Где-то за Пределом

Илья Скалин

Где-то за Пределом

Пролог

«Follow the white rabbit»

В государственной психиатрической клинике «Чистые души» не было комфортабельных одноместных VIP палат. В тускло освещённых комнатках одновременно ютилось по шесть-семь человек. Вдоль обшарпанных стен впритирку стояли древние, истерзанные ржавчиной койки, разделённые узким проходом, прикрытым полосой затёртого до дыр линолеума. Виртуозно выражаясь и истово матерясь, хмурые санитары с трудом маневрировали каталками в этих тесных коридорчиках под насмешливыми взглядами безумных постояльцев.

Большинство пациентов наплевательски относились к личной гигиене, а некоторые и вовсе были не в состоянии подтереть зад, не запачкавшись. Непривычные к местному микроклимату студенты и редкие посетители надолго отбивали себе нюх, заходя в переполненные палаты и погружаясь в густые волны прокисшего пота, сдобренного едким душком не смененных вовремя подгузников.

Но, несмотря на критическую нехватку мест, в двести семнадцатой палате стояло лишь две койки. Одна из них пустовала уже много лет, а вторую занимал пожилой сухопарый мужчина. Он не был знаменит или богат. Среди его близких не было самоизбранных законотворцев, толстосумов в малиновых пиджаках или батюшек разъезжающих на чёрных немецких колесницах, которые могли бы негласно премировать директора и медперсонал клиники за особое отношение к приболевшему родственнику. На деле у единственного обитателя двести семнадцатой палаты не было никого и ничего. Медный нательный крестик, висящий на потрёпанной засаленной бечёвке – вот всё его имущество.

Он обескуражено брёл по набережной, вызывая ехидные ухмылки молодёжи и румянец на дряблых щеках пожилых дам, когда его подобрал полицейский патруль. Никто бы не обратил излишнего внимания на прогуливающегося мужичка, если бы на нём было надето что-то ещё помимо небрежно натянутых худых семейников. Он не сопротивлялся и безропотно позволил себя усадить в полицейскую машину. Вместо слов из его рта вылетали только бредовая сумятица жёваных звуков и малоинформативное мычание. Недолго думая, патрульные отвезли беднягу в ближайшую психиатрическую лечебницу.

– Ваш клиент. Разбирайтесь сами, – сказал один из полицейских, пихнув полуголого мужчину в руки растерявшейся уборщице. Она не успела ни слова пискнуть, как за патрульными захлопнулась дверь.

Был томный летний вечер воскресенья. Полицейские радовались, что им так быстро удалось избавиться от лишней работы, свалившейся под конец смены. Перепуганная уборщица, опрокинув ведро с водой и бросив швабру, мчалась по коридору, выкрикивая имя дежурного доктора. Мужчина, покрывшись мурашками, стоял в холодной грязной луже посреди холла психиатрической клиники. Ему было всё равно.

Естественно, никаких документов при нём не было. Человек без имени и возраста. Родственники и друзья его не искали, а если и искали, то не нашли. В документации клиники он значился, как пациент № 3028, но все звали его Стариком.

Он практически не выходил из состояния каталептического ступора – по-крайней мере, так было написано в его медицинской карте. Его кормили с ложки, на инвалидной коляске отвозили на процедуры, как ребёнка укрывали одеялом перед сном. Иногда в хорошую погоду вместе с другими пациентами, которым были разрешены прогулки, выводили во внутренний двор больницы, понежиться под солнечными лучами и проветрить лёгкие от затхлого воздуха клиники, пропитанного миазмами уныния и безысходности.

Старик оставался молчалив и ко всему безразличен. Почти… Оживлялся он лишь при виде мух. Заливался диким ревом всякий раз, как замечал шестилапых падальщиц. Диптерофобия – повторяли доктора на консилиумах и качали своими умными головами.

Поначалу к Старику пытались подселять товарищей по несчастью, но уже после первой ночи они впадали в неистовство, устраивали истерики, бросались на медперсонал, ползали на коленях, лишь бы их перевели в другую палату. Пусть в забитую до отказа хохочущими аутистами, пусть в компанию лежачих больных смердящих подгнивающими пролежнями, да хоть в отделение к буйным. Узнав, что его ждёт переезд в двести семнадцатую палату, особо впечатлительный парень, по прозвищу Ничоси, прокусил себе ладонь, чтобы гарантировано заночевать в изоляторе.

