Внучка Велеса. Боги, духи и герои славян

Не быть на цепи, нет, мне Велеса снова встречать,

И в схватку идти, эти вольные дни вспоминая.

А где-то в тумане растаяли верные псы,

Князья и девицы их снова зовут за собою.

Погладят, прогонят, свободу швырнув на весы,

Я волк, а не пес, в этой схватке не сдамся без боя.

Но если однажды мне стать суждено на пути,

Тогда берегись и молись, о, красавица злая.

Легко загрызу, пока когти и даже клыки

Мне служат исправно, я жалости больше не знаю.

Пусть пес заскулит, и заслышит мой вой вдалеке,

Пусть воин оружие снова в тумане хватает.

Я волен и зол, не вести меня на поводке.

Что гнев и ласк, я знаю, любовь убивает.

Но кто-то еще приручить все пытался волков,

И кто-то хотел подарить эту прелесть любви.

Я волк одиночка, не стать мне послушным щенком,

У ног твоих снова замру и растаю вдали.

Снежный волк

А если родился ты вольным, как яростный ветер,

А если и боги тебя приручить не сумели,

Тогда ты остался один на заснеженном свете,

И снова забылся, и где-то растаял в метели.

О, снежный мой волк, ты ушел в эту тишь от Кащея,

Ты гордо Стрибога оставил, а как он ярился.

А что тебе снилось? В тумане отчаянный Велес,

Но он на земле и в медведя опять превратился.

Ты ждешь его где-то, в лесу заповедном скучаешь,

И снегом пушистым швыряет Кащей в тебя снова.

И только в тиши сам Стрибог тебе песни слагает,

А Велес не видит тебя, он устал и взволнован.

К весне он очнется, увидит там снежного волка,

Встряхнет тебя снова и спросит: «Ну что ты, дружище,

Зима была лютой, ты ждал возвращения долго,

Пусть белый мой зверь среди серых товарищей рыщет».

И волк встрепенулся, встряхнулся и гордо шагает,

И светлые души несет он во тьму одиноко,

Он многое видел, и ласку пурги вспоминает.

И песню метели, и вьюги отчаянный рокот..

А если родился ты вольным как яростный ветер,

А если и боги тебя приручить не сумели,

Тогда ты остался один на заснеженном свете.

И снова забылся, и где-то растаял в метели…

Я должна это сказать. Пробуждение

Когда улетали волшебные сны в неизвестность,

И небо светлело, и было легко, но тревожно.

В душе оставалась и тихая нега и нежность.

И осень кружилась, и было понять невозможно,

Какие там знаки нам Пряхи еще посылали.

Кто узел развяжет, так ловко затянутый Ладой,

Но птицы и листья летали еще и летали.

И яблок волшебных знакома была нам услада.

Яга чаровала снега, Берегини кружили,

И первая вьюга покоя душе не давала.

Скажи мне, мой ангел, в каком мы столетии жили?

Я точно не знаю, но сказка опять воскресала.

Мы очень любили те нежные сны, и стихии,

Мы были спокойны в лесу, занесенном листвою.

Веселые черти нас снова во мраке кружили.

И вновь просыпались цари, и стихии, и воины.

И что нам реальности холод, и что нам печали,

Когда и Кикимора с нами – судьба и надежда,

Кострами украсим мы землю, совсем не свечами,

И дальние звезды блестят, и отбросив одежды,

Прекрасные девы очнулись от сна и в тумане

Тела им сияли и были счастливыми лица.

И древняя Русь никогда нас с тобой не обманет,

И чудная сказка все длится, и длится, и длится.

Начало ее затерялось в прозрачном тумане,

Не будет финала у этой истории дивной.

И с нами любовь, и надежда души не обманет,

Мы живы в его Лукоморье, мой ангел, мы живы…

И пусть успокоится гений, ушедший до срока,

И злой Черномор нас с тобой усыпить не посмеет,

Руслан пробудился и в Ирии где-то высоком,

На белом коне он над Русью проснувшейся реет.

И лес заповедный, и Ирий, и Пекло очнулись,

И чары распались, и карлик уносится лютый,

Волшебные сны и преданья к нам снова вернулись.

