История одного злодея

– Спасибо, Асмодей, – он безразлично откинул голову назад. – Я рад, что всё хорошо.

– Босс, – он чуть помедлил, но решился. – Мы все Астарота знаем и любим. Он ведь как сын нам. – Люци смотрел куда-то в сторону, Асмодей продолжил. – Я хотел сказать, ребята поймут, если вы не захотите наказывать его. Это девчонка нам не опасна.

– Спасибо, – мужчина всё ещё не смотрел на собеседника. – Асмодей. Я скажу это один раз и никогда снова, так что запомни хорошо. Я бандит, а не герой-любовник. Мне тоже симпатичен этот паренёк, но это не значит, что ему можно то, что нельзя другим. Правила для всех одни. Потому что каждый, кто не послушает меня, будет мёртв. Это и держит нас на плаву.

– Понял.

Он вышел за дверь, а Люци прикрыл глаза. Он знал, что Шилов не приедет, знал, что Астарот не способен кого-то убить и знал, что Велиал давно метит на его место. Он знал всё и от этого жизнь казалась бесконечно скучной. Поэтому он допил сок и унёсся в то время, когда был способен что-то чувствовать.

Солнце ярко светило в глаза ещё лишь слегка морщинистому Люци. Удивительно, но в свои юные года он уже обладал внешностью состоявшегося мужчины. Опыт ли это, вредность профессии ли.

Его слежка за молодой девушкой привела кое к каким результатам. Он узнал её имя. Далия. Чудесное и необычное для русского слуха имя. Далия. То, что она исповедует ислам, догадаться было не сложно. Но в отличие от многие «правильных» девушек, она не была замечена в тайной жизни.

Небольшое лирическое отступление. Не всё то скрыто, что закрыто. Люци имел дело с двумя чеченскими братьями, поэтому иногда посещал ресторан «Жемчужина востока». Одноэтажное здание с высокими потолками, что позволяло сделать VIP-балкон для решал. А таких среди кавказцев много. Только если «важные шишки» распивали чайник чая с чабрецом на шестерых, заставляя официанта вновь и вновь подливать кипяток в уже бесцветную заварку, то по-настоящему стоящие люди себя не светили, лезгинку не плясали и на окружающих смотрели с высоты лестниц.

Один из братьев, Алихан, как-то обратил внимание Люци на хищниц в леопардовых юбках до самых пят.

– Видишь, – ткнул пальцем на крашенную блондинку, танцующую лезгинку в самом центре круга. – Сразу видно, что на ночь.

– По-моему, одета весьма прилично, – Люци безразлично отпил неприятно пряный чай. – Она вся с головы до пят замотана, ни с кем не ёкшается. По-моему, я тебя слишком суровые взгляды.

– Собар де, – он подозвал официантку и что-то шепнул ей на ухо. Та в ответ покраснела и кивнула. – Слыхал? За их столом вместо чая водка в чайнике.

Алихан победоносно улыбнулся, но Люци молчал. Он знал, что объяснять, почему так происходит, почему девушки прячутся, и что они, в реальности, никому ничего не должны, бесполезно. «Разврат нации начинается со свободы женщины,» – вот, что сказал Люци брат Алихана. И он не имел желания спорить. Но ему было жаль чужую молодость, чужие желания, чужую свободу, чужое право на свои собственные ошибки.

Однако Далия жила с семьёй, достаточно религиозной, но не фанатичной. Её отец был инженером, не выдающимся, но достойным. Мать не работала, брат учился в школе. Она сама была на 3-ем курсе мед фака РУДН. В КВН не играет, на концерты не ходит, в кафешках не обедает. В общем, персонаж не из простых.

После их первой встречи прошла неделя. Люци надеялся, что с учётом множества дел мысли о Далии отпустят. Но куда там. Как говорится тянет. Поэтому в пятницу он ждал её после пар у универа.

Надо сказать, что, увидев её расписание, Люци понял, что медики действительно много учатся. Успеваемость у неё была хорошая, это он тоже проверил.

Вечер спускался по улице великого путешественника, когда Далия наконец вышла из железных ворот. У неё была тканевая сумка и светло-зелёный наряд из широких брюк и туники. Волосы под длиннющим платком, не увидать плеч. За ней следом вышли два парня и что-то кричали. Возможно, хотели проводить, но она не обернулась.

Люци снял свои круглые очки и пошёл за ней. У него было минут 10 шага до её дома, а темп она взяла активный.

