Полная версия
Сказки моего детства и прочая ерунда по жизни (Неоконченный роман в штрихах и набросках)
Жатва
Только что прибывшее пополнение собрали в окопе. Их было полтора десятка. Старики учили молодежь уму-разуму. Обычный фронтовой ликбез. Мина поставила на уши землю рядом с окопом. Рядом взрыхлила почву другая, а затем третья. Всё было пристреляно вельми давно.
– Мама, – крикнул кто-то из новобранцев и полез из окопа на нейтралку.
Кто-то что-то ответил ему, в безумстве закричав рядом. Новобранцы сыпанули из укрытия. Их пытались остановить, ловя за ноги и силой затаскивая в окопы, валя их на землю на нейтральной полосе.
Мины равнодушно пахали землю, собирая жертвы, что были принесены богу войны.
Все было пристреляно весьма тщательно и так давно.
Командование среагировало тотчас: издало приказ, запретив собирать для обучения новобранцев в большие группы.
О чём молчат вояки (первая медаль «За боевые заслуги», второй сбитый самолёт или Негнущийся палец)
То, что воевавшие не любят вспоминать войну, я уже говорил. Отец её не любил вспоминать. Что там он там видел, поверьте, не для средних умов. Представить это человеку, не прошедшему этот ад, сложно, даже мне, который легко может реконструировать происшедшее по едва связанным деталям. Правда для этого нужно знание жизни, хорошая логика и воображение. Жизнь меня потыкала в дерьмо предостаточно, так что я знаю не только жизнь благополучного среднего класса, но и разных пьяньчужек, бомжей, стариков, детей. Быт города и деревни, мысли людей и их желания, спал в обнимку с собаками, сжился с тайгой, став её частью, посмотрел и смерти в глаза, но того ада, который выпал на долю моего отца, я не видел, хотя и могу представить его. Кстати о логике: математика в детстве мне давалась гораздо легче русского языка, кстати, в шахматы я тоже рублюсь неплохо. Воображение? Пишу же я что-то, и шахматы это тоже не только голый расчёт.
Отец отрицал, что был ранен, но я отчётливо помню небольшую ямочку у него на животе, левее пупка. Будь я опытным человеком в те времена, то непременно выпытал у него всё, тем более про его ранение, о котором было написано в наградном листе. Хотя я предполагаю, что ямочка это не пулевое ранение, а след от фурункула. Фурункулёзом в сильной форме он переболел сразу после войны. На войне он не кашлял. Некогда было. Правда, он рассказывал про одну травму, про которую он говорил с некоторым юмором и про которую я и расскажу.
С чего начать? С наградного листа. Пожалуй. «Старший сержант Макаров выполнял обязанности командира пулемётного расчёта пулемётной роты. В апрельских боях 1942 года со своим расчётом в течение трёх дней удерживал высоту, отбивая контратаки противника. При этом уничтожил более 50 человек и, будучи раненым, продолжал отражать наседающего противника.
В период летних боевых действий 1944 г. выполнял обязанности командира зенитной установки, со своим расчётом обеспечивал бесперебойную работу КП дивизии».
Интересно, за что наградили отца в 1944 году, не за то же, что он в далёком 1942 году, а на войне год идёт не за два, а более, при неудачном наступлении 7 отдельной армии с пулемётом и сотоварищами, положил больше взвода финнов? Поверьте, потому, как он стрелял, в чём я и сам убеждался неоднократно, и был награждён знаком «Отличный пулемётчик», который дают именно за стрельбу, сложить в кучку он мог и поболя, если бы те не успокоились. А при наличии гранат, мог и отбиться на ближних подступах, а в рукопашном бою, смею вас заверить, он был сущий зверь. Восемьдесят килограммов стальных мышц, высокий рост, молниеносная реакция, а в злобе он был страшен, поверьте мне, не он оставлял противнику никаких шансов. В четырнадцать лет он работал молотобойцем, грудь его была настолько накачена, что грудная клетка выпирала вперёд даже и в пожилые годы, а о руках я не говорю. Добавьте его полное бесстрашие. Ясно, что финны вовремя смылись, встретившись с такими людьми, как мой отец, иначе бы пришлось им собирать остатки финского этноса по всему миру, чтобы Финляндия имела финнов.
