Неизбежность друг друга

– Патриархально!

– Ты все время спешишь с выводами, девочка моя, – Алберт впервые назвал Полину так, и она было вспыхнула, но почему-то промолчала. – Я сказал «один лидер», но не сказал, что это обязательно должен быть мужчина. Если мужчина готов предоставить эту роль женщине, то пожалуйста. Таких пар предостаточно. И они счастливы. В моей же личной модели отношений лидером предпочитаю быть я. Но я не навязываю свою модель миру.

– А что же женщина, какова должна быть ее роль рядом с тобой?

– Вдохновение, Паула. Вдохновение для движения вперед. И, кстати, у нас с тобой в этом отношении идеальный союз. Ты пишешь – я издаю. Ты создаешь – я двигаюсь дальше.

– Но ты делал это и без меня.

– Делал. Ловил вдохновение в другом.

– Именно поэтому я и склонна считать, что одного вдохновения для отношений недостаточно. На нем далеко не уедешь, правильно?

– Правильно, – согласился Враницкий, глядя на Полину так, словно одним этим словом хочет предупредить ее, что весь этот разговор – только начало какой-то новой игры Алберта.

Она ждала, что он скажет дальше, но он молчал. Полина отошла от окна и, проходя мимо Алберта, улыбнулась ему. Он задержал ее, легонько притянув за руку к себе, и снова прикоснулся губами к ее кисти. Потом отпустил и, проводив до дверей взглядом, подумал: «Что? Что в ней такого?». Она еще раз улыбнулась ему и вышла из комнаты. Алберт быстро допил остывший кофе и уехал в город.

Глава X

Приближалось Рождество. Город дышал ожиданием праздника.

Весь центр пестрел иллюминацией и лучился бликами разноцветных фонариков. На Староместской площади красовалась главная елка города, вокруг которой разместилась уютная рождественская ярмарка. Туристов становилось все больше. Люди толпились у шатров, где наливали сваренное ви́но, а на открытых углях готовили трдло – излюбленное чешское лакомство из дрожжевого теста, посыпанное сахаром.

Алберт сидел в кабинете своего офиса, из окон которого были видны острые темные шпили собора Святого Витта, разбирал принесенные секретарем бумаги и думал о текущем положении дел. Первый раз в жизни Алберт не понимал, в правильном ли направлении он движется, первый раз в жизни он не мог объяснить логику своих поступков. И мыслей.

Телефон разрывался от звонков и сообщений с приглашениями на ежегодные рождественские обеды, ужины, встречи и вечера. А Алберт не отвечал никому и ловил себя на мысли, что у него совершенно нет желания посещать все эти мероприятия, а главное видеть всех этих людей. Модели, фотографы, рекламщики, пиарщики всех мастей, новые контракты и знакомства, конкуренты… с каждым из которых нужно держать марку. Быть идеальным.

«Что это, – думал Алберт, снова и снова пытаясь найти ответ внутри себя, – может, я просто устал, и нужно бросить все, уехать куда-то на пару недель и ни о чем не думать?».

Нет, тут было что-то еще, и Алберт не мог отрицать этого, как бы ни хотел. Невольно его мысли вновь и вновь возвращались к Полине. Уже недели три она была полностью поглощена своим романом, который они с Албертом запланировали издать к весне, и бывали дни, когда они даже не виделись, не то что не разговаривали. Полина временно прекратила писать для рубрики в журнале и за весь декабрь появилась всего на паре мероприятий. В то время как Алберту напротив приходилось ежедневно бывать то тут, то там.

До Рождества оставались считанные дни, а Алберт вместо обычного воодушевления и предвкушения всей этой предпраздничной суеты чувствовал одно лишь раздражение и какое-то новое для себя, засевшее где-то под сердцем щемящее беспокойство, которое пока не мог идентифицировать. Пока он понимал только одно – связано оно было с ней…

Алберт был удачлив, но удачлив в силу своего характера, приобретенных навыков и убежденности в своей удаче. «Везет сильнейшим», – любил повторять он и был прав.

К тридцати годам Алберт привык к течению своей жизни в подобном ритме. За целью он ставил цель и со временем научился предугадывать, что готовит ему завтрашний день.

Постепенно Враницкий сделался скучающим игроком в карты, который знал наперед все ходы своих соперников и который уже от нечего делать, чтобы хоть как-то разнообразить монотонность игры, блефовал при откровенно плохой карте и все равно выигрывал. По инерции. И как умный и опытный игрок Алберт в последнее время начал чувствовать приближение конца этой инерции. Это тревожило и забавляло его одновременно.

