Седьмое Солнце: игры с вниманием

Катин взгляд невольно задержался на трех буквенном слове, вычленив его из многообразия назаборных надписей.

– Ну ладно, ладно, – Антон закрыл собой обзор. – Скажи по секрету, я никому не проболтаюсь.

– Перепросмотр…

– Ах, это… И в чем проблема? Достаточно ежедневно прокручивать перед сном прошедший день и перевспоминать неприятные события из своей жизни. Воскрешаешь эмоционально заряженные моменты – сегодняшние или более ранние и из спокойного состояния смотришь, где в них совершил ошибку и повелся на негатив. А потом мысленно поступаешь по-другому, правильно. Формируешь установку в подобной ситуации больше так не подставляться.

– И все?! – не поверила Катя. – Откуда такая информация?

– Наша группа существует два года, я много практиковал…

– Угу-угу, – девушка критически осмотрела его с головы до ног. – Однако я не заметила, чтобы хоть кто-то из вас хорошо владел первыми двумя практиками.

– Ну… – сузил глаза собеседник, – кое-кто, может, и владеет, да так искусно, что ему не составляет труда притворяться, что не владеет вовсе. – Он сказал это с таким явным намеком и выражением лица, что сразу стало понятно – парень подозревает себя лично. Ну и самомнение! И девушка, не удержавшись, захохотала.

– Что такое? – обижено проворчал Антон. И наклонился, обнаружив еще один чертов камень. Через мгновение раздалось хриплое: – Ой, блин… По больному месту прям!

Глава 13. Сентябрьские хлопоты

– Красавица! Может, все же вас подвезти? Ну надорветесь же?! – из машины выглядывал приятный на вид парень и настойчиво предлагал свою помощь.

– Сказала же – нет! Спасибо, но я сама донесу, – отшила Катя очередного кавалера.

И хоть внешне она казалась сердитой – пристают мол, со своими комплиментами и помощью, внутри как бальзам по душе растекался.

На календаре алело первое сентября, день клонился к вечеру, и девушка устало брела из института домой. Сегодня она рано проснулась и успела тщательно навести марафет, благо, синяки уже посходили. Накрасилась, накрутила волосы, надела туфли на шпильке и красивое платьице, самое откровенное из имеющихся.

Учеба в меде имела приятный бонус – можно в чем угодно на занятия заявиться: в топике, шортах, да хоть в купальнике! Никто не обратит внимание и метлой назад не погонит. Главное, халат не забыть, он надежно прикроет любое непотребство. А вот белая шапочка – истинное зло, тут никакой прически не хватит. Хорошо, что преподы редко заставляют ее носить.

Катя раньше не злоупотребляла изысканными нарядами, но после прогулок с Антоном требовалась реабилитация. Она хотела вновь почувствовать себя привлекательной. Убедиться, что недостача мужских взглядов поправима и дело вовсе не в ней. Только вот с учебниками вышла оказия – забыла заранее получить их в библиотеке. И сегодня пришлось тащить, помимо ежедневного скарба студента-медика, еще два больших куля с книгами.

Она старалась не торопиться и плавно скользить по асфальту ногами, так как книги, смахивающие на энциклопедии, сдвигались и покачивались в такт шагам, продавливая полиэтилен и создавая большую вероятность разрыва. А платье бессовестно этим пользовалось!

Когда примеряла его перед зеркалом, стоя босиком на картонке, то не могла и помыслить, что сей наряд годится для фотосессии, но никак не суровых учебных будней. А тетка-продавщица с рынка так ее фигуру нахваливала и даже скидку сделала. Ну как тут не купить? Стрейчевое, в облипочку, с модным леопардовым рисунком и даже не то, чтобы вызывающее – все прикрыто и весьма прилично. Пока маршрутку ждешь. Но при первых шагах оно ползло вверх и бесстыдно задиралось. Поэтому приходилось через десять метров останавливаться, ставить на землю пакеты и одергивать. И так снова и снова.

Сосредоточенная на главной миссии: доставить домой учебники, Катя упустила момент, когда люди вокруг начали меняться. И чем дольше она находилась на улице, тем более звериными делались их черты.

Сейчас вблизи кружило множество глаз. Чаще всего встречались гиены и шакалы. Они плотоядно облизывались, жадно набрасывались исподтишка, но в случае обнаружения сразу ныряли в сторону. Понимали, что здесь им не перепадет – она слишком крупная добыча.

