Полная версия
Шоу марионеток
В «Шап-Уэллсе» их было всего четверо. Это раскрепощало.
Когда Брэдшоу подключила компьютеры, они начали.
Флинн приступила.
– Я предлагаю начать с того, почему имя По оказалось вырезано на груди Майкла Джеймса. Есть возражения?
По дал всем возможность высказаться. Все молчали.
Он сам поднял руку.
– Просто кое-что подумал.
Все посмотрели на него.
– Мне кажется, по крайней мере пока, стоит считать это отвлекающим маневром. Я не знаком ни с одной из жертв, и я знаю, что Гэмбл изучает все мои старые дела, чтобы увидеть, подходит ли кто-нибудь из тех, кого я отправлял за решетку, под профиль серийного убийцы. Что мы можем к этому прибавить?
– Я так понимаю, ты предлагаешь альтернативную линию расследования? – уточнила Флинн.
По кивнул.
– Есть вопрос гораздо важнее, и на него еще нет ответа.
– Какой именно? – спросил Рид.
– Почему временной промежуток между первой и второй жертвой был таким длинным, а промежутки между второй, третьей и четвертой – такими короткими?
Флинн выглядела слегка раздраженной, и По знал почему. Опыт подсказывал – и это подтверждалось статистикой, – что серийные убийцы медленно начинали, а затем ускорялись.
Он продолжил, пока она не успела его прервать:
– Знаю, ты сейчас прочитаешь мне лекцию о серийных убийцах и о том, что их жажда убивать на время утоляется после первого убийства, но затем периоды затишья становятся все короче. Верно?
Флинн кивнула.
– И никто из жертв не знал друг друга, так?
На этот раз ответил Рид:
– В ходе расследования между ними не обнаружили никаких связей. Конечно, я не могу утверждать насчет четвертого убитого, его еще не опознали.
– К чему ты клонишь, По? – спросила Флинн.
– Я хочу сказать, Стеф, что ты рассуждаешь как человек, не знающий Камбрии. Пусть это и третий по величине округ в Англии, но он малонаселен.
– И это значит?..
– Статистически маловероятно, что эти люди не знали друг друга.
Флинн и Рид уставились на него. Брэдшоу, для которой слово «статистика» было стартовым выстрелом, принялась печатать.
– Я отсюда, и Килиан тоже, и мы можем сказать, что здесь все друг друга знают.
– Не слишком убедительно, – засомневалась Флинн.
– Да, – согласился По. – Но если учесть, что все жертвы принадлежали к одной возрастной и социально-экономической группе, вероятность того, что они не знали друг друга, становится еще меньше. Это не Найтсбридж. В некоторых районах Камбрии ВВП ниже, чем в Чешской Республике. Как думаешь, сколько у нас миллионеров?
Все замолчали, лишь Брэдшоу стучала по клавиатуре.
– Но мы уверены, что жертвы незнакомы, – настаивала Флинн. – Или ты хочешь сказать, что мы все что-то упустили?
По пожал плечами.
– Вроде того, но пока вернусь к первому пункту. Почему между первой и второй жертвой был такой большой разрыв?
Он ждал ответа.
– А что, если эти люди и вправду знали друг друга, но скрыли это путем согласованных усилий? А что, если жертвы поняли, что их выслеживают? И только они видели связь и схему. Сначала был убит Грэм Рассел, ну что ж. Он владел информацией со взломанных телефонов жертв убийств и педофилии по всей стране. Список людей, желавших ему зла, наверняка был просто огромен. И что бы там сейчас ни говорилось в досье, мы знаем, что Гэмбл изначально выбрал именно такую линию расследования. Если я прав, возможно, остальные будущие жертвы просто решили, что Расселу не повезло. Но когда жертва номер два была убита тем же образом, даже самые оптимистичные из них должны были сообразить, что происходит. Значит, Сжигателю больше нельзя было медлить; если он на самом деле «работает по списку», у него есть все основания ускориться.
Флинн нахмурилась.
– Но если они знали, что их преследуют, почему не обратились в полицию?
– Они не могли, – сказал Рид. – Если По прав, то их может связывать что-то, о чем они не могут рассказать.
– И учитывая их личное богатство, это почти наверняка что-то незаконное, – добавил По.
– Но мы точно не знаем, когда этих людей похитили, – сказала Флинн. – Вполне возможно, что их всех похитили еще до первого убитого.