Никто из пациентов не мог внятно ответить на вопрос – в чём дело? Малыш – здоровенный бугай с интеллектом трёхлетнего ребёнка – замученный расспросами врачей, размазывая по щекам сопли и слёзы, раскачиваясь и беспрестанно мотая головой, прошептал:

– Я боюсь, что она узнает.

Лишь ещё сильнее озадачив докторов, больше он не проронил ни слова. Спустя пару дней во время обеда Малыш сел в углу столовой, с силой пропихнул себе в горло ложку, смял гортань и тихонько умер, сжимая в пудовых кулаках плюшевого динозавра.

Старик состоял на попечении клиники уже пятый год. Его первый лечащий врач был молод и полон энтузиазма. Он решил провести ночь в двести семнадцатой палате вместе со своим подопечным, чтобы узнать, что же доводит до пароксизмального ужаса других пациентов. Утром, ни с кем не разговаривая, доктор ушёл домой и перерезал себе вены. Порезы получились аккуратными и ровными, всё-таки в институте он был одним из лучших на своём курсе. У кое-кого из его бывших коллег в головах крутились мысли о возможной причине его скоропостижного ухода из жизни, но никто так и не решился их озвучить. Потом кто-то принёс сплетню, что как раз в тот день несчастного бросила девушка, жестоко разорвав отношения, и это окончательно похоронило шальную идею о причастности Старика к смерти молодого доктора.

Новый мозгоправ пациента № 3028 был не столь любопытен. Назначил горсть таблеток, и пару раз в неделю заходил к Старику, чтобы лично убедиться, что тот ещё коптит небо.

После очередного скандального конфликта с родственниками одного из пациентов, чьё состояние резко ухудшилось после ночёвки в злосчастной палате, в неё решили больше никого не заселять. Незачем подливать масла в огонь. Радовались, что хотя бы Старик там прижился.

Постепенно жизнь клиники вернулась в привычное русло, но костёр слухов так и не угас. Пациенты сторонились тихого безобидного Старика. Зато он нравился медперсоналу, так как не создавал лишних проблем, послушно принимал лекарства и большую часть дня спал. Спал днём, потому что по ночам приходила она.

Глава 1

1

– Обычно пациенты поступают к нам через другой вход, а добровольно на моей памяти и вовсе никто не приходил.

– Я решил, что нет смысла ждать, когда ваши ребята сами постучат в мою дверь, позвякивая ремнями смирительной рубашки.

Медсестра пододвинула к себе толстую пачку документов, пытаясь намекнуть на то, что у неё и так полно работы.

– В любом случае, вы не должны здесь находиться. Это корпус для персонала.

– Остальная территория окружена высоким забором с колючей проволокой, ворота заперты. Я долго стучал, но никто не отозвался.

– Вас это удивляет? Тут не бывает «дней открытых дверей».

– Ваша была открыта.

Девушка поджала губы, понимая, что простой отказ мужчину не удовлетворит. В своём потёртом сером пиджаке с нашивками из кожзаменителя на локтях и с нелепым старомодным дипломатом, он был похож на коммивояжёра, от которого рассеяно отмахиваешься на улице, когда он выскакивает из-за угла с вопросом: «У вас есть дети? Не желаете задёшево приобрести большую иллюстрированную энциклопедию о жизни рогатых лягушек или Библию в комиксах?» К сожалению, в данной ситуации также легко отмахнуться не получится.

– Хорошо! Как вы сказали ваше имя?

– Антон.

Девушка вопросительно задрала брови, не услышав ни фамилии, ни отчества. Да и имя скорей всего вымышленное. Но сейчас это не имело значения. Она не собиралась долго расшаркиваться перед этим заносчивым типом.

– Антон, сначала вам нужно обратиться к своему участковому психотерапевту или в психиатрический диспансер, пройти обследование, сдать анализы. Если там решат, что вам нужна стационарная помощь и направят именно к нам – милости просим.

Заученная фраза слетела с губ скороговоркой, но в первый раз она произносила её не в телефонную трубку.

– Вы запомните или вам записать порядок действий?

Мужчина отрицательно мотнул головой.

– Это очень долго. Я не могу столько ждать. У меня очень тяжёлый случай, – ответил он и обаятельно улыбнулся, что совсем не вязалось с его словами.

