Чвак

– Это спортзал – прошептал Воплин. – Вишь – большие окна. А тренерская здесь.

Пятна света забегали по глухой свежевыкрашенной стене.

Кроме окон спортзала других не было.

– Окна тоже замурованы. – Тихо сказал Зефирка. – Он обо всем позаботился.

– Пошли обратно в общагу. Я его заставлю заговорить. – и курсант подбросил в руке тяжелую учебную гранату Ф1.

Воплин распахнул дверь в комнату. Кровать была пуста . Только беспорядочно разбросанные простыни показывали, что здесь когда-то был привязан математик. Сам преподаватель сидел рядом на табуретке и нагло кипятил воду в личном чайнике Воплина.

– Ну как? – Ехидно поинтересовался препод.

Чайник щелкнул и выключился. Расул Гамзатович выключил воплинский чайник и достал пакетик воплинского чая

– Почему вы не сбежали? – поинтересовался курсант.

– Хотите совет? – вместо ответа спросил математик и стал лить воплинский кипяток в воплинскую чашку . – Бросьте это дело. Я сейчас попью чайку, чтобы нервишки успокоить, и мы все забудем это недоразумение. Поверьте, это в ваших интересах. – Расул Гамзатович сморщился и потер шишку на голове – А гранату верните на склад – вы совершенно не умеете ею пользоваться.

– Мы не боимся угроз- Гордо заявил Воплин и крепко сжал в руке учебную гранату Ф1.

– Я вам не угрожаю, курсант. Я советую. Все происходящее вас совершенно не касается. Поверьте, если вы будете рыть дальше, то ваша жизнь может перевернуться. Есть вещи, которые непосвященным лучше не знать. По крайней мере, раньше времени.

– Наше время уже настало. Мы прямо сейчас идем к директору и все рассказываем.

– К директору?

Математик печально улыбнулся, отхлебнул из кружки и опять сел на табуретку. Второй рукой он вытащил из кармана маленький ключик.

– В стене возле ангара есть маленькая железная дверь заляпанная краской. Это ключ от нее. За ней будет коридор. Он ведет в тренерскую. Которую я замуровал своими руками именно для того, чтобы спасти вас, молодых неопытных людей, от ужасов реальности. Если хотите, откройте ее и посмотрите. Но я вас предупреждаю – как только вы переступите порог замурованной комнаты, ваш мир никогда уже не станет прежним .

Воплин недоверчиво посмотрел на преподавателя, потом осторожно, словно боясь укуса, протянул руку . Математик положил в протянутую ладонь ключ и демонстративно повернулся на табурете к окну, всем своим видом говоря: «Все что мог, я сделал».

Воплин взглянул на ключ. Он был маленький, острый и холодный.

До отбоя оставался только час, и они еще потеряли много времени в попытках найти ту самую маленькую железную дверь. Оказалась она не столько маленькой и железной, сколько ржавой. Вокруг стояла мертвая тишь, даже листья на деревьях не шевелились. Все было погружено в ночь, только тусклыми далекими звездочками прорезались лампы дежурного освещения корпусов и периметра.

Воплин осторожно сунул ключик в небольшой замок, вделанный в ржавчину на уровне бедер. Маленькая дверца с отвратительным скрежетом отвалилась под его ладонью во тьму. Из провала вырвалось стылое удушье и мгновенно окутало курсантов, так что Зефирка даже закашлялся.

Они переглянулись еще раз, пригнулись и решительно двинулись внутрь. Затхлая тьма в долю секунды проглотила их вместе с фонариками. Наступили безмолвие и покой.

Прошло около пяти минут, как во всеобщей тишине из жерла тренерской раздался неистовый душераздирающий вопль. Узкий коридор и многократное эхо исказили звук, но это был совершенно однозначно крик Воплина.

И снова минут на десять наступила тишина. Потом снова раздался еще более отчаянный крик, в котором соединилось все – ужас, страдание, отчаяние, безнадежность. Послышался топот ботинок по бетонному полу. И из черного дверного проема, шатаясь появилась фигура. Курсант, спотыкаясь и падая, дополз до тополя и оперся о ствол. Потом он судорожно вытащил из кармана блокнот, вырвал лист, ободрал с тополя еще несколько листочков, дрожащими пальцами свернул из них цигарку и чиркнул спичкой.

В мертвом воздухе послышался легкий аромат осени.

И тут раздался хохот.

Сначала тихий, он все усиливался и усиливался.