Что же всё-таки произошло, что командование вспомнило о его прошлых заслугах? Вероятнее всего это связано со случаем, который рассказал мой отец. Если посмотреть на дату наградного документа, то он приурочена к окончанию Свирско-Петразоводской наступательной операции летом 1944 г.. 114 Стрелковая дивизия была кадровой и считалась элитной, почти всегда шла в первом эшелоне наступления, а отец в это время служил при штабе этой дивизии командиром расчёта взвода ПВО при управлении штаба дивизии. Судя по всему, штаб дивизии выследили финны или немцы и атаковали его с воздуха на марше. Не знаю, скорее всего, все остальные расчёты взвода или отстали или попрятались, но отец оказался один средь чиста поля, правда поля северного, с глазу на глаз с немецким или финским лётчиком. Видимо рядом никого не было, поскольку отец не вспомнил даже о втором номере. Скорее всего его, как и других, сдуло ветром страха с машины.
Счетверённая установка зенитного пулемёта «Максим» стояла на полуторке, зело борзо огрызалась огнём. Удачно так. Несколько очередей по самолёту, скорее всего точных, но не смертельных, отвлекли лётчика от других целей. Он переключился на злую зенитную установку, точнее на отца и отцовскую машину. Честно сказать, что он зря это сделал. Самолёт сделал несколько заходов на машину, но был встречены плотным огнём из пулемётов, и пули насверлили в его боках много новых дырок, но он не унимался. Честно сказать, зная итог, зря он упорствовал, но и отцу его упорство стоило негнущегося до конца жизни указательного пальца.
Что произошло? Один из «Максимов» установки заклинил. Перекосило патрон в патроннике. Отец в горячке ковырнул его пальцем и ковырнул его удачно, а, скорее всего, неудачно. Патрон выскочил, но затвор отсёк у него палец. Правда, скоро самолёт улетел. Отец, перевязав руку, двинул к медикам, которые были всегда при штабе. На его просьбу пришить его, те только хмыкнули, добавив, что они больше отрезают, чем пришивают и послали его подальше на передовую, точнее к своему пулемёту
Подальше? Дальше произошло невероятное. Он срезал ветку, благо дров в Карелии хватало, расколол её на плашки, приставил обрубок пальца и просто примотал его к остатку пальцу. Видимо квалифицированно он это сделал. Палец прирос! На что отец философски заметил, что на войне никто не болел и выздоравливал на ногах. Впрочем, это его взволновало не меньше самого боя.
Вернёмся, однако, к драчке. Драчка видимо была прилична, поскольку по прошествии стольких лет отец вспоминал этот эпизод достаточно эмоционально. Это было противоборство, а не игра в русскую рулетку. Отец чувствовал, что он выиграл. Он видел лицо лётчика. Тот струсил. Скорее всего, это был не единичный случай. Самолётов было много, штабов мало, и не всегда их вылавливали на дорогах, а вне наступления штабы стоят на месте и все сторожат не только небо, но и сами штабы вельми зорко.
Только не считайте, что у летуна стало нехорошо на душе или совестно, так что, дав несколько очередей по машине, он смотался восвояси по добру по здорову. Смотался он не по столь высоким, а приземленным, меркантильным соображениям. Самолёт его превратился в сплошное решето и до своей землицы он не дотянул. Точнее до передовой. Загремел костями менее, чем через километр, от того места, где пересёкся с моим отцом.
По словам моего которого, в нём насчитали более пятисот дырок. Правда, я это знаю со слов брата, а он мне рассказывал только про палец.
Дуршлаг не летает!
Когда из своих щелей и нор выползло дивизионное начальство. Точно никто из них из своих пистолетов в самолёт не палили и команд не отдавали, так что решили наградить его. Об этом самолёте в наградном листе не упомянули. Хрен знает, куда он улетел, может, кто-нибудь в него стрелял ещё? Вот тогда, наверняка, вспомнили они и про кучу финнов в гольной апрельской снежной каше, что соштабелевал мой отец со товарищами, не добиваясь уважения начальства. Поверьте, ему было не до наград и того, что там ему нарисует начальство.
Впрочем, пусть они кашу снежную и не хлебали, но и их погнало начальство вперёд, как и всю дивизию, как и всю 7 армию, в сущности, без снарядов в наступление, без численного преимущества на финский плацдарм на реке Свирь, но они сделали всё, при этом наступлении. Надеюсь, что нам такую работу не придётся делать.
