Три Маргариты

Светлана Храмова

Три Маргариты

Часть I

Четыре приметных всадника показались на дороге, петляющей посреди лесной чащи. Вздрагивают от ветра платья двух уверенных красавиц, одетых по моде второй половины шестнадцатого века, широкополые шляпы еле удерживаются на замысловатых прическах – развеваются рыжеватые кудри шатенки, и в ярком солнечном свете видно, как они касаются, вздымаясь, небрежных локонов блондинки с волосами, отливающими медью. Ритмично покачиваются в седлах двое стройных мужчин, каждый рядом со своей дамой сердца. Какие бы чувства ни владели ими – на лицах спокойное достоинство, а в глазах искорки посверкивают, указывающие на постоянную тягу к приключениям.

Узкая дорога закончилась наконец, и, миновав раскинувший ветви дуб, четыре всадника остановились на ровной полоске земли. Единой линией выстроились, как по комаде. Лошади фыркали, выражая готовность продолжать скачку, голени их утопали в пышной траве, поэтому нетерпеливый стук копыт почти не слышен. Ветер, кружащийся по равнине, беспокоил волосы Маргариты, отливающие энергией солнца, глаза Генриха светились озорством, а острая бородка, обычно приглаженная, а сейчас встревоженная и раздерганная назойливыми ветвями за время долгой скачки по стиснутой лесом тропинке, делала его похожим на Дон-Кихота – высокий, тонкий, и высокомерия нет вовсе, ни следа. Азартные огоньки в глазах Алексея подбадривают меня, со стороны он кажется невозмутимым. Уверенный и надежный, с ним рядом не пропадешь. Я и не знала, что он так прилично владеет искусством верховой езды! – пронеслось в голове у Риты. Он говорит о чем-то с де Гизом – о его знании французского, а обрывки фраз доносятся, – я тоже не подозревала. Как многого я не знаю о нем! Это не человек, а оборотень, но с ним я чувствую себя защищенной, у меня есть опора, он…

– Рита, следуйте за мной! – послышался голос Маргариты.

Разгоряченная и вдохновленная скачкой красавица королева резко дернула поводья и устремилась вниз, лошадь повиновалась, она готова к крутому спуску. Тренированная. Но и Ритина лошадь тренирована вполне, мы ни в чем не уступаем нашей прекрасной королеве! Почему Рита понимает французский и сама говорит на нем, вопросов не возникало: это так естественно!

Они пролетели по склону и оказались на небольшой поляне, расшитой цветами долины, да-да, будто вышивка! Какой безмятежный и дурманящий запах! Рита поискала взглядом оставшихся наверху мужчин, но Маргарита жестом пригласила ее приблизиться. Конь тут же повиновался, встал рядом с наездницей в палевом платье для верховой езды. Рита в голубом, и на ней очень неудобные панталоны из парчи, странно, что они не натирают кожу, внутренняя сторона бедер у нее чувствительная, но она ничего не ощущает!

Серый в яблоках конь топтался на некоем подобии лужайки, Рита подъехала на своем черном глянцевом красавце и неожиданно вспомнила, что понятия не имеет, как его зовут. Но тот встал рядом с товарищем и вел себя безукоризненно, команды не требовались. Маргарита придерживала узкие поводья и быстро выговаривала слова, будто боялась недосказать. Впрочем, ей долгое время и впрямь было не с кем поговорить.

– Рита, вы не смотрите и не восторгайтесь. Я вижу во взгляде очарованность… я так часто это встречаю. Или раньше встречала. Очнитесь. Вокруг ложь и обман. Генрих когда-то любил меня, причинил мне много неприятностей, я долго выкручивалась. А теперь помог выпутаться из крупной переделки – и как вы думаете, почему? Он уверяет, что из сострадания, из верности первой любви. Но по правде, я ему нужна, как союзник по партии. Соратник католика. А мне уже и самой неважно, где католики, где протестанты. Все врут, только успевай уворачиваться. Да и я не лучше. Своему надсмотрщику и невольному освободителю, маркизу и тупому солдафону Кориньяку я отписала замок Юссон со всеми землями, хотя он мне не принадлежит. Будто бы по завещанию моя мать, королева Екатерина Медичи, мне его передаст. А она не передаст. Она меня с детства ненавидела. И продолжает в том же духе. За ум, за красоту? Не знаю, но лютует. Замуж меня выдала, чтобы извести, и ненавидит теперь за то, что я жива. И муж мой, грубый солдафон Генрих, спит и видит, как задушит меня в собственной постели. Поэтому я стараюсь в постели с ним не оказываться. Он никогда мне не нравился, и запах у него резкий.