– Правда? И что же с вами случилось?

– Я с удовольствием расскажу вам, как-нибудь в больничной столовой при свечах за кружечкой компота. Но сейчас мне нужно поговорить с кем-нибудь из докторов.

Глаза девушки сверкнули за линзами очков. Она поднялась со стула. Ей стало не комфортно, что этот странный мужчина смотрит на неё сверху вниз. Стараясь оставаться вежливой, она изогнула губы в подобие улыбки.

– Согласна, ваша идея, действительно, бредовая, но полагаю, что в нашей помощи вы не нуждаетесь.

Мужчина положил дипломат на стол и придвинулся к девушке. Она увидела, что кожа его правой кисти покрыта белесыми буграми и шрамами, как после глубокого плохо зажившего ожога.

– Почём вам знать? Вы можете залезть мне в голову? Собираетесь отпустить меня на четыре стороны, сочтя за здравомыслящего человека? А я, возможно, тем временем представляю, как аппетитно будет скворчать ваша порезанная ломтиками грудь на сковороде, – осклабился мужчина, переведя бесцеремонный взгляд на внушительный бюст девушки, где висел бейдж с её именем. – И этот навязчивый образ может возбудить во мне непреодолимое желание встретить вас сегодня после работы. Понимаете меня, Анечка?

Рука девушки невольно поднялась, прикрывая туго обтянутую халатом грудь, но Анна тут же одёрнула себя. За восьмилетнюю рабочую практику, она видела много агрессивных и опасных душевнобольных, слышала в свой адрес сонм изощрённых проклятий и угроз. У неё давно выработалась привычка не принимать всё это близко к сердцу. Но Антону удалось задеть в её душе тревожную струнку. Может потому что он не был похож на сумасшедшего? Как бы то ни было, девушка пообещала себе, что если он всё-таки станет одним из её пациентов, она позаботится о том, чтобы жизнь, проведённая в клинике, снилась ему в кошмарах до самой смерти.

Анна ухмыльнулась своим мыслям.

– Ладно… Будем считать, что я поверила, но теперь вам нужно убедить кого-нибудь из наших докторов. Присядьте, я посмотрю, кто на данный момент свободен.

На секунду Антон замешкался, но его голос остался твёрдым.

– Я хочу, чтобы меня принял доктор Кирцер.

Анна нахмурилась и неодобрительно посмотрела на мужчину. Уж больно много условий он ставит. Она и так нарушала заведённый порядок, пообещав ему устроить консультацию психотерапевта. Тем не менее, девушка не удержалась от вопроса.

– Почему именно Кирцер?

– Я читал – он у вас тут самый толковый. Мне кажется, он достаточно квалифицирован, чтобы решить мою проблему.

– Ну, конечно, ведь ваше положение настолько затруднительно, что любой другой психотерапевт лишь в растерянности разведёт руками.

– Именно так.

В серых глазах Антона девушка увидела решительность и отблеск потаённой злости. Он всё больше и больше не нравился ей, но хуже того она почему-то шла у него на поводу. Взгляд скользнул по чёрной трубке радиотелефона. Может пора уже вызвать охрану и распрощаться с назойливым визитёром?

– Тогда вам придётся подождать. Доктор Кирцер сейчас на совещании.

– Хорошо. Мне торопиться некуда.

Мужчина прошёл в противоположный конец холла и уселся на один из металлических стульев, стоящих вдоль стены. Каждый стул был намертво привинчен к полу. Дипломат, в котором лежали документы на имя Антона Дюрана, статьи из несуществующей газеты и кое-какие фотографии, он положил себе на колени.

Анна краем глаза наблюдала за ним. Этот невысокий и в целом ничем не примечательный мужчина, поражал её своей самоуверенностью. Сейчас они были по разные стороны баррикад, и его наглость раздражала, но встреться они при других обстоятельствах, наверняка ей захотелось бы познакомиться с ним поближе.

Антон, наоборот, потерял к девушке всякий интерес. Откуда-то из-под потолка лилась успокаивающая классическая музыка. Стены пестрели репродукциями знаменитых пейзажистов. Антон не разбирался ни в музыке, ни в живописи. Через полчаса разглядывания носков собственных ботинок, несмотря на внутреннее напряжение, он заскучал и начал клевать носом. Поэтому, когда входная дверь резко распахнулась, с грохотом ударившись о стену, он дёрнулся, уронил на пол дипломат и сам едва усидел на стуле.

