По ту сторону окна

Еда с грохотом рухнула на пол, прямо под елку. Я видел, как покатилась под ель мои священные свечи. Куранты били во всю, когда наша зеленая и нарядная загорелась под истошные вопли хозяев. Изгнание демона, не иначе. С Новым годом, с новым счастьем.

Я решил воспользоваться силой Тайсона и, маленько разогнавшись, схватил в прыжке зубами штору. Карниз треснул, шторы поехали вниз. Я тащил их к рухнувшей елке под дружный вой хозяев и мечтал просто проснуться.

Елка дымилась под покрывалом из любимых штор хозяйки, она сама, кажется, пребывала в обмороке. Дети рыдали. Кот, впервые за время нашего знакомства, выглядел умиротворенным. Даже счастливым. Нет, им точно стоило бы показать его психиатру, ей богу, он же…

Я вздрогнул. Медленно открыл глаза. Приборы размеренно пикали в палате. Старая седая цыганка улыбалась золотым зубом.

– Справился, яхонтовый мой. Ну, с праздником, милок. Хороший мальчик.

Я, как мог, грозно смотрел на нее. Огонь погасить, значит? Не так я себе это представлял! И «хороший мальчик»? Кто, я? А, ну да. Я хороший мальчик.

Шаг за край

Раскат грома – и ты падаешь в темную воду. Она, как голодное чудище, сразу же хватает, затягивает вниз, тащит все глубже. Сопротивляться нет сил. Свет отдаляется и меркнет, мир тает, исчезает. Голову сдавливает все сильнее и сильнее, немо открываешь рот, как рыба, то ли от боли, то ли в попытке вдохнуть. Но лишь хватаешь соленую воду. Гул в голове нарастает, страшный, мучительный. Что это? Неужели стук сердца?

Вдруг холодная рука касается плеча.

– Ты в порядке?

Вспышка света, мир кружится перед глазами, как детский волчок. И тихонечко останавливается. Гул сходит на нет. Вдох, еще один.

– Да. Теперь да.

Сказка о летающем ламантине

Жил-был на свете добрый мо́лодец. Не красавец писаный, не мудрец и не смельчак, а простой хороший парень. Но была у этого, казалось бы, непримечательного человека тайна. Он был родом с другой планеты.

Их таких на Земле было немного, и все они старательно скрывали свою сущность. Но нет-нет, да и выкидывал кто-нибудь из них что-то эдакое. И тогда добрый молодец являлся, чтобы красным словцом людей запутать да проблему решить.

И вот в жаркий день прогуливался добрый молодец, ворон считал. Как вдруг мимо пролетел ламантин. Конечно, ламантины и не такие пируэты выделывали на его родной планете, но на Земле они, как правило, не летали. А это значит…

– Спаси, – взмолился его сородич, ламантина в полет запустивший. – Забылся! Нашу животинку вот-вот заберут, да только народу там! Не знаю, что и делать. Помоги, по гроб жизни обязан буду!

Ну, делать нечего. Отправился добрый молодец в путь-дорогу. Глядит, а на площади зевак собралось мерено-немерено. И все пальцами в небо тычут, впечатлениями делятся. А там мало того, что ламантин, так еще и тарелка летающая уже нарисовалась. Схватился добрый молодец за голову и взвыл.

– Фото и видео техника! Яркие воспоминания! Большой выбор товаров! – задорно крикнул незнакомец ему на ухо. – Большие скидки… – неуверенно добавил он, столкнувшись с грозным взглядом. – Листовку?.. – промямлил совсем уж потерянно.

Добрый молодец задумался, а затем сменил гнев на милость и улыбнулся радостно:

– Листовку! А лучше – сотню!

Забрал он всю стопку у растерянного человека и уверенно зашагал на площадь. И ходил весь день, фотоаппараты нахваливая да акции обещая. Мол, покупайте технику, делайте лучшие снимки летающего ламантина и настоящей инопланетной тарелки!

– Ну и ну. Столько шума, и все реклама, – вздыхали одни очевидцы.

– Такое шоу устроили, народ взбудоражили. Лишь бы продать, – качали головой другие.

И все, сетуя на рекламу, расходились. Никто и не заметил, как тарелка забрала ламантина да улетела. Тайна внеземной жизни вновь была спасена.

Ворона

Две вороны сидели под лавочкой на автобусной остановке. На самом деле они, конечно, воронами не были, но выглядели совершенно как вороны.