Ему хотелось заглянуть за занавеску, скрывающую то, что приготовила ему судьба: без постоянной смены впечатлений Алберт не мог. Поэтому последние два или три года он начал позволять себе импровизировать в большей степени, отклоняясь от заданного им же самим плана и пускаясь в небольшие приключения. И конечно, в первую очередь это касалось женщин. В то же время даже эти легкие импровизации Алберт в силу привычки, зачастую неосознанно, держал под контролем, он знал, чем и когда завершится очередная его забава.

Надо сказать, что таким Алберт был не всегда. Когда-то он ненавидел заглядывать вперед, загадывать сроки той или иной истории и тем более ход развития отношений. В какой-то степени он был гедонистом, человеком, предпочитающим «ловить момент», наслаждающимся этим моментом и ощущением себя в нем.

Однако со временем Алберт сделался жестче, расчетливее, вступая в отношения, он уже не мог не просчитывать развитие ситуации. Постепенно ему стало казаться, что он знает все наперед, что все повторяется от раза к разу и «ничто не ново под луной»1.

От этого пресыщения обыденностью он бросался в поиск новых и новых ощущений, эмоций, впечатлений, ему все казалось, что он чего-то не замечает, что что-то все время ускользает из его рук, он получал почти все, чего хотел, и поэтому быстро терял интерес к полученному.

И все же теперь он стал спокойнее, привычка брала вверх над неутоленным желанием чего-то неизведанного, и он опять-таки по инерции продолжал угадывать последовательность развития той или иной истории.

И вот появилась она. Женщина, которая стала его женой, но которая была ему настолько чужой, как никакая другая женщина в его жизни. Начиналась новая история. И Алберт не мог и представить, когда, а тем более чем закончится эта новая история с его женитьбой. Планомерное течение его жизни было нарушено, и Алберт осознавал, что почти не в силах остановить движение сумбурно обрушившихся на него событий.

Он помнил свою первую мысль, которая пришла ему в голову, когда он увидел Полину, и эта мысль была такова: «Эта девочка будет моей женой». Он не знал тогда, не знал он и сейчас, почему вдруг именно эта мысль пришла ему в голову. Но зато он знал другое: загаданное, уже исполнившись на бумаге, стало почти недостижимым в реальности. Поставив свою подпись рядом с подписью этой девочки, он воздвиг огромную стену между ними. Полина сделалась его женой, но принадлежать ему не стала. И возможно, никогда не станет. И их последний разговор о «деловых отношениях» только подлил масла в огонь.

Что он испытывал к Полине? К Пауле? Азарт, интерес или, может быть… Алберт не давал себе возможности подумать об этом. Но сдаваться не входило в его планы. Он был игрок и, более того, игрок опытный. Пока он не мог понять, почему он это делает, но он решил во что бы то ни стало добиться новой, как ему казалось сначала, не слишком сложной, а как оказалось впоследствии, главной и последней цели в его жизни.

Было обеденное время, и, чтобы как-то развеяться от этих мыслей, Алберт решил прогуляться. Он накинул пальто и готов был уже выйти из кабинета, как в дверях буквально столкнулся со своей секретаршей и еще одной женщиной, в которой он, конечно, сразу узнал Соню Соукалову.

Соукалова, бывшая топ-модель, сейчас переквалифицировалась в «звездные» журналистки, а когда-то она начинала карьеру в СМИ у Алберта в журнале. Однако очень скоро им обоим стало понятно, что у них разные взгляды на главные цели в журналистике, и их пути разошлись.

Теперь имя Соукаловой было неразрывно связано с самыми пикантными скандалами, сплетнями и прочими блюдами, что обычно подаются в желтой прессе. Соукалова любила копаться в чужом белье и делала это весьма умело. Последние полгода она работала у Макса Новотного – главного конкурента Враницкого в издательском бизнесе, и ходили недвусмысленные разговоры о том, как она получила свое место.

– Алберт, дорогой, привет! А я к тебе, – фамильярно кривляясь, объявила Соня и отмахнулась от пытавшейся задержать ее секретарши. – Я без записи, но ты же примешь меня по старой дружбе? – она фальшиво улыбнулась и уверенно шагнула в кабинет.

