bannerbanner
Роковой поцелуй
Роковой поцелуй

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
3 из 4

– Почему?

– Потому что здесь все понарошку, а там все всерьез.

Оливия пожала плечами, не отрываясь от списка. Церковные свечи. Бергамотовое масло… Готово!

– Интерьер вам создавала потусторонняя мадам Волгатская? Для чего столько шалей? Вы что, собираетесь танцевать?

– Нет, я связываю ими неосторожных гостей и приношу их в жертву темным силам.

– Благодарю покорно. Мне еще не приходилось никого связывать, чтобы получить, что мне хочется… во всяком случае, женщин.

Оливия оторвалась от своего списка; несмотря на желание сохранить серьезный вид, ее губы дрогнули в улыбке.

– Вы очень тщеславны, не так ли, лорд Синклер?

Он перебирал в руках тонкую узорчатую шаль; шелк струился между пальцами и переливался.

– Неужели? По-моему, мои слова говорят совсем не о тщеславии.

– А о чем же? Только не говорите «об опыте», это лишь подтвердит мои слова.

– В таком случае я вообще ничего не стану говорить. Итак, что же дальше?

– Дальше вы уйдете.

Он выдвинул стул из-за стола и сел, явно пренебрегая всеми правилами приличия. Он не выпускал из рук шаль. Шуршание шелка у него между пальцами вызвало у нее приятное покалывание, от кончиков пальцев ног распространившееся, как дым, по всему ее телу. Она ощущала тепло от соприкосновения мягкого шелка с его кожей; у нее тоже согрелись пальцы. Вскоре покалывание перешло на ладони, как будто туда попала кислота. Ей с трудом удалось сдержаться и не выхватить у него шаль.

– Оливия, вы в самом деле хотите, чтобы я ушел?

Произнесение им ее имени подействовало на нее так же, как шелест шелка в его руке; ей пришлось набрать в грудь побольше воздуха, прежде чем она смогла заговорить. Почва уходила у нее из-под ног – возможно, он именно этого и добивался. Он наверняка догадывается, что ее бросило в жар… Он нарочно старается размягчить ее, сделать податливой и послушной. Вот и все.

– Мисс Силвердейл, – машинально поправила она.

Шарф ненадолго застыл, а потом гость продолжил свои мучительные манипуляции.

– Допустим… Итак, мисс Оливия Силвердейл, вы хотите, чтобы я ушел?

– Если вы здесь для того, чтобы помочь мне, можете остаться. Но если вы пришли лишь затем, чтобы посмеяться надо мной, я вас не задерживаю, – ответила она.

Он бросил шаль на стол. И хотя ее томление прошло, подозрения подтвердились. Хотя ей удалось не подпасть под его чары, она отчего-то не ощущала радости победы.

– Мисс Силвердейл, я не считаю одержимость ни большим достоинством, ни чем-то забавным. Я пришел не для того, чтобы помочь вам, а чтобы убедиться, что вы не причините вреда моим делам своими довольно… нетривиальными действиями. Нашей семье досталось немало грязи; мы окружены дурной славой, и для дальнейшего унижения нам вовсе не требуется помощь посторонних.

– Если вы пришли не для того, чтобы мешать мне…

– Совершенно верно. Я здесь для наблюдения. Я буду в соседней комнате и послушаю, как вы воспользуетесь своими навыками оккультистки, чтобы извлечь золото из Марши Пендл. Когда погрузитесь в транс, советую не забывать о том, что я за стеной. Ну а после того, как ваша гостья пообщается со своим потусторонним другом, вы должны недвусмысленно дать ей понять, что дух, с которым она жаждет беседовать, надолго отправится в высшие сферы и больше не будет являться по вашему зову. Так что позвольте ей со слезами распрощаться с ним и отправьте ее назад, на Кэтт-стрит. Навсегда.

– Кажется, я уже говорила, лорд Синклер: я не люблю, когда мне угрожают.

– Разделяю ваши чувства. Я и сам не люблю, когда мне угрожают. Значит, мы с вами поняли друг друга. Вам следует считать серьезной уступкой с моей стороны уже то, что я позволил вашему сеансу состояться. Но сделайте еще хоть шаг дальше по этому пути без моего ведома, и я перейду от угроз к действиям. Я ясно выражаюсь?

– Напоминаю, что я сама сообщила вам о своем следующем шаге.

– Не цепляйтесь к мелочам.

– Позвольте полюбопытствовать, какие действия вы намерены предпринять?

Его взгляд утратил суровость.

