Мальвина Советского разлива. Часть 1

Однако опустившихся алкашей в то время почему-то не было, что такое БОМЖ по определению вообще никто не знал. Взрослые поголовно работали, дети непременно занимались спортом, ходили в музыкальную школу или, на крайняк, в кружки по интересам. За тунеядство была уголовная статья с нешуточным сроком.Теперь, про спорт. В моей семье это святое! Папа – мастер спорта международного класса по классической борьбе, победитель и призёр чемпионатов СССР и братских республик. Его кубков, медалей и грамот в доме был целый «иконостас». Дедушка по маме, которого мы втихаря называли «Амосов» за его любовь к бегу трусцой и лыжам, занимал какой-то высокий пост по физической подготовке в культмассовом секторе фабрики «Лайма». Дедушка по папе – то ли монгол, то ли бурят по национальности, родители путаются в показаниях, – был буддистом, что не мешало ему оставаться коммунистом, занимался йогой и моржеванием. Понятно, что нам с братом участи «в здоровом теле – здоровый дух» было не избежать.

Я занималась художественной гимнастикой, пока из худенькой девочки-веточки в тринадцать лет не превратилась, по словам моей тренерши, «в жирную корову с огромными буферами и жопой бегемота». Задумайтесь на минуточку: вес тридцать восемь килограмм при росте сто пятьдесят пять сантиметров. Но в советской стране не было секса, и гимнастки с фигурой «а-ля Алина Кабаева» гневно клеймились позором. Однако оживление мужской части присутствующих на трибунах во время соревнований в момент моего появления в любовно расшитом мамой блёсточками купальнике, или на школьной физ-ре было ого-го-го каким несоветским.

Думаю, что секс в СССР все-таки был, но до сексуальной революции девяностых о нем можно было только на Вы, шепотом и под одеялом. Про «Эммануэль», Тинто Брасса, Алекса Мэя и других секс-гуру мы, рождённые в Стране Советов, узнаем гораздо позже. А как не шуточно и оголтело увлечёмся процессом разврата, попробую описать дальше, согласно периоду повествования… Но пока мы в 1983-м!

Генсеки менялись, как в калейдоскопе, – быстро и резко. По уважительной причине. Просто умирали от дряхлости, старости и болезней. Было понятно: как только по телеку балет «Лебединое озеро», кто-то из слуг народа отправился в мир иной. В школе будет день скорби, и можно прийти офигенно принарядившись, потому что школьная форма в этот день типа не обязательна. И мы, девочки, отрывались со всем азартом и фантазией. В ход шли вещи из гардеробов мам, старших сестёр и подруг из других школ. Все это доставалось путём обмена или легкой экспроприации. А как же, ты же должна удивлять! Вошла – и все упали или ахнули на худой конец.

Я была все еще с хоккеистом Марисом, но уже на этапе ссор и придирок по пустякам. Правда, со второй дыркой в ухе, как и у него, проколотой на пике страсти, в знак вечной любви и верности. Кстати, благодаря своим влюблённостям я освоила многие полезные навыки. С Генкой научилась круто плавать, Глеб ассоциируется с дневником, Марис – латышский язык и огромное влияние на формирование модного нынче стиля Mix&Match.

Алессандро Микеле и всему Гуччи до моего парня было как до звёзд по части креативности комплектации элементов в одном луке. Если учесть, что одежда фабрики «Большевичка» была, мягко говоря, далека от мировых модных трендов, а фирменные или дизайнерские шмотки стоили дороже почек, Марис был очень ярким типом в свои тринадцать! Высокий, спортивный, по моим меркам, нереально красивый такой брутальной мужской красотой, при этом суперстильный, что, кстати, отличало в СССР латышей от русских. Одевался он авангардно до боли в зубах, и это было причиной всевозможных подростковых острот и даже уличных драк. Многие хотели снять с «ганса» голубые американские джинсы, кроссовки «Ботас», отстричь выбеленную ассиметричную чёлку и вырвать на хрен булавки из уха.