Живет Лукоморье, нас Лада по-прежнему любит

Пленники любви

Золотистая страсть уплывающих мимо видений.

Эта нега и власть, эта сила волшебных сомнений.

Ждет Тристана Изольда, волшебнице снова не спится.

И холодная осень в закрытые двери стучится.

Королевою стать, полюбив его ты не хотела,

Но внезапная страсть королем в этот миг овладела,

И угрюмый Тристан повезет тебя снова куда-то.

Что осталось – лишь стон, только боль и беда, и утраты.

О, Изольда моя, что же делать там царствует осень.

И понять короля ты могла бы, да кто тебя спросит,

Только хмурый Тристан пьет угрюмо, о чем он тоскует,

И жестокий обман над любовью легко торжествует.

А король, он влюблен, да и как им в тебя не влюбиться,

Эта нежность и сон, это осень, как дивная птица,

Как котенок в тиши веселится, не зная покоя.

Золотистая страсть, что сегодня случилось с тобою.

И в сиянии лун к королю поспешила невеста,

А Тристан, он угрюм, он уходит, и нет ему места,

Как же страшно отдать, как потом еще жить и смеяться,

Только осень и страсть снова принцу в печали приснятся.

Золотистая страсть уплывающих мимо видений.

Эта нега и власть, эта сила волшебных сомнений.

Снова хмурый Тристан, пьет угрюмо, о чем-то тоскует?

И жестокий обман над любовью уже торжествует.

Волшебная ночь. Сказка начинается

Волк снова к жилищу пришел в этот час роковой.

И слышали духи в снегах этот яростный вой.

– Но кто там не спит? – усмехнулась устало Яга, —

Иди-ка впусти его, там и мороз и пурга.

– А нечего шастать, – ей кот отвечает во тьме.

– Открой ему двери, пришел он, я знаю, ко мне.

И кот навалился на дверь, и открылась с трудом.

И волк, разгребая завалы, протиснулся в дом.

– Чего тебе, серый, я вижу, что снова не спится.

– Заснешь тут, пожалуй, там Ний полоумный ярится.

Чертей разбросал, и Кощея на цепь посадил,

Пришел, чтобы сказать, что бороться не хватит вам сил.

Весны не наступит, он снова собрал чародеек.

И снова колдует, на что-то еще он надеется.

– А пусть похлопочет, и что нам его кутерьма.

– Весна не наступит, и вечною будет зима.

– Да, это случится, но только не нынче, мой друг,

И странные лица сквозь стужу являлись им вдруг.

– Да кто это снова? – взмолился рассерженный кот.

Князья просыпаются, время для них настает.

И снова колдует старуха в тиши у огня.

И лес заповедный, все вечные тайные храня,

В немом оцепленье сраженья великого ждал

И волк растворился, и холод всю землю сковал.

И нет никого, только волка следы на снегу.

А кот и старуха все слушают эту пургу.

И тени героев бесшумно уносятся прочь.

И длится, и длится волшебная зимняя ночь.

Ведьмы и колдуньи

Мы вольные ведьмы, нам власти не надо,

Берите ее вы опять.

Но только потом, под дождем камнепада

Не хнычьте, не смейте роптать.

Мы вольные ведьмы. Врагов мы прощаем

Но помним все их имена.

И то, что вернемся, мы вам обещаем.

Мы были во все времена.

И будем сегодня в те лучные ночи.

В глуши дураков обращать

В мышей и лягушек, мы мирные очень.

Но мы не умеем прощать.

И прежде чем вы нас учить захотите,

Отмерьте семь раз и тогда.

Ругайте, склоняйте, и снова учите.

И страх потеряв, господа

Нам снова покажут, где раки зимуют,

И сами окажутся там.

Мы вольные ведьмы, пока мы шуткуем,

Но можем серьезно и к вам

Явится в тумане, средь ночь метельной,

И Аннушка масло прольет.

Мы мирные ведьмы, но мы прилетели

К обидчикам, кто нас убьет?

И словом и делом ответим достойно.

Пощады не стоит просить.

