Полная версия
Небесная Канцелярия 2
Чиновники с чемоданами, вздыхая, пошли в направлении гостевого домика:
– Да, новая метла по-новому метёт.
– Были бы кости, мясо нарастёт.
– Костей предостаточно.
– Не стоит пока спешить с выводами.
Свет в сторожке погас сам собой, никто кроме садовника этого не заметил.
Глава третья
1
Секретарь прежнего начальника, ставший советником нового начальника, помаячив перед новым начальником решился доложить:
– Пришёл сигнал. Каркушина, которого мы отправляли обратно, помните?..
– Кто ж не помнит? – скривился новый начальник.
– Так вот, как и предполагали, не изменил своего поведения.
– Он и не мог его изменить, дураку было ясно.
– Велика вероятность, лишат свободы и посадят в тюрьму. Тюрьма – это у них там такие клетки называют – полная изоляция, ущемление всех прав и свобод. Непонятно, правда, зачем им права и свободы, если идут на преступления? Частично уже ущемили. Пришёл сигнал.
– Ущемили, значит, заслужил, – продолжил кривиться новый начальник.
– Обидно, – вздохнул советник. – Мы его оправдали, дали возможность исправиться, вернули, можно сказать, к исходной точке, а они нагло игнорируют все наши скрытые установки.
– Потому и игнорируют, что скрытые, – ответил начальник.
– Чайник, – вздохнул советник.
– Утюг, – уточнил начальник.
– Горяч, – согласился советник.
– Отморозок, – заключил начальник.
– Получается, они там нас ни во что не ставят. Мы его отпустили, дали шанс, а они этот наш шанс у него отбирают.
– Не у нас же отбирают.
– Не ими дадено, не им и отбирать. И не у него одного отбирают, доходят слухи, у многих местных чиновников тоже.
– Местным чиновникам мы тоже давали шанс? – удивился новый начальник.
– Местным чиновникам не давали. У них свои шансы, полный набор шансов по их юрисдикции.
– Ну вот по их юрисдикции пусть и отбирают. Нам-то что?
– Всё бы так, только вот… тюрьма там – это не наш отстойник, где всё во благо и происходит очищение и многие другие радости. У них не происходит очищения. Разучились очищаться. На очищение отправляют сюда к нам. Тюрьма там, можно сказать, скользкая дорожка сюда к нам!.. Чиновников-то зачем сажать пачками? Чтобы потом к нам?..
Новый начальник резко изменился в лице.
– У нас своих хватает! Так уж и пачками? Кто сажает?
– Они же и сажают. Чиновники.
– Чиновники чиновников? Заговор какой-то.
– Неизвестно, что за изменения произошли в них с первых времен, и чего ещё от них можно ожидать.
– Задачка, – задумался новый начальник. – Надо б наших чиновников как-то иначе назвать что ли, чтоб с ихними не перепутать, если прибудут.
– Модераторами? – предложил советник.
– Не слишком узко?
Советник развёл руками и пожал плечами.
– Пусть будут модераторами, значит так на роду написано быть со временем всем чиновникам модераторами, – согласился начальник. – А решает пусть искусственный разум. Теперь не спутаем, сообщи всем… модераторам. С Каркушиным решу лично.
В отличие от прежнего начальника новому начальнику не хотелось принимать решение с помощью монетки. Поэтому он выбрал другой способ: закрыл глаза, вытянул указательные пальцы рук, повращал руками перед собой и медленно направил пальцы навстречу друг другу.
2
Кирилл пытался найти выход из тёмной комнаты, измотался, ослаб, ударился коленом о ножку стола, что-то сшиб, сам грохнулся об пол, повалив за собой часть мебели. Нащупав дверь, попытался открыть. Возможно, это была не та дверь и даже не дверь комнаты вовсе, а комод или шкаф. Стал шарить ладошками по стене в поисках выключателя.
«Сложно найти выключатель в тёмной комнате, особенно когда его нет» – прозвучал голос Ани, и тут же сверху отвалилась створка небольшого подвального окна. Капнуло светом, теперь можно было что-то видеть.
Двери открывались лишь у шкафов. В шкафах сразу же всё рушилось, поднималась пыль, попадались скелеты и кости. Кирилл срочно захотел в туалет. В отличие от выключателя туалет подвернулся сразу. Зашёл внутрь – пусто, нет унитаза, вообще ничего нет, чистый цементный пол. Вернулся к входу, проверил надписи: буквы «М» и «Ж». На месте. Ещё раз открыл дверцу с буквой «М» – чистый пол, нет унитаза! Собрался с мыслями, вышел из кабинки, подошел к дверце с буквой «Ж», прислушался, взялся за ручку, осторожно открыл – нет унитаза, пошарил ладонью там, где он должен быть.