– Девушка! Девушка! – она не обернулась. – Глухая что ли? Девушка!

Люци обогнал её и перекрыл дорогу. От неожиданности Далия врезалась в него и тут же отпряла. Наушники. Ну конечно, она была в наушниках! Два шага в сторону, но он не пропустил. Её широкие не по моде брови нахмурились.

– Что вам нужно?

– Помощь, – Люци представлял их знакомство немного иначе. Он всегда легко очаровывал девушек, но тут чувствовал себя ослом, который стоит посреди дороги. – Дело в том, что мне нужен репетитор.

– А я тут при чём? – маленькая складочка на лбу предавала ей удивительную миловидность. – Вы можете нанять преподавателя.

– Я хочу попросить тебя помочь. То есть вас, – он споткнулся, сделав шаг назад, но она схватила его за руку.

– Осторожно!

Да, звучит банально, но прикосновение того самого человека, даже самое незначительное касание всегда будет на голову выше всех других. Тот, кого любишь, особый экземпляр во всех отношениях.

– Вы меня перепутали с кем-то, я не занимаюсь преподаванием, – она пошла вперёд уверенным шагом, он побежал за ней.

– Ты же Далия? То есть вы, – он снова перегородил ей дорогу. – Учишься в Ф-301?

– Да.

– А я хочу поступать в этом году, но совсем плох в химии.

– У меня у самой сессия на носу, – Далия снова попробовала отступить, но он перегородил дорогу. – Да ты маньяк что ли? Не доводи до греха, ради Аллаха.

– Хорошо, тогда встреться со мной.

– Что? – она округлила свои прекрасные глаза в рамке густой подводки. – Теперь ясно! Да что ты о себе подумал, а? Я тебе что, какая-то…

Она хотела подобрать резкое, грубое слово, но всё казалось не подходящим. От этих попыток Люци рассмеялся. Далия вызывала умиление, которое обычно испытываешь к разозлённым детям или кряхтящим щенкам.

– Ну знаешь ли! – она быстрым шагом двинулась в сторону дома.

– Подожди! Ну дай хоть номер!

Люци смеялся так, как смеялся только с ней. Самое страшное горе и самое большое счастье в его жизни гордо шагало по улице даже не предполагая, что будет дальше.

Глава 20.

Аня уминала питерскую шаверму со зверским аппетитом и наигранной улыбкой. Больше всего в жизни она презирала уличную еду и все эти развлечения бедных, но сейчас её маской была наивная, сломленная девушка внутри бывшей стервы. Да-да, бывшей, потому что этот сладколиций паренёк напротив с жирнющим соусом на подбородке заставил её поверить в собственное спасение через любовь. Она хихикнула и тут же приписала это испачканному спутнику.

Если бы Астарот был чуть менее наивным или чуть менее романтичным, он бы знал, что люди меняются по мгновению палочки только в турецких сериалах. Аня не смогла бы провести его, и к завтрашнему утру покоилась бы в одном из дремучих лесов далеко за городом.

Если бы да кабы.

– Хочешь, пойдём в Эрмитаж? Или куда там ходят нормальные люди на свидания?

– Нормальные люди занимаются сексом, когда хотя бы знают фамилии друг друга.

– Я твою знаю, – он откусил из своего свертка и соус из пакетика испачкал его ладонь. – Тебе понравится город.

«Тупой ублюдок! Думает, я никогда не ездила сюда? Боже, ну почему такого идиота мне подкинул? Хотя… Спасибо,» – её укачивало от одной возможности провести время на культурных мероприятиях с этим недалёким качком. Но если хочешь быть живой, надо быть гибкой. Так она сказала себе и взяла его руку. Продержаться всего два дня.

В это время Велиал сидел в приличном кафе с каким-то еврейским названием прямо напротив голубков. Он размышлял, что ему даст смерть папочкиного любимца и неудавшейся наживки. Ничего. Уже давно он хотел иметь более значительную позицию в делах, тем более, Люци вёл себя куда мягче с годами, а в их деле по-хорошему получается плохо.

Он знал, что его корпоративный телефон прослушивается товарищами, поэтому имел запасной, о котором знали пару человек, и запасной запасного, о котором не знал никто. Не отрываясь от парочки, он разблокировал смартфон и ткнул на знакомое имя.

– Я думаю, пришло время перетасовать карты.

