Внучка Велеса. Боги, духи и герои славян

Без злобы и завести в мире и радости жили.

И где-то в горах их сердца и сегодня стучатся.

И спят они мирно, покинув родные просторы,

И их не касаются жизни и страсти людские.

Но если беда приключится, поднимутся скоро.

И выйдут на битву, свои призывая стихии.

И снится опять, Святогор и Горыня пируют,

И ветры и вьюги за ними во мраке летят,

И смеется Добрыня, и Лютыня кричит и лютует.

И песни поют о былом, о грядущем молчат.

Они вспоминают сказанья о времени этом,

Они остаются во мраке, где камни и сны.

И только рокочут и бьются там горные реки,

И вновь камнепады и бури, и слушаем мы

О том, что случилось, как жили, любили когда-то.

И дети их снова с богами ужиться должны.

И были драконы и жены юны и крылаты.

Они пировали, и мир вырывали из тьмы

Но после хранители все затерялись в метели,

И люди остались без них, и грустили порой.

Но черный тучи, как птицы, на мир налетели.

И сказки другие пишу я гусиным пером.

Сага о волках

Я знаю, мы были волками когда-то.

И так не хотели людьми становиться.

И вот при луне за былое расплата-

Нам волчья свобода ночами приснится.

И снова зовет меня серая стая.

Туда, в тишину заповедного леса.

Где Леший нас снова на дело сзывает.

Мы видим, мы слышим, мы знаем про это.

На темной поляне луна серебрится.

И дивные ели нависли над нами.

И странно кричат нам незримые птицы,

Которые к нам прилетят, и в тумане

Какие-то призраки будут метаться,

И песню затянет свою Берегиня.

Мы были волками, и в бешеном танце

При блеске луны мы собрались и ныне.

Какие-то тайны нам снова знакомы.

Какие -то песни похожи на вой.

Мы вольные волки, нет дела до дома,

И Леший ведет нас во мрак за собой.

И ведьмы летят, и незримые птицы

Во тьме нам расскажут о том, что бывало.

И в лунную ночь вдруг такое приснится

Нагая русалка во мгле танцевала.

Царевна- Лебедь

В эту лунную ночь танцевала она в забытьи

И русалки и лебеди где-то растаяли тихо.

И прекрасные крылья она обнажила свои.

И смотрел хмурый князь, задыхаясь от песни и крика,

Тихо лебедь кружилась, вода под крылом трепетала.

И на воду ложилась, и о чем-то, забывшись, рыдала.

Хмурый воин забыл про пиры и былые сраженья,

И метнулся за ней и остался бесплотную тенью.

Что там было в лесу заповедном, какие печали

Их на глади озерной в мерцанье луны укачала,

Мне о том не поведал растерянный Леший в печали.

Только хмурого князя напрасно во мраке искали.

Ржали кони вдали, и тонули отчаянья крики,

Только лебедь лежит на воде, в этом мертвенном лике

То ли страсть то ли боль навсегда застывает, навеки

И русалки молчат, тихо курит и хмурится Леший.

– Что у вас тут случилось, – их Велес опять вопрошает.

И набросившись, ветер лишь мертвое тело качает.

Где же князь, отчего не найти его больше, не видно.

Только белая лебедь, как больно теперь и обидно

Так прекрасна она, и уже отгорела до срока.

Не Царевна, княжна, за измену ты мстила жестоко.

Водяной подхватил и унес ее прочь, бессловесный.

Только лунная ночь над печалью и болью воскресла

Царевна

В тихом омуте страсти скрывались от мира,

И царевна лягушкой вдруг стала шутя.

Больше принца не ждет, одиноко и сиро,

Свой роман о не встрече тихо пишет Дитя.

А в болоте родном черти воду мутили,

И старались ее рассмешить и спасти.

И стрелы не найдя, долго принцы грустили.

Можно мир покорить, но ее не найти.

И лягушка царевной в этой сказке не станет.