Грузно прогуливались мимо кабаны: блестели черными бусинами глаз над гнутыми клыками; пялились нагло, не мигая, оставляя на теле липкие сальные полосы.

На роскошных авто, обдавая обитателей остановок облаком пыли, проносились короли жизни – молодые львы. Механически притормаживая на перекрестках, они расслабленно оценивали, любезничали и пытались подкатывать.

Вечно спешащие суслики суетливо перебирали лапками и двигали мордами, как бы мельком задевая глазами.

Старый хорь осторожно лорнировал из-под стекол, пунктуально задерживая взгляд не дольше отпущенного приличиями.

Медведи двигались вразвалочку, закостенело и мрачно вперяли взор. Приходилось напрягаться и отступать в сторону, избегая прямого столкновения.

Женские особи всех мастей – паучихи, цацы, павлинихи косились завистливо, зачастую с неприкрытой враждебностью; другие же важно стреляли глазами или резали жгучим негодованием.

Молодняк весело щебетал и кучковался стайками, отутюженный и встревоженный наступившим днем знаний. Будущие альфа-самцы иногда высовывали ряхи из общей кучи, таращились и отпускали вольности. Ободренные поддержкой стаи за спиной, они вели себя развязно и борзо.

Пару раз попадались заезженные травоядные. Их глаза, преисполненные осуждения и немого укора, будто заочно винили девушку во всех своих бедах.

Но, пожалуй, действительно пугающими казались волчьи взгляды – откровенно похотливые, голодные, с темным внутренним пламенем. Невысокие, заросшие темной шерстью подвиды были особенно лютые – на ходу сдирали одежду и терзали кожу когтистыми лапами.

Натыкаясь на них, Катя вздрагивала и боязливо съеживалась. Возникало подозрение, что если бы не блюстители порядка, то волки давно бы набросились и разорвали на части. Она инстинктивно старалась не терять из виду бобик с мигалкой. Рядом с ним несли сторожевой пост двое с палками: необъятный в ширину мопс и, видимо, новенький – длинный молодой такс.

– Нацепив подобное, – затявкал В.Д, – всегда будь готова, что мужики вокруг в зверье превратятся. Пора уже избавляться от комплексов.

Но девушка отправила в ответ такой плотный импульс депрессивной кислятины, что он схлопнулся не прощаясь. Она уже и сама поняла. Тогда, в парке, на Антона не так смотрели, а с восхищением и обожанием. Ей захотелось срочно достать медицинский халат и напялить его прямо на улице. Прикрыться хоть чем-то. Собственно, так и поступила. Но внимания от этого не убыло, только взгляды поменялись – на удивленные, любопытные и насмешливые. Хоть бы до дома быстрей доползти. Закинуть платье на антресоль и забыть. Блин, все лишние деньги на него спустила. Теперь до конца месяца только на еду и проезд хватит.

Обливаясь потом, она забралась в душный автобус и, пристроив пакеты в углу, плюхнулась на сиденье. Отдышалась, откинулась на спинку. Огляделась – люди вели себя как обычно. Весь последний ряд занимали школьники. Смеясь и перебивая друг друга, делились впечатлениями от прошедших каникул. Приятный аромат цветов витал в воздухе. Развернулась и обнаружила источник – позади сидела женщина сразу с тремя букетами. Улыбалась каким-то своим мыслям. Видимо, училка. Бабка с тросточкой терлась у двери. Знакомая картина: боится не успеть и приготовилась на выход за пару остановок. Парень в наушниках застрял в проходе. Держится за поручень, игнорируя свободные места. Тут тоже ясно – уже имеет печальный опыт их уступания. Суровые пенсионеры успели дать понять, что стойкий оловянный солдатик куда лучше, чем Ванька-встанька обыкновенный. Две девушки хихикают впереди, обмениваясь фотками на телефоне.

На следующей остановке в салон хлынул поток подвыпившей молодежи. Праздник-таки.

Фуф, вроде теперь порядок. Катя выдохнула, закрыла глаза и расслабилась. Каждый год первое сентября навевало воспоминания о детстве и школе. Она старалась не погружаться в них, но сейчас, попав на благодатную почву, те проклюнулись и начали стремительно разрастаться в сознании.