Время от времени появлялся особенный прохожий. Тогда кто-то из них взлетал и садился ему на плечо. Птица провожала его туда, где он должен быть. Чтобы душа не слонялась там, где бывала раньше, позабывшая, что больше этому миру не принадлежит. Затем ворона возвращалась обратно. И продолжали они обе тихо, почти неподвижно сидеть, зорким взглядом отлавливая мертвые души.

Днем к ним часто заползала чумазая цыганская девочка, и они сидели втроем. У ворон была причина находиться именно здесь: это был их пост. У малышки тоже имелась своя причина.

Цыганская девочка должна была клянчить и красть. Обманывать. В свои неполные пять лет она уже такое умела, как и все другие цыганские дети. Она еще не знала, что воровать плохо, но постоянно отлынивала от работы. Пряталась под лавочкой, лишь бы не трогать чужое. Не вытаскивать кошельки с фотографиями улыбающихся детей и взрослых. С чьими-то номерами телефонов, в спешке записанными на истрепанных автобусных билетиках. С юбилейными монетами на удачу. Со сложенными вчетверо записками, билетами из кино, коллекциями карточек.

Все эти кошельки были наполнены для нее чужими жизнями. Жизнями, за которыми куда лучше наблюдать издалека. Иногда она тихонько следовала за понравившимися прохожими. Впитывала их привычки, запоминала выражения лиц, походку, слова, брошенные кому-то по телефону. Девочка коллекционировала особенности людей, но не хотела ничего брать у них.

Вороны, которые не были воронами, переглядывались. Такая наблюдательная малышка подошла бы для их работы. А для своей совсем не годилась.

Бывало, грозная цыганка, якобы ее мать, расхаживала по округе и ласково, нараспев, звала: «Лала, тюльпанчик мой, где ты?». Девочка прижималась к холодной стене остановки и зажмуривалась, словно это помогло бы ей стать меньше и незаметнее. Ласковый голос был обманчив. Когда женщина приходила, Лалу всегда ожидало что-то нехорошее.

Порой ворона, что на посту подольше, взмахивала крылом. И все трое под лавкой становились невидимы людскому глазу. Однако к ночи девочке все равно приходилось вылезать и плестись домой. Там она получала сполна за пустые карманы.

Иногда, тихонечко, вторая ворона подбрасывала ей что-нибудь. Пару монеток или безделушку какую. В надежде, что сегодня обойдется. Конечно, помогать людям было запрещено. И вороны обычно придерживались правил, но в этом случае позволяли себе от них отступаться.

Лала приходила почти каждый день, несмотря на синяки и ссадины, которые воспринимала как должное. Она не жалела себя, не жаловалась, потому что была еще совсем маленькой и не знала, что может быть иначе.

Девочка продолжала приходить, даже когда не должна была. И никто из ворон не смог выполнить свою работу. Ни сразу, ни после. Так они и продолжали сидеть втроем, наблюдая за чужой размеренной жизнью.

А прохожие, если и замечали их, то видели лишь трех птиц, сидевших под лавочкой.

С понедельника

– Надо бегать по утрам, – решила она. – Вот только одежды подходящей нет.

Проблемы нужно решать, особенно в таком важном деле. Потому она купила красивый спортивный костюм. И умные часы, считающие шаги и потраченные калории. И беспроводные наушники. И, конечно, составила идеальный плейлист для бега. Скачала десяток приложений. Заказала спортивную бутылочку и прочитала кучу статей о беге. Она была готова начать с понедельника.

Будильник, как и предполагалось, прозвенел ровно в 5:30. Она медленно открыла правый глаз. Солнечные лучи уже пробивались сквозь тюль и радостно приветствовали ее. Она их восторг не разделяла.

– На улице холодно, – пробурчала она, кутаясь в одеяло. – Вот когда станет теплее…

В следующий понедельник, как назло, погода была славной. Будильник честно выполнял свою работу, а потому вновь прозвенел в 5:30. Она открыла левый глаз.

– Парк у нас дурацкий, – рассудила она. – Будут еще люди смотреть, как на дуру. Надо бы найти такое место, где…

Додумать она не успела. Глаз закрылся, и она с наслаждением продолжила смотреть сон, где бежит аки олимпийская чемпионка, а люди вокруг восторженно аплодируют ей.

Можно же попробовать со следующего понедельника.

