Чвак

– Никому не уходить. Я ща.

Когда дробный стук каблуков по каменной плитке стих в отдалении, неизвестный герой с задней парты констатировал:

– Слышь, народ, походу мы тут первые, кто этот Устав вообще читать пытался.

Ему никто не ответил.

Все спали.

Следующее утро было первым за десять лет, которое вместо пожарной тревоги услышало из громкоговорителей гимн . Гимн Бангладеша.

КАТАРСИС

Директор грустно смотрел на жизнь. И чем чаще он переводил взгляд с частной жизни на общественную, тем грустнее становились обе. Даже недавняя неожиданная блестящая операция по перебросу нелегальных мигрантов из Омска в Таджикистан без их ведома не смогла остановить оскудение финансов, которые в последние дни не только все наглее разучивали какой-то романс Алябьева, но и при этом стали потихоньку вращаться c хлюпаньем по часовой стрелке.

Созерцание жизни прервали стук в дверь и голова секретаря Наденьки.

– Виссарион Давыдыч,тут вам пакет из МИДа.

Директор солидно принял пакет, сорвал прозрачный целлофан упаковки, пробежал глазами по строчкам. Потом сел в кресло, развернулся к настольной лампе и пыхнул трубкой.

Курсант Воплин устало оперся о лом, вытер пот со лба и окинул прищуренным взглядом нестройный частокол на месте будущего забора .

Частокола было удручающе мало.

Юноша перевел взгляд на окружающий его пейзаж. Солнце, нервно озираясь по сторонам, с материнской суетливостью собирало разбросанные по мирозданию лучи света и прятало их за черную громаду облаков. Резко дунул ветерок и прилепил на кусочек горячего влажного озона мокрую прядь волос ко лбу юноши. Буря с ливнем и грозой стремительно приближалась.

Но не так стремительно, как приближался преподаватель строевой подготовки подполковник Зинько.

Увенчанный уставной фуражкой колобчатый торс на резвых уставных черных туфлях вылетел из кирпичного корпуса кафедры военного дела и понесся по кратчайшей прямой к плацу, пронзая навылет стайки курсантов и газоны. Серо-зеленая шаровая молния с неумолимостью обратного отсчета летела в эпицентр плаца, где находились раздолбанный ломом асфальт, свежевоткнутый остов забора и – самое неприятное для курсанта Воплина – сам курсант Воплин. В считанные секунды подполковник Зинько пересек свежую известковую разметку плаца и разверз уста. В устах колыхались неизмеримые хляби.

– Товарищ подполковник! Вам директор запретил при студентах материться. – Кротко, без боя отдал честь юноша.

Подстреленный на взлете товарищ подполковник замер. Его открытый рот заглатывал воздух в поисках нужных слов – и не находил.

-…… МАТЕРИ! – наконец выпалил он.

– Инспектор приказал. Строим интернет! – четко и весело доложил курсант.

Хляби опять титанически заколыхались.

-….. ИНТЕРНЕТ! – багрово полыхнул конец беззвучного фейерверка.

Воплин отдал вторую честь.

– Из министерства образования пришел приказ – провести интернет. Проект на торги выставляли, по проекту кабель надо вести по забору. А забора нет.Вот, инспектор приказал поставить.

-…………………………………….НА ПЛАЦУ!

– Товарищ подполковник, я тут ни при чем. В минобре план академии видимо пятилетней давности. Тогда плаца еще не было, тут забор был.

Шаровая молния не выдержала и взорвалась.

Оглохший Воплин, абстрагированный контузией от действительности, безучастно смотрел, как подполковник Зинько отнял у него лом,сломал об свою коленку и зафундолил обломки в чердак прачечной, а потом, покачиваясь и ускоряясь, полетел к административному корпусу. Второй взрыв раздался уже из окон кабинета директора. За взрывом последовала буйная но совершенно невнятная дискуссия.

Воплин пожал плечами и присел на газон.

Без лома было хорошо. Намного лучше чем с ломом. Сидя на свежей травке и с наслаждением прислушиваясь к прикосновениям первых легких капель майского дождя, Воплин ждал ужина. Поломка лома бесповоротно завершила его посильный вклад в интеграцию высоких технологий с образовательным процессом .