– Зацементировали!.. Они что, решили, что я питаюсь манной небесной?.. – лицо Кирилла покрылось капельками пота.
Грянул засов, за дверью что-то стукнуло, Кирилл открыл глаза, первое, что увидел – унитаз в углу камеры.
– Я что, спал в туалете? – прошептал он.
В открытое окошечко просунули железную миску.
– Каша, манная, – сообщили за дверью.
3
Возле гаражей у дома Каркушина проходил следственный эксперимент без Каркушина. Полицейский с любительской камерой, подполковник полиции, полный чиновник Сергей Михайлович и представитель обвинения опрашивали Веру с Миколой.
– Расскажите подробнее про тот день.
– Когда его голодного борщом кормили? – спросила Вера.
– Когда его видели здесь, возле гаражей, – уточнил подполковник. – Думаете, он хотел взломать гараж и угнать машину, но угнать машину не получилось, и тогда он решили взломать квартиру?
– Кирилла? – уточнила Вера.
– Что?
– Решили взломать квартиру Кирилла?
– Может, просто другую взломать не удалось?
– Ага, тогда, значит, свою, – согласилась Вера.
– Их там несколько было. Кто-то их спугнул, – задумался Микола.
– Может, Каркушин и спугнул? – предположила Вера.
– Не вяжется. Давайте уточним, Каркушин был с ними?
– Был, но… Может, лично у него никакого злого умысла не было? – предположила Вера.
– Она всех защищает, – улыбнулся Микола.
– Может, лица, приметы какие вспомните? – спросил чиновник.
– Какие лица? Далеко было, попробуйте сами из окна что-нибудь разглядеть, – вздохнул Микола.
– Лица не местные, – сказала Вера.
– Бомжи, скорее всего! – предположил Микола, и чиновнику, понимая, что тот самый главный: – Вот здесь, возле этого гаража и крутились. Может, бомжей опросить?
– Мы пока вас опрашиваем. Что, много бомжей?
– Никак нет, – ответил подполковник, сверкнув взглядом в сторону Миколы. – Отслеживаем. Появляются иногда пришлые. Всё под контролем. Мониторим.
– Я человек семейный – мало что знаю, – вздохнул Микола. – Своя рубашка, как говорится, ближе к телу, что там на стороне – не моего ума дело.
– Закрыто! – подергав замок гаража, сказал полицейский.
– Нужно брать постановление на обыск, чтоб произвести осмотр, – вздохнул представитель обвинения.
– Я сам «постановление на обыск» и пятое десятое, – отрезал чиновник и гневно полицейскому с камерой: – Меня-то зачем снимать?
– Подчистим потом, – заверил подполковник.
– Себя потом будешь подчищать!
– Взламывать будем? – вытянулся полицейский.
– Гараж-то пустой! – разочаровал всех Микола, отогнув полоску резины, закрывавшей щель.
– Угнали! – схватилась за грудь Вера. – Ещё одну угнали?
– Банда угонщиков! – с удовлетворением констатировал чиновнику подполковник. – Это потянет на… на…
– Да ни, какое на… одна пыль в гараже, столько паутины, веревки можно вить, – в очередной раз разочаровал всех Микола. – Тут машин отродясь не было. Тут и людей-то, наверное, не было лет сто, со времен майдана. Хотите сами побачить?
Перед отъездом группа следственного эксперимента ещё раз задержалась возле Веры с Миколой.
– Значит, договорились, выступите на суде свидетелями?
– Куда ж деваться?.. – вздохнул Микола.
– Есть ещё свидетели? – поинтересовался чиновник у полицейских.
– А надо?..
– Не будем мы с Миколой выступать против Кирилла свидетелями! – заявила Вера. – Мы и так вам всё рассказали.
4
– Каркушин, на выход, – скомандовал охранник, открыв дверь камеры предварительного заключения. – Вещи оставь, чего зря таскать?
Кирилла посадили в машину с решетками, напротив сел охранник.
– Опять с личной охраной, – усмехнулся Кирилл. – Платят нормально?
– Ну… – полицейский сделал неопределенное выражение лица.