Стать кем-то другим

Он брел вдоль дороги. Попытки вспомнить себя ни к чему не приводили и только огорчали, поэтому он с удовольствием от них отказался. А вот наблюдать за миром вокруг было интересно.

Люди толпились на пешеходном переходе, нетерпеливо посматривали на светофор. Вероятно, кто-то должен был что-то нажать, чтобы можно было двигаться дальше. Или это так работает только в лифте? Наконец, под ритмичный писк люди очнулись и рванули с обеих сторон навстречу друг другу. Драматично.

Он никуда не рванул, поскольку другая сторона улицы выглядела незнакомой и запутанной, ему туда совсем не хотелось. Зато хотелось сесть, передохнуть. Он критически осмотрел промозглый асфальт. Там лужа, тут грязь. Представил, как садится, как покрывается мурашками, а потом превращается в средних размеров глыбу льда. «Жуть», – подумал он. И отправился искать лавочку.

Таковая нашлась за ближайшим поворотом. Несмотря на ветреную погоду, почти все лавочки вокруг фонтана были оккупированы женщинами с колясками и громкими, неугомонными детьми. (Некоторые из них, несмотря на холодный ветер, даже умудрялись самозабвенно уплетать мороженое.)

Зато на ближайшей лавочке сидела лишь загадочная дама в широкополой шляпе, почти полностью скрывающей ее от внешнего мира.

Вероятно, именно из-за такого мрачного и таинственного вида рядом с ней никто не садился. Он усилия оценил, но все же с удовольствием уселся на лавку. Ура.

– А если я ведьма? – чуть погодя спросил женский голос из-под шляпы.

– Может это я колдун, – зевнул он.

Вид шляпы показался несколько озадаченным и обиженным.

– Но я действительно ведьма! – шляпа затряслась. – Честное пионерское!

– Ну, раз пионерское, – закивал он со всей серьезностью, – то другого варианта нет. Верю.

Шляпа перестала трястись и вернула свою загадочность. А затем наклонилась так, чтобы из-под нее на собеседника зыркнул черный глаз.

– Вижу, ты ничего не помнишь.

«Ага, так мы знакомы», – мысленно подметил он. И уточнил:

– Не вы ли постарались?

Шляпа задорно хрюкнула. Явно не только постаралась, но и безмерно собой гордилась.

– Так, это… Как тебе в новом облике? – якобы невзначай спросила она, но прозвучало слишком заинтересованно для ее образа. Держать марку она явно не научилась.

– Да ничего, жить можно, – он снова зевнул.

Из-под шляпы показались сжатые от злости маленькие кулачки.

– Тебя ничему жизнь не учит! Ты должен дрожать! Молить о пощаде! Рыдать в моих ногах!

– Могу разрешить почесать себя за ушком, – с участием предложил он.

Шляпа вновь затряслась:

– А я, глупая, переживала. Места себе не находила. Выходит, слишком мягко обошлась с тобой! Обратила всего-то в кота. Мало тебе. Вот подожди, поднакоплю сил, превращу тебя в ворону!

– Полетать будет здорово.

– В белку!

– Какая прелесть.

– В муравья!

– Терпение и труд…

Маленькие ручки схватились за поля шляпы и со стоном отчаяния потянули их вниз.

– Что же мне с тобой делать, братец.

Порой хочется проснуться кем-то совсем другим. Иногда, довольно внезапно, такой шанс даже может подвернуться. Например, если разозлить сестренку, намекнув на нестабильные магические способности. Правда, коту об этом остается лишь догадываться.

Лекарство от хвори

Неведомо, то ли звери природу разгневали, то ли иная причина на то была, да только пришла в лес беда. Стали жители леса, один за другим, превращаться в кровожадных существ. Существа эти не помнили ни себя, ни родных, и нападали на всех живых без разбору. Никого не щадили.

Звери позабыли старые обиды, собрались все вместе на поляне да стали думать, что теперь делать. Нужно было придумать, как хворь победить.

– Давайте все из леса уйдем, – предложил Заяц.

– Трус! – рявкнул на него Волк. – Мы должны бороться с напастью! Горе нам, если подожмем хвосты и убежим.

– Предлагаю согнать всех тварей в одном месте и сжечь, – высказалась Лиса.

Медведь схватился за сердце и взвыл:

– Как можно! Лес – наш дом, он кормит нас, а ты его поджечь удумала? Неблагодарная!