И тут из административного корпуса опять показались две фигуры. На этот раз молниезрачного подполковника Зинько на его баллистической траектории к плацу сопровождала Черная Смерть – секретарша директора. У Воплина засосало под ложечкой. Что бы ни понадобилось Наденьке на плацу, это не предвещало ничего хорошего. Особенно ничего хорошего не предвещало то, что юноша даже не мог вообразить, чего ей могло здесь понадобиться.

При приближении двух фигур он приподнялся с газона.

– По приказу инспекто…

– МОЛЧАТЬ! – треснутым конденсатором разрядился подполковник.

Воплин заткнулся и молча созерцал, как Черная Смерть внимательно разглядывает недоношенный скелет забора.

– Хм а эти крючки на трубы кто делал? – поинтересовалась внезапно Наденька.

– Это анкера. – Неуверенно Воплин -. Чтоб полотно забора крепить.

Черная смерть довольно хмыкнула.

– Молодец. Разбираешься. Пошли со мной.

По пути к директору Воплина подложечку засосало уже практически целиком. В его голове вихрем проносились самые разнообразные предположения – от отчисления с треском до награждения орденом скромной степени за заслуги перед отечеством. Но действительность превзошла самые смелые фантазии.

– Вот, я нашла спеца по закорючкам. – Довольно доложила Наденька спинке кресла и ушла, тихо закрыв дверь.

Кресло медленно развернулось. Перед Воплиным явился задумчивый лик директора. Десница его держала какую-то книжицу.

– Ну-ка, паренек, подойди сюда, давай, смелее. – Добродушно сказал директор.

Воплин подошел и взял бумагу в руки. Она была испещрена тысячей каких-то иероглифов, в которых сам диавол сломал бы очки.

– Переводи.

Курсант положил ее обратно на стол.

– Никак не могу, Виссарион Давыдыч. Это какой-то неизвестный язык.

– А Надюша сказала что ты спец по закорючкам. Безответственный подход с твоей стороны, товарищ курсант. Зачем вводишь в заблуждение такую девушку и общественность вообще. Стеснительность в тяжелое для Академии время я расцениваю как саботаж.

– Так Виссарион Давыдыч, я честное слово в восточных языках не бум бум.

Директор вздохнул.

– Посмотри еще раз, может быть что-то поймешь.

Воплин уныло вперился взглядом в терновник китайской грамоты.

– Вот, эта штука похожа на талреп, но я не могу сказать, какой номер.

Директор опять тяжко вздохнул.

– Ладно. Присядь.

Воплин очень осторожно присел .

Пальцы директора энергично завихрились на каноничном дисковом циферблате лампового телефона. Послышался короткий гудок и далекое неторопливое мужское «аллёо?»

– Вано, здорово, как жизнь, это Сода. Узнал?..Гхагха… Да , уж лет двадцать … Ты, я слышал, сейчас в МГИМО ? Братская помощь нужна. Тут пришла бумага сверху, нужны спецы по закорючкам. А то наши – директор иронично хмыкнул на Воплина усом – не могут в ней разобраться… Что за закорючки? Всякие. Что значит не можешь помочь? Ты же даже не пытался. У вас что, нет спецов по закорючкам? Ну давай я продиктую, может ты узнаешь. Слева гэ – Гриша. Сверху ка- Константин. Между ними Л-Люд.…

Трубка обидно запипикала короткими гудками.

Некоторое время директор и Воплин глядели друг на друга в тишине.

– Хм. – Наконец сказал директор. – Ну, как говорил маршал товарищ Блюхер, пришла пора плана Б. Осталось только его придумать.

Он нажал на кнопку селектора.

– Надюш, дочка, Дисциплинарный Комитет ко мне. Срочно. Да, всех троих.

Директор откинулся в кресле, Воплин поднял руку.

– Виссарион Давыдыч,а мне можно идти?

– Пока сиди. Ты наша последняя надежда. Если ничего не поймем, доложим наверх о саботаже, кого-то надо будет расстрелять.

Юноша взгрустнул и поник на диванчике. Быть последней надеждой директора он не любил. Хотя случаев расстрела надежды в Академии еще не было.

Ожидание закончило тянуться одновременно долгожданно и неожиданно.

Дверь распахнулась и в кабинете выросли три фигуры, окутанные ледяной аурой и неприязнью. Высокий блондин в сером пальто с наглой физиономией и резкой фамилией Чётский стоеросовой дылдой вздымался над двумя комитетчиками. Это был глава Дисциплинарного Комитета Слева в его тени хрустела чьей-то косточкой знакомая всему первому курсу – преимущественно, до боли –первый зам Ветрова, а слева от него профессионально глухо не отсвечивал курсант Громов. Справа от Чётского не было никого, потому что реакция у него была молниеносная, но непредсказуемая.