Будет тихо кружиться во мраке болот.

И сначала привыкнет, а после устанет.

Только рядом Яга, да и Леший, и кот.

– Можно жить, – говорит, – улыбается тихо.

И выходит на свет из тумана луна.

И душа замирает от птичьего крика.

– Не грусти, моя радость, ты снова одна.

Только лебедь прорвется, и гадкий утенок

Станет дивною птицей во мраке болот.

И глядит, не мигая, ошарашен спросонок,

На красавицу эту ученый наш кот.

А она свои крылья уже распрямляет,

И готова лететь и парить в вышине.

В тихом омуте страсти принцесса не знает

Как рождается Лебедь в такой тишине.

И дописан роман, и реальность ласкает.

И простор бесконечный зовет за собой.

И оставленный принц в небо смотрит, вздыхает.

Обретающий власть, он теряет любовь.

Для нее небеса все объятья раскрыли.

Бесконечная даль и свобода милей.

И забыв о болоте, обретшая крылья,

Отправляется дева в тот мир лебедей.

И краса ее нынче пленяет любого,

Только вдруг загрустит ненароком она

О потерянном принце, о шкуре былого.

Но влечет ее в небо и море волна.

Водяной Беседы при ясной луне

А что это там, в ночной тишине,

за песня и сказка такая.

А это беседы при ясной луне,

и их Водяной затевает.

Устал он порядки свои наводить,

на дне належался и снова

Он будет о прошлом своем говорить,

неспешно, и все по-иному

Предстанет, и в этой стихии лесной,

во мраке русалки кружили.

Со мною беседовал вновь Водяной

о том, как любили и жили.

Как князь приходил и сидела до утра,

и ждал ее, все забывая,

О том, как другая строптива была

русалка его молодая.

О том, как Омутник противный сердит,

да только на что непонятно.

И снова Яга прилетать запретит,

Горынычу, Только обратно

Он деву утопит, ему не впервой,

и все, словно с гуся вода.

И долго еще говорит водяной,

о том, что случилось тога.

И сказки его записала потом,

когда мы брели на рассвете

В привычный наш мир и с ученым котом,

шутили, смеялись, как дети.

И лес заповедный остался вдали,

и вот в суматохе я снова.

Но сказку пишу о великой любви

к русалке того водяного.

И он замолкает, когда надо мной,

кружит снова черная птица.

– И знает о битве мышей водяной,

и снова бедняге не спится.

Дочь Водяного Шахматная партия

И юная дочь Водяного

готова сразиться с отцом.

Философ последнее слово

все ждет в забытьи от юнцов

Желая, чтоб дети в тумане

едва проходимых болот

Мудрели, никто не обманет,

ни злыдень противный, ни черт.

И вот уродился ребенок,

смышленый, такой деловой

Все знает, умеет с пеленок,

и пешек отчаянный строй

Выводит, и смотрит упрямо.

А он позабыл о защите

Проблема и вечная драма,

русалки, теперь трепещите.

И черти в испуге завыли.

И кочки светились во мгле

– Мы молоды тоже ведь были,

уверенно шли по земле.

А нынче, в глаза ее глядя,

никак он не может понять.

Какая любовь и отрада

владеет душою опять.

Покинет родное болото,

упрямая, прямо в отца

И молча уйдет отчего-то,

а он б доиграл до конца.

– Успеется, вечность в запасе.

И где-то в тумане болот

Ворчит на русалок напрасно,

и дочку на праздник он ждет.

И там, где туман и прохлада,

лягушек немая возня,

Умаялся он и не надо,

тревожить, тоски не унять.

И шахмат забытых фигуры,

и смех ее звонкий вдали,

И черт отрешенный и хмурый,

ей вновь говорит о любви.

– Да что это? Выросла дочка, —

русалка тихонько в ответ

Купальская близится ночка,

и будет за нею рассвет.

– О чем ты? – он яростно глядя,

готов был ее удушить.