Ни одна теория не идеальна, подумал По.
– Три целых, шесть десятых процента, – сказала Брэдшоу, оторвавшись от компьютера.
Все уставились на нее.
– Используя программу, которую я только что написала, я подсчитала, что вероятность того, что трое мужчин из этой социальной группы в округе с населением семьдесят три целых и четыре десятых человека на квадратный километр не знают друг друга, составляет три целых и шесть десятых процента. Есть некоторые переменные, которые делают вероятность как минимум два процента и как максимум три целых и девять десятых, но математика верна.
Рид уставился на нее с открытым ртом.
– Ты написала программу? – Он посмотрел на часы. – Меньше чем за пять минут?
Брэдшоу кивнула.
– Это было нетрудно, сержант Рид. Я просто адаптировала ту, что у меня уже была.
По встал.
– Значит, так и есть. Мы не спорим с Тилли и математикой.
Брэдшоу бросила на По смущенный, благодарный взгляд.
– Тогда за работу, – сказала Флинн.
Двенадцать часов спустя вся команда была мрачнее тучи.
Они не нашли ни малейшего намека на то, что эти люди могли знать друг друга. Они не состояли в одних и тех же гольф-клубах, не заседали вместе в благотворительных советах, и в тех редких случаях, когда они обедали в одних и тех же ресторанах, это происходило в разное время. Брэдшоу умудрилась раздобыть данные по их «картам постоянного покупателя» из супермаркетов, и выяснилось, что они даже закупались в разных магазинах. Рид позвонил Гэмблу, который пообещал еще раз опросить их соседей и друзей на случай, если полиция что-то упустила, но теория По выглядела неубедительной.
К их несчастьям прибавилось еще и то, что их импровизированный «оперативный штаб» оказался в неподходящем месте. К ним постоянно вламывались посторонние, из-за чего они не могли разместить на досках ничего конфиденциального, а также снимки тел и мест преступлений. То разносили чай и кофе, то распорядительница осведомлялась, вдруг им что-то нужно, а в трех отдельных случаях в комнату вторгались жильцы отеля, думая, что это столовая. Один тупица – даже дважды.
Вишенкой на торте стало то, что в конце каждого дня они будут обязаны снимать, упаковывать и забирать по номерам все свои наработки, так как это помещение не защищено от постояльцев. И это несмотря на то, что сегодня они только успели разложить все необходимое по местам. В воздухе сгустилось ощущение уныния.
В дверь постучали, и в комнату просунулась голова распорядительницы.
– Я знаю, вы просили вас не беспокоить, но вдруг вам нужно меню на ужин? Столовая сейчас закроется.
– Могу я внести предложение? – спросил По, когда она ушла. – Почему бы нам не поработать завтра у меня дома? На первом этаже открытая планировка и комната примерно того же размера, что и эта. У меня не запрещено крепить что-то на стены, и материалам там безопаснее, чем здесь. К тому же, большую часть времени я все равно сижу дома.
– Я не уверена, По, – сказала Флинн. – Не забывай, что ты можешь стать следующей жертвой.
– Тем более надо перенести все туда. Ведь мне не придется каждый день добираться до отеля и обратно. Если кто-то и попытается меня схватить, то лишь когда я в одиночку выйду на пустоши.
На мгновение воцарилось молчание, пока Флинн обдумывала услышанное.
– Тилли? – спросила она. – Ты сможешь поймать там сеть?
– Если нет, то раздам интернет со своего телефона на все наше оборудование.
– А как мы туда доберемся? – спросила Флинн у По. – Я была рада пройтись один раз, но повторять это ежедневно не намерена.
– Я оставлю тебе и Тилли мой квадроцикл. Все, что вам нужно взять с собой, можно привезти в прицепе.
– А что насчет меня? – спросил Рид.
– Тебя? Хрен тебе, прогуляешься, – сказал По.
Рид усмехнулся.
Все посмотрели на Флинн, ожидая ее решения.
– Ну что ж, попробовать стоит, – вздохнула она, – Сегодняшний день был просто катастрофой.