– По вашему приказанию…– запечатал было вслух Чётский, но директор махнул пальцами и тот мгновенно отключил звук.

– Товарищи бойцы. – Веско сказал Директор.– Руководство страны поставило перед нашей организацией сложную, но ответственную задачу, от которой зависит будущее не только Академии, но и всего отечества.

– РВАТЬ И МЕТАТЬ! – рявкнула Ветрова.

– Подробности приказа в совершенно секретном документе. Разглашению не подлежит.Прошу ознакомиться.

Чётский подошел к столу, перевернул листок брошюры и с минуту изучал на свет иероглифическую дребедень.

– Вам все понятно?

– Так точно. Разрешите выполнять?

– Разрешаю. Срок завтра до полудня.

– ЕСТЬ! – рявкнула Ветрова.

Тройка Дисциплинарного Комитета рванула под козырек, привычно перевыполнила поворот на 180 процентов и вычеканила шагом из кабинета.

– Видите, курсант , как надо работать? – с отеческой укоризной пыхнул трубкой директор, присаживаясь в кресло. – Учитесь, пока есть возможность.

– Они же ничо не поняли. – Уверенно предположил юноша.

– Приказы, курсант, не понимаются. Приказы выполняются.

– Но как они его выполнят, если ничо не поняли?

Директор откинулся на спинку кресла и примял табачок в трубке.

– Если бы Наполеон думал о том, поймет ли каждый боец гвардии его приказы, он никогда бы не выиграл битву при Ватерлоо. Вы свободны, товарищ Воплин.

Трубка скупо указала курсанту на дверь.

Воплин не веря своему счастью, встал и чуть не на цыпочках вылетел на свободу .

Ложечка выплюнула его целым и невредимым. На горизонте сверкнула молния.

– Макс. А Макс? – Курсант Громов весело болтал ногой на стуле. – А как мы будем выполнять приказ, если нихрена не поняли?

Тройка сидела за уютным столом в кафе Саранчанска, пластиковую крышу которого поливал собой веселый ливень. Чётский закинул ногу на соседний стол и под испуганным взглядом официантки выбирал себе пивко.

– Учу вас идиотов, учу, а толку никакого. Мне, пожалуйста, «номер семь» темное – Чётский с подчеркнутой вежливостью передал подрагивающей поджилками девушке папку и поправил кобуру на поясе. – Нет приказа проще непонятного. Если никто не знает что надо делать, то ты можешь делать все что угодно или не делать вообще ничего.

– Но если директор спросит…

– И что он спросит, если сам ничего не понимает? В таких случаях результативность выполнения приказа оценивается исключительно по …

– ПО БАШКЕ! –рявкнула Ветрова так, что официантка машинально положила в счет для Комитета чаевые от заведения.

– По бравому виду и четкости доклада. А с этим у нас проблем никогда не было.

– Но мы же должны что-то говорить с бравым видом. И чо мы будем говорить?

– Господи, да ничего мы не будем говорить. Скажем, что приказ выполнен, результаты отправлены в Центр по спецканалу, дело сдано в архив. Приказ совершенно секретный, ты сам посмотри – директор пять штампов с перепугу шлепнул. Его даже с архива раньше чем через двести лет не выпустят. Так что до завтра мы свободны как ветер.

– Макс, ты гений! – Громов помахал рукой – Девушка, мне тоже пиво!

– РЕЗАТЬ! – рявкнула Ветрова.

Официантка вздрогнула,и перед Дисциплинарным Комитетом мгновенно кроме пива появилась пицца за счет заведения.

– Слушайте… – предложил Громов, вгрызаясь в салями с помидором зубами. – А давайте просто для смеха попробуем узнать, что тут написано. Все равно нам делать нефиг. Это сто пудово японский, я знаю, в детстве аниме два раза болел. У меня тут есть знакомый даббер, он переводит с чириканья на субтитры, он точно прочитает.

Чётский неторопливо отхлебнул из пивного бокала, и задумчиво поиграл глотком на зубах. В его холодном чистом взгляде мягко заколебалась неуверенность.

– МНОГО ЗНАЮТ ТОЛЬКО ИДИОТЫ! – рявкнула Ветрова.