– Запах? Только ли?.. Время у вас действительно резкое. Романтическое и овеянное легендами зато.

– Из всех легенд только моя красота правда. Остальное преувеличение, – Маргарита смеется, ах как она смеется! Смех рассыпается по живописным спускам и дробные капельки звука зависают на листьях деревьев, что там, вдали.

Радужное эхо ее чудесного смеха над долиной…

Она встрепенулась:

– Но я не жалуюсь. Мне нравится играть на ситуации. Столько людей хотят моей смерти, другие хотят уничтожить кого-то еще, и все как один стремятся к власти. Будто она останется в их руках надолго. Уверяю вас, как песок сквозь пальцы просыплется. Я не жду искренней любви, я уворачиваюсь и становлюсь сильнее от каждого нового испытания. Я делаюсь неуязвима, и потому жива.

Я друг всем и сразу, кому угодно – если мне это в данный момент нужно. У меня нет принципов? Можно и так сказать, но незыблемые принципы это роскошь.

Ах, как меня любил отец! Но там по-дурацки получилось, ты знаешь. Полет чужого копья, случайная задоринка в глазу великана. И смерть в расцвете лет и сил. Детство мое внезапно кончается, я остаюсь наедине с матерью, которая… ах, не будем о ней говорить. Я на нее не злюсь, но уворачиваюсь: ее планы традиционно коварны. Она «Черная королева», и ей нужна моя жизнь с датами рождения и смерти. Ну и что? Женщина без роду без племени, которую вдобавок никто никогда не любил.

А я дочь короля, я люблю и любима. Чего только со мной не происходило! Ты мои мемуары читаешь? Читай с пониманием: я написала то, что людям понятно и близко. Историю сначала делают, а потом пишут, два этих процесса часто не имеют ничего общего. Есть событие, есть описание. Два самостоятельных жанра, между собой никак не связаны.

Я любила красивых мужчин, они обожествляли меня. Но ведь любовь проходит, ищешь нового избранника. Жизнь – это потребность любить! Жить и любить! Жить и любить! От природы я доверчивая. От испытаний стала такой, какая есть. И никакой обиды, если бы не мои преследователи – так и прожила бы дура дурой.

Католики, протестанты, религиозные войны. Такое мне выпало время, я не выбирала. Меня никто не щадил. Но и я никого.

Будь счастливой, постоянно уворачиваясь от ударов судьбы! Не расслабляйся, чуть засмотришься – и сожрет тебя неумолимый рок.

Генрих де Гиз, красавец! С юности у моих ног. Как мужчина так себе, но много выигрывает в сравнении с моим мужем Генрихом – Наваррский ведь просто солдафон, и запах, запах! Я пыталась протестовать, один ответ: так пахнут все мужчины! Проще было не видеться с ним, а переписываться. Писать я умею, а он нет. Зачем его обижать? Талдычить снова и снова, что далеко не все мужчины пахнут именно так. Сейчас – ха! – он обещает корону каждой своей любовнице. Наверное, те тоже жалуются на вонищу, и корона единственный путь удержать прелестницу в постели, ведь акт любви он выполняет так, будто спит с лошадью. Не до тонкостей ему. Сколько усилий ушло на то, чтобы объяснить: я бесплодна и мучить меня не обязательно.

Де Гиз куда обходительней. Но и он ненадежен. И себе на уме, всегда таким был. Благороден для парадных портретов. Не выход. Ему я вдолбила: у нас дружба, мы помним о юношеском увлечении и не хотим испортить наши «розовые оттиски». Я сложно иногда выражаюсь, но для того чтобы отвадить мужчину, лучше говорить непонятно. Тогда они коротко восторгаются: «Королева!» – и отправляются в постель к очередной потаскушке. А я не потаскушка, я действительно королева. И за всю мою жизнь, полную невероятных приключений, об этом ни разу не забыла.

Ты запоминай, что я тебе говорю, этого в книжках не пишут.

Королеве, как и любой земной женщине, нужно учиться выживать и постоянно сопротивляться обстоятельствам. «Выжить любой ценой» – это угодно Богу, нашему истинному и единственному повелителю. – Она посмотрела куда-то вверх и молитвенно сложила ладони у подбородка.