– Здравствуй, Соня. Вообще-то, у меня совершенно нет времени на праздные разговоры. Ты по делу? – мило улыбаясь, отозвался Алберт, продолжая застегивать пальто.

– Я отниму всего пять минут твоего драгоценного времени. Я от Макса.

Алберт кивнул секретарше, и та удалилась, закрыв дверь, оставив Алберта и Соню вдвоем.

– Я тебя слушаю. Что за сверхважное послание от Макса, которое нельзя сообщить в электронном письме или по телефону?

– С некоторых пор ты не читаешь сообщения, Алберт. И перестал отвечать на звонки. Никак тебя не поймать.

– А зачем меня ловить? Тем более Максу.

– Завтра мы будем отмечать пятилетие «Лакшери». Будет крутая вечеринка. Макс приглашает все сливки нашей ниши. Ты в их числе.

– Передай Максу, что я весьма польщен, но не могу принять приглашение. У меня другие планы.

– Как жаль! А мы думали, вы с Паулой придете. А то что-то вы совсем не показываетесь вместе. Некоторые уже и не верят, что вы действительно пара. Ты ходишь по вечеринкам один, а она недавно показалась в компании Горака, они весьма мило проводили вместе время. Кое-кто даже утверждает, что видел, как поздно вечером они куда-то отправились вдвоем на такси.

– Соня, все в тебе прекрасно. Кроме твоих очаровательных губок.

– А что не так с моими губками?

– С них постоянно слетают непроверенные факты, слухи и сплетни. Это непрофессионально для журналистики такого уровня, как наш, Соня. Кажется, именно за это я тебя уволил, не напомнишь?

Журналистка недовольно передернула плечами.

– Но, видимо, Макс, все-таки нашел хорошее применение этому милому ротику, раз ты так надолго у него задержалась.

Соукалову перекосило. Алберт бил Соню ее собственным оружием.

– Знаешь, Алберт, когда-нибудь ты поймешь, что как друг я гораздо выгоднее, чем как враг. Но будет поздно.

– Я переживу это. И если ты закончила, то мне нужно идти. Привет Максу!

С этими словами он подошел к двери и, открыв ее, ожидающе посмотрел на Соню.

Она с деланной томностью накинула на плечи коротенькую шубку и медленно продефилировала мимо Алберта.

– И все-таки подумай насчет завтра. У Макса для тебя есть пара интересных идей. К тому же будет много полезных личностей. И не забудь свою фиктивную женушку.

Алберт невозмутимо выслушал этот змеиный выпад и, обогнав Соукалову, вышел на улицу, сел в машину и направился к Франтишеку.

Враницкому хотелось послушать жизнерадостный голос друга и его прямолинейные, но именно этим и ценные шуточки в отношении самого Алберта.

Франтишек обрадовался его приезду. Враницкий нечасто навещал его дома. Чаще они виделись на всевозможных тусовках и вечерах, куда Алберт всегда приглашал старого друга.

Франтишек окинул его своим фирменным «инспекторским» взглядом и усмехнулся.

Алберт не начинал разговор первым.

– Ал, после твоей странной женитьбы я не узнаю тебя. Что с тобой происходит, брат? – Франтишек подошел к небольшому навесному шкафчику, что служил домашним баром, достал оттуда бутылку виски, плеснул пару капель в бокал себе и Враницкому.

Алберт молчал, разглядывая, как влага в стакане переливается янтарными отблесками. Он сам приехал к Франтишеку, чтобы переброситься парой фраз со старым другом, но теперь уже как будто жалел об этом.

– Дело в ней, Ал? – продолжал допытываться Франтишек.

– Да, в ней, – после паузы нехотя ответил Алберт, словно признаваться в этом, в первую очередь самому себе, ему было трудно. – Франк, я не знаю, как это объяснить. С того самого дня что-то изменилось. Я словно больше не управляю своей жизнью.

Он замолчал, словно подбирая слова и пытаясь разобраться в ворохе накопившихся у него за все эти месяцы мыслей.

– Она ведь могла этого не делать… Но с той самой секунды, когда она взяла ручку и подписала договор, вся моя привычная жизнь, что-то внутри меня начало рушиться. И я ни черта не могу с этим поделать. Франк, ты знаешь меня лучше всех, скажи мне, что происходит?

Франтишек внимательно и даже несколько удивленно выслушал Алберта и присвистнул.

– Да ты просто втюрился в нее. Вот и все. Первый раз в жизни по-настоящему втюрился.