В холл ввалились два дюжих санитара, таща под руки вырывающегося щуплого мужчину в рваном клетчатом костюме. Где-то он потерял правый башмак. Через дыру в носке сверкала грязная пятка, которой он попытался пнуть отвлекшёгося конвоира.

– Анна, принимай дезертира, – запыхавшись, произнёс полный санитар с рыжей шевелюрой. У него был довольно высокий голос для мужчины такой комплекции. Он раскраснелся, на висках блестели капли пота. Было видно, что ему сложно удерживать хаотично машущего конечностями мужчину, который впрочем, был вдвое меньше его.

Мужчине удалось вырвать руку, и он почти ухватил санитара за рыжие лохмы, прежде чем его опять скрутили.

«Сумасшествие придаёт сил», – восхитился Антон.

– Почему не через приёмник и в таком виде? – зашипела на санитаров девушка, косясь на Антона, с интересом наблюдающего за суетящейся троицей.

– Так сподручней и к палатам ближе, его ведь не надо второй раз оформлять. К тому же кое-кто решил, что укладку брать с собой не обязательно, – ответил рыжий и недовольно зыркнул на своего напарника – лысого богатыря с трёхдневной щетиной и длинным кривым шрамом, бороздящим левую щеку.

– Господин Васильков, как же я рада, что вы решили вернуться, – натянув фальшивую улыбку, обратилась Анна к худощавому мужчине. – Ваша койка всё ещё свободна, но сначала вам придётся успокоиться и подумать о своём поступке в изоляторе.

Продолжая барахтаться в руках санитаров, Васильков плюнул в сторону девушки, за что тут же получил кулаком в живот. Он согнулся, предъявив окружающим содержимое своего желудка. Отхаркнув горькую слюну, Васильков поднял голову и только сейчас заметил Антона. Его глаза удивлённо расширились. В этот момент лысый богатырь с явным удовольствием заломил ему руки и Васильков взвыл. Санитары, как ни в чём не бывало, продолжили тащить беднягу через холл.

– Не позволю больше издеваться над собой! Так или иначе, они прекратят мои страдания! Вы даже не представляете, кто ходит среди вас! – захлёбывался криком Васильков.

Его вопли и брань были слышны ещё какое-то время после того, как закрылась дверь в конце холла, куда его затолкали санитары. Улыбнувшись Антону, Анна покрутила пальцем у виска, как бы говоря: «ох уж эти психи». Девушка взяла радиотелефон, нажала пару кнопок.

– Пришлите уборщицу в холл, – коротко бросила она в трубку.

Разыгравшаяся драма не вызвала у Антона сильных эмоций. Всё-таки это психиатрическая клиника, наверняка, подобные инциденты тут в порядке вещей.

– Вы же говорили, что через эту дверь пациенты не поступают, – сказал он.

– Я сказала – обычно не поступают. Наши постоянные гости имеют некоторые привилегии, – холодно ответила Анна.

2

Спустя полтора часа Антон начал подозревать, что никакой конференции нет, и Анна водит его за нос, наивно дожидаясь, когда он сдастся и уйдёт сам. Ну уж нет! Или он добьётся желаемого, или его придётся выдворять отсюда, предварительно обколов транквилизаторами. Что впрочем, лишь подчеркнёт его ненормальность.

За спиной девушки располагалась широкая лестница с чёрными чугунными перилами, ведущая на второй этаж здания. Несколько раз сверху раздавался нездоровый истерический смех, но Анна не обращала на это внимания, увлечённо перебирая документы на столе.

– Что это было? – спросил Антон.

– Конференция в самом разгаре, – не отрываясь от бумаг, пробурчала Анна.

– Весело у них там.

Девушка не ответила, но подарила Антону хмурый взгляд исподлобья.

Постоянно приходили какие-то люди – судя по всему, сотрудники клиники. Анна перекидывалась с ними весёлыми репликами, передавала ключи, документы и беспрепятственно пропускала через свой пост. Когда в холл чинно вошёл крупный седой мужчина с залысинами в тёмно-сером флисовом пальто, Анна остановила его, что-то зашептала. Мужчина медленно повернулся, окинул Антона оценивающим взглядом, еле заметно качнул головой.

