отец заметил, что ребёнок не особо сильно рад металлическому конструктору, который он с трудом стащил в «юном технике» и, достав опасную бритву, решил оставить сыну более памятный подарок. Навещая отца в психушке, Сим иногда видел других пациентов, в глазах которых была лишь холодная пустота. Он их боялся и ненавидел. Ему было страшно, что однажды он тоже может стать бессмысленно прожигающим жизнь куском мяса. Именно страх в старших классах гнал его каждые выходные в дом престарелых, где он по шесть часов работал волонтёром. Позже он устроился санитаром в психбольницу. Когда постоянно видишь людей, в которых душа еле тлеет, понимаешь, что у тебя не так уж всё и плохо и страх притупляется. Можно жить дальше.

До встречи с Хершем Сим сменил три места работы. Всякий раз его выгоняли со скандалом из-за грубого обращения с пациентами. Видимо давал о себе знать буйный характер, унаследованный от отца. Херш обычно закрывал глаза, когда Сим начинал перегибать палку, но иногда взамен просил санитара о небольших одолжениях. Вот, как сейчас. Велел по-тихому привезти в клинику пациента, сказал, что тот пойдёт добровольно. Что ж, по-тихому и добровольно не получилось.

– Поищи какие-нибудь документы и давай пошустрее, неизвестно надолго ли наш клиент отключился, – сказал Сим.

Рыжик беглым взглядом осмотрел маленькую квартирку. Увидел на столе бутылку с недопитым виски и рамку с фотографией какого-то мальчика облокотившегося на кирпичную стену, на которой баллончиками какой-то не особо талантливый художник нарисовал кривобокого сердитого Винни-Пуха, жадно слизывающего с лапы оранжевый мёд. Мальчик улыбался, но его лицо было бледное и осунувшееся, будто он только начал выздоравливать после тяжёлой болезни.

– Под столом какой-то чемодан или как там это правильно называется.

– Это называется дипломат, – буркнул Сим, нагибаясь за находкой.

Щёлкнули замочки.

– То, что надо, – сказал Сим, порывшись в содержимом дипломата. – Бери клиента под руки. Грузимся.

– Подожди.

Следуя слепому порыву, Рыжик взял со стола фотографию, вытащил её из рамки и бросил в дипломат к остальным бумагам.

2

Дюрана окружала тьма – космос, в котором забыли включить звёзды. Обычно говорят: так тихо, что слышно биение сердца. Тут было тише.

Он ничего не чувствовал. Тело будто растворилось, как сахар в горячей воде. Осталось лишь сознание, обременённое воспоминаниями о том, что когда-то у него были ноги, руки, плохо подвешенный язык… Он мог мыслить, но ничего не помнил о себе. Перед внутренним взором всплывали замыленные несвязные образы, доводящие до отчаяния попытки поймать за хвост хоть одну здравую мысль способную ослабить нити опутывающего его лихорадочного кошмара. Возникло острое ощущение, что кто-то пристально рассматривает его. Нужно было укрыться, спрятаться от любопытных невидимок. Сознание трепыхалось, не зная за что зацепиться, и медленно погружалось в зыбучие пески безумия.

Он не знал, сколько прошло часов… лет… когда прорезались первые звуки. Каждый звук отдавался эхом в его замороженном мире. Он не успел обрадоваться, что обрёл слух, как уже хотел оглохнуть вновь. Постепенно какофония тональностей начала приобретать упорядоченность, выстраиваясь в слова. А вскоре до него начал доходить их смысл.

***

В какой-то момент в темноте наполненной ватой, Антон начал различать голоса. Один из них он узнал сразу.

– Кого это вы притащили?

– Ездили проверять анонимный звонок. Взломали дверь, а он там уже вены режет, – ответил хриплый спокойный голос.

Антон почувствовал, как его хватают за запястья.

– Да? Вы на его руки смотрели? Где порезы? Безграмотные дуболомы!

– Не закипай. Мы свою работу сделали. Среагировали на вызов, обнаружили клиента в крови, обездвижили и привезли сюда. А чего он там резал – сами разбирайтесь.

