Над маковым полем

– Что ж, пора, – глухо объявляет Дали и присаживается на корточки.

Он неуклюже скребёт совком твёрдую землю, матерясь и кряхтя, как старый дед.

– Эй, попробуй вот здесь, – советует Мэрилин, указывая носком на грязь. Дали послушно перебирается на новый участок и с лёгкостью выгребает небольшую лунку.

– Так-то, – приговаривает он, кладя в ямку пачку с изображением рака горла. К сожалению, чёрной ленточки у парней не нашлось, но Монро щедро поделилась розовой.

– Прощай, брат, – формирует холмик Дали, – уже завтра я о тебе забуду.

– И я, – обещает Лох.

– И я, – трясёт своими проволоками Купидон.

Тем временем Андерсен пишет на камне зелёным маркером даты рождения и смерти. Втыкает его в топкое месиво.

– Когда-нибудь нас похоронят точно также, – изрекает он.

– И так же забудут, – говорит Лох.

– И мы так же растворимся в бесконечной Вселенной, – говорит Купидон.

– И Земля будет крутиться дальше как ни в чём не бывало, – говорит Мэрилин.

– И это прекрасно, – вдыхает смрад Дали.

– Ты прав. Это очень, очень прекрасно, – эхом отзывается Андерсен.

После того как жалкие букетики утопают в грязи, ритуальный обряд заканчивается, и группка полухиппи отправляются куда-то вроде дома.

– Это были самые нейролирические похороны, – подводит итоги Дали.

МАКулатура

«Кто влюблён, кто влюблён, кто влюблён и всерьёз

Свою жизнь для тебя превратит в цветы…»

Вот уже третью ночь Андерсена преследует Вознесенский с маковым букетом в руках. Парню страшно взглянуть в расширенные зрачки безумца, страшно обернуться и поддаться чарам поэзии. Андерсену тяжело удерживать себя. Он готов сдастся в любую минуту и вновь нырнуть в метачёрное море классики.

«Скука – наиболее распространённая черта существования», – говорит Бродский.

«Ничто никогда не имеет никакого значения», – говорит Сартр.

«Искусство рождается только от горя. И никогда – от радости», – говорит Паланик.

«Жизнь не стоит труда быть прожитой», – говорит Камю.

«Какое сырое, скучное время!» – говорит Достоевский.

И Андерсен дрожит, как замёрзший мокрый щенок. Внутри него кипит борьба желания и силы воли. Искушения и здравого рассудка. Соблазна и поразительного упорства. Депрессия, как заботливая мать, хочет укрыть мальчика серым покрывалом унылых безоблачных дней, книгомания толкает его к исполинскому шкафу, но физическое тело прижимается к матрасу. Лоб банально покрывается испариной, дыхание также банально сбито, но с первым дымчатым светом страсть затухает и кошмары уползают в вертикальные щели.

– С добрым утром, наша певчая канарейка! – раздвигает занавески Купидон.

Его шутка плоская, как Монро или книжная закладка. Его шутка совсем не похожа на шутку.

– Доброе, – звучит невнятный ответ.

Хотя какое оно доброе, если счастья желают только «Цветы»? И опять цветы настигают мученика. Цветы навязчивыми идеями распускаются в его голове. Умберто поливает их. Удобряет им почву. Вспоминает что-то про фотосинтез. У Андерсена дёргается глаз. Веко тюкает. Пульсирует какая-та маленькая мышца. Ему явно не хватает хорошего отдыха. Он больше не может себя тиранить и сдерживать. Андерсен смотрит на худеющий календарь. Июнь.

– Слушай, Купидон, – потягивается парень, – помнишь, ты что-то про море говорил? Про путешествия… Может быть, нам действительно на юг махнуть? Как уткам. А? – спрашивает он.

– Ты это серьёзно? – удивляется белобрысый.

– Вполне, – неспешно поднимается Андерсен, – раздобудем деньги на билеты – и в поезд, поминай, как звали, – жмурится книгоголик.