Она родилась еще в СССР; успела получить в первом классе какой-то значок, а родители новую трешку вместо общаги, и на этом радости Союза закончились. Совок пал, и семью постигли тяжелые времена. Трест, в котором работала мать, лопнул, а завод отца встал. Но если первая сразу устроилась не по специальности – социальным работником на две ставки, ведь нужно было чем-то кормить детей, то отец прочно залег на печь. Мать поначалу пыталась его растолкать, впихнув то кочегаром в котельную, то вахтером, то сторожем в ночь, но того все не устраивало, и он продолжал держать на заводе место. Там с большими перебоями выплачивали жалкое пособие за простой. И тогда пришлось пойти на крайние меры, отделив его по всем фронтам: финансово, продуктово и территориально – за шкаф. Мать не хотела кормить еще и этого «здорового кобелину». Тогда-то холодильник впервые и познал разделение, а дети скандалы и манипуляции родителей.

Что может чувствовать маленькая девочка, когда мать посылает ее, вместе с братом, за алиментами в соседнюю комнату? Каждый месяц – одно и тоже. По мере приближения к условленной дате – беспокойство. Оно набирало силу, мешало спать по ночам и наполняло дни тоской и обреченностью. Потом испуг, замирание, переходящее в мелкую дрожь, когда слышала призывный голос матери: «Катя! Иди сюда!». Облегчение – нет, по-другому поводу. Надежду – может, на этот раз забудет? Но увы – не забывала…

Страх обрастал стыдом и сменялся глухим отчаяньем, когда отец с пеной у рта орал:

– Ну нет у меня денег! Нет!!! – он исступленно бил себя кулаками в грудь и демонстративно выворачивал карманы. И вдруг визгливо вскрикивал, истерично кривляясь: – Мне что, идти воровать?!!

А потом еще долго изливался ядом.

Под конец, трясущийся и бледный, с перекошенным от ненависти лицом он обессиленно добавлял:

– У …!!! Суки… Как присосались…

Дети, в принципе, понимали, кому адресованы эти вспышки злобы. Гребаному заводу. Продажной власти. Государству. Злодейке-судьбе. Супруге, затаившейся за стеной. Да кому угодно! Но не им. Они не могли быть направлены на них, верно?!

А потом брат протягивал помятую и выцветшую двенадцати листовую тетрадь. Ее обложку испещряли размашистые линии, будто кто-то яростно, с нажимом пытал черную ручку. Отец расписывался в специальной графе, соглашаясь, что не выделяет средства на содержание детей. В этом и был смысл похода за алиментами, ведь мать и так знала, что денег нет.

Полученные детскими нервами закорючки родительница заботливо хоронила в захламленной антресоли балкона. Дабы, когда те подрастут, воскресить и напомнить, каким был папаша. А еще для подстраховки – чтобы не пришлось содержать его в старости.

Но в семье была еще одна трудность: Катин брат постоянно болел, оттягивая на себя и без того скудные финансы. Мать носилась с ним как курица с яйцом, буквально дышала и жила за него.

Сначала девочка обижалась, натыкаясь на тайники со столь редкими и желанными конфетами, но, став постарше, радовалась, что родилась вторым, да еще и здоровым ребенком. Материнская любовь по ней прошлась только краем. Его же раскатало конкретно. А потом еще и с боков приплюснуло. Контроль над мальчиком был тотальным. Вплоть до учета времени, проведенного в туалете – а то, не приведи Господи, он там себя трогает!

В школе у брата друзей не было. Родительница поднатаскала в учебе: в три года он уже читал в садике другим детям, в шесть пошел сразу в третий класс, а с пятого перепрыгнул в седьмой. Это стоило ему клоков волос на голове и слабого зрения. Но то телесно – психика обычно позже «догоняет». Для матери и учителей он был вундеркиндом, а для одноклассников – ботаником и мелким задротом.

Подружки обходили стороной и Катю. Но по другой причине – она выглядела самой последней замухрышкой. Длинная, худющая, в поношенной одежде – не по размеру и с чужого плеча. Нестриженые волосы собраны в пучок на затылке, глаза испуганные; отвечает медленно и еле слышно. Смотрит в пол, сутулится. Учителя обычно жалели, к тому же, девочка хорошо училась. Но были и те, кто «подбадривал». К примеру, молоденькая русичка невзлюбила сразу:

– Ну давай уже, говори… Только не умирай! Громче! Четче отвечай… Что?!… Я не слышу?! – Класс сразу подхватывал и весело гигикал. А потом еще и первую тройку в четверти влепила.