Рита тоже посмотрела вверх, там только что Алексей говорил с де Гизом, и она махала им: спускайтесь! А теперь никого, где же они?

Звонкий смех Маргариты эхом рассыпается по долине. Смех Маргариты, волосы которой отливали медью, когда свет менялся, какой изменчивый свет.

И зов самой Риты, она кричит громче, чем могут выдержать барабанные перепонки: Алексей, Алексей!

Но пусто там, наверху, над долиной.

– Де Гизу нельзя верить, я же говорила! – зачем-то добавляет Маргарита, и живот Риты сводит судорогой: случилось что-то непоправимое. Рита скачет наверх, но лошадь уже не повинуется. Рита спешивается и карабкается по склону вверх, сдирая в кровь пальцы и ладони, на локтях ссадины, трава режет кожу, как нож.

Рита восходит на пригорок и видит, что Алексей лежит без движения, гнедой конь виновато косит глазом в сторону. А где-то вдали четкий цокот копыт, все тише и тише, и уже едва виден черный силуэт затянутого в кожаные одежды всадника, прямого как стрела. Улепетывает стремительно уменьшающийся в размерах герцог де Гиз.

Мерцающий смех Маргариты, и хохот де Гиза в отдалении, и Рита, склонившаяся в безмолвном пока еще отчаянии над распростертым на земле мужем.

Распростертым лицом вниз.

Сильные справляются

Рита открыла глаза, такая тяжесть! Нет рядом Алексея, его убили давно, и вовсе не герцог де Гиз. Кто-то другой скрылся на черном коне с места преступления. Кто? Рита непременно должна разобраться, иначе боль, саднящая боль, выворачивающая душу наизнанку. Даже в ее сны об отважной Маргарите проникла эта боль. Кто это сделал? Она не может больше думать о злом роке, рок безымянный. Кто это сделал? Будет имя – боль сменится ненавистью, пусть.

И вдруг ей, уже бодрствующей, послышался голос Алексея, насмешливый и резкий: какая банальность, любимая! Я всегда говорил тебе, что в твоих писаниях полно глупостей, это бессмысленное занятие! Наша любовь – единственное, что в твоей жизни состоялось, придало тебе реальные очертания. А до того и после – ты такой же вымысел, игра воспаленного разума, как твои идиотские сны. И Рита по привычке ответила: хорошо, пусть банальность. Тебя нет рядом, ты ушел. Играл с обстоятельствами, обстоятельства играли с тобой, ты смеялся надо всеми – и проиграл.

А главное – ты меня бросил, о чем теперь нам говорить?

Жизнь банальна, смерть банальна, мои нерожденные дети – тоже банально? Я найду преступника и раскрою ему башку, это будет оригинально. Я уверена, тебе понравится.

Голос снова звучал в ответ, но тихо совсем и грустно: ты не сможешь меня воскресить. И расстаться со мной не сможешь.

Пустота там, над долиной увиделась ей снова. Из пустоты доносятся звуки, голоса, с пустотой она живет, и сама она теперь – зияющая дыра, пустое место.

Она так надеялась, что работа научит ее отвлекаться от неподвижного сидения в углу комнаты и этого постоянного желания завыть. Да, вчера она читала об этом периоде – плененная королева, освобождение при странных обстоятельствах. И теперь Маргарита сама повествует о хитростях – да знаю я о них! – и Алексей снова и снова погибает. Каждый день заново.

Лицом вниз он лежал на диване в ее квартире. Она опоздала.

Тогда, два года назад, она опоздала на целый час. Спасать было поздно, антидот бесполезен, время упущено. В ее, Ритиной квартире!

И ведь я так боялась неизбежного. Карусели строили рядом с роскошным аквариумом, как она называла его загородный дом. Новое дело Леша начал с присущей ему хваткой. Занят, клиенты в очереди стоят, Рита с долгожданной беременностью. Счастье? Счастье, да.

Отношения невзаправдашние прямо, как в кино. Перемещались из его дома в ее квартиру, будто скрывались. Но вслух это называлось «Мы склонны к перемене мест».

Да уж, перемещались активно. Путешествия европейские, но даже в Малайзию как-то занесло. Зачем? Рита не помнила. Два года безмятежности, путешествий и переездов. Она тайком обдумывала новую книгу, но записывать недосуг.