Глава 13
По забрал Эдгара, а затем вернул квадроцикл в отель. Прогулка через холмы до Хердвик-Крофта была бодрящей. Угасающий свет окрасил все вокруг в насыщенный темно-красный цвет. Эдгар помчался за кроликом, но вскоре вернулся обратно. По сомневался, что пес в курсе, что делать, если когда-нибудь его догонит. По приготовил себе простой ужин: бутерброд с сыром и маринованными огурцами, пакетик чипсов и чашку крепкого чая. День, может, и не был удачным, но По был уверен, что прав: Сжигатель выбирал жертв, исходя не только из возраста и богатства. По пересмотрел ход своих мыслей. Он надеялся, что был прав. А если нет, то где-то бродит организованный, знающий свое дело, технически подкованный серийный убийца, который обожает кастрировать и сжигать людей.
И По был следующим.
Эдгар завыл бы, как волк, если бы кто-то приблизился к ферме среди ночи, но впервые с тех пор, как По здесь поселился, он запер дверь и закрыл окна ставнями. Удивительно, но спал он хорошо. Ни единого кошмара.
Едва проснувшись, По увидел, что их ждет еще один чудесный весенний день. Он сварил яйцо, выгулял Эдгара и стал ждать приезда команды. Рид был первым – он пришел со стороны дороги. Флинн и Брэдшоу появились во дворе чуть позже.
Брэдшоу радостно завопила, увидев Эдгара.
– Ты не говорил мне, что у тебя есть собака, По! – воскликнула она. На следующие десять минут работа была забыта, так как Брэдшоу и Эдгар мгновенно подружились. Спаниель, вечно помешанный на внимании, бросился прямиком к ней, одаривая ее слюной и собачьей шерстью. Брэдшоу взвизгнула от смеха и обвила руками его шею, словно боясь, что он сбежит. По передал Тилли несколько лакомств для Эдгара, и они тут же стали не разлей вода.
– Запомни, Тилли, если он покажет тебе свою помаду, не трогай ее, – сказал Рид, подмигивая По.
Брэдшоу уткнулась лбом в шею спаниеля.
– Откуда у тебя губная помада, Эдгар? Что за чудак сержант Рид. Наверно, он имел в виду твой пенис.
Когда они вдоволь насмеялись над Ридом, который в изумлении открыл рот, Флинн призвала их к порядку.
– Поиграешь с Эдгаром позже, Тилли. Нам нужно работать.
По распахнул все окна, и в комнату хлынул весенний солнечный свет. Первый этаж Хердвик-Крофта был незатейливо прямоугольным, без всяких потайных уголков. Два окна на фасаде, ни одного позади, и всего одна дверь. По объяснил, что много лет назад, в суровые зимы, пастух жил наверху, а овец укрывали в комнате, где сейчас расположилась команда. Так убивали двух зайцев – защищали от холода овец, заодно согревая само здание. Стены внутри были такими же, как и снаружи: голые, грубо обработанные камни. Потолочные балки были старыми, крепкими и почерневшими от векового воздействия дыма. Большую часть комнаты занимала дровяная печь. Дрова в ней были, но еще не горели. Хотя день был теплый, По все же собирался попозже растопить печь – так он грел воду.
По поставил кофейник на середину стола, и они принялись за работу. Поскольку это было его направление расследования, Флинн позволила ему вести первое совещание.
– Вернемся к тому, что у них общего. Давайте предположим, что эти люди и вправду когда-то знали друг друга. Может, они и скрыли этот факт, но в этом и заключается работа детективов – мы должны это выяснить.
Брэдшоу подняла руку.
По подождал, но она молчала. Он в замешательстве смотрел на нее, пока не вспомнил, что еще год назад вся ее жизнь проходила в классах и лекционных залах.
– Тилли, ты не обязана поднимать руку. Что такое?
– Я не детектив, По. Я служу в Национальном агентстве по борьбе с преступностью, но у меня нет полномочий на арест, как у вас, детектива-сержанта Рида и детектива-инспектора Стефани Флинн.
– Ээ… спасибо, что пояснила, Тилли. Будем знать.
Брэдшоу кивнула.
Следующие четыре часа они изучали жизни – и смерти – Грэма Рассела, Джо Лоуэлла и Майкла Джеймса. В полдень Риду позвонили.
– У нас есть имя четвертой жертвы, – сообщил Рид, положив трубку, – Клемент Оуэнс. Шестьдесят семь лет. Адвокат в отставке. Работал в частном секторе и представлял банковскую отрасль. Кроме его богатства – никакой очевидной связи с остальными. Скоро у нас будет больше информации.