В проеме появился второй курсант .Он согнулся пополам и, не переставая смеяться, заспотыкался в сторону Воплина.

Тот швырнул цигарку на землю.

– Зефирка, а ты чего ржешь? – возмущенно заорал Воплин. – Я, блин, поседел лет на двадцать!

Зефирка привалился к стволу тополя рядом с ним и продолжал хохотать.

– Зефирка, хватит уже! Зефирка?!

Воплин чиркнул спичкой. На мгновение пламя высветило его осунувшееся и посеревшее лицо. Он с нарастающим ужасом смотрел, как Зефирка хохочет, не останавливаясь и уставив широко раскрытые глаза в невидимое небо.

…

Тренерская комната была пуста. Несколько шкафов слева когда-то вмещали в себя наградные листы, сдутые мячи, юниорский кубок и пожухлую фотографию президента на татами. Из всего этого сохранилось только фотогеничное татами. Справа была пустая стена с окном, наглухо заложенным снаружи кирпичом, что в свете фонарей выглядело пронзительно и жутко.

– А где трупы? – радостно осведомился Зефирка.

Воплин тяжко вздохнул.

– Зефирка, давай сейчас не будем про трупы?

Фонарики снова пробежали по полу и потолку. Ничего.

Посредине пустой тренерской стоял пустой стол, покрытый старинным слоем пыли. Воплин еще раз чиркнул по нему светом.

– Зефирка, смотри, там в пыли что-то лежит. Покарауль вход,чтобы не было неожиданностей. я посмотрю что-там.

Воплин осторожно двинулся к столу. Стол приближался к нему в тишине и мраке с жуткой торжественностью. Ладонь курсанта осторожно смахнула в сторону слой пыли. Перед ним лежала папка. На папке была наклейка

«Министерство образования Российской Федерации» МОУ «Детский сад компенсирующего типа «Солнышко»

Отдел физкультуры и спорта

Личные дела (физруки).

Воплин открыл обложку и издал свой первый неистовый вопль ужаса.

На него со старой пожухлой страницы смотрела вклеенная фотография моложавого Директора

Поперек личного дела шла корявая надпись красной ручкой «пропал 12 сентября 1997 года».

Воплин, бледный как смерть, судорожно перелистнул файл. На него с чуть менее пожухлой страницы смотрела вклеенная фотография доцента кафедры физмата. Поперек личного дела шла корявая надпись красной ручкой «пропал 5 апреля 1999 года». Курсант принялся лихорадочно перелистывать папку. Фотографии замелькали перед его глазами, оледеневая его кровь и поднимая дыбом волоски на его коже. Профессор баллистики, преподы по тактике, топографии, даже Наина Максимовна с кафедры русского языка – все были здесь, и у каждого поперек личного дела шла кровавая надпись «Пропал…», «пропал…» «пропал….» Наконец, Воплин перелистнул последний файл. В конце папки без всякой защиты лежал маленькая бумажка . Воплин пробежал ее глазами.

Страшное открытие поразило его мозг, как разряд молнии, он не выдержал и закричал второй раз.

– Серега – испуганно спросил Зефирка, стоявший у входа на карауле. – Ты чо так орешь, я прямо испугался. Что там такое?

Воплин повернул к нему посеревшее лицо мертвеца.

– Пошли отсюда.

– Дай я тоже посмотрю, мне тоже интересно.

– Зефирка, пожалуйста, не смотри. Честно, я…

У курсанта все поплыло перед глазами. Он зашатался и, задевая стены локтями и руками, бросился наружу. Зефирка с удивлением посветил ему вслед фонариком, затем повернулся к столу.

– Зефирка, прекрати уже хохотать, меня аж холодный пот прошиб .

– Серег, ой я не могу, директор …ГГГГГГАААААХААХА ДИРЕКТОР! Физрук! Они все физруки! А помнишь, Ильич, когда Линчукова забыла формулу нитроглицерина, она стоит, вверх смотрит, думает, а он подходит такой и говорит – «Вам помочь, барышня?» а она ему кивает, и он ее взял и за талию посадил вверх типа она не достает до доски? все тогда ржали, думали, классно пошутил.

Воплин и Зефирка серьезно переглянулись.

– А он не шутил! Он просто физрук!

Оба курсанта захохотали.

– Ой, я щас сдохну. Серег, как мне это забыть?

– А Гамзатыч нас предупреждал, не смотрите.

– А ты название на обложке читал?