– Анна, сделай ему анализы, на всё что можно. Этот ублюдок меня порезал. Вдруг он сифилитик или ещё похлеще, – раздался третий плаксивый голос.

– С твоим образом жизни, скорее ты его чем-нибудь заразишь. Не переживай, сделаем тебе сорок уколов в живот от бешенства. На всякий случай. Постойте… Я его знаю! Как же его… Антон! Он вчера приходил… – девушка запнулась. – Чего уставились? Давайте ближе к делу. Что вы ему вкололи?

В ответ тишина.

– Сим, ты опять за старое? Я тебя больше выгораживать не собираюсь. Будешь сам объяснять докторам, откуда у пациента синяки на лице.

Сим не считал Анну той птицей, перед которой нужно оправдываться.

– А чего объяснять? Скажу, так и было.

– Я тебе когда-нибудь так врежу, что твою ехидную рожу перекосит – мать родная не узнает. А если кто спросит, скажу, что так и было, – Анна раздражённо выдохнула. – Повнимательней с ним. Я думаю, что это не просто очередной пациент.

– В каком смысле?

– Вчера он напросился на консультацию к Хершу. Беседовали они достаточно долго. Не знаю о чём, но клиент остался доволен результатом. Улыбался до ушей, когда уходил, как шестилетняя девчонка, получившая на день рожденье настоящего единорога срущего радугой. Интересно, что он наплёл директору, раз так быстро оказался здесь.

– Если это дружок Херша, то у тебя Сим точно будут проблемы.

– У меня? А ты что, Рыжик? Я, между прочим, твою шкуру спасал.

– Не факт, что была необходимость.

– В следующий раз, когда на тебя накинется какой-нибудь психопат, я так и рассужу…

– Заткнитесь! – рыкнула девушка и продолжила задумчиво: – Любопытно… Почему Херш просто не положил его в клинику. Зачем было делать анонимный звонок? Хм… Или это не связано?

Сим прекрасно знал, что никакого анонимного звонка не было. И ему было всё равно, кого он доставил в клинику. Просьба директора выполнена, а остальное его не касалось.

– Анна, ты о чём? – с невинным видом спросил он.

– Я не собираюсь вам ничего разжёвывать. К тому же сама ничего толком не понимаю. Отвезите его на первичный осмотр. Пускай его оформят, вымоют и подлатают. Если начнёт очухиваться, вколите нормальный транквилизатор, – с нажимом произнесла Анна. – Хотя нет, сразу вколите.

– Да, хозяйка, – заискивающе прогнусавил Сим.

– Всё, пошли с глаз долой, клоуны.

Антон лежал на чём-то жёстком и холодном. Постепенно к его организму возвращалась чувствительность, но вместе с ней проснулись и не самые приятные ощущения. В правой ноге зарождалась тупая боль, саднила левая скула, в голове начали стучать барабаны. Резкий укол в руку, заставил Дюрана приоткрыть глаза. Он находился в ярко освещённой комнате, но видел только двух громил склонившихся над ним.

– Эй, оклемался, засранец, – сказал Рыжик. В руке он держал пустой шприц. – Это ненадолго.

Разговор Анны с санитарами наконец-то заставил мозг Дюрана работать и анализировать. Вспомнился вчерашний день, разговор и сделка с директором. Как и планировалось, он попал в клинику, но зачем было нужно устраивать весь этот цирк с санитарами.

Антон ужасно себя чувствовал. Его тошнило, то ли от выпитого вчера, то ли от удара головой о кулак. Скорее – от всего в совокупности. Картинка кружилась, будто он нёсся на бешеной карусели. Ему казалось, что он вот-вот скатится со своего лежбища. У него не было сил терпеть всё это. В порыве слабости он решил отказаться от своей затеи, лишь бы кто-нибудь помог ему. С огромным трудом он прошептал:

– Позовите Херша…

– Мне показалось, или он пытается что-то сказать? – откликнулся один из санитаров.

– Что ты промычал? – спросил Рыжик, склоняясь над Дюраном.

Антон не смог ответить. Начала действовать психотропная отрава, и он провалился в спасительное ничто.