– Хорошо, – сказал он Анне, мягко отодвинул её в сторону и неторопливо поднялся по лестнице, постукивая кончиком зонта-трости по ступеням.

Спустя ещё полчаса, когда Антон уже собрался обсудить с Анной вопрос о длительности медицинских конференций, в холл спустился давешний седой мужчина. Только на этот раз он был в медицинском халате и узких прямоугольных очках. Подойдя к Антону, он сказал:

– Здравствуйте! Меня зовут Артур Херш. Я являюсь директором этой богадельни.

Он протянул руку для приветствия.

– Я так понимаю, у вас возникли к нам какие-то вопросы. Предлагаю обсудить их в моём кабинете.

3

В кабинете директора царил идеальный порядок. Спартанская обстановка: большой стол, пара коричневых кожаных кресел, металлический шкаф и стеллаж с книгами и медицинскими журналами, некоторые из которых даже не были вынуты из упаковочной плёнки. Стены обиты панелями из светлого дерева. На стене позади стола висели два светильника – опустившие голову бутоны хрустальных колокольчиков. В углу сох раскрытый зонт, с которого стекали капли первого осеннего ливня. В одном из кресел лежала сумка для ноутбука. Никаких украшений: ни фотографий, ни статуэток, ни других приятных мелочей.

– Присаживайтесь, – Херш кивнул на пустое кресло. – Горячительного на работе не держу, но могу угостить вас чаем или кофе.

Антон слегка опешил от дружелюбия директора.

– Вы со всеми пациентами так себя ведёте? Приглашаете к себе? Предлагаете напитки?

– Конечно, нет, – хмыкнул директор и пристально посмотрел на Антона. – Но давайте на чистоту, вы ведь не пациент и вряд ли им станете.

– Почему вы так решили?

– За свою жизнь я насмотрелся на душевнобольных. Видел сотни людей с различными психическими отклонениями и могу со всей уверенностью заявить, что сейчас передо мной стоит очень усталый, но точно не нуждающийся в услугах нашей клиники человек.

Антон напрягся. Почти тоже самое сказала ему медсестра на посту в холле.

– А привёл я вас сюда, потому что чрезвычайно любопытен, – ответил Херш на немой вопрос, застывший в глазах гостя. – Мне интересно, что на самом деле побудило вас к нам обратиться?

Антон вздохнул. Он подозревал, что сойти за психа ему вряд ли удастся, поэтому у него был запасной план. Так себе план, если честно, но всё-таки. Он сел в весьма удобное кресло, побарабанил пальцами по дипломату и сказал:

– Кофе.

Директор удивлённо уставился на гостя, потом расхохотался.

– Вы не против растворимого?

– Только за.

Херш открыл шкаф, выудил оттуда две чашки с чайными ложками, банку кофе, сахар в кубиках и электрический чайник. Когда кабинет наполнился густым ароматом кофе и директор устроился в кресле, переложив сумку для ноутбука на пол, Антон произнёс:

– Вы абсолютно правы. Я вполне здоров во всех отношениях.

Херш кинул в чашку два кубика сахара, и, помешивая ложкой кофе, покрутил свободной рукой, призывая Антона продолжать.

– Я журналист. Хочу написать о жизни психиатрической клиники изнутри. О том, какого это – быть психом.

– У нас таких людей называют душевнобольными, – поправил директор.

– Конечно, простите.

Херш досадливо нахмурился, как преподаватель музыки, сначала увидевший молодую смазливую абитуриентку, а потом услышавший её противное безобразное пение.

– Если честно я разочарован. Вы думаете, что такая светлая мысль пришла в голову только вам, и никто до этого не писал подобные статьи?

– Понимаю, что не совершу революцию в журналистике, но я работаю в мелкой газетёнке, название которой вам скорей всего даже неизвестно, и надеюсь, что эта статья поможет мне сделать прыжок по карьерной лестнице, ну или хотя бы пару шагов.

– Что ж, похвальное рвение, – Херш отхлебнул кофе. – Давайте так: возьмите у меня интервью. Я отвечу на все интересующие вас вопросы, а вы напишите эту вашу судьбоносную статью.

– Нет, я хочу поведать о том, как живётся людям в стенах лечебницы, скажем так, из первых уст.

– Если я вам об этом расскажу – мне вы не поверите?