– Пока рано, – приглушённый голос в трубке. – Подожди немного. Может, всё изменится и без нас.

– Отключаюсь.

Парочка вышла из подвальной забегаловки и пошла в сторону набережной. Если бы этот тупица Астарот мог хоть что-то разглядеть за своим юношеским максимализмом, он бы заметил, что девочка им играет и явно с трудом держит себя в руках. Какая глупость верить женщине!

В это время Таточка сидела на столе своего начальника и игриво поглаживала рукой свою ногу. Шилов был расслаблен только с виду, но не хотел оставаться один. При больших деньгах поставить жене диагноз за пару часов труда не составило, её объявили невменяемой и он, как её муж, получил все права на распоряжения деньгами. Скрудж получил предоплату и обещал уладить дело сегодня ночью.

Вот и хорошо. Пусть все знают, кто здесь хозяин, пусть помнят своё место.

– Вы совсем не обращаете внимание на свою кошечку, господин Шилов, – Таточка делано надула силиконовые губки и сползла со стола на колени любовника.

– Ах, Таточка, в голове твоей ветер.

– В моей голове только мой начальник, – она нежно поцеловала его морщинистую щёку, и он улыбнулся. Как же так получается, что мы смеёмся над стереотипами, а потом ловим себя на мысли, что мы сами и есть один огромный стереотип.

– Всем оставаться на своих местах! Руки вверх!

Двое мужчин в черных масках словно с документальной съемки ОМОНа влетели в кабинет, открыв дверь с ноги.

– Да как вы смеете! Кто вы такие! – Шилов вскочил на ноги и тут же получил пулю в лоб.

Таточка истерично заорала, но никто не прибежал на выручку. Её лоб украсила точно такая же рана, как у любимого.

Молодые люди позвали несколько человек, ожидавших в коридоре и вышли из кабинета.

– Сейчас всё приберут.

Мужчины средних лет кивнули и разошлись по своим старомодным советским кабинетам. Что поделать, у каждого своё время умирать. Они все вжимались в свои кресла и молились, чтобы такого никогда не произошло с ними. Тебе кажется, ты всё держишь в руках, ты всем управляешь. А потом за две минуты тебя превращают в прошлое за одно, одно неправильное решение.

И всё. Ты никто, ты прах. А на твоё место придут ещё более алчные и злые, чтобы добрать то, чего ты не добрал.

Глава 21.

Аня жадно поглощала питерский воздух, мечтательно улыбаясь Астароту где-то в перерыве его фраз. К сожалению, думала она, его придётся убрать с дороги. К сожалению.

Такой наивный и идеалистичный, Астарот бы привлёк Анино внимание в других обстоятельствах. Как часть тех людей, которые видят высший смысл во всём, которые не живут ради мирского, но ради вечного. Именно такие окружали маленькую Шилову на опиумных вечеринках. По крайней мере так ей казалось.

– Смотри, рыбка! – Астарот дёрнул её за длинный рукав полупрозрачной кофты. Но разглядеть что-то в мутной воде не получилось. – Когда я был ребёнком, я часто сидел у Москвы-реки по ночам. Наблюдал за нетерпеливыми парочками, всякими эмо, рокерами. Кого там только не было.

– Благополучно твою семью не назовёшь, – она облокотилась на каменную изгородь и её светлые волосы, обласканные тусклым солнечным светом, стали похожи на золотые нити. – Что мы будем дальше делать? – он молчал. – То есть я знаю, что ты должен меня убить. Но не уверена, что ещё хочешь.

– Дальше мы пойдём вон туда, видишь? Доедем до залива, подышим воздухом. До завтра ещё целая жизнь, что-нибудь можно придумать.

Аню такой ответ не устроил, но виду она не подала. Было ещё достаточно времени, чтобы решить, что делать с этим тупоголовым охранником и как вернуться в Москву. Люци наверняка ждёт её труп, чтобы запугать отца. Как будто Шилов хоть раз подумал о дочери.

Ей вспомнился детский лагерь в Лондоне, куда её отправили со скандалом. Дочка Шиловых должна говорить, как минимум на двух языках, должна тусоваться с элитой и не должна путаться у папочки под ногами. Но Аня, которая только что потеряла девственность на одной из полупьяных вечеринок с запрещёнными препаратами, не хотела покидать свою комнату и с ужасом ждала, когда всё случившееся откроется. Не открылось. Мать уже прикладывалась к бутылке, и не заметила бы даже живот с 9-ю месячным ребёнком внутри. Отец был занят политическими игрищами, неспокойный год для его партии. Она сидела одна в своей комнате, униженная, обиженная. Ждала, что хоть кто-то постучится и поинтересуется, почему у неё истерика. Но не сбылось.