– Мисс Силвердейл, вы хотите, чтобы я раскрыл карты? Вы меня обижаете! Не стоит считать меня столь несерьезным противником!

– Но вы прекрасно понимаете, что я скорее отвечу на вероятную угрозу, чем на напыщенные слова.

– Что ж, извольте. Для начала я сообщу о вашем местонахождении и ваших поступках вашему брату, Гаю Силвердейлу. Возможно, ему как главе семьи не понравится, что его единственная сестра снимает дом в захудалом лондонском квартале и видится там наедине с печально известными распутниками. Достаточно или продолжать?

– Откуда вы знаете, что моего брата зовут Гай?

– Я посоветовался со своими потусторонними знакомыми, а те перемолвились словом со своими йоркширскими друзьями через духов Екатерины Великой и Юлия Цезаря. Итак, Оливия, что скажете?

Возможно, все дело было в том, что он снова назвал ее по имени, а может быть, даже в том, что он упомянул Гая, но его слова, как ни странно, успокоили ее. Если бы лорд Синклер был настроен исполнить свою угрозу, он бы давно приступил к действиям. Значит, он готов пойти на уступку, пусть даже из чистого любопытства. Значит, его можно попытаться склонить на свою сторону – постепенно, шаг за шагом.

– Что ж, лорд Синклер… После сегодняшнего вечера, если, конечно, вы не передумаете, дух Джорджа отправится в длительное путешествие по реке Стикс.

Она протянула ему руку и сразу поняла, что допустила просчет. Ее нервные окончания еще не успокоились после его игры с шалью. Все стало еще хуже, когда теплая рука лорда Синклера накрыла ее руку. Вторая ее рука дернулась, словно завидуя. Оливия поспешила вырваться и направилась к двери.

– Марша скоро придет. Я должна переодеться.

Не дожидаясь его ответа, она побежала наверх, сама не понимая, хочет ли, чтобы он был еще здесь, когда она вернется.

Глава 5

Резкий, назойливый запах духов Марши Пендл распространился по всей квартире. Лукас невольно шагнул подальше от двери. Однако не хотелось упускать ни слова из того, о чем говорили в соседней комнате. Возможно, мисс Оливия Силвердейл не слишком умело изображала славянский акцент «мадам Булгари», но роль медиума исполняла весьма пристойно. Лукас решил, что ее вполне можно выпускать на театральные подмостки.

Он начал слушать ее представление злой как черт, но через полчаса, внимая ее кривляниям, с трудом удерживался от смеха. Не верилось, что Марша Пендл воспринимает «оккультистку» всерьез.

Надо отдать должное мисс Силвердейл, она старалась. В тот миг, когда Марша Пендл собралась требовать у усопшего клятву в вечной верности, хотя, судя по всему, верность не была достоинством Джорджа в его земной жизни, мисс Силвердейл заставила его сбежать. Она заявила, что за мужчиной гонятся ангелы мщения. Они же обвинили Маршу в пособничестве в совершении гнусного греха.

– Ты должна раскрыть все! – грудным голосом пропела «мадам Булгари». – Только тогда успокоятся владыки врат и позволят тебе воссоединиться с Джорджем! Жена человека, которого ты оклеветала, призвала на свою сторону влиятельных духов. Они могут навсегда преградить тебе путь!

– Нет-нет! Прошу вас, мадам Булгари, скажите им: я делала только то, что велел мне тот человек. Клянусь! Он сказал, что я помогу спасти кого-то от разорения. Он не был ни вором, ни мошенником – более того, боялся, как девственница перед первой брачной ночью. Я решила, что дама, ради которой тот малый так старался, – его родственница. Во всяком случае, на мои вопросы он не отвечал. Дал мне пять гиней только за то, чтобы я сказала констеблю, что последние полгода я была близкой подругой этого Генри Пейтона, приходила к нему под вуалью и все такое. Я ответила: не волнуйтесь, такое случается, уж мне ли не знать? Я не хотела никому ничего плохого; думала, что все к лучшему. Пожалуйста, передайте это духам!

– Успокойся. Они знают, что твоя душа чиста. Они разыщут злоумышленника, но ты должна его назвать.