Пристегните ремни безопасности, опишу нашу парочку! Зима-1983. Минус двадцать! Мы подростки двенадцати-тринадцати лет! На нем – американские голубые тонкие джинсы-бананы с кучей заклёпок, блестяшек и огромным лейблом «супер парис», присланные родственниками посылкой из-за бугра, белые кроссовки с красными полосами, синей пяткой, золотыми надписями, шерстяная совковая олимпийка или, как спортсмены говорят, мастерка с логотипом «Динамо» – офигенно крутой маст хэв того периода, носить ее нужно было на голый торс, расстёгнутой до середины груди. Ещё был полосатый сине-белый хлопковый свитер, тоже крутяк по тем временам, наверх – огромная финская парка «Аляска» цвета хаки с лисой на капюшоне, за которую многие парни постарше готовы были Родину продать. Завершал образ многократно сломанный крупный нос, выбитый передний зуб, брови, незаживающие от рассечения шайбой, косая длинная челка на один глаз, иногда ещё и выкрашенная копиркой то в зелёный, то в фиолетовый, то в красный, то в желтый цвет, две английские булавки в ухе и цепь от унитаза, намотанная на руку, как кастет. Перчатки и шапка презирались.

Я нереально гордилась тем, что со мной такой стильный чувак, и всячески пыталась соответствовать нашим парным выходам. Подростковая фигура моя, как я уже писала, оформлялась день ото дня: грудь росла, попа круглела. Хотя, конечно, в сравнении с нынешними девочками-тинейджерами я была мелкой худышкой без тюнинга, из одежды лишь – трофеи от периодических набегов на мамин шкаф, из макияжа – только голубые перламутровые тени.

Теперь включаем воображение. Визуализируем мой подростковый стайл в почти тринадцать лет. Своим нарядом я очень гордилась! Он был сотворён из целой части штанин папиных джинсов. Когда то, это были крутейшие клеши, в верхней части пришедшие в негодность, но из той, что от колена, я сварганила себе юбку и жилет. Именно смастерила, то есть попросту отрезала одну штанину и носила ее как микро-мини-юбку, а вторую разрезала посередине передней части и вручную пришила к узкой части штанины лямки, умело скроенные из маминого пояса от кожаного рыжего плаща. Так получилась гиперстильная, как мне казалось, жилетка с булавками вместо застежек, разными цепочками, в том числе и от туалетного бачка. Под весь этот фэшн я надевала синюю водолазку, чтобы подчеркнуть формы и синие прозрачные колготки – люблю такие по сей день.

Мой образ тех времен не обходился без добычи из маминого гардероба. Свой джинсовый самопал я изящно дополнила белыми полусапожками с узким носиком и каблучком-рюмочкой. Ещё у меня была совершенно потрясающая белая дубленка. Как я уже повествовала ранее, моя мама просто потрясающе все делает руками: шьёт, вяжет, вышивает и нереально вкусно готовит. Так вот дубленку она шедеврально сотворила из мутоновой шубейки, вывернув оную наизнанку, отделав мездру на швах тесёмками в стиле современного Dsquared. Завершала образ шапка-пыжик из белого кролика и красные пластиковые сережки-треугольники.

Волосы у меня отросли до лопаток, правда, пшеничный цвет изменился на латвийский серый. Лет через пять я благодаря перекиси опять стану блондинкой, а пока у меня – дерзкая длинная чёлка, уложенная на манер принцессы Дианы. Вот такой мы с Марисом были сладкой парочкой подростков советского разлива.

Время, когда тебе тринадцать, – беззаботное. Уже можно вовсю целоваться на последнем ряду кинотеатра, в пятый раз купив билет на индийский фильм. Их часто крутили в восьмидесятые и мы сбегали в кино с уроков. Опасность таких вылазок появилась период правления Андропова, генсека после Брежнева – во время дневных сеансов случались облавы, и если ловили прогульщиков работы или учёбы, могли на десять суток посадить или какие-то выговоры выговорить, взрослых премии лишить, школьников-студентов ещё как-то наказать. Однажды и мы попали под раздачу!

История сей басни такова. Мы сачканули с урока труда и пошли в третий раз на «Танцора Диско». Как обычно, последний ряд в почти пустом кинотеатре. Его рука на моей коленке, которая в прозрачных синих колготках выглядит вполне прилично. Не видно естественного цвета ног, далёкого от совершенства в конце холодного марта. Особенно если быть одетой так, что цистит и гайморит можно заработать, глядя только на сами элементы моего наряда «от кутюр» имени себя. Целуемся мы уже реже и не так страстно, как раньше, все больше выясняем отношения, которые идут на спад, но именно во время поцелуя в кинотеатр вошли вежливые люди в форм.