Звери расшумелись, дело близилось к лапоприкладству. Вдруг послышалось стрекотание. На ветку дерева приземлилась Сорока.

– Друзья! Есть средство от хвори! Моя сестрица из соседнего леса на хвосте принесла, что там все уже давно излечились!

Звери придвинулись ближе, затихли. Даже дыхание затаили.

– Какое же средство они нашли? – полушепотом спросил Медведь.

– Очень простое! – Сорока медленно осмотрела зверей умудренным взглядом. – Нужно лишь выпить крови мертвеца с болотной водицей.

Звери заохали испуганно.

– Выпьете и никогда не заразитесь хворью, даже если укусят вас. Чудесное средство. Сама видела! – Сорока важно задрала клюв.

Откуда ни возьмись, прибежала мышка-полевка и взобралась на пенек.

– Друзья! Послушайте лекаря, нашла я лекарства. Да нужна ваша помощь, чтобы травы собрать.

Все обернулись и вновь прислушались.

Мышь откашлялась и на одном дыхании проговорила:

– Понадобится мята, березовый сок, листья малины и брусники, зверобой, как можно больше шиповника и ромашки, календула, шалфей, алоэ или тысячелистник, а лучше – и то, и другое. Все это следует перемолоть и неделю настаивать. Если кого-то укусят, нужно будет немедленно поить снадобьем. Успеем вовремя – хворь отступит.

Мышь выдохнула. Волк почесался. Мышкин способ уж больно сложно звучал, много сил и времени требовал. Да и лекарство действовало лишь в определенных условиях. А вот средство Сороки – совсем другое дело.

– Ближайшее болото прямо за нами находится, – задумчиво проговорил Заяц.

– Раз уж в соседнем лесу все сделали так, как говорит Сорока, и уже здоровы… – размышлял вслух Волк. – Чем мы хуже?

– Рядом с моей норой с утра лежит мертвец, – как бы невзначай сказала Лиса.

Звери переглянулись и стали расходиться.

– Постойте! – взмолилась Мышь. – Если вы выпьете сорокино зелье, то сразу же заразитесь! Это средство – лишь очередная сплетня! Лекари писали…

Мышь говорила и говорила, взволнованная беспечностью зверей. Но ее никто уже не слушал.

Прошло время. Мышь, наконец, смогла сделать снадобье в одиночку. Готовить его было хлопотно, зато работало оно как полагалось. Однако спасать в лесу уже было некого.

Звери приняли зелье из мертвой крови да болотной водицы и сразу же почувствовали, что зря поверили Сороке. Способ был легким и заманчивым, но все, увы, оказалось ложью. Они это поняли, но ничего уже не могли поделать. А Сороки и след простыл.

Мораль сей басни такова: лучше послушать специалиста, чем заниматься самолечением народными средствами.

Сказка об эльфе

Жил-был на свете эльф. Как все эльфы, он был прекрасным, остроухим, а прозрачные крылышки переливались разными цветами на свету. Все как полагается. Да вот только…

– Где отчет о новых волшебных снадобьях гномов?

– Почти готов.

– Ты должен был сдать его на прошлой неделе!

– Как раз дописываю… выводы.

– Ты даже не начинал?

– Ну почему вся отчетность всегда должна быть в стихах?

– Не начинал.

Эльф был из тех маленьких чудесных созданий, у которых все должно получаться складно, будто само собой. Но у нашего эльфа почему-то не получалось. Мамочка говорила, что он смертельно ленивый и несобранный, а потому все делает в последний момент и вечно опаздывает. Эльф с ней не спорил. Ему было лень.

– Если такое повторится еще хоть раз, я изорву брачный контракт в клочья! И уйду! – грозила невеста, когда он опоздал на встречу. У нее аж глаза кровью налились.

«И чего она только злится, – дивился он. – Всегда же спокойно ждала. Да и опоздал сегодня всего на каких-то два часа».

Эльфийка была выбрана ему самой судьбой и когда-то (эльф в тайне надеялся, что очень нескоро) она разделит с ним вечность. Поэтому к ней следовало относиться с особым уважением. Посему он уважительно улыбнулся и пообещал:

– Больше не повторится.

На следующий день он опоздал на три часа. И смотрел, как ветер безмятежно гоняет по земле клочки бумаги с серебристыми письменами.