– Ага, мы, оказывается,по бумагам не военная академия,а детский садик «Солнышко»!

– Коррекционный! Для имбециллов!

Новый взрыв хохота сотряс предотбойную ночь.

– А чо ты там в конце то опять заорал? Я прям действительно испугался, думал что-то страшное. А там не было ничего.

Воплин резко прекратил смеяться. Дрожащими пальцами он выдрал из блокнота второй листок и сорвал еще три листика с тополя.

– Ничего . Обычный бланк.

Воплин нервно затянулся. У Зефирки смех тоже внезапно прошел.

– Так, Серега, чо за бланк?

– Пойдем наверное, спать. Уже отбой сейчас.

– СЕРЕГА. ЧО БЛИН ЗА БЛАНК?!

– Зефирка, поверь мне, тебе лучше не знать.

– ВОПЛИН! ЧО БЛИН ЗА БЛАНК Я ТЕБЯ СПРАШИВАЮ!

Курсант вздохнул, вынул из блокнота сложенный вдвое листок и протянул товарищу.

Тот схватил его, быстро развернул и пробежал глазами.

Курсант Громов на первой проходной , лежа на столе, вздрогнул от очередного крика ужаса, раскатившегося из ночи по окрестностям и посильнее надвинул подушку на голову. «Чо эти идиоты разорались на ночь глядя! Тут же люди спят!».

– Серега, дай затянуться – дрожащим грустным голосом попросил Зефирка. В свете чиркнувшей спички его лицо теперь только шириной выражения отличалось от воплинского. Тот молча сунул ему тополиную самокрутку. Зефирка вдохнул дыма и закашлялся.

– Чо бум делать?

– Завтра с утра я иду к директору.

Воплин увесисто воткнул в землю учебную гранату Ф1.

Директор чертил старинным стальным пером солнечный свет на приказе о субботнике. Чернила просачивались через свет и падали на бумагу, неумолимо отнимая у курсантов Академии последние крохи личного времени.

В дверь постучали. В комнату заглянула аккуратная черноволосая головка секретаря Наденьки.

– Расстрелять. – Ответил директор, не отрываясь от процесса светописания.

– Виссарион Давидыч, тут к вам Воплин с Каасом с гранатой, говорят – по срочному делу.

Директор на секунду задумался.

– Расстрелять.

Перо снова чуть слышно заскрипело по солнечному свету.

– Виссарион Давыдыч, ну чем я их расстреляю, когда вы сами бюджет хозчасти урезали. У нас даже лопат всего две осталось.

Усы директора вдруг согрелись ласковой отеческой улыбкой.

– Тогда пусть проходят. И принесите нам чаю.

– Итак – Директор деловито двинул локти по столу вперед.– Какие новости от боевой молодежи?

– Мы все знаем. – Мрачно сказал Воплин.

– Да! – подтвердил Зефирка.

– Хм. Это очень приятно. И, что самое ценное – уже на втором курсе.

Директор пыхнул трубкой.

– Есть предложение отправить вас на всероссийскую олимпиаду.

– На какую олимпиаду? – ошалело спросил Воплин.

– Поскольку вы все знаете, то без разницы на какую.

– Мы не это все знаем. Мы все про физруков знаем. Что вы все – физруки!

Директор задумался.

Курсанты молча ждали.

– Все? – наконец переспросил директор.

–ВСЕ! – Торжественно сказал Зефирка.

– И Наденька?

– Наденька вообще – Мрачно намекнул на что-то неизвестное ему самому Воплин.

– А еще вот! -

Зефирка шлепнул перед директором бланк.

Директор наклонился над столом и медленно прочитал вслух:

«Справка об окончании МГОУ ЧВАК «Солнышко»

Врачебное свидетельство выдано … врачом психиатром наркологом …в том, что по результатам обучения ….. состоит на учете в психиатрическом диспансере и освобождается от несения юридической ответственности в любой форме за свои действия …подпись дата.»

Ну, стандартная форма нашего диплома. И в чем дело?

Воплин возмутился:

– Что значит «В чем дело»? То есть мы проучимся здесь пять лет под руководством двух десятков физруков и получим за это вместо диплома справку из психушки?

Директор строго стукнул трубкой по столу.