Тогда-то подружка по переписке откуда-то из Бразилии поддержала её идею о самоубийстве, но предложила всё крепко спланировать. А пока, чтобы угомонить боль, можно себя порезать.

Эта идея показалась Ане глупой. Как может помочь в её ситуации след от лезвия? Ей представлялось, как родители находят её мёртвое тело в комнате, падают на колени, целуют её тонкие окровавленные руки и молят о пощаде, просят вернуть время вспять. Потом отец застрелиться, а мать наглотается таблеток.

В те годы она ещё не понимала степень эгоизма своих родителей. Не понимала, что сделай она такое, отец бы жутко разозлился на неприятное обострение дома, ему ведь нужен покой для работы. Потом его пиар-менеджер посоветовал бы использовать ситуацию в своих интересах. «Всё ещё на благо России», – красовались бы заголовки статей. Дочь сошла с ума, порезала вены, а отец продолжает работать на благо страны, продолжает делать своё дело.

Мать. Мать как настоящая пьяница нашла бы в смерти повод для лишней бутылки и рыдала бы омерзительно сопливыми всхлипами, поминала бы дочь, Бога, отца. Винила бы мужа, снова пила. Ходила бы по подругах в элегантном чёрном платье прямо по фигуре, снова пила. В конце концов, после месяца-двух, драма бы ей надоела, и она бы пошла на новую выставку молодого Шагала, или русского Пикассо, или любого другого бездаря косившего под гения, ела бы дешёвые закуски и рассказывала, что искусство исцеляет.

За её могилой бы ухаживала старая женщина, за доп плату от семьи носила бы цветы. Какие-нибудь белые розы или лилии, чтобы люди знали, чтобы они видели, что родители скорбят, родители помнят, просто никто не может застать их на могиле. Разминулись.

Аня всё же попробует резаться после раздумий и поймёт, что через кровь, стекающую по нежной коже, через лёгкую боль раны от лезвия, уходит её разочарование, её тоска, её одиночество.

Она увлечётся этим, но та же подруга посоветует ей вовремя избавляться от шрамов, дабы никто не узнал, или чтобы шрам на шраме не образовал отвратительную корку, которую потом не залечить никакими мазями.

Благо медицина шагнула вперёд, косметология шагнула вперёд. Её тоненькие шрамы не были проблемой для профессионалов. Она избавлялась от одних следов, появлялись новые. У клиники был доход, у Ани был нужный эффект. Бесперебойные потоки денег, все довольны.

Шилова шла за руку с молодым человеком, который, может, рискнёт своим настоящим и будущим ради неё. Шла и ничего не чувствовала.

Велиал незаметно следовал за ними, поедая эскимо советского образца. В отличие от молодёжи, он не впадал в сантименты и не питал иллюзий на какой-либо счёт. Ему хотелось власти, и он знал, как этого добиться. Он ждал момента, ждал. Появился Астарот – маленькая слабость криминального гения. Велиал сразу схватил свой шанс за хвост и теребил аккуратно, чтобы не осыпались пёрышки.

Сначала команда под ним. Нет, он не дурак, чтобы обсуждать начальника с подчинёнными. Но между делом стоило упомянуть то об одном промахе паренька, то о другом. Мелочь, случайность, стечение обстоятельств. Велиалу потребовался год для первых недовольных взглядов.

Слухи расползаются только схваченным льдом, стоит чуть надавить. Конечно, влияние Люци было настолько прочным, что никто вслух не решался высказать свои вопросы. Но главное, что люди начали думать, подозревать и читать тоже самое в глазах коллег. Это был первый, но очень важный этап.

Потом конечно был Асмодей. Глава карательного отряда хоть и раздражал Велиала со дня своего появления, но был не обходимым союзником в дворцовом перевороте.

Так уж вышло, что их отношения с самого первого взгляда строились на отвращении и взаимной антипатии. По-другому и быть не могло. Асмодей считал себя честным убийцей, хранил какие-то принципы и тычил ими. Этим славятся все ветераны боевых действий. Они считают, что посвящены в самые страшные страницы человеческой жизни, поэтому в праве судить и поучать остальных.