– Ну и словечки ты выбираешь для подобного разговора, – отозвался Алберт и вдруг ошеломленно добавил, – ты думаешь?

– Я не думаю. Я вижу это.

Алберт не отвечал, словно не в силах был в это поверить.

– Но если ты мне не веришь, давай проведем тест. Первый вопрос: о ком ты чаще всего думаешь?

– Франк…

– Так, второй вопрос. Тебя больше не привлекают другие женщины? Тебе не хочется ходить по всем этим тусовкам и наслаждаться их обществом, как раньше?

Алберт качал головой. Франтишек безжалостно продолжал.

– Наконец, ты убеждаешь себя, что ничего к ней не испытываешь? – Франк окинул Алберта победным взглядом и резюмировал. – Итак, мой диагноз: пан Алберт Враницкий, вы впервые по-настоящему влюблены. И меня это пугает.

– Почему?

– Да потому, что если все дело только в этой девчонке, то я вообще не вижу здесь для тебя проблемы! Для тебя, Ал! Ты говорил ей, что любишь ее?

– Нет. Но я и сам не знаю до конца, что я чувствую. Поэтому не говорил.

– Ну так скажи. Женщины это любят. Ну что, мне учить тебя? Как-нибудь, после хорошего секса…

– Франк…

– Постой, вы что с ней не…? – Франтишек оторопело уставился на Алберта. – А какие у вас с ней вообще отношения?

– Деловые. Или, проще говоря, – никаких.

– Так-так-так, а вот это уже серьезно. Ты живешь с бабой полгода, и у вас с ней никаких отношений. Старик, вот теперь мне реально за тебя стремно. Но я знаю, что тебе нужно.

– Что?

– Поставить цель. Как и всегда. Например, сегодня вечером – поцеловать ее. А, скажем, через неделю… ну ладно две… Ну, ты понимаешь?

– Франк, – в третий раз одернул друга Алберт, чувствуя весь идиотизм происходящего разговора.

– И не строй из себя святошу. А то меня сейчас вывернет от тебя. Как только у вас с ней это случится – все как рукой снимет. Вот увидишь. Старый добрый Франтишек не дает плохих советов.

Но Алберта, похоже, не устроили все эти доводы приятеля.

– А что если с ее стороны все это реально… фиктивно?

Франк рассмеялся.

– Ал, это не она к тебе подкатила, а ты к ней, забыл? С этим сюрпризом, с договором, со свадьбой?

– Да, и она воспользовалась этой возможностью.

– Я бы тоже такой возможностью воспользовался, так что тут ее упрекнуть не в чем.

– Но я могу просто не нравиться ей.

– Так понравься, Ал! Я никогда раньше не слышал от тебя подобных соплей. Может, тебе реально съездить куда-то отдохнуть? С ней, без нее – без разницы! Дружище, давай прекращай все это дерьмо, а то я всерьез за тебя испугаюсь.

Алберт улыбнулся.

– Ладно, Франк. Ты прав. Больше этого не повторится. А то меня уже самого от себя тошнит.

– Так-то лучше.

– Приходите с Мартой к нам двадцать пятого на обед. Будет Ева с кем-то из своих ухажером, Гашеки, отец. Никого лишнего.

– Заметано.

Глава XI

24 декабря в 10 часов вечера Алберт стоял у двери в комнату своей жены и как мальчишка не решался постучать. Он знал, что она не спит, потому что с улицы видел свет в ее окне, но вот уже пять минут переминался с ноги на ногу у двери, ругая себя за эту невесть откуда-то взявшуюся робость.

«Неужели Франк был прав…» – пронеслось у него в голове.

Наконец, совладав с собой, он пару раз легонько стукнул в дверь. Никто не отозвался, он стукнул сильнее. Снова тишина. Алберт решился дернуть ручку двери и заглянул внутрь.

Полина сидела на полу за ноутбуком спиной к двери и через наушники слушала какую-то музыку. На ней была только длинная белая футболка, и взгляд Алберта сразу приковали ее обнаженные ноги, скрещенные по-турецки. Он почувствовал нечто вроде смущения, которое быстро сменилось чувствами и мыслями ему противоположными. Он с трудом оторвал свой взгляд от коленей Полины и окликнул ее.

Встрепенувшись будто ото сна, девушка оглянулась. Против своего обыкновения, вроде бы даже не смутившись, она улыбнулась Алберту и, вынимая из ушей наушники, сказала:

– О, у меня сегодня гости! Садись, – она кивнула ему на место на полу напротив нее.