Так появилась строка о награждении в приказе №052 Н от 6 августа 1944 года о моём отце, а чуть более чем через три месяца этого же года вышел приказ от 16 ноября за № 078 Н.
Несколько слов о предрассудках
Что такое предрассудки? Заблуждения? Чёрт разберешься без отдельной бутылки. Да и то, чтоб эта бутылка была бы без закуски, поскольку с закуской эта бутылка не проберет нашего мужика до мозга самого или души. Чего там в нас больше? Задорнов определенно сказал бы что души. То что, что мозгов в нас совершенно нет, особенно у политиков, это понятно. Приятно послушать, что там травят с трибун. Многие проглатывают это не жуя. Вспомните, что мы всю жизнь рубим окно в Европу? Да мы её прорубили уже давненько. Теперь интегрируемся с этой самой Европой. На хрен она нам нужна эта Европа? Если баррель нефти станет стоить долларов в сто пятьдесят и по более, то вся их мощь превратится в труху. Кому будет нужен этот металлолом на колесах и куда его денешь? Большая Россия хочет интегрироваться в маленькую Европу? Бред. Уже через одно поколение, то, что создано в этой самой Европе, станет тяжелым грузом на шеи самих же европейцев, а мы туда же лезем. Что останется от могущества Японии, если никто не будет покупать их автомобили? Её ждет та же незавидная участь, что и Европу – они будут окраинными территориями России. То, что четвертую мировую войну мы выиграем, то это заметно и сейчас. По башке колошматят в основном тех, кто прётся впереди и кто плетется сзади. Европа, обиженная войной, вроде доказала себе, что они тоже не лыком шиты, как и японцы, но уже они никогда не забудут, того пинка, что мы им дали в сороковые- пятидесятые годы. Свою ущербность они будут ощущать до конца дней своих. Это я говорю для очень умных. Но мне скажут, какую цену мы заплатили? Сколько крови мы пролили? Мы закидали их трупами? Как говаривал один мой приятель: "Смерть одного человека – трагедия, смерть миллионов – статистика". Ну, потеряли. Потеряли в основном мужиков: кровь и плоть нации. В средние века и ранее вымирали целые народы, и чума собирала такое количество жертв, что и не снилось нынешнему таблеточно – клизменному поколению. Первая мировая и Гражданская тоже там половину Рассеи угробила, но за два десятилетия население восстановилось. Смешно выглядит и вопль о том, что русские вымирают. Больше ста сорока миллионов и нация вымирающая? Дурак это не профессия – это состояние души или диагноз. Я конечно дурак, но дурак по состоянию души. Во всей Сибири в восемнадцатом веке жило не более двухсот тысяч душ обоего пола. Почему у народов, население которых проживает в основном в городах, рождаемость весьма низкая? Поскольку наши социологи в школе учились весьма дурно, то и знать они не знают, что в перенаселенных стациях обитания одного вида происходит подавление инстинкта размножения. У тех же лис или волков, при большой их плотности, потомство приносит только ведущая самка. После того, надеюсь, что вы не будете искать причину уменьшения рождаемости у нас в мерах правительства? Дебилизм. Впрочем, зачем я тут развел тюрю о предрассудках? Я говорю о не предрассудках, а о глупости и не способности мыслить самостоятельно. Азм есмь крокодил – очень отсталая птичка, потому и летает очень неважно. Так все говорят, и я так думаю. Кому нужна твоя голова, если все так говорят? Папа мой по этому поводу уверен: чтобы шапку носить.