3

Двумя этажами ниже коренастый кругленький мужчина с пышными седыми усами, как у заправского гусара, позвякивая тяжёлой связкой ключей, открывал двери морга. Петра Ивановича уже предупредили о накопившейся за ночь работе, что никоим образом не улучшало его и так поганое настроение. С определённой долей злорадства он смаковал различные матерные эпитеты, которыми наградит опаздывающих помощников.

За глаза Петра Ивановича прозвали трупоедом, потому что порой из морга бесследно пропадали мертвецы. Не всегда тела, за которыми не приезжали безутешные родственники, попадали в документацию кремационной бригады. Руководство, такое положение дел не беспокоило, но слава о патологоанатоме клиники ходила соответствующая.

Когда Пётр Иванович открыл дверь, на него буквально хлынула темнота, заточённая в прозекторской. Набросилась на него с отчаянным криком. Трупоед отпрянул, поскользнулся на непросохшем после утренней уборке полу. Поток брани, которую испуганный человек всегда генерируют с особой виртуозностью, оборвался одновременно с ударом грузного тела о мокрый кафель.

Пётр Иванович прижал правую ладонь к груди. В глазах потемнело. Сердце будто погрузили в миску с острым соусом табаско. Раскалённые гвозди боли прошили левую руку, заставляя пальцы судорожно скрючиться. Тело покрылось пленкой холодного пота. Трупоед уже пережил микроинфаркт три года назад и сомневался, что его потрёпанное сердце выдержит второй приступ.

Последним, что увидел Пётр Иванович, перед тем как лишился чувств, была согбенная голая тощая фигура с отвисшими ягодицами, медленно удаляющаяся по коридору.

4

Морф сидел на стуле рядом с кроватью пациента, который прибыл ранним утром, и ждал, когда тот оклемается. Судя по записи в медицинской карте, сейчас в его крови циркулировала изрядная доза транквилизаторов.

Морф посмотрел на соседнюю свежезастеленную койку и вздрогнул, вспомнив налитые кровью глаза Старика. Не успело ещё тело пациента №3028 остыть на холодном секционном столе, как в его бывшие покои уже вселился новый постоялец. Свято место пусто не бывает. Хотя большинство пациентов, да и кое-кто из персонала скажут, что оно скорее проклято.

Морфу было вовсе не обязательно тут околачиваться, но у него сегодня было своеобразное посвящение. До которого, впрочем, никому кроме него не было дела. Этого пациента ему доверили вести самостоятельно – от и до. Давно пора. Ему надоело выглядывать из-за спин старших товарищей и с благодарным видом подбирать крохи знаний об излечении беснующихся душ, которые в большинстве случаев ограничивалась списком весёленьких таблеток. Совсем скоро он станет настоящим врачом, а не ординатором на побегушках. Морф был горд собой и хотел произвести хорошее впечатление на своего первого подопечного.

Он в который раз пробежался глазами по медицинской карте пациента.

– Антон Дюран, что за дурацкое имя, – усмехнулся он.

– Имя нормальное, а вот из-за фамилии мне в своё время пришлось стерпеть немало насмешек. Одноклассники звали меня – Дюрка.

Морф удивленно поднял брови, увидев на лице пациента лёгкую улыбку, и что тот подсматривает за ним через щёлку неплотно закрытых век.

– Да… Я и имел ввиду… фамилию… – растерялся Морф. – Простите… Не ожидал, что вы так быстро очнётесь. Давно не спите?

– Какое-то время.

– Почему сразу не дали мне об этом знать? – Морф приосанился и сделал вид, что делает какие-то важные заметки в карте Дюрана.

– Хотел убедиться, что вы не вколете мне какую-нибудь дрянь, как только я подам признаки жизни. Последнее моё пробуждение было не из лучших. – Дюран вспомнил, как проснулся, пытаясь удержать на плечах раскалывающуюся с похмелья голову, и добавил. – Впрочем, как и предпоследнее.

Антон собирался почесать щёку, но вместо этого уставился на руки.

– Почему я привязан к кровати?

– Это обычная предосторожность. Мы не знали, в каком настроении вы придёте в себя.