Так он стал первым в истории эльфом, которого бросила нареченная. И он даже отчасти гордился таким статусом, но при других эльфах вздыхал и делал грустное лицо, как ему и полагалось. Они его жалели и одаривали спелой черешней, россыпи которой как раз обрамили эльфийскую долину.

Эльф лежал себе на гамаке да объедался черешней. Жизнь казалась ему блаженством. Она была прекрасна.

Подозрительно прекрасна.

Он вскочил:

– Завтра же экзамен!

И не какой-нибудь, а на теоретика III уровня. Не сдаст – и придется идти в простые рабочие, к гномам. Отчеты в стихах больше писать не придется, конечно. Зато нужно будет вставать с рассветом и копать землю, искать драгоценные камни. Во тьме и в пыли. А там глядишь – крылья отпадут, улетучится возвышенная сущность. И станет он рядовым гномом…

Эльф вывалил из ящиков на стол все письмена, которые нужно было изучить. Стола под этой кучей видно не было. Трясущимися руками он хватался то за одно писание, то за другое, читал наискосок и забывал все сразу, как только брался за следующее.

– Почему, ну почему я не начал учить раньше? – выл эльф, замешивая настойку волшебного успокоительного.

Он учил всю ночь, а потом листал и листал бесконечные писания всю дорогу до аудитории. Его мозги кипели, знания испарялись, нервы горели, даже крылышки слегка начали тлеть.

Пару вечностей спустя он, наконец, вышел из аудитории. Едва-едва, с трудом, со скрежетом, со стыдом он сдал. Сел на пол, помолчал.

– В следующей жизни хочу быть котом, – сказал.

После этого он образумился. Купил у эльфийской колдуньи зачарованный сапог. «Волшебный пендель», – значилось на ценнике. И научился эльф все делать в срок, на встречи больше не опаздывал. И мамочку радовал, и невеста к нему вернулась, да и черешни другие эльфы стали ему еще больше дарить. Все у него теперь получалось складно, будто само собой. На то он и мифическое существо, чтобы проблемы волшебным образом решать.

Люди с тех пор, к слову, в эльфов верить перестали.

Тайна

Барашек Павел всегда боялся, что его остригут. Шерсть на нем давно свалялась в огромные колтуны, но Павлу в них было вполне уютно. Другие барашки стриглись по расписанию и каждый раз после стрижки с наслаждением щурились на солнышке, приговаривая: «Ах, как хорошо, как свежо, как прекрасно». Всему стаду было известно, что Павел против стрижки. Широко по округе разлетелась эта новость, и каждый барашек норовил заочно поставить Павлу наиболее точный диагноз.

– Я слышал, у Павла зарудинофобия, – говорил солидный пожилой барашек с подгорного района. – Он действительно боится стричься.

– Какой странный этот Павел, – отвечал ему наблюдательный сосед Павла. – Мы с ним много времени проводим в одном загоне. Уверен, проблема сложнее, чем кажется. Может, у Павла еще и боязнь прикосновений?

– Гаптофобия? – пожилой барашек на несколько секунд задумался. – Ты абсолютно прав, мой юный друг. Он болен, ужасно болен.

Так, пока Павел мирно щипал травку под деревом, его записали в шизофреники. Слыша такие речи, Павел только вздыхал. История уже приобрела такой размах, что Павел не смог бы никого переубедить, даже если бы взялся. Поэтому, когда его спрашивали, правда ли он против стрижки, барашек Павел покорно кивал лохматой головой.

Этот страх появился, когда Павел был еще совсем маленьким. Он был таким активным ягненком, что подолгу не мог уснуть. И однажды он увидел, как одного барашка остригли, а потом – непонятно, за что! – взяли и зарезали. Это происшествие изменило Павла. Он будто бы проснулся от радостного сна и окунулся в реальность. Павел стал отмечать, что не все возвращаются после стрижки. Тогда он и решил прятаться в период пострижения.

Павел вовсе не боялся прикосновений, да и самой стрижки, по сути, тоже. Павел боялся смерти.

Но никому из барашков, увы, это не приходило в голову, поэтому они продолжали создавать тот образ Павла, который был им интересен.

А Павлу, между тем, тоже хотелось хоть раз в жизни испытать, что там за свежесть такая, как это, когда ветерок касается кожи. Но образ есть образ, хочешь не хочешь – соответствуй. Поэтому Павел не мог себе позволить сказать, что интересуется стрижкой. И приходилось ему скрывать увлечение от всех прочих барашков.