С пятого-шестого класса девочки начали активно встречаться со старшеклассниками. Они «созревали»: укорачивали юбки, носили ажурные чулочки, пихали вату в лифчики, щеголяли обновками, красились и уже имели свои маленькие секретики. Кидали друг другу записочки, шептались на переменках и уже вовсю занимались «тем самым». Иногда Катя улавливала обрывки фраз и откровенно недоумевала, что такое они имеют в виду. В свой круг девочки не пускали. Понятное дело, ведь единственная новая вещь – хозяйственная сумка для учебников. Их выдавали на маминой работе, и родительница снабдила ею дочь вместо ранца.

Но если девочки вели себя безобидно – просто презрительно игнорировали или посмеивались, то общение с мальчиками сулило серьезные неприятности. Эти могли толкнуть, дернуть за волосы, приклеить на спину бумажку, подложить на стул или насыпать в сумку чего-нибудь мерзкого. Порой одноклассники становились настолько изобретательными, что Катя не хотела ходить в школу. Точнее, она бы в нее и не ходила, но боялась даже помыслить о том, что с ней сделает мать за прогулы. Ведь даже за четверку та могла хорошенько всыпать. Хотя чаще, брезгливо поджав губы, небрежно отшвыривала дневник со словами: «Совсем скатилась. Закончишь школу – и вперед полы в подъездах мыть. У меня нет денег и блата тебя в институт устроить». И сколько девочка ни старалась, все равно не могла дотянуться до гениального брата. Мать водрузила его на недосягаемую высоту.

Отец и вовсе не участвовал в жизни детей, не интересовался учебой и ни о чем не спрашивал. Вроде бы и есть папа, но в тоже время и нет его – просто тело кровать пролеживает. Вежливый и робкий с другими на улице, дома он часто превращался в настоящего монстра – мама мастерски шпыняла его в болевые точки и доводила до белого каления. Скандалы, крики и махание кулаками давно стали в семье ежедневной практикой.

Катя много раз хотела сбежать из дома, но тогда она была еще маленькой, и ночь за окном казалась опасной и темной. Она часто забиралась на крышу, подходила к краю с желанием спрыгнуть, но ее неизменно переполнял страх. Она ругала себя за подобную слабость, всхлипывала под одеялом и мечтала о принце, который явится и спасет от кошмара. Но время шло, а его все не было…

Так как у девочки не складывались отношения со сверстниками, ее перекидывали из класса в класс в надежде, что обидчики просто отстанут. В этом возрасте дети порой жестоки, а бесед с родителями не хватало надолго.

Однажды она попала в класс, где учился сын директрисы. Мальчик был толстый, гадкий и кожа на его лице по-лягушачьи бугрилась. Он занимал положение козла отпущения, но это весьма условно: с ним не дружили, но и не трогали – сказывалась должность матери. Так, обзывали по мелочи. Их посадили рядом, и Катя по началу пыталась его поддержать и помогала с уроками. Тот выглядел жалким печальным квазимодо, и она испытывала к нему чисто человеческое сострадание. Но мальчик оказался уродцем не только внешне – быстро осмелел и под одобрительный смех других зачинщиков также присоединился к травле. Словно понял, что она та, на ком можно отыграться и поменять свой статус отверженного.

Девочка пожаловалась его матери, директриса вызвала сына в кабинет и долго отчитывала. Но Катя видела! Она видела ее глаза. В них горело торжество и даже что-то сродни гордости за своего ребенка. Глубоко внутри та радовалась, что ее сына наконец приняли в коллектив и нашли другой объект издевательств.

И тогда в девочке что-то сломалось. Она осознала предельно четко: никто не явится и не спасет ее, в этом мире каждый сам за себя. И когда в следующий раз этот пухляк подкрался сзади и попытался одеть на голову мусорное ведро, внутри заклокотала дикая Ярость. Она долго била тяжелой сумкой его жирное тело, пинала и рвала волосы. Затем еще пару раз так приложила других обидчиков. Те моменты плохо сохранялись в памяти, но это сработало. Ее посчитали психом и предпочли просто не связываться. А потом в ее жизни наступила белая полоса.

Ее плачущей увидел и пожалел добрый дедушка – преподаватель в секции боевых искусств. И Катя два года ходила к нему абсолютно бесплатно. Этот сердечный поступок вернул маленькой озлобленной девочке веру в добро. В то, что мир не настолько ужасен и хорошие люди в нем тоже встречаются. Потом тренер заболел и, к несчастью, уже не вернулся на занятия. Но Катя нашла другую секцию. Хотя, чтобы оплачивать это хобби пришлось подрабатывать, разносить газеты. Неофициально, конечно, трудоустроена была мама.