Чётский сделал еще один глоток.

– Она права. Если мы это прочитаем , нам придется это выполнять. Еще Соломон говорил : «Во многом знании многая работа.»

– А мы никому не скажем, что мы прочитали. И вообще, вдруг там что-то классное написано.

Чётский махом допил остатки и со стуком поставил стакан на стол. Его взгляд блеснул зеркальной гладью январского Байкала.

– А пошли. Повеселимся.

Дверь в кабинет директора робко приоткрылась. Черная Смерть Наденька была традиционно бледна, но сейчас по ее тонким губам зачем-то хромала кривая улыбка.

– Виссарион Давыдыч, простите пожалуйста, я очень извиняюсь, тут небольшая накладочка вышла…

Директор перестал скрипеть пером и удивленно повернул голову к двери.

– Я вам не тот пакет дала. Вот настоящий пакет из МИДа, а то была инструкция к моей стиральной машине.

Директор медленно приподнялся .

– Вот, пожалуйста, из МИДа . – Черная Смерть угодливо протянула ему пакет.

– К чертям МИД . У вас русский экземпляр инструкции есть?

– Да, – удивленно приподняла брови Наденька. – Сейчас принесу.

Дробные каблучки простучали по паркету туда-сюда.

Директор выхватил из ее рук брошюру и швырнул на стол под свет.

На развороте было написано черным по-белому: «Бескомпромиссное удаление загрязнений и бактерий – теперь и у вас дома»

–#$%@^&. – Тихо сказал директор.

Зефирка на первой проходной проснулся от отдаленного раската грома. Он встревожено прильнул глазами к щелочке в оконном стекле между наклеенных объявлений коменданта, разыскивающего должников спецодежды, достаточно безумных, чтобы в этом сознаться. Над серо-призрачной массой Саранчинска на горизонте вздымались далекие, но от этого не менее страшные струйки дыма. Зефирка выскочил на улицу. Порывистый ветер доносил из города вой сирен гражданской обороны . Зефирку окутало предчувствие какой-то большой беды, и он пошел досыпать.

Темные волны, нагнетаемые порывами жаркого влажного ветра гнали в притихшие окна корпусов пронзительные переливы – это включилась тревога уже в самой Академии. Когда вой сирен ненадолго стихал, стальной оцинкованный голос инструктора Могущеевой сообщал, что это боевая тревога, не учения, и всем курсантам ЧВАК в штатной экипировке выстроиться на плацу по подразделениям. Лестницы и коридоры сотрясали сотни мужественных ботинок,а бронежилеты, шлемы и подлокотники разлетались со стоек «дежурок» с быстротой исчезающей с общей сковородки жареной картошки.

Инструктор Могущеева посмотрела на часы. Уставные двадцать минут оповещения вышло. Она щелкнула тумблером, отчего сирена исчезла на взлете, и посмотрела сквозь стеклянную стену диспетчерской. Буйные порывы ветра гнали пыль и травинки по абсолютно пустому плацу.

Инструктор коротко раздраженно хмыкнула .

– Блин, ну каждый раз как малые дети. Ну вот зачем?! Ведь всех же найду. До единого. И так времени нет.

Воплин на этот раз хорошо подготовился. Он скрытно дышал в бронежилет в бочке от квашенной капусты в забытом администрацией подвале . Каска жестко упиралась в крышку, препятствуя несанкционированному Воплиным вскрытию бочки. Бочка дислоцировалась в самом паутинном темном углу и, судя по огромному слою пыли, к ней как минимум с основания Академии не притрагивались даже крысы. На всякий случай подвал был заперт изнутри, а единственный ключ от него надежно лежал в кармане Воплина. В ящике для картошки напротив нашли приют два незнакомых ему пятикурсника. Они подготовились еще лучше – если прислушаться, можно было услышать легонькое шлепание карт по деревянному дну, споры по поводу козырей и тихое ледяное дыхание над правом ухом Воплина.

Инструктор,проходя мимо подвала, послушала душераздирающие вопли, пересчитала их и пометила себе в блокнотике три галочки.

Алена Могущеева была как всегда ослепительна.