Картина маслом. Зажегся свет, прервали фильм. Индийский красавец Митхун Чакраборти так и не допел свою знаменитую «Джими, Джими, ача, ача». Кто-то в зале, не поняв серьёзность ситуации, гневно крикнул. Марис свистнул, чем сразу привлёк внимание милиционеров. Стражи порядка в приказном порядке велели киноманам приготовить документы для проверки, записали имена-фамилии и места работы. Как ни странно, тунеядцев и прогульщиков, кроме нас, среди присутствующих не было. Просмотр фильма возобновился.

Нас проводили в кабинет заведующего кинотеатром, где устроили настоящий допрос с пристрастием, запугиванием и обвинением поактичнски в измене Родине. Блюстители порядка – два милиционера и три дружинника – играли в плохих и хороших полицейских. Поняв, кто из нас двоих слабое звено, разыграли сцену почти из «Эры милосердия» братьев Вайнеров. Мариса, как действующего спортсмена, отпустили, а меня оставили в одиночестве перед выбором чистосердечного признания в письменном виде или варианта «тюрьма – твой дом родной».

В слезах и соплях красивым девичьим почерком на двух листах я написала сочинение на тему «Как я могла, нет мне оправдания, прошу понять и простить…» Закончив объяснительную, позвала милиционера. Он лукаво улыбнулся и стал читать, правда недолго. Увидев мою фамилию, парень моментально побледнел и спросил, кем я прихожусь такому-то такому? Своего папу я боялась больше, чем тюрьмы, поэтому включила Зою Космодемьянскую и решила не выдавать тайну родственных связей. Сказала, дескать, однофамилец.

Милиционер не поверил и решил прояснить ситуацию. Он вышел из кабинета, а через полчаса дверь открылась, на пороге стоял отец, его водитель, все тот же страж порядка, бледный директор кинотеатра и ещё какие-то люди. Папа молча кивнул мне и жестом показал идти к машине, пожал руку собравшимся и пошёл следом за мной. На негнущихся ногах я еле добрела до служебной «Волги». Марис ждал на улице, но подойти побоялся. Папа его не заметил. Я сделала вид, что тоже. Мы сели на заднее сидение авто и поехали к отцу на работу.

За пять минут пути от Лачплеша до Стабу перед глазами в ускоренном темпе пронеслась вся моя недолгая жизнь. Даже подумать было страшно, какое наказание меня ждёт. Мы доехали до здания КГБ. Водитель открыл двери. Мы с папой вышли из машины. Он тихо сказал две фразы: «Ты меня подвела» и «Иди домой, вечером поговорим». Лучше бы он меня убил прямо там, на месте, чем мучиться ожиданием наказания.

Я села в автобус и поехала в Пурчик. По дороге мне казалось, что я в дурном сне, сейчас проснусь и все будет хорошо. Не помню уже, как оказалась дома. От стресса начала убирать квартиру. Отпустило. В голову начали постепенно приходить умные мысли, слова, чтоб оправдаться аргументировано, И вообще захотелось чаю и торта «Циелавиня». Тогда, в свои тринадцать лет, я сделала вывод: уборка в квартире равна систематизации мыслей в голове! До сих пор этот способ мне очень помогает в сложных жизненных ситуациях.

После уборки я достала деньги из копилки. Сходила в универсам «Минск». Купила торт и съела его весь ложкой, логично решив, что перед смертью фигура мне уже не пригодится. Коробку выбросила в мусоропровод.

Через час с работы пришла моя красавица-мама. Увидев чистую квартиру, она заподозрила неладное. Как на духу, в истерике я рассказала ей, что случилось утром. Теперь папа меня убьёт. Пусть меня кремируют после смерти, а пепел нужно развеять над морем с вертолёта. Это я в каком-то фильме видела, мне понравилось. Раз уж умирать, то эффектно, чего уж там…

Под конец рассказа меня начало тошнить. Выворачивало наизнанку от тортика почти час. Но мама про Циелавиню ничего не знала и решила, что это от страха перед приходом отца. Она приготовила мне ванну с пеной, дала валерьянки, уложила в постель и сказала, что сама с папой поговорит.

Сквозь сон я слышала их разговор. Стены в домах советского времени были картонные. Папа сказал: «Ладно, утром с ней разберусь». А утром я заболела гриппом с температурой за сорок, бредом, кишечным расстройством, жуткой ломотой в костях и в последствии – осложнением на почки.