– Но я не знаю его, говорю вам! Он пришел и спросил именно меня – по его словам, он слышал, что раньше я выступала на сцене. А потом предложил мне пять гиней. Целых пять гиней! Достал деньги и показал мне. Я сразу поняла, что ума у него меньше, чем у новорожденного котенка. А еще он очень не хотел, чтобы его видели со мной; до наемного экипажа я должна была идти на три шага позади. Я и узнала-то, как его зовут, случайно. Какой-то прохожий, приподняв шляпу, сказал: «Добрый вечер, Элдрич, странно видеть вас к югу от Темзы». Бедняга чуть не обмочился от страха, покраснел, как рак… Я вовсе не хочу сказать, что не виновата, ведь я солгала, что этот Пейтон развлекался за спиной у своей женушки. Но моя ложь – просто детская забава по сравнению с тем, что я вижу каждый день! Несправедливо это – наказывать нас с Джорджем только за то, что я хотела помочь! Вы ведь им передадите?

– Они тебя слышат. И все же ты должна рассказать о том человеке, представить его на их суд. Расскажи, как он держался. Закрой глаза и постарайся описать его… как можно подробнее. Так им быстрее удастся снять его грех с твоей души.

– Ну, не знаю. Он… мужчина. Невысокий. Одет как клерк, богатый лавочник или, к примеру, священник. Все они ходят в бордель, а в конце все на одно лицо. Одет чисто, аккуратно – сразу видно, что у него есть жена или экономка. Сюртук заштопан хоть и аккуратно, но во многих местах… Очевидно, у него не слишком много нарядных костюмов, понимаете? Лицо у него было серьезное и испуганное, но ведь так и должно быть. Они еще злятся, духи-то?

Молчание, которое последовало за ее взволнованным вопросом, перемежалось ее шумными всхлипываниями. Лукас с трудом сдерживал нетерпение. Конечно, даже неугомонная мисс Силвердейл поняла, что из Марши Пендл больше ничего не выжмешь, даже под угрозой вечного проклятия. Наконец послышался шорох и судорожный вздох.

– Ах… снова вода, туман… они уходят.

– Но они не запретят нам с Джорджем быть вместе, когда настанет мой срок?

– Они на время успокоились. Но говорят, что я больше не должна связываться с ними от вашего имени, пока они сами не пришлют весть. Я не смею им перечить.

Лукас оттолкнулся от дверного косяка. Рассказ Марши Пендл показался ему вполне логичным, гораздо более правдоподобным, чем фантастические измышления мисс Силвердейл. Может быть, после «сеанса» необыкновенная девушка поймет, что все ее мысли о заговорах – просто бредни? Он покосился на многочисленные листы со списками, украшавшие стену у него за спиной, и вздохнул. Маловероятно. Все верят в то, во что хотят верить, а Оливии Силвердейл хочется верить, что Генри Пейтона оболгали.

Когда за всхлипывающей Маршей Пендл закрылась дверь, он вошел в гостиную.

Оливия разматывала шаль, расшитую золотой нитью, которая прикрывала ее кудри. Волосы у нее разметались по плечам, отсвечивая медью. Она скрутила волосы в узел и скрепила деревянной шпилькой, но отдельные локоны выбивались из прически. Лукас поспешил подобрать сброшенную шаль, чтобы чем-то занять руки. Дурной знак, если ему хочется помочь женщине сделать прическу!

– Итак, что вы думаете? – спросила она, нарушая тишину.

– Думаю, что худшего славянского акцента мне еще не доводилось слышать.

В ее глазах плясали веселые огоньки, но густо накрашенные губы не улыбались.

– И все же подействовало, верно? – не сдавалась она.

– Зависит от того, что назвать словом «подействовало». – Лукас подошел к каминной полке и понюхал свечи. – Давайте поскорее перейдем в ваше паучье логово. Здесь ужасно воняет.

Следом за ним она перешла в кабинет, на ходу распутывая шали и сворачивая их в пестрый узел. Без вуали она выглядела настоящей пародией на гадалку; щеки и губы были густо накрашены, подведенные углем глаза загадочно мерцали.

– Вы не могли бы умыться? В таком гриме вы похожи на актрису из захудалого театра.

Глаза цвета меда с прозеленью сверкнули – то ли весело, то ли раздраженно. Однако ответила она по-деловому:

– Я понимаю, что мы почти ничего не узнали, кроме того, что некий человек по фамилии Элдрич велел ей переговорить с констеблем. Но это уже что-то. Мы должны его найти.

– Сядьте, мисс Силвердейл! Позвольте вам кое-что объяснить.

Она скрестила руки на груди, и он с трудом отвел взгляд от низкого выреза на корсаже чудовищного платья и от мучительно соблазнительной ложбинки между двумя восхитительными полушариями – не слишком большими и не слишком маленькими. Он с сожалением оторвался от завораживающего зрелища и посмотрел ей в лицо.