Очередной раз вернемся к этим овцам, от которых моя прихотливая мысль вечно уводит. О чем я там хотел сказать? О горах трупов, которыми мы закидали фрицев? Это только одна сторона медали. Естественно никто не заглядывал на другую сторону этого вселенского кровопускания. Что я хочу сказать? Я хочу сказать о стороне, о которой никто никогда не задумывался и не писал. Фронтовики Великой Отечественной войны сильно отличаются от ветеранов, тех мелких войн, что постоянно ведет Россия с испокон веков. Чем? Если смотреть в корень, то ветераны Отечественной войны её не боятся. Её – это войну и смерть. Никто из них не боится. Те, кто действительно прошёл эту войну, очень похожи друг на друга. Все они доброжелательные, спокойные, добрые, уравновешенные люди, с очень стойкой и крепкой психикой. Водку с ними можно жрать спокойно и без опасения. Я же пивал водочку не только со стариками, поскольку я сам дитяти этой войны, но и с афганцами. Афган проехался по нашему поколению. Тем водку наливать вообще нельзя. То их с перепоя глючит, и они во всех видят духов, то просто лезут драться. В жизни вроде ребята спокойные, а по пьянее страх из них так и прёт. К чему я это говорю? Да, к тому, что война провела очень хороший отбор, особенно среди мужского населения. Те, кто выжил в Афганистане, то не выжил бы в Отечественной войне. Вот на эту сторону кровавой бойни никто, никогда не обращает внимание. Особенно со своими так называемыми "общечеловеческими ценностями". То, что человечество, исключив естественный отбор из своего списка услуг природы, подложило под себя мину замедленного действия. Плотина, которую создают лекарства, биоинженерные технологии, рано или поздно рухнут и по земле прокатится небывалый мор, который уменьшит население до рамок естественного. Впрочем, будем надеяться на то, что на земле всё утрясётся само собой, и человечество поймет, что эгоизм чрезмерного потребления материальных благ гибелен для большинства населения в ближайших поколениях, уже по тому, что земля жива и не любит, чтобы глупые тараканы портили ей шкуру.
Ладно, бросим эту ахинею плести и вернёмся к моему чистому человеческому замыслу, который я заложил в своей тыкве, иначе в своем полете фантазий и размышлений я ударюсь в грех романописания. Вся эта история связана с моим отцом, но несколько косвенно. Поскольку наш герой, только не я, тоже бывший фронтовик, некогда забрёл на огонек к моему отцу, но так как тот куда-то вышел или просто ещё не пришёл, то он и ожидал его сидючи на кухне. Вроде был праздник и праздник Победы. Следовательно, тот должен быть под хмельком, поскольку подобный рассказ подростку трезвый человек не станет рассказывать. Правда, он если и был под хмельком, то весьма маленьким, так что это было даже не заметно. Пока мы ожидали отца, то я поил его чаем из-за отсутствия водки. Тем паче этой самой водки у меня не могло быть, поскольку отец её никогда не держал дома, да и я в те времена употреблял её гораздо меньше, чем употребляю ныне, а пить водочку я и ныне не шибко-то горазд. Впрочем, я как всякий любознательный человек интересовался жизнью, а фронтовиков, а это было естественно, пытал про войну. Правда, те мало рассказывали про неё. Не любили это дело. Отшучивались, как мой отец, или рассказывали эпизоды совсем не героические, что только разжигало моё любопытство. Хоть убейся, я не помню, каким боком мы зацепились за мертвяков. Ну, не за мертвяков, а за людоедство. Тогда я прочитал уже довольно много книг и даже знал, что во времена былые разные товарищи ели своих стариков в качестве доппайка, для разнообразия, видите ли. Впрочем, позднее эти же дикари, только северные, уже не питались своими кровными родичами, а просто оставляли их доживать свой век у костра, который давал им жизнь ровно столько, сколько горел.
Так что я был уже подкован по части людоедства и прекрасно знал, что мясо человеческое сладит. Не помню, каким-то краем мы зацепились за эту тему, когда я вдруг услышал от него, что он ел человеческое мясо. Я чуть не сел на все причитающие места и не причитающиеся тоже. В общем, грохнулся на все кости.
Я уже говорил, что внешне друг отца не производил впечатления человека сколько-нибудь воинственного. Напротив он был низенький ростом и сложением не блистал богатырским. Я тогда совсем был худенький и тщедушным, так он не многим отличался от меня в те славные времена, может быть только пошире в бедрах и плечах, а так мужичонка не очень героической внешности, а тут ляпнул, что он ел человеческое мясо. Я был в шоке несколько мерных секунд. Но, прейдя в себя, я стал выяснять подробности этого самого поступка, явно не согласного со всеми теориями цивилизованного взгляда на поедания себе подобных. Каннибализм бывает, куда ещё не шло, у медведей, а тут цивилизованный человек лопает другого представителя одновидовой особи, как-то всё не укладывалось в моей голове. Скорее всего, в моей голове не укладывалось то, что этот тщедушный человек является каннибалом. Правда, за тем последовало очень простое признание: "Я не знал, что ем человеческое мясо".