Гораздо позднее, после неоднократного повторения ситуаций, когда я как-то очень серьёзно заболевала от страха перед наказанием или принятием неприятного решения, благодаря йоге и самоанализу, я сделала вывод: здоровье – самая большая ценность, ничто не стоит того, чтобы им расплачиваться! В любой ситуации смотри страху прямо в глаза. Представь мысленно самые ужасные последствия, подумай, что дальше будешь делать, даже если рухнет твой привычный мирок. Придумай четкий план действий. Мне помогает, страх уходит, я больше не болею от стрессов.

А тогда я отходила две недели. Бледная, худая, с синяками под глазами я пришла в школу за два дня до весенних каникул. Марис начал встречаться с девочкой на два класса старше нас. Оценки в табеле за третью четверть были гораздо хуже, чем в первых двух. Поведение вообще поставили неудовлетворительное за тот случай в кинотеатре. Меня официально отчислили из секции художественной гимнастики с формулировкой «по состоянию здоровья». Погода была мерзкая, как обычно бывает в Риге в конце марта. Это был первый серьёзный кризис в моей жизни…

ЗАГАР, ПЕРЕСТРОЙКА, АЭРОБИКА.

Все каникулы я провалялась дома, погрузившись в мир книг, чужих переживаний, приключений и грёз. Убирала квартиру каждый день, разбирала шкафы и начала вышивать. Получалось очень красиво. Родители были в ступоре. Брат старался развлечь. Приводил моих подруг, рассказывал анекдоты, дворовые новости, но я не очень реагировала. Он отстал, но старался, если что, быть рядом. Хорошо иметь брата-друга, почти ровесника.

За день до конца каникул я впервые вышла из дома в гости к подруге. У неё был кварц или, как его называли тогда, «искусственное солнце».

Мы решили, что я очень бледная, и нужно позагорать. Я представила лицо под лампу и просидела так сорок минут, хотя нормальное время такой процедуры – одна, максимум три. Через час лицо покраснело. Подруга сказала, что завтра будет красиво.

Утром я не смогла открыть глаза. Позвала брата. Он вошёл в мою комнату, вскрикнул, пробормотал что-то невнятное и позвал маму. Она, увидев мое лицо, довольно спокойно спросила, что я вчера делала. Я сказала, что загорала под кварцем. Она все поняла и поставила мне компрессы на глаза. Минут через пятнадцать я смогла их открыть и посмотреть в зеркало. Себя в нем я не узнала. Лицо цвета варёной свеклы с синюшным отливом, вместо глаз – щелочки, огромный плоский нос сравнялся со щеками, монгольские скулы стали незаметны, уши и шея увеличились в три раза, как минимум. Сказать, что звезда была в шоке – не сказать ничего!!! Отражению в зеркале верить не хотелось. Зрелище было жутким.

Мама действовала быстро – обложила все лицо капустными листьями. Кстати, до сих пор это мое суперсредство от любых отеков, ожогов и просто «чтобы было». Потом она позвонила папе. Тот тоже быстро включился. Через полчаса я была в кабинете известного всей стране академика. Он осмотрел меня, сказал, что у меня ожог какой-то там большой степени, и направил к своему коллеге в ожоговое отделение. Блат в СССР процветал! Как говорилось, «не имей сто рублей…»

Я провела в больничке неделю. Там меня мазали какими-то мазями на основе то ли вазелина, то ли ланолина, то ли глицерина и постоянно ставили капельницы. Короче говоря, лечили всеми прогрессивными на то время средствами. Естественно, про нано-пластыри и PRP никто и слыхом в те времена не слыхивал. Однако, быстрая регенерация, свойственная молодому растущему организму, сотворила чудо – следов почти не осталось. Правда, я думала, что линять, как змея, буду бесконечно.

Но, как написано на кольце царя Соломона, «все проходит», и это тоже прошло. И да, во всем, безусловно, есть свои плюсы: мне разрешили наносить тональный крем в школу, дабы защитить травмированную кожу от апрельского солнца. Понятно, под эту лавочку я начала подкрашивать ресницы, ну, и использовать тот самый, уже известный, трюк с черничным вареньем.

1985-й. Перестройка, Гласность, Горбачёв. Я оказалась, как та старуха, у разбитого корыта. Гимнастика закончилась, спортшкола тоже, Марис меня больше не любил. На носу – выпускной восьмой класс и новая школа. Она была огромной, чужой, по-районному быдловатой, с завучем-шизофреничкой, но при всём этом я стала там реальной звездой! Мне помогла аэробика, ноги и сиськи.