– Ладно, стойте, если хотите. Я объясню все коротко, но ясно, чтобы не возникло никаких недоразумений. Вам придется простить меня за то, что я буду выражаться прямо, не делая скидку на вашу девичью стыдливость. Едва ли особа в таком наряде и занимающаяся таким ремеслом застесняется простых и грубых слов. Вашему крестному не повезло скончаться во время коитуса – такое пусть редко, но случается. Конечно, было бы лучше, если бы его, так сказать, соучастница просто ушла. Рано или поздно труп кто-нибудь нашел бы. Тогда все решили бы, что с ним произошел несчастный случай, и не пришлось бы вовлекать третью сторону…

– Но…

– Никаких но. Ваш крестный не идеал; идеальных людей не бывает. Если интрижка – худшее, что вам о нем известно, значит, он такой же, как все, как это ни прискорбно. Предлагаю вам согласиться со мной и жить дальше. Под словами «жить дальше» я подразумеваю: как можно скорее вернуться домой, в Йоркшир.

– А как же записка, которую я нашла у него, с упоминанием вашего отца? Что, если два дела все же связаны? Что, если этот мистер Элдрич имеет отношение к его смерти? Может быть, он пытался помешать Генри что-то сказать или…

– Мисс Силвердейл, – снова перебил ее Лукас. – Вы явно прочли слишком много романов. Я долго терпел ваши фантазии. У вас есть сутки на то, чтобы собрать вещи, покинуть Спиннер-стрит и вернуться туда, откуда вы приехали, иначе я отправлю посыльного к вашим родным и сообщу о вашем местонахождении и вашей деятельности.

– Разве вы даже не хотите увидеть письма вашего отца?

– Нет, благодарю вас. Двадцать четыре часа. Завтра к этому времени вы должны покинуть Лондон. Если вам нужна помощь в найме почтовой кареты, могу предложить моего дворецкого. Он человек весьма тактичный и болтать не станет.

Она всплеснула руками.

– Почему вы так уверены, что виной всему слабое сердце и сомнительные отношения? И как же вы можете отказаться от всего, не испытывая угрызений совести?

– Мне не придется долго думать, милочка. Пожалуй, уже поздно. И… вы правы, я не испытываю никаких угрызений совести.

– Ах, не будьте таким несерьезным!

– И для этого тоже поздно. Как по-вашему, чего вы добьетесь, если и дальше будете рыться в чужом грязном белье? Вам кажется, что вы раскроете зловещий заговор, призванный оклеветать вашего крестного? И первый заговор каким-то образом связан со вторым, двадцатилетней давности, направленным на очернение моего отца? Вы хотите оправдать их прегрешения и заслужить благодарность вашей крестной матери? Жизнь устроена не так. Смиритесь! Ваш крестный, как и мой отец, был человеком слабым и совершил ошибку… или несколько ошибок. Конец рассказа. Все остальное – чистые домыслы с вашей стороны.

Несмотря на яркую, безвкусную одежду, она выглядела олицетворением холодной воинственности: плечи расправлены, губы плотно сжаты. Глаза горели презрением. Но ее выдавали дрожащие руки.

Однако, когда она заговорила, ее голос был спокойным.

– Я понимаю, что вы, вероятно, правы – и в том, что касается их, и в том, что касается меня. Но я должна довести дело до конца. Если я сейчас уеду… – Она тряхнула головой. – Я просто не могу. По крайней мере, уезжая, я должна знать, что сделала все, что могла.

Умоляющие светло-карие глаза с прозеленью, пусть и подведенные угольным карандашом, выглядели неуместно на густо накрашенном лице. Лукас немного подумал и вздохнул.

– Сделайте любезность, умойтесь и переоденьтесь. Сейчас у вас такой вид, будто вы ограбили какую-нибудь даму полусвета. А потом мы спокойно поговорим. У вас найдется что-нибудь выпить?

– Выпить? В гостиной есть бренди. Цыганка Сью посоветовала держать бренди под рукой, чтобы сделать Маршу сговорчивее. Или, может быть, вы хотите чаю?

– Я найду бренди. Ступайте переоденьтесь.

Бренди, как ни странно, оказался хорошим. Лукас отнес его в кабинет, налил себе и, подумав, ей тоже. Возможно, после бренди она тоже станет сговорчивее.