Откуда-то возникла Алевтина Сергеевна Чуйко, симпатичная круглолицая женщина – редактор частного издательства, настаивала на совместном написании книги о легендарных женщинах Средневековья. Рита начала вкапываться в тему, но вяло и между делом. Между каким делом? Да жизнь забурлила, и водоворотом ее затянули сверкающие переливающиеся струи.

И какой Алексей энергичный, уму непостижимо! Никаких жалоб «я устал на работе, мне не до тебя». Вертелся волчком, то ли искры из глаз, то ли молнии. Они вдвоем так много успевали! Алексей и второстепенное не забывал, и главное помнил, хотя в их жизни перемешалось все. Они составляли плотный график на месяц вперед. Каждую неделю расписывали, добавляли ежедневное.

Сотрудники, заказы, проекты. Двух молодых архитекторов нанял, они невероятные штуки придумывали! Но частные заказы, с государством Алексей связываться ни за что не хотел. Пока можем держаться – обойдемся. Проверками замучают, дадут копейку, а контроль над каждым шагом устроят. И откаты, нет и нет.

И выкручивались ведь! Дни перетекали один в другой. Казалось, они ничего не успевают – но успевали больше намеченного. Это была гонка.

Или просто счастье придает сил? И как она забыла истину, что счастья на целую жизнь не хватает, это временное состояние. Жизнь длится дольше, чем полет. Но кто ж во время полета думает о падении? И взлетать незачем, если предосторожности соблюдать. А падать, падать – больно!

Сразу после гибели Алексея она поклялась себе взять на вооружение психологические навыки и умения, которых накоплено предостаточно, опыт «Первых ласточек» даром не прошел. И помнить о счастье. Не о том человеке, который застыл на сером бархатном диване, – о живом Алексее, о фейерверке по имени Алексей, с которым она сочеталась законным браком и выпало ей недолгое счастье, зато голова тогда кружилась от счастья! Целыми днями напролет! А получилось – навылет.

Наверное, человек не рассчитан на долгие радости и бесконечный круговорот сбывшегося. Дыхания не хватает, каким бы длинным оно не было. Долгие страдания мы выдерживаем. Жалуемся Богу, собираем силы, тренируем волю и терпим. А счастье непереносимо! – и тут Рита завыла от воспоминаний. В углу комнаты, вцепившись в сиденье стула обеими руками, она раскачивалась всем телом и выла вот так почти каждый вечер. Но на антидепрессанты не соглашалась, как ни уговаривали ее.

Сколько раз давала себе слово не вспоминать! Расследование так и зависло без ответа на вопрос, кто это сделал, уперлись в тупик. Хотя ей казалось, что она сама, пальцем указательным, виновных определит. Улик не оставили. Такая незадача! Им доказательства нужны. Но мужа не вернешь, застывшую карусель с места не сдвинешь. Потом. Рита оживет – и сама разберется.

Замерла на полгода как минимум в тоске и неподвижности. Как жива осталась – непонятно. И о собственной жизни не беспокоилась. Все равно. Через полгода Алексеев дом кое-как продала, там страшно было. Огромный, хай-тековский, он не для жизни. Счета у них с мужем общие были, долгов не осталось. Богатая вдова.

Вот так и сходила замуж, со смерти началось и смертью закончилось. И воет теперь по ночам, и сны цветные смотрит с его и своим участием, один другого занятней.

Зато нужды в деньгах до конца жизни не предвидится, даже заявки на гранты нет смысла писать. Алексей все предусмотрел. Как-то разговор у них был серьезный.

«За мной в любой момент могут прийти, я не из пугливых, но оставлять тебя без средств к существованию не намерен. Юридические вопросы я уже обсудил. Завтра документы принесут, тебе только подписать нужно. Да не смотри на меня так, это обычная предосторожность! Любовь не только вздохи на скамейке, Рита, это и своевременное оформление правильных бумаг».

Они тогда чуть не до утра проговорили, она все повторяла: прекрати, не нужно этого, у меня предчувствие нехорошее появляется. Но Алексей на своем настоял. И была ночь любви, которых несчитано у них. Но тогда получилась какая-то исступленная близость обреченных.

Ни до не после так не было. Неужели мысли о смерти возбуждают?

И самый пик ощущений – ночь перед расстрелом вместе провести.