Антон неопределённо пожал плечами.

– Значит, твёрдо решили примерить на себя шкуру душевнобольного?

– Да.

– Ну, а мне что с того? – спросил Херш.

Антон растерялся, от прямоты директора.

– Статья… Я напишу про вашу клинику. Своеобразная реклама.

Херш хохотнул.

– Таким заведениям, как это, реклама не нужна. В отличие от вас в наши двери редко кто входит по собственному желанию. Обычно пациенты поступают обездвиженные, в смирительных рубашках, накачанные успокоительными. Наши постояльцы страдают тяжёлыми хроническими заболеваниями. Для большинства из них лечебница становится последним пристанищем.

Херш задумчиво посмотрел в окно, в которое было видно левое крыло лечебного корпуса клиники – прямоугольная четырёхэтажная серая коробка с зарешёченными окнами. Из своих изысканий Антон знал, что на втором и третьем этажах находились отделения для хроников, не представляющих особой опасности для себя и окружающих. На четвёртом этаже располагались изоляторы и палаты для буйных пациентов. А первый занимали учебные классы, лаборатория, функциональные и врачебные кабинеты.

Соединённые между собой надземными переходами три корпуса клиники напоминали чуть кривобокую букву «П». Переходами уже давно не пользовались. Они находились в аварийном состоянии и при большой нагрузке могли попросту обрушиться. Перекладиной между мужским и женским корпусами служило двухэтажное административное здание. Территория клиники была огорожена от внешнего мира высокой стеной из красного кирпича, поверху которой вилась спиралью колючая проволока. Во внутреннем дворе раскинулся небольшой запущенный парк с асфальтированными дорожками, беседкой, скамейками и круглым давно неработающим, засоренным фонтанчиком.

– К тому же вдруг вам не понравится наше гостеприимство, – хитро улыбнулся директор. – И вы напишите что-нибудь, что выставит меня или клинику не в лучшем свете.

– Я дам вам почитать записи, и вы сможете их отредактировать.

– А как же нести читателям свет истины? Вы сами себе противоречите.

Херш откинулся на спинку кресла, сложил руки на животе.

– Если вам больше нечего мне предложить, то допивайте кофе и попробуйте счастья в какой-нибудь другой клинике. Могу дать пару адресов, но вряд ли кому-то придётся по душе ваша затея.

Антон опустил взгляд, открыл защёлки дипломата.

– Я надеялся, что до этого не дойдёт, – сказал он, выкладывая на стол хилую пачку банкнот. – Это всё, что у меня есть на данный момент, но я согласен отдать вам гонорар за статью, если она будет успешной.

Херш удивлённо воззрился на сложенные вдвое, перетянутые банковской резинкой купюры и расхохотался.

– Вы находите это забавным? – удивился Антон.

– Похоже, я ошибся и вы всё-таки сумасшедший, раз готовы отдать последние деньги, чтобы очутиться в лечебнице. Обычно мне предлагают взятки, чтобы выбраться отсюда, а не наоборот.

Отсмеявшись, Херш уточнил:

– Вы собираетесь отдать ваши сбережения, чтобы попасть в клинику для душевнобольных, ради написания статьи, которую с большой долей вероятности ждёт провал. Я правильно вас понимаю?

– Я готов рискнуть.

– Уберите деньги. Я согласен вам помочь, но у меня будет одно условие.

Антон смахнул банкноты обратно в дипломат.

– Какое? – спросил он, заранее соглашаясь на всё.

– Вы на самом деле станете сумасшедшим.

4

Антон сидел за стойкой бара, морщась от третьесортного виски. Вряд ли в ближайшем будущем ему доведётся выпить. Аромат табачного дыма и разлитого пива въедался в одежду и волосы. В последнее время Антон часто проводил вечера в различных дешёвых кабаках, и во всех пахло одинаково.

Дюран бездумно смотрел на выключенный телевизор с заляпанным экраном. Он уже не надеялся, что Херш пойдёт ему на встречу. Когда директор заговорил о том, что Антону придётся стать умалишённым, у него голове сразу замелькали слова: шоковая терапия, трепанация, лоботомия, – всё то, что на самом деле может сделать из здорового человека овоща, пускающего слюни. Но Херш, конечно, имел в виду не это.

***

– У вас есть спросил Херш.

– Нет, – ответил Антон, и это было чистой правдой.