Флинн объявила перерыв. Все проголодались, а она захватила с собой сэндвичи. По предложил поесть на улице.
Хотя По и наслаждался суровой красотой камбрийской зимы, он прожил в Шапе уже больше года и определенно мог сказать, что весна – его любимое время года. Зима лишала холмы жизни, не тронув только вездесущих овец. Оставались акры и акры[16] горького, бесцветного пейзажа, насколько хватало глаз. Весна казалась возрождением. Дни становились длиннее, побеги проснувшихся растений пробивались сквозь теплую землю, и зацветал вереск. Ожили причудливые лишайники и мхи. Свирепые, леденящие ветры сменились теплыми, благоухающими бризами. Птицы гнездились, животные размножались, и в воздухе вновь витало чувство оптимизма. Это было время года, заставляющее ценить красоту и медленный темп жизни в сельской Камбрии.
Пока Флинн говорила по телефону, а Брэдшоу гонялась за Эдгаром по всему Шап-Феллу, По повернулся к Риду и сказал:
– Рад снова тебя видеть, Килиан. Сколько уже прошло?
– Пять лет, – пробурчал Рид с полным ртом яичницы.
– Пять лет? Не может быть. В последний раз я видел тебя…
– На похоронах моей матери, – с укором закончил Рид.
Кровь прилила к щекам По, заставив его покраснеть. Мать Рида умерла от заболевания двигательных нейронов после долгих лет болезни. Он был прав, в последний раз По виделся с ним на похоронах.
– Прости, дружище, – сказал он, но Рид лишь отмахнулся. – Как отец поживает? – спросил По.
– Ты же его знаешь, По. Он ушел на пенсию только потому, что мама сказала, что уже пора. До сих пор понемногу работает на конюшне в Ланкашире. Я даже не уверен, что ему платят. Он так коротает свое время. А между этим дремлет у камина или читает книги о скачках.
Отец Рида был крайне уважаемым ветеринаром, специализировавшимся на скаковых лошадях. Мальчиком По любил приходить в ветеринарную практику Джорджа Рида. Там всегда были животные, с которыми хватало хлопот.
– А как твой папа? – спросил Рид, улыбаясь. – Все еще битник?[17]
По улыбнулся в ответ. Это было недалеко от истины. Его отец жил ради путешествий и редко возвращался в Великобританию. Он надолго осел в одном месте, только когда воспитывал По. А мать не выдержала такой традиционной скучной жизни, и бросила их обоих, когда он был совсем маленьким. Отец временно пожертвовал своим кочевым духом и воспитывал сына в одиночку. Как только По присоединился к «Черным стражам», он снова ушел. Они поддерживали связь по электронной почте, но не виделись уже почти три года. Насколько По знал, его отец был где-то в Бразилии. По был совершенно не в курсе, чем он там занимался. Он мог сидеть глубоко в джунглях или баллотироваться на политический пост, сказать наверняка было невозможно. Отец очень любил По, но никогда не был тем, кого можно назвать «традиционным» родителем.
Мать По умерла через несколько недель после того, как его отстранили от работы, – кто-то сбил ее насмерть и скрылся с места преступления. По узнал об этом лишь через пять недель после кремации, когда отец прислал ему электронное письмо.
По опечалила ее смерть, точно так же, как опечалила бы смерть любого человека, но он на этом не зацикливался. Она уже давно сделала выбор, поставив собственные потребности выше его.
– Ты с кем-нибудь встречаешься? – спросил Рид.
По отрицательно мотнул головой. Ему всегда было трудно строить отношения. У него было несколько женщин в период жизни в Хэмпшире, но ни с одной из них роман не длился дольше нескольких недель. Психотерапевт сказал бы ему, что это из-за глубоко укоренившегося страха быть покинутым, но По ответил бы, что тот не прав: он не боялся быть покинутым, он ничего другого и не знал.
– А ты? – спросил он Рида.
– Ничего постоянного.
– Да мы просто парочка романтичных ублюдков! – усмехнулся По.
Флинн вернулась, завершив телефонный разговор.
– Я только что говорила с директором Ван Зилом, – сообщила она. – Он не против, чтобы мы оставались здесь, сколько понадобится. Я рассказала ему о новой линии расследования, и он согласен, что стоит продолжать.