Но на этот раз больше фигурально чем буквально. Тяжелый бронежилет шестого класса надежно прятал буквальную ослепительность под прямоугольными затканенными пластинами. Даже роскошные волосы были полностью убраны под боевой шлем, отражающееся от которого солнце и попадало прямо в глаз вытянувшемуся по стойке «смирно» Воплину. Во все стороны от юноши расходились неподвижные ряды закованных в полную разгрузку курсантов . Кое у кого в шее все еще покачивались фирменные шприцы доктора Кадавров, которая белой призрачной фигурой неподвижно зияла слева за спиной ослепительного инструктора. Доктор осуществляла сбор курсантов крайне эффективными, но пока экспериментальными методами, не нашедшими еще признания в мировой военной медицине.

– Товарищи бойцы! – Бодро провозгласила Могущеева.

Стройные ряды молодецки звякнули неведомыми звякалками и ухнули что-то нечленораздельное, но героическое.

– В городе Саранчанске стихийное бедствие первого уровня. Мы немедленно выдвигаемся для эвакуации гражданских и ликвидации последствий.

– Инструктор я не могу! Вы мне ботинком ногу сломали! – дерзко выкрикнул Воплин.

– Это называется не нога, курсант Воплин. Эта штука спроектирована с расчетом выдерживать самый широкий спектр педагогических приемов. И ситуация такова, что нам потребуется каждый человек. В Саранчанске сейчас буйствует Дисциплинарный Комитет, которому дали не те приказы.

Некоторое время построение переваривало услышанное. Потом кто-то выкрикнул:

– А чо приказ не отменят?

– Приказ нельзя отменить. Никто не знает, что директор им приказал. Включая самого директора. Единственный способ остановить Дисциплинарный Комитет – это применение военной силы. Сейчас по отделениям грузимся на БТРы и выдвигаемся в Саранчанск. При обнаружении Дисциплинарного Комитета в огневой бой не вступать, докладываете через ротного и ждете подхода резервов . Еще вопросы?

Штурмовик справа от Воплина вскинул руку:

– Инструктор, а что такое БТР?

Девушка задумчиво посмотрела на ангар.

Бесконечная лента панически бибикающих автомашин на полосе из города резко контрастировала с совершенно пустой полосой шоссейного асфальта, ведущей в город.

– Папа, папа, смотри! – маленькая девочка на заднем сидении белого «хёндая» подпрыгнула и задергала кресло отца, который сосредоточенно пытался объехать безнадежно сломавшуюся фуру с картошкой. Мужчина бросил быстрый взгляд в окно.

Из-за пригорка пустой полосы показалась бегом группа бойцов в камуфляже с автоматами за спиной. Первый несся посредине, остальные бежали боком скрестным шагом по два лицом друг к другу. За второй группой шла вторая, затем третья. Через приоткрытое окошка «хёндая» мимо проносился рев моторов, мастерски выдуваемый легкими мехводов.

– Наконец-то, чваковцы. Проснулись. – Хмуро сказал отец. – на «броне», видать что-то серьезное.

Машину с ревом миновал последний «БТР», за которым во весь свой двухлошадиный опор пыхтел и подпрыгивал санитарный «пазик». В пазике сурово восседали Могущеева и доктор. Перед «пазиком» на бегу хромал и спотыкался несчастный Воплин. Его вопли «Пацаны, стойте, не бросайте меня с ними» заставлял всю колонну только ускориться.

– Доктор, отличная идея! – радостно перекрикивала Могущеева пазовское подпыхивание. – Никогда бы не подумала что прививкофобия может настолько ускорить маршевое движение на трассе. За пять минут до города домчали.

– Скажу как врач, тут большую роль играет качество прививочного материала и опытность медперсонала. – Зевнула доктор, переключая передачу. – Кстати, Могущеева, ты когда анатомию пересдашь? Мы ж тебя в инструкторы взяли только при условии что ты все колы исправишь.

– Да знаю я анатомию, доктор, это чисто фиктивная формальность. Мне тогда просто плохой вопрос попался.

– Могущеева,какая нафиг формальность, ты ж один единственный параграф из всего учебника удосужилась выучить. Ты хоть Воплина пожалей, как ты с ним жить собираешься с таким уровнем?

– Я как раз все нужное выучила. Бить можно везде кроме параграфа. КОЛОННА СТОЙ!!! – внезапно рявкнула инструктор в мегафон. – Я СКАЗАЛА СТОЙ! КОМАНДЫ ВРАССЫПНУЮ НЕ БЫЛО!