– Я не помешал? – стараясь не смотреть на ее ноги, отозвался Алберт и уселся на предложенное ему место.

Полина поймала его взгляд и как бы невзначай натянула на колени футболку. И тут только заметила, что она заляпана чернилами ручки, которой она в работе над романом постоянно делала пометки в блокноте. Она закусила губу и отодвинулась чуть дальше от Алберта, чтобы свет монитора, падающий на нее, не так сильно высвечивал эти огрехи.

– Нет, мне как раз нужно сделать паузу, – улыбнулась девушка, затягивая распущенные по плечам волосы в высокий пучок на макушке. – Пишу сегодня с раннего утра. Даже не обедала.

– И не ужинала.

Полина кивнула. Повисла пауза.

– Кажется, ты впервые за эти полгода у меня в гостях, – улыбнулась хозяйка комнаты.

– Я решил, что в Щедрый день2 можно немного нарушить наше деловое общение.

Полина ахнула.

– Как Щедрый день? Господи, Алберт, уже двадцать четвертое?

Молодой человек, засмеявшись, кивнул.

– Я совершенно потеряла счет времени с этим романом… Боже, я думала только двадцать первое или двадцать второе… Но почему ты здесь, в Подебрадах? Ты не отмечаешь?

– Как раз хотел тебе это предложить.

На лице девушки выразилось смятение.

– Сейчас? Ехать куда-то?

– Никуда ехать не нужно. Прогуляемся?

Полина посмотрела на Алберта и вдруг поняла, что впервые, если не считать случая в бассейне, видит его одетым неформально.

– Ты в свитере! – почему-то засмеялась она и, протянув руку, коснулась мягкой шерстяной ткани, словно хотела удостовериться, что это действительно свитер.

– А ты нет, – улыбаясь прищурился Алберт.

Полина поднялась на ноги и подошла к шкафу.

– А куда мы пойдем? – спросила она, открывая дверцы и заглядывая внутрь.

– Прогуляемся до центра, посмотрим фейерверк на главной площади… Я не был там, кажется, лет пятнадцать.

– Вообще Рождество в Праге – семейный домашний праздник. Все сидят за столами и едят традиционного карпа.

Полина поежилась.

– Бр-р, не люблю речную рыбу. А ты тоже каждый год ешь карпа?

– Нет. Честно говоря, я с детства не отмечал Рождество дома. И карпа не ел с тех самых пор. Возможно, ты заметила, я довольно нетипичный чех.

– Ну по крайней мере ты не пьешь пиво. И не ешь карпа.

Через полчаса молодые люди стояли посреди пустынного городка и смеялись. В этом году власти решили не проводить фейерверк в Подебрадах, и все, кто хотел шумных гуляний, уехали в Прагу. Другие остались дома. Гуляющих было совсем немного. Полина была этому даже рада.

Враницкие медленно шли по притихшим улочкам и говорили о всяких пустяках. Дойдя до набережной, молодые люди остановились у самого парапета. Алберт поднял голову вверх и посмотрел в стылое ночное небо. Начинался снег, и первые мокрые снежинки падали ему на лицо и тут же таяли. Было тепло и сыро. Набережная была совсем безлюдна. Полина остановилась у парапета и, слегка нагнувшись, заглянула в черную воду Лабы, в которой отражался свет уличных фонарей, рисуя на ней причудливые узоры.

– А в Праге сейчас гремит музыка, народ танцует, пьет шампанское и глинтвейн под курантами. На Карловом мосту загадывают желания и любуются фейерверком. А на Влтаве мерцают огнями корабли-рестораны. – Полина закрыла глаза, словно представляя себе всю эту картину.

Алберт молчал, смотрел на ее, словно о чем-то задумавшись или что-то вспоминая.

– Паула, – наконец заговорил он, – у меня для тебя кое-что есть.

С этими словам он полез во внутренний нагрудный карман пальто, что-то оттуда достал и сжал в ладони. Потом раскрыл ее, протягивая Полине.

– Это гималайский горный хрусталь. Его еще называют лемурийским. Слышала о Лемурии?

– Кажется, это какая-то древняя легендарная страна, что-то вроде второй Атлантиды?

Алберт улыбнулся.

– Что-то вроде, – повторил он, кивнув головой. – Говорят, этот камень имеет особую силу и может напомнить человеку о его предназначении. О его прошлом и будущем.