– Почему бы и нет? – пожимает мраморными плечами Купидон. – У меня накопления найдутся, – хитро улыбается он.

– Я тоже наскребу, – облегчённо сообщает канарейка.

– Ну и всё, – засовывает зубную щётку в рот Купидон, – остальные тоже непременно присоединятся. Мы ведь за любой кипиш, – подмигивает он, но продолжения фразы не следует.

– Угу, – пассивно отзывается Андерсен и тоже ползёт к умывальнику.

Раковина исцарапана ржавчиной, из крана бежит скудная струйка холодной воды. То, что нужно для свободы и лёгкости – думает сонный парень.

К девяти часам все толкутся в кухне за завтраком. Мэрилин разводит гречку молоком и достаёт ананасовый мусс, Дали искусно складывает бутерброд, обильно поливая хлеб кетчупом, Купидон на пару с Лохом готовят омлет, жарко споря, нужно ли добавлять в него помидоры. Андерсен же предпочитает батон с маслом. Комната щедро залита солнцем, все движения плавны и ленивы, и жизнь, кажется, только начинается.

– Тут Андерсен собирается на море дёрнуть, кто бы хотел с ним скататься? – соскребает омлет со сковородки Купидон.

– Правда? – оборачивается Лох с охапкой помидоров. – Я только за! – говорит он, роняя красные мячи.

– Осторожно! – запинается ангелок.

– Я бы тоже поучаствовал в движухе, – жуёт Дали. Уголки его рта перемазаны соусом так, что смотреть не очень-то приятно.

– По-моему, это нереалистичный бред, – возражает Мэрилин, сидя в бигуди.

– Просто признайся, что тебе лень, – ехидно подмечает Лохматый.

– Тихо – горячо, – предупреждает его Купидон, уже членя жёлтую лепёшку облаков.

– Ага, – дует Лох.

– Ничего мне не лень. Просто нужно ведь заранее договориться, куда именно ехать, где жить: снимать комнату или номер в гостинице? – важно поясняет Монро.

– Как куда? В Крым или в Севастополь, – теребит её за щёку Купидон.

– В июне море ещё холодное, – дуется дама.

– А тебе, что ли, тёплое нужно? – упрекает её в излишней нежности Лох. – Ишь, фифа нашлась!

– Я, в отличие от некоторых, правильные вещи говорю, – задирает нос Мэрилин.

Одна нога её согнута на стуле, другая ритмично качается в свободном пространстве. Розовый халатик едва ли прикрывает грудь и живот.

– Закажем билеты онлайн, – подаёт голос Андерсен, – соберём чемоданы, дня четыре потрясёмся в поезде, байки потравим, видами полюбуемся. На пляже будем кормить чаек, танцевать, найдём дешёвую конуру, пофотаемся, изучим город, – расписывает он прелести.

– Ладно, уломали, – возбуждается Мэрилин, переглядываясь со своим бойфрендом.

– Супер! – ликует Андерсен. – Остаётся надыбать деньжат – и мы в пути! – весело восклицает он, и Лох давится омлетом.

– Да, ничего себе задачка, – откашливается он. Дали со всего размаху бьёт задыхающегося по спине под всеобщий смех так, что у Лохматого проступают слёзы. – Хва… Хва… Хватит, – выговаривает он.

– Легче? – участливо спрашивает Дали.

– Губы утри, – сердится Лохматый, демонстративно покидая столовую. На этом утренняя трапеза заканчивается, и Купидон остаётся мыть посуду.

***

Весь день друзья проводят в поисках хрустящих купюр и медных монет. Все заначки оказываются рассекречены, копилки разбиты, подушки бабушкинского дивана перевёрнуты.

– Я ещё не смотрела в бежевых чулках! – ахает Монро.

– У меня ещё от продажи сохранилась круглая сумма, – хвастается Купидон.

– В «Дамиане» у меня пятьсот рублей, – трясёт книги Андерсен, – в «Тошноте» тысяча, – листает он страницы.