Она не преувеличивает, она имеет право так думать. Почему у нее странное чувство, что без этих предосторожностей он был бы жив до сих пор и ничего бы не случилось? Не надо готовиться к смерти загодя. Тогда смерть не поспешит на зов, у нее ведь и без нас так много забот, и без нас!

Накануне рокового дня она осталась в доме Алексея, а он в ее квартире ночевал, они часто и подолгу жили у нее. Уютно, тесно, все под рукой. У него встреча в городе, потом хотел просто отоспаться. А она решила в одиночестве побыть, поработать. Тут ведь как – есть выбор. То в привычной квартире вольней, то затеряться посреди лабиринтов и лестниц его владения хочется. С рабочими, что благоустраивали сад, рассчитаться нужно было, она рассчиталась. Николай Иваныч, старший команды, все убеждал, что нужно кусты шиповника вдоль ограды посадить. Она смеялась – зачем, колючими станут, да и уход за ними нужен, а он настаивал, у него и рассада припасена. Решили в другой раз окончательно решить – он оставит мешочки с семенами, она по интернету проверит, как они растут. Тот и вовсе развеселился: какие нынче садовладельцы пошли! Никакого у них понятия, по сети сверяются. Иначе ни шагу.

И горничная Верушка уборку делала на верхнем этаже, нельзя было одну ее оставить. Разобрались, рассчитались, Верушка, уходя, попросила лампочки в ванной заменить, Рита себе в ежедневник записала: «Большая ванная комната, лампочки в навесном потолке: две перегорели, остальные проверить (электрик)». И потом чуть ли не до утра читала мемуары Маргариты Наваррской. Вернее, письма ее – то ли оригиналы, то ли переписаны кем-то. Неизвестно уже, кому принадлежат. Но стиль изложения принято считать аутентичным, тексты – одно из немногих свидетельств женской литературной деятельности эпохи Возрождения. Снова – женская литература и мужская. Непременное уточнение, без этого никак. Неужели и правда полушария головного мозга у нас с мужчинами по-разному устроены? Потому так трудно настоящего друга найти, постоянный процесс совмещения ориентиров. Но захватывающий процесс, черт подери!

Маргарита де Валуа создавала образ самой себя, письма ведь тщательно ею отредактированы, лишнее уничтожено. И вообще, уничтожено так много! Их полагалось сжечь по прочтении.

А другая Маргарита Наваррская, бабка ее мужа Генриха, – написала блестящую книгу, она писательницей слыла. Королева литературные салоны устраивала, отличалась благочестием, а в «Гептамероне» полную свободу себе дала. Написала такой венок историй, что там Бокаччо с его игривыми сказками! Будто с натуры писала, ничего не стесняясь. Реальную жизнь описывала, расцвечивая своими фантазиями, возможно.

Какие разные они, Маргариты! Одна писательствовала сознательно, другая отписывалась от нападок судьбы. И обе – словами. Всесильная власть слов! События фиксируются датами, свидетельства битв в пересказах и картинках. А то, как и что происходило – только пишущим благодаря. Как написали – так и было на самом деле, точка в исследованиях.

Не вышивала бы королева Маргарита в пятнадцатом веке свои новеллы – что бы мы знали об истинных нравах эпохи? о том, что скрывалось за парадными портретами и величественными позами?

Рита в ту ночь увлеклась, читая и выписывая, не заметила, как утро наступило. Свалилась в крепкий сон на рассвете – возможность поработать ей выпадала редко. Главными стали заботы о муже и помощь в его делах. Да и тянуло ее именно к его делам, к ощущению «мы все делаем вместе». Проснулась почти в два часа пополудни, наспех привела себя в порядок, наскоро кофе выпила, позвонила Алексею – а телефон молчит.

Она помнит, как сердце сжалось, и будто нож в живот воткнули и оставили. Примчалась на новеньком джипе, ей всегда нравились большие машины, они с Алексеем этот «Pajero» купили, потому что она в восторг пришла. Картинка в журнале – женщина за рулем, мужчина рядом, а позади на сиденье трое ребятишек, погодки – и для каждого креслице детское. И помещаются! У них ведь непременно трое будет, как же иначе!

Потому и книги читала, когда возможность выпадала, на пятом месяце только и читать. А вдруг успеет, напишет все-таки! Пусть Алексей к ее работе и не относился серьезно. Да что там, она свой центр психологической помощи «Первые ласточки» продала, о том не жалея. Но зуд писательский остался. Понимала, что урывками книгу от начала до конца вряд ли доведет. И полностью увязнуть в сочинительстве не хотелось, ведь наконец-то настоящая полноценная женская жизнь!