Чертей разбросал по оврагам,

и начал в болоте топить.

– И что это он расходился? —

отчаянно черти вопят.

И алый такой уродился

на тихом болоте закат.

Купала Когда холода отступили

Когда холода отступили,

и выдохся старый Кащей,

То сон вдруг приснился Яриле,

и он так проснуться хотел.

И в вечном лесу оказаться,

где вышел Купала на свет,

Чтоб снова в плену возрождаться,

для счастья грядущих побед.

И пусть Старикашка ярится,

и пусть усмехнутся Морена

Но дерзко Купала резвится,

и странно милы перемены.

Природа, ты снова живая,

омытая первым дождем,

И тихо русалки вздыхают

о боге прекрасном своем.

И бабочки снова порхают,

И ветры гоняет Стрибог,

И радостно Лада вздыхает,

а кот и промок и продрог.

Но щурится странный котяра,

и сказки припомнит и сны.

И нежится снова Купала,

а лес, он дожил до весны

– Но это печальная повесть, —

Баюн говорит и молчит.

О том, как влюбились те двое,

и как растворились в ночи.

И все-таки люди и духи,

должны это снова узнать.

И странные дикие слуги

все души хотели терзать.

Купала и Кострома

И встретились, чтобы расстаться.

Ведь так мимолетна весна.

Прекрасный и юный Купала,

И как Кострома влюблена.

Но гуси, унесшие брата,

кричали тревожно о том,

– Морена во всем виновата.

Расплата наступит потом.

И снова венок свой дарила.

И снова хотела остаться

В объятьях и дикая сила.

Нельзя, о, нельзя вам венчаться.

И станет терновым венец твой,

и только во мраке болота

Останется девочка где-то,

костер полыхает, кого там

Хоронят они до рассвета.

И молча стоят, и не знают

Как страшно остаться при этом.

И горько Ярила вздыхает.

И где-то, где звезды и тучи,

навеки останутся вместе

Купала, о, юноша лучший,

спешит на рассвете к невесте

И вновь Кострома убегает.

Не в силах нарушить запреты.

И только Болотный вздыхает,

о горьком триумфе победы.

И первая грустная песня,

о брате влюбленном звучала.

И страшные страсти воскресли,

когда темнота наступала.

Они выходили и снова,

К костру приближались упрямо,

Звучало там вещее слово,

И снова наметится драма.

Кащей усмехнется устало,

А Велес все сердится люто,

Но страсть их в тиши обнимала,

И снова поведали люди.

О том как любовь их печальна,

Как сходятся странные тени,

Рассвет только вместе встречают,

Прощаясь на веки, на время

Кащей возвращается в срок

Его оживили, но молодость канула в Лету,

Как быстро состарился юноша дивный до срока.

И бродит по миру, и помнит, и знает про это,

Сзывает метели, и слышит отчаянный рокот.

То дивные вьюги о юности давней запели.

И все он в печали, и нет ему больше покоя.

И страсти прогонит, и только немые метели

Оставит до срока, и Жива не беспокоит.

И только Морена все ищет красавца во мраке,

И все не поверит, что он никогда не вернется.

– Старик, ты не он, – говорит, и неведомой драме.

Лишь Сварог на небе в бессилье своем усмехнется.

Уходят сыны его в бой, одолеют Кащея.

И снова вернется на землю огонь и весна.

И только упрямый старик, безнадежно слабея,

Все молодость ждет, но к нему не вернется она.

Напрасно, Яга о Судьбе и себе говорила.

Ей легче в ту стужу, ей мудрость и сила дана.

Столкнувшись с ним, снова отпрянет и скроется Жива.

Приходит весна, да на что ему нынче она?

Вот так и бродил он, скитался по снежному миру.

Уйдя, возвращался, гасил в одночасье костры,

И листья срывал, и метель обреченная выла

И безумии вечной и очень печальной игры.

Дети в лесу у Кащея в объятьях

Лишенные любви, тепла, участья,

дичали люди лютою зимой.