Велиал считал себя честным по-настоящему. Он принимал себя со всей жестокостью, поскольку искренне считал её частью человеческого существа. Значит, это природа. Значит, так решил Господь Бог.

На самом же деле маленького мальчика приучили к ужасу и страданию ещё в детстве (браво дядюшке Фрейду). История циклична. Поэтому вас не удивит голодное детство в дет доме, насилие, извращение. Описывать прожитое огромным количеством людей с подробностями, чтобы ужаснуть читателей, не в стиле автора. Просто поверьте на слово, там было достаточно для того, чтобы ребёнок взрастил в себе ненависть ко всему живому.

После психологической травмы кто-то ломается и уничтожает себя, кто-то становится святошей, кто-то подражает своим мучителям. Но Велиал смотрел на жизнь шире, посему проанализировал в себе атрофированную жалость и смекнул, что слабости могут быть силой. Так он начал свой криминальный путь, и до этого момента был очень успешен.

Его группировка активно расширялась, присягали новые беспринципные адепты. И всё бы ничего, но из неоткуда появился Люци. Велиал посмеивался над ним, но только до резни на хлебозаводе. Кровь нужно уважать.

Но вот творческий союз, который Велиал планировал в те годы с Люци обернулся слиянием не в пользу первого. И всему виной неожиданное расположение Пугина. Это вознесло Люци от среднего калибра мафиози до короля Москвы.

Природа их отношений оставалась тайной для преступного мира, но зато эффект был превосходный. Люци стал вхож в высшие круги, куда попасть можно было или через зону, по старым традициям, или через большие деньги, заработанные аферой, что тоже делалось с оглядкой на традиции. А тут уже лысеющий пижон, который ещё недавно сидел н наркоте, получает всю глазурь с кулича.

Разве можно простить такое?

Вот Велиал и не простил, но как человек смышлёный не полез на рожон, а сделал вид, что вполне себе доволен ролью среднего звена. Он ждал. Смотрел на то, как Люци щеголяет в дизайнерских костюмах с нахальной улыбкой, и ждал. Расправлялся с шелупонью, которая недостойна страдать от его высококачественных инструментов, и ждал. Обедал гусиной печенью, попивая вино под пустую болтовню, и ждал.

И вот теперь под непривычно ясным небом Питера безликий человек был как никогда близок к своей заветной цели.

Однако хитрожопый Люцифер почуял неладное и дал заднюю. Он убьет парнишку, который наводит тень на его доброе преступное имя, и весь ропот коллег сойдёт на нет. «У всех есть слабости, – скажут они, – но ты посмотри как шеф расправился со своей.» И вся работа Велиала пропадёт. Люци получит ещё больше власти, ещё больше уважения.

Нет, такого допустить нельзя. Парочка должна сбежать. Велиал вернётся израненный к Люци и скажет, что они придумали что-нибудь эдакое. А коллегам случайно обмолвиться, что начальник попросил его имитировать пропажу Астарота, дать ему уйти вместе с дочкой Шилова.

Эта девка. Ещё одна беда на его голову. Нужно было всего лишь случайно убить её, чтобы господин Шилов рассвирепел и нажаловался вышестоящим людям о беспределе Люци. Но и тут произошла оплошность. Охранник Анны, включая Астарота, были слишком внимательны. Асмодей установил новую систему слежки, чтобы каждый член группировки был под надзором, кто это отслеживал ыбло неясно. Люци почти всё время находился в Замке, а Пугин почему-то снёс эту странную затею и даже поддержал своего друга. Куда катиться мир, если можно просто так похитить дочь уважаемого человека?

С Семёном Карловичем Велиал планировал разобраться сразу после Люци. Руками Шилова, конечно.

Владимир Сергеевич давний знакомый человека без лица, очень обрадовался рискованной сделке. Да-да, Шилов знал о похищении собственной дочери, позволил этому случиться. Велиал уговорил равнодушного Люци на авантюру ради кресла чиновника. Какие аргументы он приводил, сейчас и не вспомнить. Но толи от скуки, толи от глупости, начальник согласился.

Был расчёт на то, что Пугин примет сторону Шилова. По крайней мере Владимир Сергеевич так считал. Велиал одобрительно хлопал, но был уверен, что этого не случится. Но какое ему дело? Его риски были минимальны.