Мы мирные ведьмы, но будьте спокойны.

Мы сможем вам всем отомстить.

И снова приснится в глуши Маргарита,

И сбудется дивный тот сон.

И воет, как волк. наш Латунский побитый.

А Мастер опять отомщен.

Мы мирные ведьмы, чего ж вы хотели,

К штыку прировнявши перо.

Молчите, конечно, ведь мы прилетели

Всем бурям и бедам назло.

Мы поле засеяли, зубы драконов

Уже прорастают в глуши.

Мы мирные ведьмы, мы девы влюбленные

Но в ласках порой задушить

Не долго, не знали, так будьте спокойны,

Не трогайте спящего пса.

Летит Маргарита, ответит достойно.

Мы можем творить чудеса…

Моя Берегиня

Бродит дева по миру иллюзий и снов,

И она так нежна и прекрасна

Берегиня моя, мир осенний суров,

Этот воздух лучистый и ясный.

Поэтесс своих снова бессмертная Русь

Так радушно встречает блинами.

Остается в душе этой осени грусть,

Но костер все горит перед нами.

Это древняя память и вечная боль,

Светлой радостью нынче предстанут,

Среди листьев все кружится Лада- любовь,

Леля с Живою в танце восстанут.

Листопад – это тихая песня любви,

Улетевшая в Ирий до срока.

Но и в лютую стужу, от мира вдали.

К нам богиня не будет жестокой.

Пусть во мгле остаются огонь охранять

Наши духи и предки здесь с нами,

В душах пламя того золотого огня,

Снова сказки звучат вечерами.

Снова пряхи небесные в то полотно

Добавляют чудные узоры.

И отступит Кощей, он уйдет все равно

И Ярилу дождемся мы скоро.

А пока с нами будет парить Коляда,

А в метели и радость и нежность

Над заснеженной Русью царила всегда.

И пленила ее безмятежность.

И всегда Берегини в израненный мир

Возвращались, я знаю, Марина.

Благородный наш Велес колдует над ним

И заклятий осталась лавина.

Потому не погасит и Сварга огонь.

Мы сгорим и опять возродимся,

С нами Велеса мудрость и Лады любовь.

И мы древнюю Русью гордимся.

Снова викинги снятся в просторе морей

Будущее в прошедшем

Золотистые сны этой осени нежной,

Вдохновенье дарили, приносили надежду,

И стихи, словно листья с деревьев срывая,

Вдруг влетали в окно и со мной оставались.

И хотелось любить эти дивные дали,

Разноцветное счастье украло печали.

Я счастливой была в эти лунные ночи.

И мне снились печальные темные очи.

И конунг выходил, словно бог, из пучины,

О, всевластный Нептун с дивным ликом мужчины!

Не о принце с тобой мы, мой ангел, мечтали,

Появился властитель, и синие дали

Океана любви и надежды оставил.

Мой любимый хандрил, мой любовник лукавил.

И тогда я прильнула легко к властелину.

Эта осень уносит куда-то в пучину.

Наши предки в ладьях приходили оттуда,

Вот и осень явила нам дивное чудо.

Море страсти и нежности снова во мраке,

Мы готовы и к творчеству, милый, и к драке.

За себя и за мир, мы готовы сражаться,

Словно листья, ладьи там устали качаться.

И уводят нас снова в безбрежные дали,

Капитаны, забыв о извечной печали.

Мы в открытое море выходим спокойно.

В нас живут и поэты, и боги и воины.

Снежные сказки

В метели рождаются белые сказки.

И чудные рифы витают там снова.

Какие-то звезды, какие-то маски.

А мир так прекрасен и странно взволнован.

Как будто мы снова любовь и страданья

Оставили где-то в ту тихую осень.

На холст этот белый наносим признанья.

И дивные лица спокойно наносим.

Нам больше не надо скрываться от мира.

Он примет такими, какими мы будем.

И только поэтов веселые лиры

Усталые души сегодня разбудят..

Откуда, скажи, вдохновенье такое.

Оно – миллионы веселых снежинок.

И белая, белая площадь спокойна.

Поэтов и муз там опять поединок.

И в дивном полете кружилась округа.