Впрочем, не будем далее напрягаться, а лучше просто изложу его спокойный обыденный рассказ о людоедстве, как о само собой разумеющимся явлении или вещи в себе. Я его вам в том же виде и передам, в каком и получил.
Я уже говорил, что он был ростика незавидного, так что во время войны он попал в вполне мирное подразделение, коее или играет на трубе, провожая жмуров, или их столь же мирно зарывает, когда на трубе играть не надо. Поскольку во время войны трубы почти не востребованы, то данные товарищи просто хоронили нашенских и заодно и не нашенских в земле или карелов, или, может быть, в норвежской благословенной земле. Поскольку чужбина всегда лучше, может там растут деревья кверху ногами? По описанию этого весьма интеллигентного каннибала тогда стояла то ли ранняя весна, то ли уже приличная осень. Поскольку подразделение это было столь мало мощное по силам, но и не блистала количеством прописанных в нём лиц всех национальностей, вероисповеданья, пола и прочих анкетных данных. Их было всего двое, а жмуров было предостаточно. Естественно, жмуров было нужно зарывать, а кормить нужно было части, что гордо, с шашкой наголо, но чаще всего на брюхе по канавам и лужам и без этих самых шашек, пополняла список упокоенных душ, что с нашей стороны, так и с их. Поскольку я не ведаю, с кем и где в этот период воевала отцовская 114 славная дивизия, которая даже носила гордое звание Краснознаменной, так что, скорее всего в Норвегии, поскольку поедаемого индивидуума, мой знакомый скромно назвал фрицем. Так что это была уже Норвегия. Поэтому наши товарищи и не надеялись, что заботливый старшина когда-нибудь про них вспомнит, а пайку им приходилось добывать самим. Поскольку эта была территория славно занятая нашими пехотинцами, то была уже покорена, а картошка на огородах была явно ничейная, то бишь наша, потому мой знакомый скромно отправился на рытье этого отнюдь не северного фрукта, его напарник пошёл искать убитого коня на шашлык. Следует заметить, что бульончик уже весело булькал, когда мой рассказчик прибыл на базу или на место своей временной дислокации и расположения с картопелем в обнимку. Напарник весело снимал накипь с жирного бульончика, наваристого между прочим. Они на пару быстро раздели картошечку, что была уже слегка подморожена, так как дело близилось скорее всего к зиме, а не к лету, как я сообщал ранее. Отобедавши по полной программе, мой знакомый, правда, удивился, что мясо вроде бы сладкое, но второй спец по жмурам от инфантерии заверил, что картошка однако ж подмерзшая, сняв всякие дальнейшие расспросы и тем более комментарии.
Так мой знакомый каннибал узнал, что он причислен к этому славному клану? Вельми просто: напарник, душа простецкая, сказал:
– А ты знаешь, какую конину ел?
– Обыкновенную, – даже пожал плечами напарник.
– Вон он твой конь, – и ткнул лопатой в сторону лежащего немца.
Галифе на немце было распорото, из ляжки был вырезан большой кусок мяса.
Право слово: убитых лошадей и в помине не было поблизости.
О чём молчат вояки или Третий сбитый самолёт (вторая медаль «За боевые заслуги»)
Что бы не говорили, но Нет, точнее Интернет, вещь полезная. По крайней мере, выползает наружу практически всё, о чём не говорили: просто молчали, замалчивали или грубо скрывали, а, может быть, просто многого и не знали. Однажды, порывшись в нём, обнаружил выше названный приказ в предыдущем рассказе за № 078Н, но в представлении просили наградить отца не просто медалью «За боевые заслуги» а уже орденом «Красной звезды». Правда, формулировка была какая-та странная: «на Киркинесском направлении, на всём протяжении боевых действий, свой расчет держал в боеготовности. Стремился не допустить воздушного и наземного нападения противника. Неоднократно расчёт отражал нападение воздушного противника, и, при продвижении по бездорожью, тов. Макаров исправил неисправности в машинах всего взвода, что и обеспечило бесперебойную работу оперативного отдела штаба 114 С/с/д». Что-что, а крутить гайки отец умел, я постоянно пользовался его консультациями по этому действу, но на «Красную звезду» сие деянье явно не тянет. То, что он крутил гайки машинам всего штаба дивизии, я как-то тоже не сомневаюсь, конечно, в перерывах между войной с самолётами и наземными фрицами. Он это не только умел делать, но и любил, в отличие от меня, я хоть, как и он, железный человек, но предпочитаю уже компьютера, а на машинах я начинал ездить едва ли не с тех пор, как начинал ходить. Пить, курить и говорит…
О, времена! О, нравы! Ездить на машинах и мотоциклах, поверьте, я научился раньше, чем научился читать. Наверняка потому, я без большого энтузиазма и пиетета отношусь к ним. Играть в одни и те же игрушки до старости как-то не с руки. Впрочем, юность вспомнить иногда хочется. Запах бензина, баранка авто или рогулина мотоциклета, – ушедшее безвозвратно время… Ностальжи…
Впрочем, я всегда ощущал себя взрослым, даже будучи сопляком, по крайней мере, я никогда не считал себя глупее других, тем более взрослых.