– Ого! – поражается Дали. – Ты, оказывается, богатый Буратино!

– А в «Джейн Эйр» у тебя случайно ничего не спрятано? – как бы мимоходом интересуется Мэрилин Монро.

– По-моему, нет, – сосредоточенно шуршит парень.

– Какая досада… – вздыхает полуголая девушка.

Бигуди уже освободили её кудри, и сейчас причёска выглядит, как пшеничные волны.

Когда мятые банкноты оказываются в одной куче на полу, общая сумма становится известна. Сверху над деньгами маячат пять встревоженных лиц. Каждый выдвигает свои предложения, но ситуация скрипит, как треснутая балка.

– Милый, может быть, тебе вернуться в «Дядюшку Черри»? – хлопает глазами Монро.

– Нет, дорогуша. Очень скоро я открою свой бар, и мы зацветём – вот увидишь, – заверяет её Купидон.

– А я создам новый торговый бренд, – прижимается к нему накрашенная куколка.

– А я его раскручу, – поддакивает Дали.

– А сейчас нам откуда деньги брать?! – не выдерживает Лохматый, указывая рукой на скромную стайку Петров Великих.

– Давайте что-то продадим… – предлагает Дали с гордым видом от своей гениальности.

– И что? – хором набрасываются на него все. – Гнилые кресла? Или устаревший комп? Или «Гнездо кукушки»?

– Не знаю я. Что это вы так желчно накидываетесь-то сразу? – обороняется Дали.

– Чур, воровство и торговлю чем попало не предлагать! – встревает Андерсен.

– Да никто и не собирался, – хмыкает Купидон, отводя взгляд.

– Расклеивать листовки я не буду, – хмуро заявляет Лох.

– Может быть, организуем благотворительный проект? – заговорщицки шепчет Мэрилин.

– Ты что? Это же называется обманом! – изумляется чопорный Андерсен.

– Ты безнадёжен, – качает головой Монро.

– А как насчёт лотерейных билетов? Испытаем судьбу? Вдруг улыбнётся удача? – щёлкает пальцами Лох.

– Не будь балбесом, – скучающе ложится Мэрилин, – угробишь последние средства…

Дискуссия кипит ещё несколько минут. Спор не обходится без крови и драк, но, в конце концов, компания решает собрать недостающие молекулы денег за текущую неделю. Каждый волен пробовать любые способы, будь они честные или, как выразилась Мэрилин, не очень. Пререкания гладко сходят на нет, и приятели довольно рассыпаются по своим углам.

Вечером Андерсен лихо шутит и заряжает друзей мотивацией, но как только гаснет свет, и все ложатся спать, он измученно падает в койку и обречённо закрывает глаза, готовый вновь столкнуться с бесплотной классической хандрой. Андерсен ощущает себя дряхлым и изношенным, словно газета, сданная в макулатуру. Впрочем, он и есть истрепавшаяся макулатура.

Душ(а)

Купидон деловито расхаживает по дому в розовом халате, готовый принять ванну. Его босые стопы прилипают к линолеуму, а бёдра покрываются мурашками.

– Я накупил для тебя всяких шипучих бомбочек, чтобы тебе было приятней плескаться, – говорит Лох, – бомбочек с запахом арбуза. Бомбочек с запахом апельсина. Бомбочек с запахом грейпфрута. Целую кучу душистых бомбочек! – восторгается он.

– Классно, детка, – улыбается Купидон, сбрасывая халат и погружаясь в пузыристую пену. Вода мягко кутает тело, обволакивает его и расслабляет. – Принеси-ка мне сигаретку, сынок! – подзывает балдеющий ангел своего слугу. Тот тут же появляется рядом с сигаретой и зажигалкой. Блондин берёт волшебную палочку в рот и покорно терпит, пока Лохматый поджигает бумажный цилиндр. – Угу, – дымит он, сползая вниз по кафельному начищенному дну.