И где-то во мраке враги онемели.

Объятья влюбленных с тоской и испугом

Печальные демоны тают в метели.

Какие-то звезды, какие-то маски.

А мир так прекрасен и странно взволнован.

В метели рождаются белые сказки.

И чудные рифы витают там снова.

Кредо Сказочницы

Я просто пряду эту пряжу во мраке,

Истории снова припомнив сплетенья,

Я просто поведать хочу вам о драме,

О радости дивной, о свете горенья.

Да что нам и эти и те- понимаю.

Мы живы в заснеженном этом просторе.

Я просто истории снова слагаю.

Они бесконечны, и дивное море,

То мага на берег забытый бросает,

То в шкуре медведя сам Велес явился,

И кто-то в тиши в забытьи умирает.

Звезда загорелась- там кто-то родился.

Пусть снова во мгле суетятся другие,

Играют словами, клянут и пророчат.

Но где-то за бурей, в метели, в пустыне,

Опять медвежонок спешит этой ночью.

Он ввалится в дом, чтоб немного погреться,

И спорят там волк так забавно с котом.

Старуха готовит нам ужин, и сердце,

Опять замирает, все будет ладом.

Все тонет в тумане, но вечные сказки

Врываются снова, и ждут нас порою.

Огонь, медовуха, и нежность и ласка.

И Древняя Русь все царит, и откроет

Нам вечные тайны и дивные песни.

Усталая вьюга поет и проречет.

Земли нет прекрасней и сказок чудесней.

Узоры снежинок в бескрайности ночи.

Строптивая наложница

Под сводами забытого дворца,

Угрюмый шах опять меня встречает,

И в этом сне не разглядеть лица,

Но требует он сказку и скучает.

И знаю я, как он бывал жесток,

Когда его капризы не исполнят.

О тихий ужас, о немой восток,

Но я молчу и ничего не помню.

И где-то там, вдали его враги,

Пред этими очами замирают.

Наложница попросит: – Помоги,

Спаси от гнева, и уже играют,

Какие-то мелодии звучат,

Как паутиной душу обнимая,

И на ковре расположился шах,

Я отстраняюсь, ничего не зная,

И вдруг из тьмы приходит рыжий кот

Баюн, откуда, и у ног ложится,

И сказка здесь, и музыка плывет,

И замирает раненная птица,

Ночь пала, как наложница, во мгле,

Не дышит больше, тьма и голос дальний.

И где-то тени бродят по земле,

Но кто там? Это князь славян печальный

Он проиграл и потерял свой мир,

Он только мстить решает, мой воитель.

А хан молчит, среди стихов и лир,

Так грустен этот темный победитель.

А их не судят, это знаем мы,

В плену, во сне, очнуться мне едва ли,

Под сводами пустынными тюрьмы,

Славянские вдруг песни зазвучали.

Я спасена, наложницы толпой,

Вдруг окружили, и поют, как птицы,

– Ты молодец, мы все теперь с тобой.

Но плен есть плен и что мне веселиться?

И если бы не этот рыжий кот,

Я поднялась б на башню в час рассвета

И прыгнула, чтоб ощутить полет,

В последний миг в песках растаяв где-то.

И ни следа, ни стона, ни тоски,

В тюрьме своей я не оставлю. милый,

Как даль туманна, и как дни горьки,

Мой светлый князь, я так тебя любила

№№№№№№№№№№№№№№№

Сказки зимнего леса

Сказки зимнего леса пленили своей красотой,

Мне рассказывал Леший, что лес умирает зимой,

Засыпают нам звери, и змеи уходят от нас,

Только стало теплее от сказок, рожденных сейчас.

Снежный кот потянулся, и что-то мурлычет тайком,

Белый волк мой вернулся, к огню он уселся, о нем,

Кот с Ягой говорили, и слушали мышки, шурша,

Мертвый лес оживили. В нем осталась душа.

Там Кащей проносился, и снова медведя ругал.

Мертвый лес озарился, и волчонок в снегу замерзал.

Подхватил его Банник, и в баню уносит тайком,

Он с Кощеем не сладит, волчонок играет с щенком.