Ни минуты покоя, ни минуты свободной – только союз с мужчиной дает такое ощущение полноты. Счастливый союз, и Алексея никак не хотелось оставлять без внимания. Поэтому лишь иногда, из-за накопившихся в его доме дел, которыми он заниматься не любил, она зависала там, в хай-теке. И тогда уж с трудом могла себя остановить, погружалась в работу. Слово за слово… «Господи, уже третий час!» – эту мысль по дороге она хорошо запомнила. В два тридцать взбежала на свой этаж. В два тридцать три нашла его лежащим на диване. Показалось, что спит, – но поза странная, шея неестественно вывернута. Внутри как оборвалось что-то, но страху не поверила. У них не может быть несчастья! Не может!

Ноги стопудовыми стали, Рита еле двигалась. Она вспотела от напряжения, переворачивая мужа на спину, – тело Алексея, будто глыба каменная. Холод, обжигающий пальцы.

Еле заметная точка на шее, след от укола. И застывшее в гримасе лицо. Поздно. Не оставили его в покое бывшие друзья. Отомстили за то, что было сожжено, за то, что продано, за Артура. Или ей отомстили, отобрав его жизнь? Одним уколом убили обоих.

Потом выяснилось, что троих, ребенка она потеряла.

Вначале ушло сознание, когда очнулась – по джинсам кровь растекается. Ползая по полу, ошалев от ноющей боли в животе, будто жилы вытягивают наружу щипцами, и предметы снова плывут, она нащупала телефон в сумке, дозвонилась в «Скорую». Еле адрес выговорила. Потом в полицию, повторила адрес. Хотела дверь оставить открытой, но она и так оказалась не заперта, как потом выяснилось. Это хорошо, что на койке больничной оказалась, не умерла. Хотя странно. Она то приходила в себя, то отключалась. Будто сквозь толстый слой ваты, доносились фразы, слова.

Осталась бы там в ту ночь – не выжила. А может, и не нужно было ей выживать? Жизнь-то все равно кончилась.

И такие мысли в голову лезут, когда ты выжила непонятно зачем. Для Алексея, для ребенка по земле ходила и радовалась, училась внутреннее состояние держать в равновесии, быть спокойной. А теперь зачем?

Володя навещал ее каждый день, что-то ей говорил: состав ввели тот же, что и тогда, в первый раз. Зачем он это сказал? Тогда ей удалось его спасти. Это они с ней ведь расправились, чтобы жила и мучилась. Опоздала. Оставила одного. И его убили.

Врачи вводили ей успокоительное, она себя из-за этого умершей чувствовала. Наверное, так спасают от суицида. Человек все потерял, а жить обязан. В горе и страдании, но приговорен.

Рита безучастно и спокойно общалась с Володей, просила его похороны организовать. Сотрудники дизайнерского бюро у нее дежурили, и те два молодых архитектора приходили. «Я рассчитаюсь с каждым из вас, как только из больницы выйду». – «Да что вы, что вы, это вовсе не к спеху, поправляйтесь»! Ну да, конечно, спасибо.

На похороны ее в черной машине привезли. Горничная платье в порядок привела, Рита попросила густую вуаль и перчатки, та сделала. И белые розы Володя принес – ей только появиться там, исполнить роль безутешной вдовы. Нет, это не Володя так сказал, это она про себя думала. Володя видел, что Рита запросто в ту яму свалиться может. Под руку держал, не выпускал, когда первую горсть земли бросать двинулась.

Рита не плакала, не голосила. Кто пришел, как поминки проходили – не помнит. Одно в голове: на похоронах познакомились, на похоронах расстались.

Раньше ей повод для первой встречи не вспоминался вовсе. Сейчас зато не может позабыть.

Почему-то она вернулась в свою квартиру, предпочла жить там. На диван долгое время не садилась.

Предлагал Володя квартиру продать, она отмахивалась. Не до спасительных действий, не время. Да и кто квартиру после убийства купит? А здесь ведь не только убили его, здесь их первая ночь была. Как он из ванной вышел тогда, бедра полотенцем обернуты. Потом на кухне, за столом напротив сидя, портрет ее набрасывал. И свадебная фотография на стене, они улыбаются.