От блаженства дыхание делается глубже, подушечки пальцев слегка разбухают, а пепел смахивается на пол. Купидон неспешно мочит волосы, его рука нагло крадётся к паху, и парень сам не замечает, как начинает мастурбировать. После прекрасного душа он мягок, словно пластилин, и доволен, как напившийся из лужи голубь. На его бёдрах держится белое полотенце, а на потемневших от влаги кудрях висят толстые капли.

– Обменяемся бактериями? – игриво приближается к нему Мэрилин, накидывая на шею махровый поясок. За этим следует глухое урчание и милование двух белоснежных чистюль. – Угостишь меня своим бананом? – спрашивает Мэрилин. Её язык медленно облизывает верхнюю губу, и у мальчика просто не остаётся выбора.

– Внимание! – трезвонит он. – Любовная тревога! Убедительная просьба эвакуироваться в кровать! Сохраняйте страсть и возбуждение! – объявляет Амур, и двое влюблённых падают на простыни, замыкаясь в тесных объятиях. Ноги переплетаются так, что отличить где чьи можно только по малиновому лаку на ногтях. Гибкие грациозные движения напоминают времена античности, от которых остались только мраморные скульптуры упругих мускулистых торсов. Бархатные ладони нежно скользят по плечам, тела напрягаются и твердеют, излучая запах лимонной свежести, и, наконец, влюблённые стыкуются, словно великие космические корабли.

Золотой рог

Пока из спальни льются ахи и охи, Дали безостановочно заполняет дурацкие беспонтовые опросы.

«Сколько человек, включая Вас, проживают вместе с Вами?»

«Как бы Вы охарактеризовали своё материальное положение?»

«Какие животные есть у Вас дома?»

«Как часто Вы слушаете музыку?»

«Каким дезодорантом Вы обычно пользуетесь?»

«Есть ли в Вашей семье зависимые люди?»

«Сколько времени в день Вы проводите перед телевизором?»

Дали отвечает предельно лживо, регистрируется на каждом попавшемся сайте и добросовестно ставит галочки в электронных бланках. К сожалению, вознаграждения мизерные, но постепенно натекают неплохие числа. Парню нравится следить за ростом своих счетов. Это напоминает ему накопление бонусов в играх «Go-Go» и «Golden Run». С завидным упорством он проводит перед монитором дни и ночи, поглощая энергетики и не любуясь настенной радугой. Питается парень, оставляя грязную посуду на столе, тем, что ему приносят безымянные руки. На системном блоке. На полу. Пока её не уносят в раковину.

Зато уже через несколько суток Дали недурно подзаробатывает.

– Чувак, я богат, – как-то пробалтывается он Лоху, запрещающему себе покупать гантели.

– Круто, – только и хмыкает тот, качая пресс и слушая «Smells like teen spirit».

– Зря ты не радуешься, – трёт ладони очкарик.

– Ага, – выдавливает из себя Лохматый, с кряхтением тянясь к коленям, – шестьдесят один, – выдыхает он и падает на подстеленный плед.

***

Когда заветная неделя заканчивается, словно крупинки песка в стеклянных часах, открывается заседание будущих путешественников.

– Итак, – стучит Купидон деревянным самодельным молоточком, какие бывают у судей, – объявляю наше собрание открытым! Настала пора определиться с городом и подсчитать наши финансы, – важно каркает он, – кто хочет высказаться первым?

Дали быстрее всех поднимает руку и получает право начать дискуссию.

– Мне удалось переплюнуть вас всех по сборам денежных средств, – самодовольно вскидывает он подбородок.

– Не спеши, дружок, – перебивает его ведущий, – давай лучше выберем, на какое море отправимся. Ваши предложения, дама и господа?

– На чёрное! – разевает рот Монро.

– На Каспийское! – захлёбывается криком Андерсен. – Его описывал Сафарли!

– На японское! – умоляет Лохматый.