И мороз им не страшен, и так веселит их огонь.

В белой шубке устало одиноко бредет средь снегов,

Это кто? Василиса, сбежала она из дворца,

И опять веселится, мертвый лес не пройти до конца.

Это зимняя сказка – пылает костер на снегу,

Волк взирает с опаской, щенок утопает в снегу,

Но несется к ней снова, снежный кот потянулся туда.

Мир оживший взволнован, его не пугает беда.

Если духи и звери мертвый лес не оставят вовек,

То, теряясь в метели, тепло там найдет человек.

Даже в ярости вьюги, он светлые видит миры,

Сказки зимнего леса – иллюзии снежной игры.

Последние минуты бытия. Смерть Волхва

Упал чародей, на заснеженном поле остался,

На небо взглянул, с этим миром легко попрощался.

Он знал, что вернется, изжив и тоску и печали,

И яркие звезды последним салютом сверкали.

И дивно белело бескрайнее снежное поле,

Он столько служил им, и с ветром отчаянным спорил,

Он вместе с князьями ходил на пиры и в походы,

Но где те князья, да и силы его на исходе.

И темная птица, и волк в этот лес заглянули,

Чтоб снова проститься, и в Ирий спокойно вернуться.

Он смотрит на небо, и знает – дорогу осилит.

И черные птицы, как вражьи стрелы, носились.

А он усмехнулся, остался за гранью внезапно,

Какой-то колдун все кружил и легко и азартно.

Уход в возвращении, в рождении начало ухода,

Морена взглянула, отпрянула Нию в угоду.

Владеющий тьмой в этом поле коня остановит.

– Ты нынче лишь мой, это Велес скулит и злословит,

Тебе не подняться, тебе не осилить дорогу,

Старик, ты устал, и послужишь лишь черному богу.

И в этой усмешке такая жестокая сила,

Волк воет протяжно, и темная птица носилась,

И тот, кто казалось, от снега не сможет подняться,

Рванулся в просторы, и начал над Нием смеяться.

Такое ль терпеть в тишине, в пустоте Властелину?

Коня он хлестнул, поднимая там снега лавину,

Но Лада с небес протянула свой пояс внезапно.

Ушел чародей, усмехнувшись с тоской и азартом.

Конь черный и всадник останутся яростно в поле,

И с кем-то еще Властелин в это время поспорит,

Но больше не видели в мире немом чародея,

Он там, в небесах, это знали и люди и звери.

Он вместе с князьями ходил на пиры и в походы,

Но где те князья, да и силы его на исходе.

Он знал, что вернется, изжив и тоску и печали,

И яркие звезды последним салютом сверкали.

Сон о скифах

Скифы врываются в мир моих снов запоздало.

Небо чернеет, там дикая лошадь заржала,

И уносились куда-то в пучину сомнений,

И не искали любви, тишины, вдохновенья.

Странная встреча, почти на границе разлуки,

Скифы летели, мелькали их руки и луки.

Стройные девы в плену и любви, и печали,

Наши сомненья и наши тревоги встречали.

Что это? Сон. Не пора ли уже просыпаться?

В голосе звон, в этом ливне чего нам бояться?

Смотрит мой брат, и просятся в полночи мимо

Снова скитальцы у стен покоренного Рима.

Пали империи, их даже боги бояться.

Вот ведь не верили, но не могли удержаться.

Так и в сомнении, и в тишине небывалой,

Кони и воины, где это с нами бывало.

В жизни какой, у какой и звезды и утехи,

Гордые скифы, мелькнули во сне и померкли,

Снова князья у огня, и в сиянии лунном,

Вижу тебя, ты такой и красивый и юный.

Падали звезды, им больше огня не хватало,

Луны и грозы веселая полночь встречала,

Только в тумане, в плену тишины и покоя,

Дивные кони выходят опять к водопою.

Как Медвежонок и ежик листья спасали

Листья летят, как птицы,

чтоб за теплом угнаться,

Только ветер их снова

швыряет куда-то в грязь.

Листья летят, как птицы,

где-то в тиши резвятся,

И в листопаде снова

русалки танцуют вальс.