Дюран выжидательно посмотрел на доктора и, не добившись никакой реакции, сказал:

– Настроение – высший класс.

– О, конечно, – спохватился Морф. Раз это его пациент, значит, ему и решать когда можно снять ремни.

Положив медицинскую карту на стул, он принялся освобождать Дюрана от пут.

– Меня зовут Андрей Палев, но мне будет приятней, если вы будете называть меня Морф. Я ваш лечащий врач и…

– Но мне обещали, что меня будет лечить доктор Кирцер, – потирая запястья, начал было Дюран, и запнулся, вспомнив об уговоре с Хершем.

– Кто вам обещал? – напрягся Морф, он не хотел упускать своего первого пациента. – Вы уже успели с кем-то переговорить? Но когда? Насколько мне известно, вы были в бессознательном состоянии с того самого момента, как вас забрали санитары.

Дюран приподнялся, подложил под спину подушку, почувствовал отвратительное головокружение. Противный комок дёрнулся в желудке. С трудом подавив желудочный оргазм, Дюран дождался, когда перед глазами выровняется картинка. В голове ползал маленький болезненный червячок. Как и много раз до этого Антон мысленно пообещал себе, что больше никогда не возьмёт в рот спиртного.

– Почему Морф?

– Что?

– Почему мне вас называть Морфом? Это прозвище или что?

Андрей нахмурился.

– Антон, вы понимаете, что для успешного лечения и скорейшего искоренения болезни между врачом и пациентом, то есть между мной и вами, должно быть полное взаимопонимание. Откуда вы знаете доктора Кирцера?

Антон раздражённо сморщился.

– Я и не знаю. Может читал о нём в какой-нибудь газете, или по телевизору видел. А может слышал разговор медсестёр или врачей, когда был в отключке, а имя запечатлелось на подкорке. Вы врач – разбирайтесь, Морф, – саркастически ухмыльнулся Дюран.

– Но вы сказали, что вам пообещали. Кто?

Дюран хотел состряпать страшное лицо и ответить что-то типа – голоса из под кровати или моя мёртвая болонка, приснившаяся во сне, но в этот момент дверь открылась, и вошёл санитар, ведя кого-то за собой.

– Давай двигай, Лазарь, блин.

Шаркающей походкой, одетый в чистый больничный халат в палату вошёл Старик. Под ошалелым взглядом Морфа санитар подвёл его к кровати. Старик послушно лёг и, накрывшись одеялом, отвернулся к стенке.

– Сосед? Это хорошо. Будет не так скучно, – подметил Дюран.

– Да, скучно точно не будет, – пробормотал Морф.

– Доктор, вам плохо? Как-то вы резко побледнели.

– Плохо? Да, немножко… Я к вам зайду позже, – ответил Морф, поднялся и на плохо слушающихся ногах вышел из двести семнадцатой палаты.

5

На посту он нашёл Зою. По выражению её лица было видно, что девушка готова расплакаться. О причине её расстройства догадаться было не сложно.

– Ты тоже его видела? – бесцветным голосом спросил Морф.

Её глаза заблестели от подкативших слёз. Зоя всхлипнула и сдавленно прошептала:

– Его привёл санитар. У меня ноги подкосились, когда они вошли в отделение. Как такое возможно? – девушка озлобленно посмотрела на Морфа, и ударила его несколько раз ладонью по плечу. – Это ведь ты решил отправить его в морг.

– Но ты же сама видела, он был мёртв, – неуверенно произнёс Морф, отойдя на несколько шагов от рассерженной девушки.

– Был – не был… Я не знаю. У меня голова идёт кругом от этой дурацкой истории, но нужно смотреть фактам в лицо. А факты таковы – мы ошиблись.

Морф с теплотой отметил, что девушка говорит «мы», не сваливая всю вину на него.

– Старика нашли помощники трупоеда в коридоре морга, перепугались не на шутку. Поначалу они решили, что Старик готовится на них напасть: сжал кулаки, зарычал, но потом внезапно обмяк, расслабился и позволил им себя увезти. Трупоеду повезло меньше.