Уже не веря ни в тепло, ни в счастье,

детей своих губили, и покой

Не находя, и больше не страдая,

последний мед допили в этот час.

И где-то там, в бессилии, у края,

остались души, и сердца стучат.

Проснулся Леший, средь зимы угрюмый,

услышав этот вой и этот плач.

И ни о чем Старик тогда не думал.

И понимал, что быть должно иначе.

И рано пробудились Берегини.

И где-то в чаще развели костры.

И ждали все, пока Кащей покинет

их зимний лес, в бессилии хандры

Все Домовых собрали в час рассвета.

Кикиморы по Пеклу долго шли.

Но где ты, Леля, затерялась, где ты?

Опомнись и останься до поры.

И воплю безрассудному внимания,

объятия разжались в этот час.

– Уже пора мне, там они страдают.

Она молчала, грозный бог молчал.

И как ребенок, зарыдала вьюга.

И черти подхватили этот вой.

И содрогалась в горести округа.

И без любви мир погибал родной.

– Ну что ж, иди, но возвращайся снова,

мой волк тебя отыщет, и вернет.

Ний был печален, яростный и новый,

отдавшись чувствам, он все Лелю ждет

Князь Славен на земле

На земле неуютно и холодно было в ту зиму,

И отчаянно воины бились за эти просторы.

И с небес своих зорко следили там боги за ними

И из тьмы прилетали на битвы устало Драконы.

И мечи обнажали, и ждали последнюю битву.

Засыпала земля, погруженная в облачный снег.

И усталые боги, не слышали эти молитвы.

И вернулся Славен. И один он остался за всех.

На земле неуютно, но они сокрушают Кащея.

И отчаянный князь отвоюет свой призрачный мир.

Только вьюга все воет, и в стуже ночной свирепея,

Эти снежные девы в экстазе кружились над ним.

И одна целовала, другая его обнимала.

И в отчаянный миг засыпал в их кружении князь.

Только Жива, вернувшись его навсегда вырывала

Из объятий крылатых, и снова неслись веселясь.

О, опомнись, не спи. И смертельны их будут объятья.

Эти страсти не надо, не стоит опять принимать.

И сверкнул этот меч, и метельные девы проклятья

Посылают сквозь бурю. Но расправит он плечи опять.

И грядет роковая, последняя близится битва.

И Славен чарованье, как плащ, сбросит яростно с плеч.

И печальные девы не слышат мольбы и молитвы.

Только Жива сумеет от чар их его уберечь.

Королева метелей заморозила душу

Но явилась из мглы, но пришла королева метелей,

Непокорных смирять ей привычно во все времена.

И пред дивной красой ее воины все оробели.

И кружилась над князем теперьтолько дева одна.

Покоренный до срока, он снова свой меч опускает,

И не слышит он Живу, Яга отрезвить не могла.

И богиня судьбы над поверженным только вздыхает.

Королева метелей, кружила, его увлекла.

Чует он, каменеет душа, и никто в этом мире

Не спасет его больше, и Лада спускается вдруг,

И богиню любви те метели тогда закружили.

Но оставила князя, не выпустил меч он из рук.

За любовь начинается снежная дикая битва

Ледяные драконы навстречу безумцу летят.

Но срубил эти головы, айсберги в море разбиты

И плененная Лада вернулась сегодня назад.

Королева метелей признала свое пораженье.

И умчалась в печали, и снова в преддверье весны

Берегини очнулись, и носятся легкие тени.

Не погибла земля, снова духи выходят из тьмы.

Их встречает Славен, улыбается Лада устало.

Мир оглох и ослеп от палящего солнца опять

И в преддверии гроз в суматохе душа трепетала

Королева метелей ту страсть не сумела унять.

Среди волков Жива спасает Славена

И Жива очнулась от дивного сна,

метель за окном бушевала.

Но так тосковала без солнца она,

там вьюга опять завывала.