– Надо же, платят за то, что охраняет человека, которому не платят, – задумался Кирилл. – Абсурд получается. Несостыковка. Вот скажите мне, я – свободный человек?
– Любой человек свободный, – остраненно ответил полицейский после осторожного обмена взглядами, – пока не угрожает обществу.
– Я угрожаю обществу? – спросил Кирилл.
Полицейский пожал плечами:
– Нам не докладывают. Возможно.
– А кто решает – угрожаю или нет?
– Суд. Вы что, ребенок?
– Я – ученый!
– Тогда понятно. В науке, значит, разбираетесь, в жизни – нет, – сказал охранник.
– Я ученый в своей области, на другое мне было жалко времени, – вздохнул Кирилл.
– Скоро времени у вас будет предостаточно, – усмехнулся охранник.
В зал суда Каркушина затащили волоком.
– Что происходит?.. Может кто-нибудь мне объяснить? Я свободный человек или нет? – возмущенно прокричал Кирилл, когда его запихнули за решетку. – Всем вам тоже за меня заплатили?.. Нельзя мне сюда, русским языком говорю, нельзя! Вам же потом хуже будет!.. Силой-то зачем? Посадили в аквариум, чтоб потом опять выловить на сковородку? Жил человек, никого не трогал. Знакомо, очень знакомо. И вы туда же. Вы же загоняете людей в тупик, в рамки.
– Распустились, потому и загоняем.
– Он что, с луны свалился?
– Рамки, между прочим, сделали из обезьяны человека. Давайте уж быстрее кончать!
– Не надо из меня никого делать!.. – возмутился Кирилл.
– Итак, Кирилл Карлович, – перебила судья и, поведя головой, усмехнулась: – Каковы времена – таковы и имена. Итак, Кирилл Карлович Каркушин, вы обвиняетесь в попытке угона автомобиля, в порче чужого имущества, в сопротивлении сотруднику полиции.
– Кусается, – подтвердил полицейский.
5
Новый начальник Небесной Канцелярии выписывал круги по своему кабинету: – Не наломать бы дров! Это здесь у нас всё устойчиво и хоть трава не расти, а там… Кто его знает, что там?
– Главное подход, – поймав растерянный взгляд начальника, заверил советник. – Наш подход, наши принципы изначально чище.
– Чище чего?
– Чище всего.
– Выяснили причину, по которой чиновников сажают там в тюрьму?
– На месте выясним. С Каркушиным, кстати, всё выяснилось. Там есть один местный чиновник, он виноват.
– Чиновник виноват? Абсурд какой-то.
– И они так же считают, что Каркушин виноват. Предполагаю, чиновник действовал в корыстных интересах.
– Чтоб чиновник и в корыстных интересах?
– Сам удивляюсь, возможно, что-то напутали. На месте проверим. Где их носит?.. – советник выглянул в окно, во дворе тихо.
– По какому принципу подбирали? – успокоившись, поинтересовался начальник.
– У двоих уже есть опыт, их в первую очередь. Троих из инкубатора по принципу жребия, исключён любой субъективный фактор.
– Там, кажется, ещё был кто-то в прежнюю поездку?
– Садовник, бывший отлученный от дел, любимчик нашего бывшего, он-то его и отлучил, – подтвердил советник. – Неустойчив, не может работать в команде. Слишком судьбоносная миссия.
– Кто сказал, что миссия будет на нём?.. – возразил новый начальник. – Неустойчив должен быть там, где неустойчиво, тем более, если его бывший отлучил…
Вошла пятерка избранных: трое из инкубатора, двое известных ранее – юный чиновник, получивший во время прошлой командировки особые полномочия, и полный чиновник, которого этих полномочий лишили. Инкубаторские, начинающие новый цикл, выглядели одинаково – с одинаковыми улыбками, одинаковыми прическами, почти одинаковыми чертами лица, соглашались на всё они тоже одинаково.
– Дам вам имена, – осмотрев прибывших, решил начальник. – Вам троим, инкубаторским – Саша, Серёжа, ты будешь Семён. Запомните и не перепутайте! Правильно, Семён, можешь ещё и записать, для надёжности. Ну, а вы двое, ты помоложе будешь Клим, постарше Константин. Напомните, у кого из вас в прошлую командировку были особые полномочия? – руки вытянули оба. – Ясно, один из вас был незаслуженно отстранен предыдущим начальством. Кто из вас потом был старшим группы, пусть и в этот раз будет старшим, но в этот раз все станут старшими советниками и всем достанутся особые полномочия! Чего скупиться на должности? Готовьте дырки для звездочек, там ваши звездочки всё равно никто не увидит.