У нее выправилась осанка, появилась уверенность в себе, потом еще и жирок где надо нарос. И когда к десятому классу, скрипя и пошатываясь, семья выползла из нищеты, гадкий утенок расцвел и превратился в прекрасного лебедя. Ей впервые купили обновки и отправили в медицинский лицей, потом в колледж. Затем девушка, к немалому удивлению родительницы, легко поступила в медицинский институт. От кавалеров теперь отбоя не было, но Катя упорно отказывала всем. «Лучше быть одной, чем вместе с кем попало», – как-то метко подметил Хайям. Однако под категорию «кто попало» были зачислены все без исключения особи мужского пола. Мальчики в школе где-то на подсознательном уровне отбили желание таких отношений. Быть одной казалось намного проще.

Завод отца заработал в полную силу, появились деньги, и мать побросала свои подработки. Но нормальная жизнь в семье так и не наладилась. Супруг стал задерживаться допоздна, просиживая штаны в наливайках. Мать ждала дома, встречая скандалами и едкими упреками. Вообще, здесь все осталось по-прежнему.

Брат получил диплом и тоже вышел на работу. Но, хотя его специальность была востребованной и обычно высоко ценилась, он получал минималку. Парень устроился в бюджетное учреждение через центр занятости, туда его за ручку привела мама. Так все полки в холодильнике и оказались чьими-то.

Катя вздрогнула от звука входящего сообщения. Моргнула, приходя в себя. Воспоминания, теснясь, отступили назад во тьму. Она вновь сидела в автобусе, а народ вокруг болтал и смеялся. Посмотрела в окно – выходить уже через три остановки. Извлекла телефон, прочла смс от Нила: «Они тебя ждут», – и похолодела. Девушка уже успела забыть, что на случай, если Максим решит отомстить, у старосты был заранее продуман план. И все, что требовалось от нее в такой ситуации – вести себя естественно и не сопротивляться. Она достала из сумочки пластинку с таблетками, выдавила две на ладонь и проглотила всухую. Воды с собой не было. Ее руки дрожали.

Глава 14. Похищение

Пятнадцать минут спустя…

– Вот же козлина! – неуверенно проворчала Катя, обнаружив на пути следования «удачно» припаркованный автомобиль. Чтобы приблизится к подъезду, пришлось обходить. Спина болела, неудобные туфли стирали ноги в кровь, а ручки кульков безжалостно резали ладони. Поставила багаж перед дверью, потрясла онемевшими скрюченными пальцами и потянулась в сумку за ключами от домофона. Уловила сзади быстрое движение и сразу в бок уперся твердый предмет. Мужской голос просипел в затылок:

– Медленно разворачивайся и садись в машину.

Девушка вздрогнула, краем глаза отмечая отсутствие поблизости прохожих. Хотя нет, вон парочка из-за угла показалась…

– Смотри, чтобы без фокусов, – добавил хмырь, словно прочитав мысли. И весьма ощутимо подтолкнул в указанном направлении. Пистолет – весомый аргумент, чтобы выполнять приказы.

Катя не считала себя трусихой, но сейчас, как и любому нормальному человеку, ей стало страшно. Случись это внезапно, оставалась бы небольшая надежда, что осознание опасности накроет не сразу, и она успеет использовать пару приемов. Но девушка узнала о похищении заранее и за четверть часа умудрилась хорошенько себя накрутить. И сейчас ее оглушило накопленным страхом: тело одеревенело, живот скрутило судорогой, а зубы предательски застучали друг о друга.

Это в книгах герой легко в головорезов плюется или тех, кто с оружием. Ему жизнь не дорога, – он ведь не настоящий и только на бумаге смелый. Просто эго автора рисуется перед читателем, дабы он захотел его на себя примерить. Чем больше рубаха, тем легче одеть. Но в реальной жизни разгуливать в такой неудобно – дров не нарубишь, воды с колодца не натаскаешь, только в подоле заплутаешь и раз другой о землю приложишься. Ежели и в самом деле подобный безумец находится, то здравствует недолго, лежит уже где-нибудь прикопанный, догнивает.

– Мои книги, – раздался чуть слышный лепет, – не забудьте… – Учебники стоили уйму денег, и их потеря казалась чем-то похуже смерти.