Она села, плеснула себе кофе и взяла сэндвич. Она выглядела усталой, и По знал, что расследование ее вымотало. Ничего из этого не имело смысла – особенно его связь с делом – и SCAS должны были отвечать на вопросы, а не задавать их.
Солнце светило ярко, и вид был, как всегда, потрясающий. Неровная земля, голые холмы и зубчатые скалы на многие мили вокруг. Эдгар попытался выпросить корочки у Флинн, но, в отличие от Брэдшоу, скормившей ему почти весь свой обед, Флинн казалась невосприимчивой к классическому приему с печальными собачьими глазами. Эдгар понял, что угощения не дождется, и побрел прочь. Вскоре раздался вопль. В воздух в панике взмыл кроншнеп[18]. Эдгар вернулся, весьма довольный собой.
– Оставь птиц в покое, Эдгар! – Крикнул По, пока пес не успел разыскать на земле гнездо. Меньше всего По хотелось, чтобы спаниель вернулся к Брэдшоу с полной пастью птенцов. Эдгар с неохотой поплелся обратно на ферму.
Флинн стряхнула крошки с пиджака. Она была в том же костюме, что и в первый день ее приезда сюда – в тонкую полоску. На Брэдшоу были футболка и неизменные брюки-карго. Рид выглядел безукоризненно; он всегда был модником и никогда не одевался небрежно. Когда они с По вместе появлялись в обществе, Рид непременно был в костюме, и По подозревал, что его тяготит и смущает нехватка изысканности у друга. По все еще был во вчерашних вещах, и это напомнило ему, что его почта так и лежит нераспечатанной в кармане.
Он достал пачку писем и быстро просмотрел их. Одно письмо было от поставщика газа, уведомлявшего, что пришлось перенести срок поставки нового бака. Другое – от продавцов скважинных насосов, сообщавших, что его гарантия истекла. Если бы По захотел продлить ее, то платил бы шесть фунтов в месяц. А По не хотел.
Последним был простой коричневый конверт. На лицевой стороне было впечатано имя По, с местным почтовым штемпелем. По вскрыл конверт ножом и вытряхнул содержимое.
Это оказалась открытка. Фотография чашки кофе крупным планом. Рисунок на кофейной пене явно сделал кто-то с излишком свободного времени. «Кажется, это называется латте-арт», – подумал По. Таким увлекались в Лондоне, а не в Камбрии.
По перевернул открытку. Должно быть, он резко втянул воздух, потому что Флинн, Рид и Брэдшоу разом повернулись и уставились на него.
– В чем дело, По? – спросила Флинн.
Он повернул открытку так, чтобы всем стала видна надпись на обороте.
Один символ, два слова.
Вашингтон По
Глава 14
– Какого черта? – пробормотала Флинн. Она внимательно смотрела на По. – Что это такое?
По не отрывал глаз от открытки.
– Понятия не имею, – выдавил он.
Было ясно, что остальные тоже. Все замерли. В повисшей тишине стало слышно, как Эдгар грызет найденную кость. Никто не хотел знать, откуда он ее притащил.
– И что это за чертовщина с зеркальным вопросительным знаком? – добавила Флинн. Она сложила конверт и открытку в прозрачные пакеты для улик, а Рид позвонил Гэмблу, чтобы о них сообщить. Тот пообещал прислать кого-нибудь, чтоб забрать это все на экспертизу, но никто из них особых надежд не питал. Камбрийский Сжигатель не допускал ошибок даже в хаосе на местах своих преступлений и тем более не совершил бы промах, когда ему не было нужды спешить.
Брэдшоу сфотографировала открытку с двух сторон, прямо через пакет для улик, чтобы у них осталась электронная копия. Она всматривалась в свой планшет почти десять минут, время от времени касаясь экрана и раздвигая пальцы, чтобы увеличить изображение. Затем она нахмурилась и принялась что-то бормотать себе под нос.
– В чем дело, Тилли? – спросила Флинн.
– Мне нужно в дом, – ответила та и поднялась, не сказав больше ни слова. Пока остальные ее догоняли, она уже открыла ноутбук и что-то искала. – У тебя есть белая простыня, которую можно повесить на стену, По?
По нашел простыню, и, к счастью, она была чистой. Рид помог ее повесить, пока Брэдшоу устанавливала привезенный с собой проектор.