Новый начальник Канцелярии задумался, подошел к скелетам доисторических животных:
– Кто знает, как называется увлечение, когда делают чучела?
– Таксидермист, – поспешил ответить советник. – Но для чучела нужно иметь шкуры, а не кости.
– Были бы кости, – махнул рукой начальник, вернувшись прошёлся мимо посланников: – Возможно, вы не самые талантливые и не самые способные, любой мог бы оказаться на вашем месте, но оказались именно вы, поэтому все лавры достанутся вам. Что ты там постоянно записываешь? – поинтересовался начальник у Семёна.
– Всё, что узнаю, записываю, – смутился тот, – всё новое записываю, веду дневник.
– «Веду дневник», – проворчал Константин. – Всё записывает. Для него всё новое. Больше внимания уделяет дневнику, чем всему остальному, – Константин попытался заглянуть в дневник.
– Всё тайное когда-нибудь станет явным, – улыбнулся на движение Константина начальник. – Творческая личность! Случается и среди инкубаторских, небольшой процент, но случается. Зачем-то значит нужно. Роскошь, от него может быть неожиданная польза. Перед отправкой с вами будет проведён инструктаж. Ничего нового скорее всего не узнаете, но хоть что-то.
6
Судебное заседание продолжалось.
– Этот ваш Каркушин не просто вор, он ещё и злостный вредитель! – заключил обвинитель.
– Протестую! Сейчас не тридцатые годы! – заявил протест государственный защитник.
– Протест принят! Сейчас еще только эээ… десятые! – согласилась судья.
– Мутные десятые, были лихие девяностые стали мутные десятые, – выкрикнули из зала.
– Попрошу тишину, умники! Продолжайте, – сухо кивнула судья.
– Так вот, обвиняемый поднял руку на имущество существа более слабого, не способного дать сдачи!
– Протестую! – заявил защитник. – Нельзя основывать обвинение на показаниях одного полицейского, пусть даже при исполнении.
– Один полицейский двух свидетелей стоит, протест отклонен, – ответила судья, – продолжайте.
– Не должно быть даже намека на попрание чьих-либо прав! – кивнул обвинитель. – Тем более покушаться на имущество более слабых. Посмотрите на это… на это беззащитное существо. Все её крики, угрозы, мольбы о помощи от беззащитности. Разве сжатые от отчаяния кулачки могут говорить об обратном? Так могут вести себя только дети. И что делает этот Каркушин? Он сначала пытается отобрать у ребенка машинку, а потом на глазах ребёнка эту игрушку разбивает, совершает преступление не только в отношении подзащитной, но и в отношении того, кто ей этот подарок сделал! Растоптаны чувства, попраны… попрано всё, ваша честь. И в этом плане обвиняемому нет оправдания. Чтоб другим неповадно было, в назидание… в общем, по полной, иначе не поймут.
– Почему я должен выступать «в назидание» другим? Крайним хотите сделать? – возмутился Каркушин. – И вообще, не так всё было.
– Подсудимый, вам слово не давали, – перебила судья. – Есть что добавить защите?
– Самый заурядный случай, самый заурядный обвиняемый. Не стоит такой заурядный случай возводить в ранг «попрания прав», не тянет мой подзащитный на сакральную жертву, – пожал плечами защитник.
– Попросил бы без оскорблений. «Среднестатистический», «заурядный», умеете вы мотивировать, – проворчал Каркушин.
– Подсудимый, вам слово не давали, – осадила судья. – Тюрьма будет вас мотивировать. Подведём итог. Свидетели утверждают, обвиняемый был за рулем во время аварии. Налицо попытка угона, при отягчающих обстоятельствах, с алкогольным опьянением!
– Семь лет как минимум, – кивнул обвинитель.
– Подсудимый, разбирает любопытство узнать, зачем? – развела руками судья.
– Не помню, девушка понравилась… Поначалу. Кажись, – растерявшись, предположил Кирилл.
– Девушка или машина? – уточнил обвинитель.
– И то и другое, чего теряться-то! – выкрикнули из зала.
– Не помню, не в себе был, – растерялся Кирилл.