Но вернёмся к приказу. Что стоит за ним? Я точно не знаю, но, видимо, идёт о случае, рассказанному мне, как впрочем, и моему брату. О чём? О сбитом самолёте.
Отец был, как всегда, не очень многословен. Рассказывал его с некоторым юмором.
Короче, тарахтел в небе своим мотором самолётик. Марки я его не знаю, поскольку первоисточник мне сих подробностей не донёс. Летел он себе, летел, бороздил сначала гостеприимное небо Суоми, потом залетел к нам. Не всё же летать над территорией противника. Наш значит был самолётик. На беду нашему самолётику встретился дурной полковник от инфантерии, тоже, кстати, наш. Если бы только дурной полковник, но рядом на его беду, оказался и мой отец со своим пулемётом и не просто пулемётом, а зенитным в четыре рыла, одноимёниц моего внука Максима.
На приказ стрелять, отец сообщил, что это наш самолёт. Папа за годы войны научился не только стрелять и убивать, но и много ещё чему, что позволило ему выжить. Неверующий полковник заорал, чтоб отец открыл огонь. Пулемёт молчал, пока полковник не достал свою карманную пушку и не стал её угрожать не самолёту, а отцу. Грозил расстрелять или отдать под трибунал. Глупый такой полковник. Настоящий полковник… Как бы ни отнекивался отец, не пытался убедить дурное начальство, тот стоял на своём, размахивая стволом. В конце концов четыре ствола зарычали, изрыгая пламя, пули унеслись в небо, и самолёт перестал тарахтеть.
Игры закончились. Видимо отец попал в мотор, самолёт не загорелся. Лётчики всё-таки посадили его на каком-то огородё, попутно въехали в ворота, сломали самолёту крыло, а опосля долго ругались, поминая нехорошими словами отца. Точнее они даже его похвалили, так как финны, сколько бы ни палили, так и не попали в них, а первая очередь, пущенная с наших позиций, нашла цель.
Видимо они ругались при встрече с той командой, которая поехала брать ихв плен, но такова se la vi или жизнь, кто разберёт этих галлов и фармазонов.
Это был уже третий самолёт, сбитый моим отцом.
Орденов за своих сбитых не дают. Впрочем, орден у него всё-таки был, но уже заработанный им на гражданке. Орден «Знак почёта». Тоже за заслуги.
Герои…Герои…
Отец злобно сверкнул глазами, было видно, что я его достал своими расспросами. На скулах задвигались желваки.
– Видел я этих героев, – он говорил, явно сердясь на меня, поскольку в войне не видел ни героизма, ни жертвенности. – Был один, говорил, что будет Героем Советского Союза, – и как-то криво усмехнувшись, добавил, – после первого боя я в его груди семь пуль насчитал…
Норвежские качели
Погода, погода – если не о чем говорить, то трепитесь о ней. Но если есть, то можно и обматерить дороги. Как у нас это любят делать! Но дороги Норвегии крыть почем зря у нас не будут. Так что придется говорить о них с уважением, достойным поклонения, а не русского дополнения к русскому же литературному языку, который все знают, но признавать не признают и возводят на него хулу со времен ещё Новгородских берестяных грамот, где люд древний выворачивал свою душу наизнанку в выражениях достойных самого крутого боцмана торгового корыта, коий из-за скуки и отсутствия должного образования на Курсах благородных девиц, возводил его на высоты должные и многоэтажные, нечета небоскребам заокеанским.