И волки ее обступили в лесу,

проходу уже не давали.

Куда ее ноги устало несут,

и снова в снегу утопая,

Все к странной пещере рвалась в полутьме.

– Вернись, – ей Яга говорила.

И вот опустилась в бессилье на снег,

и с ними по-волчьи завыла

И солнечный бог, этот голос родной

услышал, едва пробудился.

– Да кто там так жалобно воет, постой.

Опомнился и заискрился

И долго ее обнимал, в забытьи,

дыханьем своим согревая.

И думал, что кончено все, говорил

упрямо: – Очнись, ты живая.

А волки у ног его молча легли,

и слушали дивные речи.

А вьюга все выла и выла вдали.

Но эти любовью согреты,

Уже не боялись ее, и туман

рассеялся в миг снегопада.

Любовь – это сила, а холод – обман.

И снова спасает услада.

И где-то Услад им о радости пел.

И меды им духи варили.

И только Кащей отступать не хотел.

Но пыл уже бури смирили.

Немного еще, и на небе пустом,

появится он и засветит.

И Жива порхнет в каждый двор, каждый дом,

и встретят и птиц, там и ветер

Прогонит метели, и будут вдали

метаться усталые вьюги.

Куда им, а в мире так много любви,

так много веселых и юных

Явление Ярилы. Заклинатель метелей

И он пришел, Старик седой и властный,

И чтобы деве радостной помочь.

Заклятия свои творил он страстно.

Смирилась вьюга, отступила ночь.

– И ты туда же, – прохрипел устало,

Но не обрушился на них Кащей.

– И я хочу, чтоб стужа отступала.

– Но что тебе до свадеб и страстей.

Ты отгулял свое уже когда-то.

И только зависть душу бередит.

Она бескрыла, – Нет, она крылата

Упрямо волхв Кащею говорит.

– Я помню все, я так хочу, чтоб снова

Пришел Ярила, страсть свою даря,

И этот мир до часа рокового

Любил, страда, и выжил, и горя.

И с ними мы, огонь тот принимая,

Останемся, и пусть сгорим дотла,

Но не уйдем, живое проклиная.

И странной для Кащея речь была.

Не принял он и понимал едва ли,

О чем мудрец вещал, чего хотел.

И только звезды дальние сияли.

И лед проклятий пред огнем слабел

Юность Ярилы Страсти растут

Страсти растут, умножая страданья.

Только огня погасить не удастся.

Юный наш бог – неземное создание

Будет весной в этот мир возвращаться.

И холода в суете отступают,

Только огни зажигаются снова.

Снова Ярило от страсти растает

И не умеет он жить по-иному.

Злится Кащей, ледяная лавина

Души умирила вроде навеки.

Только выходит из плена Ярило,

Только огонь его в нас не померкнет.

Глыбы из льда истекают водою.

Это последние слезы Кащея.

Деву -любовь он влечет за собою.

Только Ярилу позвать не посмеет.

И отступает мороза лавина.

Тихо вздыхает во мраке природы

И возвращается с солнцем Ярило,

И обнимает муж благородный.

Сколько же страсти в теле скопилось.

Сколько в душе нерастраченной силы.

Вот и Кащей нам сдается на милость.

Если очнулся во мраке Ярила

Снегурочка тоскует о Яриле

Снегурочка тоскует о Яриле,

и больше ничего не хочет знать.

И сколько ей о смерти говорили.

Но лишь о нем могла она мечтать.

И пусть еще Кащей владеет миром.

И крепок и могуч седой старик.

Ей снятся сны, о юноше красивом.

И страсть терзает душу до поры.

– Ты пропадешь, – ей матушка шептала.

– Не оставляй нас, – говорил отец.

Она молчала, и на лед взирала.

И снова брачный видела венец.

Не для тебя его хранила Лада, —

Морена усмехнулась свысока

– Но буду с ним, мне ничего не надо.

И снежные цветы дрожат в руках.