– Колдунья попутала, – побледнев, выдохнула София Фёдоровна, – со своей куклой и зеркалом. В тот момент всё и случилось. Не надо было к ней заходить.
– У вас что раздвоение личности, «не в себе был»? – удивилась судья.
– Настаиваю на психиатрическом обследовании!.. – обрадовался защитник. – Появилась необходимость убедиться в психическом здоровье обвиняемого, вы ж, видите.
– Не надо никаких обследований! – взмолился Кирилл. – Не хочу больше в психушку.
– Что значит «не хочу больше», вы что, там уже были?! – удивилась судья.
– Да, то есть не знаю… не уверен, может быть…
– Что?! Заседание суда откладывается до прояснения новых обстоятельств! – заключила судья.
– Чем больше живу, тем больше поражаюсь! – расширила взгляд София Фёдоровна. – Когда это он успел?..
– Мам, я уже ничему не поражаюсь, – ответила Аня.
– Как я тебя понимаю!
– Что значит «заседание откладывается»? – вспыхнула потерпевшая. – Я не могу себе больше позволить рассиживаться здесь с вами, моё время слишком дорого, чтобы тратить его на какого-то алкоголика. Вы ж обещали!.. Вам что, мало платят?
– Кто ж знал про психушку? – развел руками представитель обвинения. – Против психушки мы почти бессильны.
– Значит, психам можно всё, а мне… а моя любимая машина…
– Надо ещё определить, что он псих.
– Кто будет определять?
– Комиссия, специальная медицинская комиссия. Могу вас заверить, ещё неизвестно, что лучше: тюремное отделение дурдома или тюрьма. Его судьба от него больше не зависит.
– Она и так от него не зависит!.. А от кого зависит?
– Я и говорю… От нас, только от нас. И от судебной комиссии.
– Он не выйдет оттуда!..
7
И снова машина с решетками, теперь уже с двумя охранниками.
После ночных кошмаров и судебного заседания Кирилл отключился, под гулкую монотонную работу механизмов сладко уснул. Когда сделалось тихо, распахнул глаза. Никого. Задняя зарешёченная дверь раскрыта. Жужжание мух да дуновение ветра.
В проём двери осторожно просунулись два существа. Одно в рваной поношенной одежде с дырявым зонтиком; другое в тунике защитного цвета, в очках с толстыми линзами, со связкой ключей, которой, наверное, и открыли дверь.
– Садимся? – спросило одно существо у другого, поставив в проём чемодан.
– Не нравится мне здесь, – скривилось существо в обносках.
– Тогда теперь твоя очередь нести чемодан. Руки отваливаются.
– Не отвалились же.
– Эй, вы кто? Сюда нельзя!.. – замахал руками Кирилл.
– Смотри и он здесь! Сразу как-то не заметила. Ты заметила?
– Нет, конечно! У меня от такой свободы до сих пор голова кружится.
– Давай представимся, раз нас не узнали.
– Кто первым? Я?
– Нет, я!.. Мне по статусу положено, в кои-то веки со жребием повезло.
– Думаешь, это везение? – скривилась существо в тунике.
– Подеритесь ещё, – наблюдая за поведением парочки, усмехнулся Кирилл.
– Не перебивай!.. Хорошо, представляйся, больно надо.
– Сейчас только одежду расправлю, – существо в обносках разгладило лохмотья, гордо подняло подбородок, выставило ногу вперед. – Значит так: у меня, конечно, много имен, но больше всего мне нравится, когда меня зовут – свобода!
– Ничего себе кликуха, да?.. Всё?.. – усмехнулось существо в тунике, в нетерпении отодвинув подругу.
– Всё, – расстроилось существо в обносках. – Паузу надо было выдержать. Помешала.
– Потом выдержишь. Навыдерживаешься ещё. Теперь моя очередь!.. Не хочешь угадать с первого раза, как меня зовут?
Кирилл пожал плечами.
– Вообще-то меня тоже могут звать по-разному. Из последних мне больше нравится – дорожная карта! Не удивлюсь, если завтра кто-то из новых спонсоров даст другое имя.
– Тирания? Уголовный кодекс? – попытался предположить Кирилл.
– Странный человек, любое сказанное им слово, ему же во вред, – пожала плечами назвавшаяся дорожной картой.
– Ему, действительно, лучше молчать, – согласилась назвавшаяся свободой.
– Тогда, может… «демократия»? – попробовал реабилитироваться Кирилл.