Через несколько лет о Павле уже были сложены такие легенды и сказания, что самому Павлу от них становилось дурно, хотя он знал правду. Остальные так вообще шарахались от пушистого собрата с громким «Бе-е-е-е». Павел был худеньким барашком, но в свой шубе он выглядел как огромный шерстяной мяч. Если такая фигура надвигалась из темноты, мурашками покрывались даже самые смелые барашки.

Но все знали одно: отлынивать вечно у Павла не выйдет, однажды его все равно остригут. И сам Павел тоже знал это.

Когда же Павла, наконец, схватили и потащили стричься, новость о событии разлетелась по всем близлежащим стадам. Очевидцы подробно описывали каждому любопытному, как его схватили, как он сопротивлялся, как кричал страшным не барашковым голосом. Но, на самом деле, Павел не брыкался и не кричал. Он спокойно принял такой поворот событий, потому что уже был к нему готов. Он так давно мечтал почувствовать, каково это, постричься.

Новость взволновала баранью общественность, став последним аккордом в истории о странном и пугающем барашке Павле. И более никому не было дела до Павла. Они продолжали щипать травку и млеть на солнышке. Они даже не заметили, что Павел не вернулся после стрижки. Они так и не поняли, что на самом деле произошло. Они так ничего и не узнали о страшной тайне Павла, которую он хранил всю жизнь. И которую унес с собой… в мангал.

Вожак

Жил был волчонок, который мечтал стать вожаком. Перед сном он всегда уютно устраивался под тяжелыми ветвями кустарника и, уткнувшись носом в лапки, представлял, каково это – быть вожаком.

Он видел, как стоит на пригорке, высоко подняв хвост, а все остальные волки жмутся к земле, признают его великую силу. Волчонок воинственным воем призывает к охоте, а подданные воют в ответ и с восторгом поддерживают его.

Повизгивая от такой чудесной картины (тихонько, чтобы никого не разбудить), он растворялся во снах, где был самым умным, хитрым и сильным.

А затем наступал рассвет. И волчонок вновь и вновь покорно выполнял распоряжения настоящего вожака, прятался за спинами более сильных волков на охоте и грел шерстку на солнышке в свободные минуты, пока его неугомонные сверстники бегали и устраивали тренировочные бои. Он был еще совсем юн и считал, что обязательно покажет себя, когда вырастет и станет матерым грозным волком. А потому никуда не спешил и позволял себе мечтать. Впереди было еще так много времени.

Один день сменялся другим, волчонок и сам не заметил, как вырос. Его одногодки стали завидными женихами и храбрыми воинами. Их выносливость, сила и ловкость заставляла чужих бояться, а вожака – нервничать. Наш же волчонок не мог похвастаться умениями и влиянием. Он был щуплым, быстро уставал, да и не особо рвался в бой. Вдруг поранится?

«Им просто достались гены получше. Здесь я бессилен», – решил он. И жутко обиделся на природу, что так его обделила. Теперь будущее казалось ему мрачным. Никаких великих свершений не предвиделось. Незримый образ природы, зловещий и хитрый, преследовал волчонка. Он всегда надсмехался над ним, заползал в сновидения, шептал и шипел.

Со временем глас этот стал тише. А потом и вовсе исчез. Волчонок смирился с несправедливостью. Кое-как успокоив волчью душеньку, он вновь представлял, как станет великим и всех поразит, как волки прижмут хвосты, признавая его главным.

«Я – стратег», – понял он. «Придумаю, как лучше охотиться. Буду руководить глупцами из тени. Их мышцы ничто без хорошей стратегии».

Он прикинул в уме несколько отличных вариантов. И отправился на охоту с другими из стаи, довольный своей сообразительностью. Он представлял, как удивлены будут волки, как они сядут и завоют. Как признают его лучшим и потребуют возглавить их. Отказываться, конечно, будет неудобно. И по воле стаи он станет вожаком. Скромным, умным и почитаемым.

Однако вскоре пришлось с досадой признать, что ничего он толком об охоте не знает, ведь никогда не принимал должного участия в этом деле. Он плохо ориентировался в лесу и уж совсем не представлял, как выслеживать добычу.

«Мир так несправедлив ко мне!» – взвыл волк. Он свернулся в обиженный клубочек на прогретой солнцем траве, и, с грустью наблюдая, как молодые волки учатся драться, начал засыпать.