Теперь по порядку. Я не стала олимпийской чемпионкой по художественной гимнастике, да и вообще никакой чемпионкой, даже КМС не подтвердила, но фигура у меня была – то, что доктор прописал. Американские клипы с Мадонной уже вовсю крутили на закрытых видео-сеансах. Это формировало вкус.

Аэробика и ее королева, Джейн Фонда, набирали обороты. И все толстушки СССР мечтали облачиться в лосины и купальники, да и вообще иметь сексуальное подтянутое тело. Мне повезло – тело у меня было что надо, спасибо «художке» и деспотичной тренерше. Я сориентировалась и пошла к физруку с предложением, от которого он не смог отказаться.

Учитель физкультуры был молод, хорош собой и недаром получил прозвище – Вандам. Моей идее – вести аэробику для учителей и учениц старших классов – он, тогда ещё Олег Сергеич, был несказанно рад. Правда, на первую тренировку пришли только три моих закадычных подружки и молодая училка по литературе. Меня это не опечалило совершенно. Я опять была на сцене и в центре внимания, как настоящая звезда районного масштаба.

Адреналин зашкаливал. Ритмичная музыка в стиле диско восмьидесятых. Энергичные движения под ту самую музыку и все, как я в люблю! Плюс человек двадцать мальчиков, подсматривающих в замочную скважину, как в перископ. Это бодрило. Все дамы держали спины!

На следующую тренировку пришло тридцать старшеклассниц и десяток училок в майках и трениках в стиле «чучело огородное». Мы с физруком не растерялись. Видимо, коммерческая жилка у нас уже была. Он тоже, как и я, в начале девяностых заработал свой стартовый капитал, но в отличие от меня с помощью стартового пистолета.

У Вандама были какие-то деньги, у меня – связи. Замечательный партнёрский тандем! Моя мама – торговый работник все-таки. Грех не воспользоваться!!!

После долгих уговоров, в тайне от папы-кагэбэшника, она согласилась достать мне экипировку для аэробики: цветные лосины, майки «в обтягон» и модные белые кроссовки. Гетры и повязки на лоб пришлось связать самой, за что огроменное мерси училке по домоводству Светлане Закарьевне, до сих пор помню имя-отчество этой невероятно стильной женщины.

Мы с физруком отлично заработали на костюмах, продавая их втридорога. Нам даже не было стыдно. Тогда, в конце восьмидесятых, я сделала вывод: ДЕНЬГИ – ЭТО ЭРОГЕННАЯ ЗОНА! И купила на них сапоги, которые впарила потом молодой «англичанке», в переводе с советского сленга – учительнице английского.

Скандал, стиль, измена

Мы с Олегом стали суперпопулярными личностями в школе. Это был факт! Но у каждой медали, как известно, две стороны. С одной – нас боготворили и тихо завидовали успеху, с другой – ненавидели, желая извести. Завуч-шизофреничка и военрук объединились в коалицию противников. Позже, в девятом, к ним присоединился мой классный руководитель – учитель физики со странными, для того времени,наклонностями.

Это сейчас в 2019-м, на каждом углу разоблачают педофилов, извращенцев и маньяков. А тогда, в далеком 1986-м, сексуальных извращенцев и в помине не было. Кроме папы мне никто не верил, что заслуженный учитель СССР лезет ко мне, пятнадцатилетней школьнице, под юбку и ненароком пытается ущипнуть за упругую грудь.

Весна 1986-го! Экзамены сданы на отлично. Я – Королева бала плюс коммерчески успешная бизнес-вумен! Нас с физруком не истребили, живьём не съели, так, слегка покусали, но на финансовом успехе предприятия это никак не отразилось, а вот популярности прибавило. Меня охватила эйфория.

Гром грянул, когда его совсем не ждёшь. А дело было так. Мой классный руководитель мило и безобидно просит меня помочь ему с уборкой кабинета после уроков. Не чувствуя подвоха, я соглашаюсь. Старательно мою полы, парты, пробирки после лабораторных, вытираю пыль с подоконников и поливаю кактусы. Честно говоря, я люблю делать уборку с детства, меня это успокаивает, наводит на умные мысли. Вообще мне очень нравятся чистые, вкусно пахнущие дома, бардак ненавижу, даже голова может заболеть от хауса в помещении.