– Видишь, как все красиво, —

твердит в тиши медвежонок,

Осень – такое чудо,

хочется только спать.

Ежик с пенька в тумане

смотрел опять на влюбленных,

Листья ловил он в лапки,

разглядывал их опять.

Сказочный лес вдруг ярко

солнце на миг осветит,

Только без листьев клены

голые так грустны,

– Но ничего не сделать,

ветер, играет ветер,

Мы с листопадом, мишка,

смириться с тобой должны.

Ежик вздохнул устало,

и погрустнел немного,

Что это там за чудо,

дюжина листьев вдруг

– Я их пришил к деревьям,

чтобы ветер не трогал.

И ничего не сделает,

пусть они поживут.

Только Стрибог резвиться,

осенью этой снова,

То налетает дерзко,

то отойдет тайком,

Листья опять на ветках,

грозный зол и взволнован,

– Кто это с ним играет,

кому это все нипочем?

В полночи затаился,

молча на клен взирает,

Ежик и медвежонок,

снова там при луне

Листья пришили к веткам,

умаялись, отдыхают,

песенки распевают

в полночи, в тишине.

Что с ними делать было,

молча махнув рукою,

Грозный властитель ветра

мечется и молчит.

Ежик и медвежонок

за листья теперь спокойны,

Да и у клена нынче

вовсе не голый вид…

– Видишь, как все красиво, —

твердит в тиши медвежонок,

Осень – такое чудо,

хочется только спать.

Славно мы потрудись, —

ежик твердит спросонок,

Листья им машут с веток,

осень в лесу, благодать.

Танец чародейки

Перед тем как заснуть в пелене снегопада,

Затеряться в метели, забыв о тепле,

Танцевала Ажбета, и свет листопада

В этой музыке дивной пробьется ко мне.

Это просто усталая осень дарила,

Нам эротики прелесть, забыв о дождях,

Это дивная ведьма над миром парила,

И стремились мы к ней, что печали и страх.

Что с тобой, ты придумана мой и воспета,

Но сегодня не я, это ты в тишине

Свои дивные сказки слагаешь, Ажбета,

И сокровища снова откроются мне.

Будет там и любовь и мечта, и отрада,

Мы по листьям с ученым котом побрели

В тишину и покой засыпавшего сада,

Только в небо смотрели, и нам до земли

Больше не было дела, эротики нега

И веселая песня Стрибога вдали

Что осталось —лишь танец забытого снега,

Поздней осени прелесть понять мы смогли.

Перед тем как заснуть, затеряться, забыться,

В ожиданье весны, в ожиданье тепла,

Ты явилась, чтоб в танце беспечно кружиться,

Ты из снов и сомнений сюда к нам пришла.

И теперь никакая другая богиня

Не способна тебя от меня отлучить.

Там, где Русь, там живет и поет Берегиня

Все метели способна она укротить.

Песня богини ночи

И черной пантерой по белому снегу,

Проносится зрелость моя виновато,

Врезается в синее небо с разбегу,

Летит, позабыв притяженье куда-то.

Я знаю, в объятиях дивной пантеры,

Останется нынче юнец и старик,

И будут им сниться ночами химеры,

И стан ее гибкий и яростный рык.

И что все земные сознанья для страсти,

Когда развалилась на белом снегу,

И в этой стихии и яростной власти,

За нею там барсы покорно бегут.

И лишь зарычит, говоря о прощанье,

И больше не станет гоняться за страстью.

И черной пантерой душа так отчаянно

Стремится и к свету, и к неге и к власти.

Останутся кошки в плену ее снова,

Останутся в ярости волки степные,

А мир так испуган, а мир так взволнован,

Пред грацией этой пасуют иные.

Судьба моя черной пантерой несется,

Забывшая свет, презиравшая ласки.

И снится ей снова погасшее солнце,

И смотрит на мир с торжеством и опаской.

Снежная роза. Красавица и чудовище

Она цвела упорно до мороза,

Страх потеряв, чего еще бояться?

Прекрасная, изысканная роза,

Морозу продолжала улыбаться.

Когда Кащей пронесся над полями,