Мужик растянул на пол лица ухмылку-обещание:

– Тебе скоро будет не до чтения… – и «заботливо» сопроводил на заднее сиденье, втолкнув прямиком в лапы второго похитителя.

Она успела рассмотреть вздутые вены и синие наколки на руках, массивную бычью шею с золотой цепью, переходящую в квадратный подбородок, как на глаза опустилась повязка, а запястья стянули наручники. Машина слегка качнулась – это позади открылся багажник. Послышалось два глухих удара и щелчок – книги все-таки взяли. Через мгновение сбоку хлопнула дверца – первый хмырь вернулся в салон и уселся рядом. Одобрительно хмыкнул, довольный результатом проделанной работы. Автомобиль плавно двинулся с места.

– Ну вот, а начесали, мол троих вырубила. Да она от страха полумертвая.

– Нам же лучше, – буркнул с другой стороны мордоворот с цепью, – меньше мороки. Заберем бабло, на троих порешим и порядок.

– Так вроде четверо их, – прошелестел в голове В.Д.

– Угу, – согласилась девушка, но эта мысль не развернулась дальше; вектор внимания вновь сместился на книги.

Похитители по бокам синхронно откупорили бутылки и, судя по звукам, хлебали жидкость прямо из горлышек.

Катя постепенно обмякла, выровняла дыхание и удобно расположила на коленях руки в наручниках. Ну хоть не сзади сковали. Она решила, что находится в безопасности – во всяком случае, пока ее не передадут Максиму. Но хмырь с пистолетом неожиданно заговорил вновь:

– А девка-то своих денег стоит… – в лицо пахнуло синтетическим пойлом и гнилыми зубами.

Катя замерла от ужаса. Похоже, ее в упор рассматривали.

– Тебе такая не даст, – ехидно ввернул замечание напарник, – слюнки-то подотри! – При этом заерзал и в салоне засмердело вонючими носками и потом.

– А мне разрешение не нужно спрашивать! – злобно прохрипел в ответ первый.

Девушка вжалась спиной в сиденье и даже инстинктивно зажмурилась под повязкой. До нее вдруг дошло: в салоне тро… нет, даже четверо отморозков и им сейчас ничего не стоит сделать крюк через рощу. А у нее руки закованы и туфли на шпильке, быстро не побегаешь. Такой вариант развития событий староста вряд ли мог предусмотреть. Нужно было еще там, на улице, отбиваться, а не следовать его сомнительному плану.

– Велено не трогать, – попытался остудить пыл соучастников водитель, – доставить целой.

– А мы и не тронем, – заржал гнилозуб, – орошая каплями слюны пространство, – только пощупаем чуток. С девки-то не убудет…– и на бедро легла его тяжелая влажная ладонь.

Катю передернуло от отвращения, она максимально свела дрожащие коленки и жалобно проскулила:

– Неее нааадо…

Тип слева вновь мерзко заржал:

– Смотри, как трясется. Уже возбудилась.

И ладонь двинулась выше…

Но вдруг давление руки исчезло. Он дернулся. Отстранился. Замолчал. В салоне машины повисла тишина.

Катя так и осталась сидеть, сжавшись в комок. Боясь шевелиться и вообще дышать. Затаилась. Лишь сердце громко бухало в груди. Похоже, похитители временно оставили ее в покое. Что-то случилось или нашлось занятие поважнее?

– Ты удивишься, – прошептал В.Д, – но они спокойно любуются проплывающими мимо пейзажами.

Девушка не ответила. На какое-то время она утратила способность думать связно. Однако, когда автомобиль замедлил ход, свернул направо и окончательно остановился, уже успела скинуть неудобную обувь. Расслабиться. Видимо, начинали действовать таблетки. Это сильное успокоительное только по рецепту можно купить. Ну или в маминых заначках тщательно покопаться.

Девушку вытащили на улицу и довольно грубо куда-то поволокли.

Хлопнула дверь и асфальт под босыми ногами сменился ковровым покрытием. Толкнули на деревянный стул, примотали к нему веревками и холодный металл перестал сковывать запястья. Позвякивая пустыми наручниками, похитители удалились. Около четверти часа из-за стены доносились лишь их приглушенные спорящие голоса. И все стихло. Но теперь в комнате вновь обозначилось движение. Катя различала осторожные шаги, скрип мебели, шорох одежды и…