Сам он давно продумал пути отступления. Пугин поддерживает Люци, хоть и не одобряет. Шилов срывается с цепи и нанимает убийцу для Люци. Далее два пути. Люци мёрт, Пугин убивает Шилова в отместку, Велиал со слезами на глазах принимает пустующее место руководителя группировки. И тут же сдаёт пошлый ягуар в металлолом. Либо Люци жив, убивает Шилова, Велиал в шоке от сложившейся ситуации. Его союз останется тайной в любом случае, потому что, как говорится, у мёртвых не спросишь.

История с Астаротом была страховочным тросом. Поскольку смерть Шилова Пугина не устроит. Слишком жирный фазан, чтобы унести его с охоты незаметно. Между коллегами уже есть сомнения в прозорливости начальника. Что за глупое дело он придумал? Зачем ему кресло чиновника? Он правит Москвой и прямо, и косвенно. Зачем всё портить?

Такие заготовки Велиал бросал в то время, когда уговаривал Люци на дело.

А Астарот неприменно должен проявить себя в такой ситуации. «Он один среди нас не помазан кровью. Нехорошо.» Этот аргумент подействовал на Люци и он согласился удивительно быстро. Правила есть правила.

И вот как только парочка сбежит, Велиал вернётся в Москву и узнает, как выпали карты. Но его туз всё ещё будет в длинном рукаве.

Он брёл за смеющейся парочкой и представлял, как театрально обыграет свою привязанность к ним, как расскажет о спасение, как они сбегут, а потом он займёт место Люци, отыщет их и привезёт в Замок, чтобы развлечься во славу. Никому ничего нельзя прощать.

Глава 22.

Люци был молод, но никогда не был глуп. Девушка, завоевавшая его подсознание, не подходила под старые приёмы обольщения. Да и сам он вёл себя не так как обычно.

Сначала всё это казалось забавным развлечением, отходом от реальности, в которой он марал руки чужой кровью и преступлениями. Стереотипная парочка: хорошая девочка из приличной семьи и бандит. Это явно не его история. Просто мимолётный интерес.

Но чем чаще он следовал за ней из университета, то с мороженым, то с пустой болтовнёй, тем больше погружался в её честные, серьёзные глаза, и не хотел выныривать. Далия всё ещё отказалась от работы репетитора, но уже не противилась обществу странного парня. В отличие от всех его предыдущих подружек, она не спрашивала, чем он занимается, откуда родом. Женщины всегда старались собрать его портрет по крупицам: любит ли он горчицу, сколько сахара положить в кофе, нравится ли ему Роберт де Ниро. Этими мелкими сведениями он делился с удовольствием молодого человека, чьё существование так важно для миловидной особы. Это было приятно.

Далия внимательно слушала все его монологи, но в блокнот не записывала, иногда переспрашивала одно и тоже. Это и раздражало Люци, и восхищало.

– Ты не любопытная, – как-то сказал Люци, поправив пальто.

– Человек сам решает, что готов отдать. Я против любого насилия.

Она ничего не делала для эффектности. Не пыталась быть лучше, чем есть, не смотрела в витрины, чтобы подтереть тушь, не скрывала зубы при улыбке. Косметика смотрелась на ней удивительно натурально. Платок, как Люци понял в ходе их общения, был её принципом, не выражал скромность или порядочность.

– Я бы хотел увидеть твои волосы, – как-то мечтательно произнёс он.

– Только мои родители, женщины и муж могут увидеть их.

– Тогда женюсь.

Он ждал от неё смущения, смешка, хотя бы чего-то женского. Но она отстранено посмотрела в сторону и продолжила другую тему.

Время шло, терпение Люци заканчивалось. Он не привык ничего добиваться трудом и не собирался делать это впредь. Все намёки Далия отвергала, но общаться с ним продолжала. Они ходили вместе до университета и обратно, никаких кино, ресторанов, баров.

– Харам, – говорила она, едва он упомянул бутылочку вина и танцы.

– Совсем нельзя развлекаться?

– У нас с тобой разные способы получения удовольствия, – её окольцованные пальцы поправили платок. – Танцевать в прокуренном помещении, чтобы обратить на себя недобрые взгляды толпы – это не развлечение. А вот сшить сестре выпускное платье…

Далия всегда делала что-то полезное, и, как считал Люци, никогда не отрывалась. А ведь каждому человеку нужен отпуск, даже от добрых дел.

Так он решился пригласить её на пикник. Конечно, девушка выпятила свои кофейные глаза и тут же отказалась.