Полина положила подвеску с камнем на ладонь и подняла ее так, чтобы на камень упал свет фонаря. Почувствовала, как по телу пробежала легкая волна дрожи.

– Ты веришь в его силу?

– Я верю в то, что человек способен наделить силой все, во что верит.

– Ты носил его когда-нибудь? Это твой камень?

– Он достался мне от одного моего друга. Он несколько лет прожил в Гималаях, занимался разными практиками, изучал камни. Незадолго… до несчастного случая, произошедшего с ним, он передал этот камень мне и сказал: «Воспользуйся им, когда почувствуешь нужный момент. Камень находит своего хозяина сам».

– Спасибо… Альбер, – Полина опустила глаза. Ей очень хотелось спросить, что же случилось тогда, в Гималаях. Но она почувствовала, что Алберту будет это неприятно. И промолчала.

Потом, глядя на падающий в Лабу снег, вновь заговорила:

– Знаешь, сегодня прекрасная ночь для откровений. И я хочу тебе кое в чем признаться.

Она бросила на своего фиктивного мужа короткий взгляд и, подставив ладони падающему снегу, продолжила.

– Я не знаю тебя. Почти не знаю. Хотя мы живем бок о бок уже почти полгода. И все это время я стараюсь увидеть, узнать тебя настоящего…

Алберт молчал, разглядывая ее лицо – узкое, в неровном свете фонаря еще более бледное чем обычно, длинные каштановые волосы, слегка растрепанными прядями падающие на воротник пальто, на плечи, небольшие, но выразительные зеленые глаза. Он все никак не мог точно определить их оттенок и сейчас вдруг понял, что эти глаза ему напоминают – последнюю осеннюю траву, схваченную первыми заморозками и покрытую тоненьким слоем молодого алмазного инея.

Полина не смотрела на него, но ее губы продолжали рассказывать о нем:

– Знаешь, я из тех людей, что ищут в других червоточину. Как те художники, что рисуют прекрасные натюрморты. Свежие, наливные, манящие своей соблазнительностью фрукты, цветы, еще источающие живой аромат, но уже подернутые легким налетом увядания и смерти. Я из тех, кто ищет не содержание, а пустоту. И вот я все пытаюсь найти в тебе эту пустоту, твою темную сторону, в которой ты откроешь себя. И не нахожу. И кажется, я только сейчас поняла, почему.

– Почему?

– Потому что все это – действительно ты. Ты такой и есть. Ты носишь брендовые рубашки, ворот которых душишь парфюмированной водой за три сотни долларов, и в то же время готов отказаться от всего отцовского состояния. Ты играешь с людьми, но не позволяешь никому играть с тобой. Ты одинаково гармонично смотришься на светском рауте и на этой пустой улице, с мокрыми от снега волосами. Ты, кажется, действительно идеален во всем, чего касаешься. Мне далеко до тебя, Альбер… Не знаю, смогу ли я оправдать твои ожидания. Но знаешь, спасибо тебе… За все. И спасибо за этот подарок, – с этими словами она надела цепочку с подвеской на шею и спрятала ее под пальто. – Мне так неловко. Ведь у меня для тебя нет подарка… С этим романом я обо всем забыла…

– А давай поступим так. Думаю, у тебя есть подарок, который я бы хотел получить.

– Что же это?

– Конечно, поцелуй, – улыбнулся Алберт.

Полина смешалась.

– А если серьезно – расскажи мне о себе. Мне всегда интересно было узнать – кто они такие, эти писатели, творцы великих заблуждений и великих открытий.

– Как громко ты сказал. Я такой же обычный человек, как и другие.

– Так расскажи о себе.

Молодые люди возвращались из пустующих Подебрад домой. Снег закончился, и теперь их окружала сонная зимняя ночь, тишину которой изредка нарушали только разговоры немногочисленных прохожих. Но вскоре и они утихли.

Полина, чуть смущаясь, начала свой рассказ.

– Знаешь, мне всегда нравилось придумывать чужую судьбу. Мне нравилось следить за изломами ее линий, ее развилками и перекрестками. В окружающих людях я всегда видела… материал… Как будто – глину для лепки, из которой я могу слепить много разных фигурок, а потом направить эти фигурки по разным дорогам и следить за каждой из них. Мне было интересно развитие мысли, движение своей фантазии. Я всегда загадывала ту или иную историю про человека. Само это слово – история – стало моим любимым словом.