Чтобы никого не оставлять в обиде, компания сваливает всю ответственность на судьбу. Пусть она принимает решение. Молодым пипол остаётся только написать на квадратиках двухслойной туалетной бумаги приморские города и свалить их в Купидонову шляпу, хорошенько перемешать и вытянуть попавшийся рай.

– Тщательно мешай, – недоверчиво косится Дали.

– Без тебя знаю, – бурчит Купидон.

– А кто будет вытягивать? – перистым облачком нависает Мэрилин, после чего раздается их любимая считалка про шизофреников. Палец-револьвер утыкается в Андерсена. – Ну вот, – морщит брови девушка, – сама, можно сказать, этого придурка определила.

– Не переживать, – копается в шляпе книгоман, – я не жульничаю, – он беззаботно растягивает слова.

– Ну, не тормози! – подгоняет его Лохматый, карябая прыщ.

– Ухватил, – тихо говорит Андерсен.

– И что там?

– Читай смелее! – теребят его со всех концов.

– Вла-ди-вос-ток, – с трудом разбирает почерк юноша.

– Кто вообще этот городишко сюда засунул? – психует Дали. – Там же делать нечего! Скука!

– Полегче в выражениях, пупсик, – откликается Купидон, – прикоснёмся к восточной культуре, повстречаем азиатов, пожуём онигири, – завлекает он приятелей.

– А что такое онигири? – недоумевает Лох.

– Вот там и узнаешь, – улыбается ангел.

– Уверен, нас ждёт множество живописных мест, – поддерживает его Андерсен, – и новых впечатлений! – предвкушает он.

– Хм, – уже шарится в интернете Дали, – судя по ценам, нам в аккурат хватает, чтобы смотаться туда-обратно, – сообщает он, – поездка, написано, занимает три дня и четырнадцать часов.

– Умбертопомрачительно! – радуется Андерсен. – Я весь горю! – искрится он. – Что там по билетам?

– Так, – принимает запрос Дали, – через пару деньков можем выдвигаться.

В его очках блестят сине-белые таблицы, длинные кишки всяких списков и разноцветные электронные карты.

– Тогда летс гоу собирать чемоданы! – подразнивает всех Купидон, и будущие туристы кидаются к своим сумкам, мешкам и рюкзакам.

Чемонро

Поверить не могу, что через какие-нибудь сутки мы с Купидошей будем трястись в поезде на пути к Владивостоку! Это так романтично! Наша поездка станет чем-то вроде медового месяца. Тремя балбесами, уцепившимися за нами, конечно, можно пренебречь. Главное, что мы внесём в наш секс долю экзотики и восточной духовности. Может быть, мы даже придвинемся к просветлённости буддистов. Может быть, нам повстречается какой-нибудь бородатый гуру наподобие Кроули. Может быть, мы остановимся у какого-нибудь извращенца, которому нравится смотреть на молодых трахающихся людей. Может быть, мы будем счастливы.

Пока есть время, следует купить новые воздушные платья специально для моря. Новые откровенные купальники с незаметными трусиками. Может быть, я вообще буду загорать топлес, ведь мне так не хватает витамина D! Только Купидоша просил экономить на шмотках, поскольку все деньги спустятся на билеты. Увы и ах, систерс мои, увы и ах! Теперь я говорю, как мой ловелас. Это так мило! Разумеется, я откажу себе в новом блеске для губ и в розовых вьетнамках! Ведь я хочу только одного – хлюпаться в море со своим мальчиком и ни о чём не думать! Ни о калориях. Ни о еде. Ни о журналах. Просто жить и вдыхать его родной запах. Прижиматься к его вечно тёплым бёдрам. Перебирать его светлые кудри. Гладить пудровую кожу. Видеть его мягкую улыбку.

Время – странная штука. Магическая. Оно зависит не только от ожидания или страха, но и от формулировки. Стоит назвать срок двумя неделями, как он кажется малюсеньким и незаметным. Но стоит только произнести «полмесяца», как душа наполняется томительным ожиданием и мучительным безысходным терпением.