– Что с ним? – спросил Морф. Ему тут же представилось толстое тело трупоеда с обглоданным лицом и потёки крови на стенах фонтаном бьющей из порванных артерий. Может кто-нибудь и сказал бы, что произошло божественное воскрешение, но в воображение Морфа рисовалась картина зомби-апокалипсиса.

– В критическом состоянии увезли в реанимацию. Похоже инфаркт, плюс кардиогенный шок. Пока не ясно удастся ли ему выкарабкаться. Похоже, он первый натолкнулся на Старика, выпустив его из прозекторской, – сказала Зоя. – Когда Старика проводили мимо поста, он посмотрел на меня. Его взгляд… Он стал другим. Осмысленный и осуждающий. Будто он винит меня в произошедшем. Мне страшно.

У Зои затряслись губы. Она поёжилась и внезапно уткнулась лицом Морфу в грудь. Он несколько опешил от такого порыва молодой медсестры, которая ещё минуту назад осыпала его ударами. Не больно, но от души. Морф не знал, как поступить. Так и стоять истуканом или обнять опечаленную девушку. Помедлив минуту, он провёл рукой по её длинным чёрным волосам и поинтересовался:

– У тебя есть парень?

– Нет, – Зоя перестала вытирать слёзы об его халат и посмотрела на Морфа влажными глазами.

– Почему? Дожидаешься своего принца? Как Ассоль ежедневно высматривающая корабли на горизонте. Но знаешь, если просто сидеть и ждать у моря погоды, то рано или поздно к твоим берегам прибьёт обрывки алого паруса и куски раскуроченной палубы.

– Ты это к чему вообще? – Зоя раздражённо сдвинула брови и отстранилась от Морфа.

– Да так… Просто хотел пригласить тебя вечером в кафе, обсудить произошедшее. Хочу быть уверен, что если ты согласишься, потом не нарвусь на кулак твоего ревнивого ухажёра.

– Ревнивого ухажёра, как уже было сказано у меня, к сожалению, нет. И я соглашусь.

На лице девушки расцвела смущённая улыбка, которая тут же угасла, когда она увидела, кто к ним приближается.

– Вы двое, – Анна ткнула пальцем в их сторону. – Через полчаса Кирцер ждёт вас с объяснительной в своём кабинете. И не надо делать вид, что не понимаете о чём я.

Анна прострелила обоих обжигающе холодным взглядом и, подхватив со стола папку с назначениями, удалилась отдавать указания медсёстрам, заступившим на смену.

– Если не уволят, то премии точно лишат, – сказал Морф.

Зоя рассеяно пожала плечами, мысленно примеряя платья, пылящиеся дома в гардеробе. Внезапно молодой ординатор стал ей гораздо симпатичней.

6

Уткнувшись в стену, завернувшись в запятнанное одеяло, как в кокон, так что наружу торчала лишь бледная макушка, покрытая жидкими слипшимися клочками волос, Старик, не меняя позы, давил койку до ужина. Антон тоже лежал пластом, не решаясь подняться с кровати, его до сих пор мутило. Зато у него было время подумать.

Последний раз он находился в больнице в качестве пациента лет двадцать назад. Дюран уже не помнил, кто кого заразил, но тогда они вместе с братом, густо усыпанные зудящими волдырями, угодили в инфекционное отделение с тяжёлой формой ветрянки. Если не считать первые дни, когда он задыхался от жара, впечатления от больницы у него остались не плохие. Братишка никогда не давал ему скучать, на ходу придумывая новые игры и розыгрыши над сорокалетней стервозной медсестрой. Когда они уже готовились к выписке, брат красным смывающимся фломастером нарисовал на Антоне кучу точек, и со скорбным выражением на лице продемонстрировал своё художество медсестре. Та схватилась за голову, наивно полагая, что это первый в истории случай повторного заражения ветряной оспой. Пока медсестра бегала по больнице, поднимая на уши разморённых после обеда докторов, все красные точки были поспешно стёрты. Антон до сих пор помнил её перекошенную физиономию. Он даже на какое-то мгновение испугался, что её удар хватил. После она ещё долго ходила багровая от злости, стыда и осознания собственной глупости.