– Справки из нашей психушки принимают в лучших трибуналах мира. Такие пораженческие настроения говорят только о том, что еще не все наши курсанты еще усвоили основные принципы капиталистической диалектики. Товарищ Воплин, скажите, если вас во время выполнения боевого задания схватят враги, что вы им покажете? Диплом об окончании профильного ВУЗа? Да вам за него дадут лишние двадцать лет в лучшем случае. А в худшем повесят на два метра выше. А с нашей справкой вы практически неуязвимы для любого судопроизводства. Именно благодаря этой справке у наших выпускников не бывает никаких проблем с трудоустройством, потому что лучшие ЧВК мира с руками оторвут нашего студента с нашей справкой. Но мы даем не только справку. Справка о невменяемости – это не просто бумажка, товарищи курсанты. Это мировоззрение. Это пламя, которое освещает все наши надежды, дела и свершения. Мы не просто даем знания и навыки, мы создаем новый тип человека.

Зефирка не выдержал и яростно зааплодировал.

Директор радушно ткнул в него трубкой в знак одобрения.

– Что касается нашей квалификации физруков, то это особенности нашего законодательства. Видите ли, как вам хорошо известно, наемническая деятельность является противозаконной . В то же время подготовка и обучение этой деятельности противозаконной не является. Это вызывает своеобразный юридический казус, при котором мы имеем полное право существовать как учебное заведение, и в то же время не можем вести ни одного профильного предмета. В результате нам пришлось регистрироваться под ближайшим номенклатурным наименованием – коррекционным детским садом. Соответственно, номенклатура подразумевает соответствующий штат, из которых соответствует нашим образовательным требованиям только физрук. Мы вынуждены принимать на работу только физруков, после чего оформлять их перевод на другие кафедры, что в свою очередь законодательством тоже не предусмотрено, из-за чего приходится этот перевод оформлять пропажей. Еще вопросы есть?

Воплин вышел из кабинета удивленный и несколько ошарашенный. В его руках желтел скромный но столь неожиданно могучий бланк, а перед глазами разворачивалась эпохальная панорама светлого пути наемника , простирающаяся в безбрежное завтра свершений на благо какого-то дяди.

Все стихло.

Директор встал со стула, подошел к окну, закинув руки за спину, и окинул взглядом свою Академию. Он минуту рассматривал пейзаж, вертя в ладони забытую Воплиным на столе учебную гранату Ф1, потом вдруг молодецки хэкнул и ловко подкинул ее в окно. Граната упала на крышу столовой, помедлила немного, потом покатилась по углублению черепицы и камнем исчезла внизу. Спустя долю секунды раздалось тяжкое «ух» мощного взрыва. По стенам и листве зачиркали осколки, а на окне адски задребезжали стекла. Еще спустя несколько секунд включилась тревога. Застучали ботинки, завыла сирена . Из окон стали выглядывать студенты, по двору побежали санитары.

Директор аккуратно закрыл окно, и сирена утихла раза в три. Его пальцы сняли трубку солидного надежного аппарата, послышались короткие гудки.

– Надюша, дочка, инспектора ко мне, срочно.

Инспектор неуверенно сверкал свежевычищенными ботинками, вытянувшись по стойке смирно.

– Петр Максимыч, проясните один острый вопрос. Почему вчера курсанты искали физрука в спортзале?

– Так вы же сами приказали, Виссарион Давыдыч! После обеда начать поиски физрука.

– Я про отдел кадров говорил. Отдел кадров должен был найти нового физрука, у нас отставание от учебного плана уже полгода. Какого лешего вы отправили студентов в спортзал?

– Виноват, Виссарион Давыдыч! Накладочка вышла.

– У вас накладочка, а они физрука нашли. Причем не одного. А всех.

– Господи помилуй- пробормотал инспектор.– Как всех? Всех… в смысле всех?

– То есть и меня, и вас, и даже Надежду Ильиничну.

– Сволочи – засунула в дверь голову секретарша. – А вы еще бюджет хозотдела урезаете.

Директор кинул в нее пепельницей, секретарша ойкнула и скрылась

– Что же теперь делать? – встревоженно спросил инспектор.

– Это уж мне придется разбираться. А вы вот что. Десять минут назад – директор покосился в окно. – польско-японские агенты произвели диверсию, подорвав самодельное взрывное устройство. После обеда пришлите человек пять, надо будет осколки убрать и стекла вставить. Только курсантов пришлите, а не отдел кадров.

– Есть! Так точно!

– И еще.

Директор посмотрел на стену и его суровый отеческий взгляд упал на портрет на стене.

– Скажите завхозу, пусть срочно поменяют в моем кабинете Чехова на Достоевского.