– Демократия как и любовь – два понятия, которые постоянно с чем-то путают. А потом, эти понятия чаще всего используют для оправданий, неустойчивые понятия, – отмахнулась дорожная карта.
– Серьезно? – удивилась свобода.
– Не знала? Настоящая демократия может быть только в Америке, как настоящий коньяк только во Франции. Всё остальное они не признают.
– А он знает, нет?
– Знают избранные.
– Я б тебя ни с чем не спутала, тебя ни с чем спутать невозможно.
– Это рядом с тобой невозможно!..
– Мои слова потому мне во вред, потому что каждый в них пытается увидеть свой смысл, а не мой, – попытался вставить своё слово Кирилл. – Загоняют людей в рамки.
– Без рамок нельзя! – сообщила дорожная карта. – Вот представь – вода в сосуде. Если сосуд удалить, вода выльется и испарится.
– Или просочится в землю! – подтвердила свобода.
– Ну, или-или. Так же и с остальным.
– Круговорот воды в природе.
– Конечно, человека нужно судить по законам, которые он сам для себя создал, в идеале, но многие из вас несовершенны, поэтому законы создают для всех сразу скопом. Зачем париться? По законам, которые человек сам для себя создал, судят только избранных, чаще всего художников.
– И то не всех. Когда те становятся национальным достоянием, чаще всего, когда этих художников уже нет в живых.
– И даже судят не их, а их произведения.
– Да, но судят-то те, кто ставит себя выше закона, – возразил Кирилл, – загоняют людей в рамки и судят. Поэтому невиновный, то есть я, в их глазах становится виновным, и любые доказательства обратного бесполезны.
– Вот это несправедливо, согласна! – подтвердила свобода.
– Время рассудит, – махнула рукой дорожная карта. – Хватит философствовать! От философии становится скучно, сразу хочется зрелищ.
– И хлеба!
– Зрелищ и хлеба!
– Хлеба и зрелищ!
И оба существа стали прыгать, приплясывать, хлопать друг друга в ладони. Кирилла огорчился, начав играть, парочка перестала обращать на него внимание.
– Время – это секунды, минуты, года. Не хочу превращать время, жизнь в судилище. Хочу просто жить, а не выяснять отношения с разными там обвинителями, судьями, адвокатами, разбирающими мою жизнь по косточкам, считающим, что они и есть высшая инстанция, а я лишь пустое место, которое можно перемещать туда-сюда, куда захочется, и даже, может быть, вообще удалить. «Время рассудит». Не рассудит! Время вообще не судит, время отсеивает лишнее. Оставили бы меня в покое, дали бы пожить, как хочу.
– Во, завернул! – восхитилась дорожная карта.
– И как же ты хочешь пожить? – поинтересовалась свобода.
– Ну, не хуже других, – ответил Кирилл.
– Ты и так живешь не хуже других, что тебе ещё надо?
– Хочу, чтоб меня не трогали!
– Иммунитета не хватит выставить такую защиту! – ответила дорожная карта. – Вот вы все кричите о свободе, что вас ограничивают и так далее, и даже не осознаёте, что сами понятия «жизнь» и «свобода» появляются там, где есть ограничения, на границах этих ограничений. Полная свобода, отсутствие правил и ограничений делают любую жизнь практически бессмысленной, – заключила дорожная карта и красноречиво посмотрела в сторону своей спутницы.
– Ну чё, пойдешь с нами? – спросила у Кирилла свобода.
– Куда?
– На свободу, чудак-человек. Струсил? Внушают себе, что тот, кто посадил, тот и должен освобождать. Тот да не тот, никто никому ничего не должен.
– Ничего я не струсил. Просто… я уйду, а проблема останется. Меня будут разыскивать, доставать близких. Надо сначала решить проблему, чтоб она не создала новых проблем, а не бежать от неё.
– Как ты её собираешься решить?
– Ты и проблему забери с собой, – предложила свобода.
– Ты чё, зачем нам лишние проблемы? – толкнула подругу дорожная карта.
– Не надо? А если его лишат свободы? Вон уже частично лишили. Слушай, если пойдешь с нами, это не значит, что ты струсил и совершил побег, ты просто уйдешь и забудешь о своей проблеме.
– Поменяешь имя! Вот как мы, меняем имя как перчатки.
– Ничего я не хочу менять, хочу решить свою проблему и добиться справедливости!
– Где ты её видел, эту справедливость? – удивилась дорожная карта и в сторону подруги: – Не видела, нет?