Когда они закончили, Брэдшоу уже была готова. Она направила луч проектора на импровизированный экран, перешла на домашнюю страницу Google и набрала «точка перконтации». Ничего не произошло, и Брэдшоу извинилась за медленное подключение к интернету.
Затем загрузилась картинка. Это был тот же самый символ – зеркальный вопросительный знак:
Под ним было определение:
Точка перконтации, иногда называемая меткой сарказма или иронии, – это малоизвестный знак препинания. Используется для обозначения того, что предложение следует воспринимать риторически, иронически или как сарказм. Также может использоваться для указания на то, что в предложении есть еще один смысловой уровень.
– Тилли, – спросила Флинн, – к чему ты клонишь с…
– Пусть сама скажет, босс, – сказал По. – Кажется, я знаю.
Брэдшоу с благодарностью посмотрела на него.
– Спасибо, По. Я хочу сказать инспектору Стефани Флинн, что если я сделаю вот так, – она вертела проектор, пока он не потерял фокус, – то как будет выглядеть точка перконтации?
По прищурился, хотя уже и так понял. Он наблюдал за Флинн, пытаясь понять, видит ли она то же самое.
– Похоже на цифру пять, – сказала Флинн.
Брэдшоу взволнованно кивнула.
– Мы предполагали, что убийца вырезал цифру пять на груди Майкла Джеймса, но что, если это просто апофения, а это значит…
– Мы в курсе, что такое апофения, Тилли, – перебила Флинн.
– …видеть закономерности там, где их нет, – все равно закончила Брэдшоу. – А что, если мы увидели цифру пять, так как привыкли искать числа? И моя программа работает на принципе вероятности – она не распознала бы точку перконтации, поэтому просто вставила ближайший похожий знак.
– Цифру пять, – констатировал По.
– Да, По, – подтвердила Брэдшоу. – Число пять будет ближайшим совпадением с контрольными точками программы. После нее ближайшей станет буква «S».
– Есть ли какой-то способ сверить с первоначальными ранами? – спросил По.
– Да, По. На моем ноутбуке еще остались данные.
Брэдшоу нажала несколько кнопок на своем ноутбуке, и на стене появилось трехмерное изображение имени По. Это было самое четкое из изображений надписи; все буквы взяли с разных слайдов, чтобы каждая из них была лучшего качества.
– Сможешь отделить этот символ? – спросил По. Мысленно он уже отбросил цифру пять.
Брэдшоу повозилась еще немного. Всего было пятьдесят изображений этого знака, каждое из них сделали на немного разной глубине. Она запустила их в слайд-шоу, начав с поверхностных снимков. Из-за повреждений обгоревшей плоти раны на первых нескольких слайдах действительно выглядели словно номер пять. Но чем на большей глубине было снято изображение, тем четче становились порезы. Последние несколько кадров были совсем неясными – всего лишь несколько царапин в грудине. Она снова поднялась на пару слоев.
– Вот, – сказал Рид. – Вот оно.
Брэдшоу остановила слайд-шоу.
Они уставились на экран. То, что они раньше считали нижней частью номера пять, на самом деле было отдельной, хоть и меньшей, раной. Сжигатель добавил одну колотую рану под изогнутой частью зеркального вопросительного знака, чтобы изобразить точку. А затем прокрутил нож, чтобы добавить глубину и четкость. Когда огонь заставил плоть трескаться, эта рана треснула по пути наименьшего сопротивления, продолжившись и слившись с нижней частью символа. В итоге поверхностные изображения с МСКТ, казалось, образовывали номер пять, но на слайдах с нижних слоев – нет. Это было не идеальным объяснением, но По подозревал, что Сжигатель, пытаясь вырезать изящный и редкий символ на груди извивающейся, кричащей жертвы, просто сделал все, что мог.
И поскольку все этот знак пропустили, он отправил открытку.
Если они были правы – а По так и считал, – то он не был намеченной пятой жертвой. Это была хорошая новость. Плохая новость заключалась в том, что Сжигатель знал, где он живет.
По сказал:
– Ну, босс, не знаю, как ты, но если бы мне пришлось ставить на это деньги, я бы сказал, что это не номер пять, а точка перфорации.
– Точка перконтации, – поправила Брэдшоу.
– Согласна, – сказала Флинн. – Слишком большое совпадение, чтобы это было не так.