Битые часы провожу перед пыльным зеркалом, устраивая своим костюмам жёсткий кастинг. Из меня, между прочим, неплохой организатор. В одном прикиде я похожа на Дракулауру из мультфильма «Монстр Хай». В другом на Клоудин Вульф. В третьем на Венеру Макфлайтрап. Было б сногсшибательно вернуть винтажные платья 1950-х годов, чтобы напоминать Френки Штейн и Рошель Гойл! Их надо определенно зарисовать! Бросаю плечики на пол и усаживаюсь за альбом. Наношу лёгкие штрихи. Залипаю надолго.

Мимо меня скользят тени Лоха и Дали. Они тоже пакуют свои вещи в скромные дорожные сумки. Дали утрамбовывает какие-то шнуры, удлинители, наушники, колонки, аккумуляторы и прочую компьютерную утварь. Лохматый пихает в свой изрядно потрёпанный рюкзак влажные салфетки, пачки Доширака, несколько символических футболок и брюк, а также лазурную жидкость – видимо, средство от угрей.

– Зубные щётки и пасту положим в последний день, – распоряжается Андерсен, замыкая «Графа Монте-Кристо», – Лох, не забудь расчёску! – тыкает длинноволосого парня в плечо.

– Угу, – рассеянно кивает тот, напевая «Rape me, rape me, my friend…»

– О чём ты думаешь? – озабоченно оборачивается Андерсен.

– Ах, ни о чём, – опоминается Лохматый, просверливая меня хмурым взглядом.

Я лишь высовываю язык и презрительно усмехаюсь про себя. Пора уже этому мерзавцу смириться, что победила я. Купидоша мой. Мой и только мой.

Чем ближе заветная дата, тем длиннее чёртовы сутки. Всегда наступает такой период, когда чудится, будто время не двигается. Когда какое-нибудь число, например, 17 июня, застывает на несколько дней, и как бы ты не ухищрялся, оно никак не сокращается. Не поддаётся округлению. Не уступает душевным потребностям. Утешает только то, что однажды праздник твоего сердца придёт.

И он приходит. Бесшумно, как кошка. Незаметно, как килограммы.

На всю команду у меня одной имеется симпатичный пузатый чемодан фиолетового цвета с рельефными полосками на крышке. В него встроен кодовый замок с мелкими колёсиками-цифрами. Этот замок знаменит своим свойством закрываться и не открываться. Мифическая функция. Яркая расцветка не даёт возможности багажу затеряться на магнитной ленте, а удобная внутренняя организация помогает распределить одежду и кое-какие предметы быта. По крайней мере, так написано в его характеристике. По крайней мере, это мне внушали несколько лет назад, когда я ещё была сопливой школьницей и ухлёстывала за брутальным старшеклассником. Сейчас настала очередь всего мира ухлёстывать за мной.

Купидон вытягивает раскладную ручку и катит мой чемоданчик по сухому асфальту. Летнее утро ложится на плечи духотой и влагой, но при этом свежий ветерок спасает от липкости и дискомфорта. На улицах пустынно. Все ещё торчат в своих типа захватывающих снах, а мы с пацанами катим в другой город. На край страны. На обрыв, окаймлённый морской водой. Очень большой водой. И никто нас не остановит. И никто нас не сможет догнать. Потому что никому мы не нужны.

Тронулись

В рюкзаке Лоха умещаются бомбочки с ароматом дыни. Бомбочки с ароматом гвоздики. Бомбочки с ароматом капучино. Целые снаряды душистых бомбочек! Чтобы изготовить такие кокосовые шипучки, нужен всего один стакан соды и полстакана лимонной кислоты. Глаза Лоха закрывают дешёвые солнечные очки из пластмассы, а грудь, словно парашют, наполняется ветром свободы. Он уже не помнит, когда в последний раз чувствовал себя здоровым человеком. Не помнит, как прекрасна жизнь. Почему её прелести заметней летом, когда первый тополиный пух небольшими порциями перловки собирается на бордюре и летит в нос? Когда ларёк с мороженым у Купидонового дома лишается своей убогости и приобретает сладковатый пломбирный запах. Когда в тишине звучит журчание жизни. Когда настаёт сезон футболок и шорт. Когда кремовая кожа становится золотистой.