Курсанты, уже успевшие за полсекунды рассосаться в пришоссейных кустах, нехотя и опасливо снова сгрудились на асфальтовом полотне. Только Воплин энергично и целеустремленно продолжал ковылять к горизонту,темнеющему в разрыве туч за монументальной бетонной надписью «Добро пожаловать в Саранчанск».

– ВОПЛИН СТОЯТЬ! КУДА В АТАКУ БЕЗ КОМАНДЫ! – Инструктор сунула мегафон в бардачок, затем изящно и могуче спрыгнула с пазика «берцами» на асфальт. – ПЕРВАЯ РОТА ОТСТАВИТЬ АМУЛЕТЫ, ДОКТОР С НАМИ НЕ ИДЕТ!

– Суеверия неразрывны с медицинским невежеством– уныло констатировала доктор Кадавров, чихнула мотором и, развернувшись, укатила обратно по встречке.

Опустевший темный в пасмурных сумерках город угрожающе растопырил свои дома перед курсантами и стал медленно приближаться. Порывы ветра доносили обрывки воя сирены.

– Не люблю Саранчанск. – Тихо сказала инструктор, медленно продвигаясь по центру дороги с автоматом у плеча. – У них даже сирена тут какая-то мерзкая.

– Инструктор, это не сирена – уныло сказал Воплин, прикованный приказом инструктора к ее правому флангу – это, похоже, Ветрова воет.

Действительно,вой вдруг сменился жутким хохотом.

– Кажется, это со стороны мэрии. Да, с Ветровой будут проблемы. Добровольцы есть?

– Нашли дураков. – осмелился кто-то подать голос.-С Ветровой под «берсерком» может справиться только Зефирка под зачетом, а он сейчас в наряде спит.

Могущеева почесала шлем прикладом.

– Значит так. Ветрову я беру на себя. Остальные делятся на две команды .Команда А занимается курсантом Громовым, команда Б – Четским. В команду А входят все кроме Воплина, командир Пилипенко. Воплин назначается в команду Б. Командир Воплин.

– Инструктор, Четский же ему все кости переломает.– послышался сочувственный голос из мгновенно образовавшейся команды А.

– И я его потом буду с ложечки кормить . И везде-везде с собой возить. В колясочке…– Мечтательно пропела инструктор из-под шлема.

Курсант Воплин тяжко вздохнул, перекинул автомат через плечо и, провожаемый прощальными навсегда взглядами команды А , одиноко заковылял по проспекту в самую глубь территории, контролируемой сошедшим с приказа Дисциплинарным Комитетом.

На душе его пели фиалки. Так легко он от инструктора еще не отделывался.

-–

Площадь Свободы города Саранчанска была празднична и жутка одновременно. Проспект и улицы, пересекавшие площадь, со всех сторон был украшен кумачевыми транспарантами с бодрыми, но невменяемыми лозунгами. Транспаранты хлопали на ветру, лозунги извивались как запертые в клетке змеи. Воздушные шары, защитные ограждения, микрофоны, профессионально выставленные мощные столбы звуковых мониторов в сочетании с абсолютным безлюдьем создавали кошмарное ощущение наступившего светлого будущего.

Посреди этого великолепия на троне в центре площади неподвижно восседал Чётский. Почувствовав присутствие кого-то еще он приоткрыл глаза и окинул взглядом идеально чистый проспект, который был зачем-то замаран ковыляющей фигуркой в бронежилете и шлеме. Глава Дисциплинарного Комитета подождал, пока фигурка превратится в фигуру и негромко сказал:

– Вам меня уже не остановить – Бухнули в уши Воплину громкоговорители. – Мировой пожар чистоты уже запущен. И Саранчанск станет его историческим эпицентром.

Воплин молча пристегнул к карабину магазин.

– Этот приказ 029187647 изменил не только мою жизнь. Он изменит мироздание. Безсмертные слова о мягком отжиме после деликатного удаления грязи при пятидесяти градусах – будущее человечества. Только восприняв их всем сердцем, я понял что такое жить по-настоящему. Никакие приказы не вдохновляли меня так до сих пор. Сколько грязи, преступлений, порока терзают целые народы. Миру нужно лишь одно –деликатная стирка и мягкий отжим.

– Директор сказал, что это была ошибка, он отменяет приказ 029187647! – крикнул Воплин, досылая патрон в патронник.

– Разница между профаном и гением заключается в том, что для профана все на свете – случайность и ошибка. И только гений в причудливом переплетении событий может усмотреть не только законы человеческого бытия, но и свое великое предназначение.