При мысли о том, что Оливия Силвердейл станет сговорчивее, он замер, не донеся бокала до губ. Яркая картина, к его удивлению, вызвала у него прилив жара, который зародился внизу живота, распространился по всему телу и вернулся в пах, вызвав настойчивую пульсацию. Крайне нежелательная реакция! Лукасу трудно было справиться с собой, потому что он знал: сейчас она раздевается где-то наверху. Он живо представил, как вульгарное малиновое атласное платье с тихим шорохом падает вниз, к ее ногам…

Он крепче сжал бокал и тряхнул головой, прогоняя ненужные мысли. Возможно, она привлекательная малышка, но, несмотря на всю свою эксцентричность, она порядочная девушка из хорошей семьи. Подобные особы находились так же далеко от сферы его интересов, как если бы она была замужней дамой с десятью детьми.

Кроме того, судя по сцене, которую он наблюдал в церкви, физическая близость не вызывает у нее никакой радости.

Лукас вспомнил, как она стояла в церкви, задрав подбородок и закрыв глаза, когда тот щенок нагнулся, чтобы поцеловать ее. Он приписал бы такую позу покорности, если бы не видел, как она стиснула кулаки и сжала губы. Она была больше похожа на приговоренного к расстрелу, который решил смириться со своей судьбой, чем на молодую женщину, которую вот-вот поцелуют. Еще тогда ее поведение показалось ему странным, но сейчас он подумал, что это странно вдвойне. Такое пылкое существо не может выглядеть подобным образом, когда молодой человек, которому она явно небезразлична, пытается урвать у нее весьма целомудренный поцелуй.

Что ему за дело до Оливии Силвердейл? Возможно, она просто не в состоянии совладать со своим любопытством. В отличие от нее у него имеется многолетний опыт. Как ни странно, когда он с ней, его дисциплина хромает. Но это не повод для того, чтобы вовсе потерять самообладание. Она – не его забота. Зато он обязан заботиться о своих ближайших родственниках. Сэм ни к чему новые потрясения. Вот почему сейчас у него есть единственный выход: загнать джинна назад в бутылку и жить дальше.

– Прекрасно. Вы нашли бренди. А это мне?

Он обернулся, машинально сгруппировавшись и готовясь принять или нанести удар. Оливия совершенно преобразилась; она переоделась в кремовое муслиновое платье, расшитое по корсажу крохотными бледно-желтыми цветочками. Она смыла макияж, но губы и лицо зарумянились от холодной воды, и под глазами еще оставались темные тени. По мнению Лукаса Синклера, новая знакомая выглядела типичной провинциальной барышней, которая спустилась к завтраку, еще не до конца проснувшись. Такой девице положено думать лишь о вышивании и утренних визитах. Конечно, у него не было особого опыта в общении с такими девушками, да он и не стремился его получить. Он хотел другого: вытащить из ее пучка одну шпильку и посмотреть, удержится ли узел ее рыжих кудрей на месте. Потом вытащить вторую шпильку и любоваться тем, как рыжие локоны падают ей на плечи и спину. Потом отвести ее наверх и смотреть, как она снимает с себя платье…

Проклятие! Его мысли снова приняли совершенно нежелательный оборот.

Оливия села, осторожно отпила бренди, поморщилась и сделала еще глоток.

– Какая гадость! Неужели бренди в самом деле нравится мужчинам или они пьют его только ради опьянения? Кстати, должна предупредить, что завтра я не собираюсь уезжать из Лондона.

– Я знаю, что добровольно вы отсюда не уедете.

– И принудительно тоже. Вначале я должна выяснить, кто такой мистер Элдрич. Если он в самом деле просто заботливый родственник и в деле замешана другая женщина, что ж… возможно, вы правы. Но я должна попытаться. Итак… Вы сказали, что хотите со мной поговорить. О чем мы будем разговаривать?

«Как я уложу тебя в постель», – мелькнуло у него.

Он улыбнулся собственной неожиданной глупости и покачал головой.

– Кто тот молодой человек, с которым вы целовались в церкви Святого Георгия?

Глаза у нее стали огромными, лицо залилось краской, яркой, как помада мадам Булгари.

– Вы нас видели?

– Я видел, как он заговорил с вами на улице. Потом вы вернулись в церковь. Как вы, наверное, заметили, я малый любопытный, поэтому… да, я все видел. Итак, кто он?

– Колин Пейтон. Сын Генри Пейтона.

– А, понятно. И что между вами? Вы помолвлены с этим щенком?

Оливия поджала губы и прищурилась.

– Он не щенок; он очень хороший. Но… нет, мы не помолвлены.