– Но посмотри, как белизна прекрасна.

Я не на что не променяю снег.

И взор ее уже мутнеет ясный.

И только этот юноша из всех

Ей нужен, даже пламя не пугает.

Печальна участь девы ледяной

В его объятьях вмиг она растает.

Прекрасная, и нет судьбы иной.

И сколько ей о смерти говорили.

Но лишь о нем могла она мечтать

Снегурочка тоскует о Яриле,

и больше ничего не хочет знать

Птица Гамаюн- вестница беды

Эта птица во мраке болота

так пронзительно снова кричала,

Что приблизился Леший: – Чего ты?

Словно ведьм никогда не видала.

– Но из Пекла она, – говорила,

– Ний смириться не может теперь

И усталая птица сулила

столько голода, мора, смертей.

– Не рассеется тьма, и не ждите.

Но вернутся на битву князья.

Будет семь их, и всех соберите.

Откупиться от Ния нельзя.

Так угрюмо и слушал, и верил

старый леший в дремучем лесу.

И внимали и люди и звери,

Что беда ведь у них на носу.

И так трудно им всем там собраться,

И идти всем на битву опять.

Только вечно им с тьмою сражаться.

Как же птицы во мраке кричат.

И не слышат они Гамаюна,

Птица им не простит глухоту,

Велес вечно прекрасный и юный

Молча смотрит он в ту высоту.

Крылатый Сказочник

Украл Дракон девицу в этот раз

не для утех, весь мир тогда дивился.

– Мы сказку сочиним с тобой сейчас.

И согласилась мудрая девица.

О чем же сказка? Знамо, о любви.

И на земле, и в Пекле, и на небе

она жива, и что не говори,

мир без любви не выжил бы и не жил.

Дракон молчал, в сиянии страстей

боялся он опять воспламениться.

– Давай про битву, просто без затей.

Давай князей, богов заставим биться.

Она же все твердила о любви.

И сдался принц крылатый в одночасье.

– Пусть бьются за любовь. И вот вдали

уже и боги, и герои мчатся.

И дивные истории живут.

И в письменах старинных проступают.

Дракон и дева снова песнь поют,

о том, как там живут и умирают.

И эти песни свитки сохранят.

И пламя их не тронет в час урочный.

И снова вижу Ния грозный взгляд,

и Велес на свиданье страстен ночью.

И королева снежная страшна,

она опять о мести возмечтала.

Но Вольга, он очнулся вновь от сна,

и Берегиня из огня восстала.

И льется сказки призрачная вязь.

В ночном тумане тени воплотятся.

И к нам с тобой вернется смелый князь,

чтобы любить, страдать и защищаться.

И вот тогда отложен поединок.

– Дай сказку дописать, – рычит дракон.

И этих снов, и этих грез лавина

живет в сплетенье призрачных времен.

Дракон украл Василису Премудрую

И в ласковых лапах дракона

девица летела над лесом

И молча смотрела на склоны

высоких заснеженных гор.

– Украл тебя, дева родная.

– А это зачем, интересно?

– Ты скоро об этом узнаешь.

Смотри-ка, какой здесь простор.

И смело она любовалась,

красоты открылись вдруг взору.

И странно она волновалась,

но страха не знала тогда.

И каменных тех изваяний

дарил ей немые узоры,

Казалась тогда Василисе,

что это уже навсегда.

А вот она рядом пещера —

Гранита огромная глыба

Дворец – не придумаешь краше,

а, в общем-то, можно здесь жить.

И вдруг увидала девица

и свитки, и старые книги.

– Вот здесь, – указал тогда лапой, —

мы сказки должны сочинить.

Тогда рассмеялась беззлобно

и радостно мудрая дева.

Мечтать о таким ты могла ли,

смотри-ка здесь все под рукой.

И стала на долгие годы

ей домом уютным пещера.

И мудрые вечные книги,

куда-то влекли за собой.

А после в лесу заповедном