Итак, физик просит меня залезть на стремянку и взять что-то на верхних полках стеллажей. Я наивно карабкаюсь на лестницу, и – тадам, кульминация момента – товарищ заслуженный учитель, прищурившись от наслаждения, лезет мне под мини-юбку. Сказать, что я в шоке, – ничего не сказать, я в прострации. Первая реакция – дать в нос с размаха тренированной ногой, вторая – бежать!

Бежала я быстро, очень быстро! Папа спал дома после ночного дежурства, но спал, как товарищ Штирлиц, чутко. В КГБ даже спать учили по особому. Проснулся он от поворота ключа в замке и, увидев мои безумные глазища, по-другому не назовёшь, понял: что-то пошло не так. Выслушав мой сумбурный рассказ, автоматически щелкнул костяшками пальцев, папа понял, что у него, горячего южного парня, появился отличный повод размять кулаки! Я, пребывая в состоянии аффекта, рассказала все, как на духу, и мы уже вдвоем побежали обратно в школу.

Всего не помню, происходило, как в тумане. Папа что-то орал, пару раз сунул кулаком физику в нос, появилась кровь. Я была восхищена своим отцом как мужчиной! До сих пор меня будоражит грубая сила.

О папе вообще можно много и с восторгом рассказывать. Он у меня крутой! Суперхаризматичный, обаятельный, умница с прекрасным чувством юмора и положением. Мне, с одной стороны, повезло иметь такого отца. Ведь известный факт, что он первый мужчина, в которого влюбляется девочка. С другой – сложно афтер в мужья найти подобный эксклюз, а не дешевый фейк.

Папе написали целую кипу пасквилей на работу, называя его фашистом, требуя как минимум лишить звания полковника КГБ, а как максимум смертную казнь заменить расстрелом через повешение. Но начальство его уважало и ценило, партийное руководство республики тоже, поэтому для него вся история с рукоприкладством обошлась парочкой выговоров с занесением в личное дело и сверхурочными дежурствами, а для меня – очередной переменой места учебы. Причём в десятом, в те времена, выпускном, классе.

Как было обидно: в этой школе оставались подружки, аэробика, популярность, куча воздыхателей, да и чисто географически удобно – рядом с домом. Ну да ладно, мне было не впервой, тем более настоящей любви у меня там так и не случилось. А так, лишь парочка легких романчиков. Один – с парнем на год старше, из выпускного десятого, он все равно на следующий год в лётное училище поступил. Второй – с мажорчиком из соседнего двора. От него толку-то, что папа-моряк привозил жвачки, дефицитные джинсы и полиэтиленовые пакеты «Мальборо», которые все модницы СССР гордо носили вместо сумочек. Можно сказать, что такой аксессуар иметь в восьмидесятых было так же престижно, как сейчас Шанель или Биркин.

Лето между девятым и десятым я не забуду никогда. И совсем не потому, что было как-то особо весело или нереально круто, скорей наоборот, все происходило трагично и со знаком минус.

Начну издалека. У меня была некрасивая соседка, которая навязчиво пыталась стать моей подругой и влиться в нашу развеселую тусовку. Девушка была толстая, с плохой кожей, со щеками, покрытыми акне, жиденькими сальными волосами и с врожденным дефектом бедра. Она довольно сильно прихрамывала, но основным ее недостатком было отсутствие чувства юмора и постоянно включенный «обсератор». Она могла у самого идеального человека найти кучу недостатков. Этот бабник, эта красится, как шлюха, у тех квартира бедняцкая. Короче, у каждого есть косяк.

Чего она ко мне привязалась, не знаю, видимо, мою добрую душу не скрыть ни за какими дефицитными шмотками и модным макияжем. В нашем дворе я оказалась слабым звеном и ввела ее в свой закрытый клуб. Бонусы с ее появлением, кстати, тоже появились. Соседкин папа занимал очень высокий пост то ли в райкоме партии, то ли ещё где-то в тёплом местечке, сейчас не припомню, но в голодном СССР иметь в молодёжной тусовке человека с дачей в Юрмале, шампанским и сервелатом было выгодно! Мы могли теперь вполне себе номенклатурно зажигать.

Стилист во мне жил с детства. Лет с трёх я переодевала кукол, креативно красила им гуашью волосы и делала макияж цветными карандашами. Потом были эксперименты с собственным имиджем, легкими преображениями подружек, но кардинально моя творческая натура проявила себя в работе над образом моей непривлекательной новоиспечённой подружки. Я убеждена: не бывает некрасивых женщин, нужно просто найти правильную одежду и цвет помады.