– Предупреждаю, поцелуи с молодыми людьми в церквях приравниваются к помолвке! Почему вы не сказали, что он – одна из причин, по которым вы хотите обелить имя Пейтона? Если хотите, чтобы я вам помогал, мисс Силвердейл, вы должны быть честной со мной.

– Я ничего не сказала вам о нем, потому что мы с ним не помолвлены.

– Значит, вы целуетесь с мужчинами в церквях из чистого удовольствия?

– Он сам меня поцеловал – я его не поощряла! – возмутилась она, подтвердив его подозрения.

Он не мог понять, в чем дело: в простой неопытности или в чем-то более глубоком. Возможно, первое; ее одержимость заговорами заставила и его видеть тени там, где их нет.

Не дождавшись ответа, Оливия продолжала, стиснув кулаки и явно стараясь успокоиться:

– Но я, возможно, выйду за него замуж, если не смогу разрешить дело по-другому.

– Каким же образом брак разрешит дело?

– По крайней мере, если он женится на мне, то избежит финансовых затруднений, возникших после смерти Генри. Видите ли, я очень богата. Если бы мой брат Джек женился на Фиби, сестре Колина, Пейтоны пользовались бы его покровительством – как финансовым, так и другим. Но Джек умер, и теперь помогать им по мере сил обязана я.

– Понятно. Очень благородно с вашей стороны.

– К благородству мои поступки не имеют никакого отношения. Я просто стараюсь поступить по справедливости с людьми, которые мне глубоко небезразличны. Отвечая на ваш пока не заданный вопрос… нет, я не уеду просто потому, что вы мне это приказываете, поэтому, думаю, в ваших же интересах помочь мне, а не пытаться меня прогнать.

– Итак, мы вернулись к вашим планам. Вы всегда такая упрямая или я пробуждаю в вас самые худшие черты?

– И то и другое.

Он расхохотался и, наклонившись к ней, кончиками пальцев приподнял ее подбородок.

– Знаете, если хотите, чтобы я с вами согласился, вам не стоит быть такой воинственной.

– Почему же? Вы, несомненно, будете поступать так, как вам заблагорассудится, не считаясь ни с кем. Пока мне удавалось в чем-то убедить вас, воззвав либо к вашему любопытству, либо к своекорыстию. Не понимаю, почему я должна уступать!

Он мягко провел подушечкой большого пальца по ее подбородку, коснулся ее губ, глядя, как расширяются ее зрачки – что могло быть признаком как тревоги, так и физического интереса. Хотелось бы знать, что именно ею движет! Кровь у него закипала, расширялась и требовала все выяснить.

– Все зависит от того, что именно вам от меня нужно, – тихо сказал он, едва заметно надавливая на ее губы.

У нее пресеклось дыхание, но она по-прежнему не шевелилась. Упрямая и опрометчивая! Или она в самом деле думает, что он не воспользуется тем, что они оказались одни в пустом доме в не самом респектабельном квартале Лондона?

Поистине жаль, что она собиралась пожертвовать собой ради этого скучного и предсказуемого молодого человека!

Интересно, как она представляет себе их совместную жизнь? Еле сдерживаемый пыл этой страстной натуры сожжет беднягу дотла, если, конечно, тот позволит ее энергии вырваться на свободу. Впрочем, последнее маловероятно. Пара лет совместной жизни – и она будет хвататься за любую возможность и созреет для приятной интрижки на стороне.

Лукас покачал головой. Что за мысли! Каким бы он ни был и как бы странно ни реагировало на нее его тело, он еще ни разу не переходил границ с неопытной молодой женщиной. Девицы вроде Оливии слишком склонны смешивать физическое наслаждение с эмоциональной привязанностью. Неразумно поддаваться искушению и проверять, в самом ли деле ее губы такие мягкие и восхитительные, какими выглядят. Неразумно, но очень, очень соблазнительно…

– Вы всегда можете предложить обмен, – мягко продолжал он, снова проводя по ее губам подушечкой пальца.

– К-какой обмен? – Голос у нее сел, и она откашлялась.

– Я постараюсь выяснить, кто такой Элдрич…

– А что должна делать я? – настороженно спросила она, хотя и не отстранилась; более того, плечи ее немного расслабились, как будто привыкали к его ласковому поглаживанию, хотя он не понимал, поощряет она его к дальнейшим действиям или нет… – Если вы хотите, чтобы я прекратила заниматься этим делом, ни о каком обмене не может быть и речи, – добавила она после паузы.

На страницу:
3 из 4