– На кого я похожа из «Монстр Хай»? – прерывает размышления Монро, но парни мешкают с ответом.

– Купидон? – требовательно надувается Мэрилин.

– Видишь ли, я не компетентен в этом вопросе, – осторожно оправдывается тот.

– Нет! Тебе просто на меня плевать! Лишь бы хорошее настроение испохабить, – злится девушка с прибабахом.

– Крошка, ни в коем случае! – тревожится блондин. – Лучше скажи, на кого ты бы хотела походить?

– На Скелиту Калаверас. Или на Катрин Де Мяу. Или на Оперетту, – сходу выпаливает Мэрилин, жуя жвачку с мятным вкусом.

– А-а, – симулирует понимание Купидон, завершая короткий диалог.

Весь оставшийся путь до автобусной остановки френды проводят молча, наслаждаясь пейзажами задыхающегося города. Дорожная пыль уютно лежит на траве. Трудолюбивые пчёлы уже гудят в клумбах, разбитых под окнами. Шлёпанцы слегка натирают стопы. Автобусное брюхо почти пустует: пару мест занимают пожилые дачники, кондуктор лениво ходит по грязному полу. Лох без лишних намёков выгребает мелочь из карманов и расплачивается за всех. Дали попадается счастливый билет, и серо-коричневая бумажка пропадает в его тёмно-малиновом рту.

– Ты действительно веришь в удачу? – надувает жвачный пузырь Монро.

– Конечно, – проглатывает скомканные бумажные ошмётки Дали, – должен же в неё кто-то верить, иначе удача обидится и потеряет уверенность в себе, – мудро поясняет он.

Лохматый добродушно прыскает смешком и отворачивается к окну. Бессмысленно пялится в заляпанное стекло. Подбирает подходящее музыкальное сопровождение. Постепенно автобус набивается мясистыми женщинами с безразличными лицами. Под их хлопковыми блузками просвечивают очертания бюстгальтеров, а светлые брюки натягиваются на ягодицах. Андерсен мучается то ли с картой, то ли с навигатором. После окончания «Heart Shaped Box» друг сообщает ему о прибытии. Купидон уже возится с чемоданом, Дали тоже поднимает свои сумки с торчащими отовсюду проводами, и группа бродячим цирком вываливается под раскалённый навес с заплёванными скамейками.

– Так, – разминается Лох, – куда теперь?

– Теперь придётся топать, – вздыхает Андерсен, и его команда послушно следует за своим вожаком.

Никто не хочет вести группу, дабы не заморачиваться о правильности дороги. Жара уже жалит прохожих знойным дыханием, и потовые железы принимаются за работу.

– Фу, – жалуется Скелита, – мне нужен веер. С кружевами. И пайетками, – пыхтит она.

– Мы обязательно купим, пупсик, – умиляется Купидон, и несчастное сердце Лоха разрывается от сострадания к своему готическому ангелу. К безропотному рабу желаний хищной гарпии.

Когда пешеходы, наконец, набредают на вокзал, то, не стесняясь, кричат «Аллилуйя!».

– Я уже очковал, что мы заблудились, и плакал наш Владивосток, – протирает очки Дали.

– Я тоже, – шепчет Андерсен, и горемычная пятёрка хватается за животы, сотрясаясь от неуместного смеха.

Но неопытным беглецам рано расслабляться – они попадают в мир электронных табло с жёлтыми названиями рейсов, электронных объявлений, толкотни и железнодорожного грохота. Их головы идут кругом от непонятных лабиринтов без закономерности и одинаковых поездов, похожих на тёмно-зелёных змей. Анаконд. Сетчатых питонов. Тигровых питонов. Ещё каких-нибудь толстых и жутких питонов.